- Знаю, знаю, не напоминай. Меня просто смутило именно это существо, которое постепенно разделывали на мелкие кусочки на скамье, а оно не показывало никаких признаков боли или страха.
- Что скорее ему в помощь, чем во вред.
- Боже, я все понимаю! Но эта его ужасающая кротость! В какой-то момент я почувствовал, что присутствую на генеральной репетиции встречи человека с любой какой бы то ни было новой цивилизацией. - Он неопределенно показал на потолок. - Или, может быть, я хочу сказать, что под научной этикеткой вивисекции я разглядел в человеке сохранившуюся с древних времен жажду крови. Для чего существует человек, Гуси?
- Такой взрыв пессимизма очень похож на вас. Мы движемся прочь от первобытного, грязного, животного начала к светлому духовному. Это долгий путь, но…
- Да, этот ответ я часто давал сам. Быть может, мы не столь совершенны сейчас, но станем когда-нибудь в будущем. Но правда ли это? Не в грязи ли наше место? Не было бы более здоровым и разумным оставаться в ней? Не ищем ли мы постоянно лишь оправдания своим поступкам? Подумай только, как в нас по-прежнему много примитивных инстинктов, в которых мы не видим ничего плохого: вивисекция, расторжение брака, косметика, охота, войны, обрезание - хватит, не могу больше. Когда мы чего-то достигаем, это всегда страшно фальшиво - как те фантазии с синтетической пищей, вдохновленные помешательством на диете в прошлом столетии и боязнью тромбоза. Мне пора в отставку, Гуси, на какие-нибудь более легкие вершины, где светит солнце, пока я еще не слишком стар. Я всегда считал, что количество мыслей в голове человека обратно пропорционально количеству окружающего его солнечного света. - Зазвенел дверной колокольчик.
- Я никого не жду, - сказал Пазтор с несвойственной ему раздражительностью. - Гуси, посмотри, кто там, и выпроводи их поскорее. Я хочу, чтобы ты рассказал мне все о Макао.
Фиппс ушел и вскоре вернулся с плачущей Энид Эйнсон.
Яростно досасывая глюкозу, Пазтор принял менее удобную позу, убрав с кушетки одну ногу.
- Михаил, Брюс исчез! - прорыдала Энид. - Я уверена, он что-нибудь с собой сделал. О, Михаил, его было невозможно успокоить. Что же мне делать?
- Когда ты видела его в последний раз?
- Он не мог перенести того, что его не взяли на "Ганзас". Я знаю, он покончит с собой. Он часто говорил, что сделает это.
- Энид, когда ты видела его в последний раз?
- Что же мне делать? Надо сказать бедному Альмеру!
Пазтор поднялся с кушетки и, подходя к видео-телефону, взял Фиппса за локоть.
- Гуси, поговорим о Макао в другой раз. - Пока он звонил в полицию, Энид всхлипывала перед ним.
А Брюс Эйнсон был уже вне досягаемости земной полиции.
В день запуска "Ганзаса" стартовало еще одно судно, о котором сообщалось гораздо меньше. Системный корабль начал свой путь через всю эклиптику с маленького космодрома на восточном побережье Англии. Системные корабли отличались от прочих тем, что вместо транспонентального двигателя в них в качестве топлива все еще использовалось большое количество ионов. Они выполняли различные функции в пределах Солнечной системы, а берега Британии в последнее время покидали в качестве военного транспорта.
"И. С. Брюннер" не являлся исключением. Это был транспортный корабль, до отказа набитый свежими силами для Англо-Бразильской войны на Хароне. В составе этого подкрепления под фамилией Б. Эйнсона числился никого не интересовавший стареющий клерк.
Харон, угрюмый пария семьи Солнца, известный среди солдат как планета Вечной Мерзлоты, был открыт в телескоп лунной обсерватории Уалкинса-Прессмана. А потом через два десятилетия участники первой экспедиции на Харон (среди которых был блестящий венгерский драматург и биолог Михаил Пазтор) обнаружили, что планета имеет форму идеального бильярдного шара около трехсот миль в диаметре (307,558 миль по данным последнего издания Бразильского военного справочника и 309,567 миль - его британского аналога). Это был гладкий, скользкий, белый, однородный в химическом отношении шар. Достаточно плотный, хотя и поддающийся скоростному бурению.
Сказать, что Харон лишен атмосферы, значило бы допустить неточность. Гладкая белая поверхность и была атмосферой, превращенной в твердь невообразимым холодом вечного космоса, катившего этот пустынный морг вдоль орбиты, по какой-то случайности опоясывающей звезду первой величины по имени Солнце.
Исследование проб атмосферы показало, что она состоит из плотной неизвестной смеси инертных газов, которую невозможно получить в условиях земных лабораторий.
По данным сейсмографов, под этой поверхностью лежало каменное, лишенное какой бы то ни было жизни ядро настоящего Харона, имевшего двести миль в поперечнике.
Планета Вечной Мерзлоты была идеальным местом для ведения войн.
Несмотря на все преимущества, которые они приносят торговле, войны действуют разрушающе на человеческое тело, поэтому ко второму десятилетию двадцать первого века для войн было создано множество правил, условий и ограничений, которые можно было бесконечно усовершенствовать, подобно игре в бейсбол или законодательному проекту. Из-за перенаселенности Земли все войны перенеслись на Харон, который был расчерчен широкими линиями параллелей и меридианов наподобие космической доски для игры в дротики.
На Земле мир должен был поддерживаться любыми средствами, и потому зачастую составлялись списки желающих повоевать на Хароне, причем наиболее престижными считались экваториальные районы, куда поступало чуть больше света. Англо-Бразильская война, тянувшаяся с 1999 года, занимала секторы 159–260, по соседству с явано-гвинейским конфликтом. Она называлась Продолжительным конфликтом.
Продолжительный конфликт велся по многочисленным и сложным правилам.
К примеру, строго ограничивались орудия уничтожения. Также закрывался доступ на Харон для некоторых высококвалифицированных специалистов, которые могли бы создать неоправданное преимущество для одной из сторон.
Штрафы за нарушение этих правил устанавливались очень высокие. Но, несмотря на все предосторожности, враждующие стороны несли большие потери.
Потому-то на Хароне требовался цвет английской молодежи, не говоря о тех, кто уже вступил в пору зрелости.
Воспользовавшись этим, Брюс Эйнсон записался в качестве человека, не занимающего никакого положения, и незаметно выскользнул из поля зрения общества.
Несколько сот лет назад он скорее всего вступил бы в Орден крестоносцев.
Во время перелета на расстояние в десять световых часов, разделявшее Землю и Харон, он мог бы с презрением вспоминать красивое высказывание сэра Михаила о том, что количество мыслей в человеческой голове обратно пропорционально количеству солнечного света вокруг него. Он мог бы заняться подобными размышлениями, если бы это было возможно в набитом до отказа "Брюннере". Но Эйнсон вместе со своими товарищами высадился на планету Вечной Мерзлоты уже с замороженными воспоминаниями.
Глава 11
Если вы интеллектуал, один из способов доказать обратное - это ходить взад-вперед по палубе сканирования, неряшливо закатав рукава своей рубахи. Вложив в зубы свежую крепкую сигару, вы прогуливаетесь и громко смеетесь над своими шутками или же над шутками своего собеседника. Таким образом, матросы, приходя сюда для того, чтобы поглазеть на Вселенную, видят, что и вам ничто человеческое не чуждо.
Латтимор подумал, что второй штурман Марсель Глит, с которым он беседовал в эту минуту, совершенно не справляется со своей ролью. Смеяться над тем, что сказал Глит, было верхом неприличия. Глит был обвенчан с серьезностью, и их брак походил скорее на похоронную процессию.
- …вполне возможно, - говорил тот, - что созвездие с указанными координатами может оказаться родиной наших пришельцев. Вокруг шести звезд обращается около пятнадцати планет, и по мнению Меллора из георазведки, с которым я разговаривал в прошлую вахту, похоже, что во всяком случае шесть из них земного типа.
Латтимор подумал, что посмеяться здесь было действительно не над чем, хотя зрители были - несколько матросов гоготали около главной доски объявлений над обращением миссис Ворхун.
- Поскольку все шесть подобных Земле планет расположены на расстоянии двух-трех световых лет от Клементины, - продолжал Глит, - представляется вполне разумным продолжить поиски там. Еще одно их неоспоримое преимущество в том, что они отстоят друг от друга всего на несколько световых дней.
Здесь можно вставить хотя бы одобрительную усмешку. Глит продолжал свои рассуждения, но вахтенный гонг напомнил ему о цели посещения палубы сканирования, и он направился в навигационный отсек. Латтимор отвернулся и стал смотреть в иллюминатор, прислушиваясь к комментариям трех человек, разговаривающих сзади.
- "Вклад в будущее человечества!" Это мне нравится, - воскликнул один из них, прочитав объявление.
- Да, но заметь, что после воззвания к твоим лучшим чувствам они в оправдание предлагают пожизненную пенсию, - заметил один из его товарищей.
- За такую плату я не дал бы замуровать себя заживо на пять лет на чужой планете, - сказал третий.
- А я бы согласился, чтобы избавиться от вас, - отпарировал первый.
Латтимор подумал, что это обычный древний способ подшучивания через оскорбления. Он часто размышлял над словесным насилием, воспринимаемым людьми как остроумие, - вне сомнения, тем самым человек очищался от ненависти к своим собратьям. Его совсем не трогали замечания в адрес миссис Ворхун. Как бы она ни была холодна, в ее идее заключалось рациональное зерно, ибо существует много различных типов мужчин, в частности и такие, что могли бы откликнуться.
Он смотрел во Вселенную, которую "Ганзас" окружал в данный момент. На фоне утробной темноты мерцало несколько близких и туманных огней. Они напоминали пчелиные соты, как их видит пьяная пчела крупным планом - нечетко, с искажениями в зрительном нерве. Но, как говорят ученые, зрительный нерв человека не приспособлен к восприятию реальности.
Поскольку истинную природу Вселенной могли описать лишь транспонентальные уравнения, получалось, что это неясное мерцание, похожее на ухмыляющегося мелкого рачка с усом голубого кита, и было тем, что в действительности представляют собой звезды.
"Платон, - подумал Латтимор, - почему тебя нет здесь сейчас!"
Он оторвался от иллюминатора и обратился мыслями к кухне. Что бы вы ни говорили, ничто так не способствует установлению гармонии между человеком и Вселенной, как хороший синтетический бифштекс.
- Но, Михаил, - продолжала Энид Эйнсон, - с тех пор как Брюс познакомил нас, я всегда думала, что ты тайно привязан ко мне. Я имею в виду твои взгляды и то, что ты согласился стать крестным отцом Альмера - ты всегда заставлял меня считать, что… - Она сжала руки. - А ты лишь забавлялся.
Он был настроен очень официально - скала, о которую разбивались волны ее пафоса.
- Быть может, я отношусь к тебе с естественной учтивостью, Энид, но ты увидела в ней больше, чем есть на самом деле. Единственное, что я могу сделать, так это сердечно поблагодарить тебя за столь лестное предложение. Но…
Неожиданно она вскинула голову. Теперь настала очередь разгневаться - довольно унижений. Она сделала властный жест.
- Ты можешь больше ничего не говорить. Я скажу лишь, что мысль о твоей воображаемой привязанности - как часто я, глупая, представляла, что только дружба с Брюсом удерживала тебя от ухаживаний, - была единственным, что в эти годы поддерживало меня.
- Постой, я уверен, что ты преувеличиваешь…
- Сейчас говорю я! Теперь я вижу, что все твои шуры-муры, этот поддельный венгерский шарм ничего не значат. Ты всего лишь подделка, Михаил, романтик, питающий отвращение к романам, донжуан, который боится женщин. Прощай, Михаил, и будь ты проклят! Из-за тебя я потеряла и мужа, и сына.
Она хлопнула дверью.
Михаила трясло. Он приложил руки к пылающим щекам и старался не смотреть на себя в зеркало.
Самым ужасным было то, что, не испытывая ни малейшего физического интереса к Энид, он восхищался ее силой духа, и, зная, каким сложным человеком был в действительности Брюс, он действительно поддерживал ее теплыми взглядами и случайными рукопожатиями - лишь для того, чтобы показать, что кто-то в этом мире способен оценить ее добродетели.
Вот уж действительно - остерегайтесь жалости!
- Дорогой мой, она уже ушла?
Он услышал требовательный голос своей любовницы из гостиной, примыкавшей к залу. Конечно, она подслушала всю сцену с Энид. Не было сомнений, что вернувшаяся с пленэра на Персидском заливе или где-нибудь еще очаровательная А Чи проявит к инциденту большой интерес.
На следующую вахту после того, как Брайан Латтимор почувствовал себя мелким ракообразным, к миссис Ворхун пришел доброволец. Это событие повергло ее в невероятное возбуждение, и Латтимор поспешил не упустить случай обхватить ее за полные плечи.
- Спокойно, Хилари! Ужасно видеть хорошенького космографа в таком волнении. Вы хотели получить волонтера, вот и получили. Теперь идите и поразите его.
Немного смутившись, миссис Ворхун высвободилась. Что за сильные животные эти мужчины! Одному Богу известно, на что будет похож этот, если при очередной посадке он метафорически перенесется к востоку от Суэца. Во всяком случае у женщины есть свои средства защиты: она всегда может сдаться.
- Это особый волонтер, мистер Латтимор. Говорит ли вам что-нибудь имя Самюэля Мелмуса?
- Абсолютно ничего. Хотя, стоп! Боги и печные горшки! Это же сын Эйнсона! Вы имеете в виду - он и есть волонтер?
- На рабочей палубе он не пользуется популярностью и чувствует себя одиноко. Один его приятель по имени Квилтер поставил ему синяк.
- Опять Квилтер? Он там, кажется, заводила. Надо поговорить с капитаном.
- Я хочу, чтобы вы постояли со мной, покуда я излагаю дело этому молодому Эйнсону, конечно, если вы не очень заняты.
- Хилари, я готов постоянно стоять рядом с вами.
Ур-органический стиль (как и все прочие названия течений в искусстве, неточный по причине своей бессмысленности) придавал кабинету миссис Ворхун невыносимо капризный вид. По потолку, полу и стенам пролегали переплетающиеся друг с другом увеличенные во много раз волокна тканей. В центре сидел одинокий Альмер Эйнсон с зеленым фонарем под глазом и головой, практически слившейся со вздувшейся шеей. Увидев входивших миссис Ворхун и Латтимора, он встал навстречу.
"Бедняга, - подумал Латтимор, - только женщина или эвкалипт могли заключить, что парень решил замуровать себя на чужой планете из-за такой ерунды, как синяк. Вся его жизнь, и жизнь его родителей, и родителей его родителей, и так далее вплоть до тех первых спятивших умников, которые решили, что их не устраивает жизнь животных, были прелюдией к принятию им такого решения. Подбитый глаз послужил лишь поводом. А кто, кроме самого Бога, может поручиться, что этот повод был случайностью? Быть может, ребенку пришлось спровоцировать насилие, чтобы удостовериться в том, что внешний мир есть сплошная агрессия".
Какой-то частью сознания Латтимор подумал (и не без удовлетворения): "Меня неправильно воспитывали, иначе этот мальчик, поднявшийся с видом осужденного на казнь, не смог бы вызвать подобной цепочки рассуждений".
- Садитесь, мистер Мелмус, - сказала миссис Ворхун приятным голосом, который показался Латтимору неискренним. - Это консультант полета мистер Латтимор. Он также хорошо знаком с проблемой общения, которая возникнет перед вами, и может дать кое-какие советы.
- Здравствуйте, сэр, - молодой Эйнсон моргнул подбитым глазом.
- Сначала о программе-максимум, - начала миссис Ворхун и с очаровательной самоуверенностью вставила фразу из военного жаргона, - обрисую обстановку, как говорится. Мы выйдем из ТП-полета около созвездия, содержащего по меньшей мере пятнадцать планет, шесть из которых, по данным видеообзора с "Мариестоупса", обладают атмосферой, близкой к земной. Как вы знаете, наших пришельцев нашли неподалеку от космического корабля - и мы надеемся в ближайшее время определить, принадлежал ли он им или же какому-нибудь другому виду, так или иначе с ними связанному. Присутствие корабля предполагает отлаженность космического сообщения в пределах созвездия. В таком случае нам потребуется обследовать все населенные планеты.
Еще на Земле было решено установить на интересующей нас планете автоматический пост наблюдений.
А теперь у меня возникла идея, которую одобрил капитан Песталоцци. Она заключается в том, чтобы оставить на наблюдательном посту человека. Поскольку мы сможем обеспечить его пищей и всем необходимым, а судя по нашим пленникам, аборигены не должны относиться к нам враждебно, он сможет чувствовать себя в безопасности. Итак, вы согласились стать этим волонтером.
Они улыбнулись друг другу с облегчением. Но разглядел ли этот мальчик, спросил себя Латтимор, ложь, скрытую в словах миссис Ворхун? Кто знает, какие опасности могут таиться на родной планете этих риномэнов и не живет ли там некая разновидность фермеров, для которых они служат аналогом наших селекционных датских ландгрейских свиней?
И кто знает, в какого дьявола может превратиться этот современный святой Антоний в незнакомом, чуждом его природе окружении? В отличие от других, от этого зла невозможно было оградиться.
- И естественно, мы проследим, чтобы вы были хорошо вооружены, - сказал он вслух и по взгляду миссис Ворхун понял, что она восприняла это как маленькое предательство.
Сжав губы, она повернулась к Эйнсону:
- Теперь о том, что от вас требуется. Мы надеемся, что вы научитесь общаться с ними.
- Но ведь специалисты на Земле не смогли ничего добиться. Как же вы хотите, чтобы я…
- Мы вас научим, мистер Мелмус. До выхода из ТП еще восемь дней по земному исчислению, за это время можно горы свернуть. На Земле задача казалась невыполнимой, но на родной планете этих существ она может значительно облегчиться. Наши пришельцы могут проявить гораздо большую общительность у себя дома.
Мы думаем, что их реакцию парализовало увиденное на Земле, начиная от наших звездных кораблей и так далее. Вы, вероятно, знаете, что мы произвели вивисекцию шести тел разных возрастов. Анализ их костных тканей заставляет думать, что они живут несколько сот лет, и в пользу этого говорит их нечувствительность к боли.
Если все это так, то у них должно быть продолжительное детство.
Здесь я подхожу вплотную к следующему вопросу. Любой биологический вид способен чему-либо научиться в начальный период всей своей жизни, в младенчестве, и мы думаем, что это правило должно соблюдаться во всех галактиках.
На Земле дети, по каким-либо причинам не научившиеся говорить до двенадцати-тринадцати лет, уже теряют шанс навсегда. Это подтверждается многими примерами, например в Индии, когда дети вырастали среди обезьян или волков. Тем, кто не говорил в детстве, уже не суждено обрести дар речи.
Поэтому я считаю, что возможность выучить наш язык имеют только детеныши этих существ. Одна из наших задач - поселиться как можно ближе к одному из таких младенцев.
Мы не отрицаем, что, возможно, нам и не удастся установить с ними контакт. Но такой вывод должен иметь подтверждение.