Примечание автора
Рассказ написан в 2011 году специально для одной скандально известной антологии. Общей темой сборника была толерантность, и почти все авторы, говоря честно, восприняли эту тему "в лоб". Я попытался понять толерантность по-другому, представить её в совершенно ином свете.
Вообразите стадо из 99 белых и одной чёрной овцы. Естественно, на бедную "чернушку" начнутся гонения по расовому признаку - она будет выделяться из массы, её станут отталкивать от самых вкусных травянистых мест, и даже хозяин не будет знать, что делать с мотком чёрной шерсти, одним среди сотни белых. А теперь представьте, что чёрная овца убита, загрызена волком, заколота фермером, затоптана другими овцами. Мы получаем стадо из абсолютно одинаковых, равных, аккуратных белых овечек. Разве может возникнуть хотя бы намёк на нетолерантное отношение в обществе, где все одинаковы? Нет. Таким образом, мы имеем абсолютно справедливое, абсолютно толерантное общество.
Именно об этом и рассказ. Если целью ставится общество равных, а цель оправдывает средства, то геноцид становится наиболее выгодным и удобным путём к её достижению. В принципе подобную идею можно было вписать в любое тоталитарное общество, но на слуху у русского читателя в первую очередь фашизм, и потому отправной точкой рассказа стали теории профессора фон Эйкштедта и других антропологов, ставивших арийскую нацию uber alles.
Человек и его ракета
Владимира Ивановича Бекаури расстреляли восьмого февраля тысяча девятьсот тридцать восьмого года по обвинению в шпионаже в пользу Германии. Конечно, спустя два десятилетия его реабилитировали, но это уже ничего не могло изменить. Мёртвым всё равно.
Владимир Иванович имеет непосредственное отношение к моей истории, хотя главным её героем является совсем другой человек, Алексей Леонидович Маслаченко, гениальный инженер-конструктор, равного которому, мне кажется, ещё не видел свет. Эту формулировку - "не видел свет" - я позаимствовал из романа Герберта Уэллса "Человек-невидимка". Почему-то мне кажется, что Уэллс был одним из тех, кто серьёзно повлиял на личность Маслаченко и стал первопричиной его интереса к космосу.
В двадцать четвёртом году Бекаури исполнилось сорок два года, он тогда возглавлял Особое техническое бюро по военным изобретениям специального назначения - Остехбюро. Ему разрешалось всё, потому что его работы одобрил лично Владимир Ильич, а мандаты за подписью Ленина были козырной картой в любой партии. В октябре двадцать четвёртого в Остехбюро поступил молодой инженер Алексей Маслаченко. В то время он фонтанировал идеями направо и налево, чем быстро привлёк к себе внимание начальника.
Бекаури нашёл в Маслаченко соратника. Реализация фантастических идей стала основным направлением деятельности Остехбюро. Тут стоит отвлечься и рассказать, какие изобретения Бекаури были реализованы, испытаны и даже местами поставлены на вооружение. Телеуправляемые танки, торпеды, ракеты, самолёты, катера - задолго до современных дронов-беспилотников. Бекаури требовал для экспериментов самолёт - ему тут же выделяли самолёт. Он ставил на него свою систему телеуправления, разбивал крылатую машину, требовал новую, снова разбивал - и ни в чём ему не было отказа. Впрочем, я преувеличиваю. Бекаури не разбил ни одного самолёта, только слегка потёр при жёстких посадках. В любом случае, из-за ненадёжности оборудования телеуправляемые самолёты так и не поступили на вооружение. А вот катера на волновом управлении даже успели повоевать, так же как танки-дроны и радиофугасы. Но это уже совсем другая история.
Остехбюро имело множество подразделений: специальное, авиационное, взрывчатых веществ, подводного плавания, электромеханических и экспериментальных исследований. Сегодня все документы по ним рассекречены, а разработанную Бекаури боевую мини-подлодку "Пигмей" не так давно нашли на дне моря недалеко от Феодосии. Благодаря последнему факту хотя бы один проект Остехбюро дожил до наших дней "в железе".
Но вернёмся к Маслаченко.
В первую же неделю работы он отправился на приём к Бекаури и долго беседовал с начальником бюро за закрытыми дверями. Вышли они вдвоём, причём лицо Маслаченко светилось, а Бекаури щурил глаза (он всегда так делал, когда слышал от кого-то занимательную мысль, которую впоследствии использовал безо всякой ссылки на первоисточник). Маслаченко вообще был наивным парнем; впрочем, ему стукнуло всего двадцать три года, он ещё не накопил опыта для ориентации в системе. Да и система тогда была не слишком жёсткой; Ленин умер совсем недавно, после его смерти наступил нэп. До начала страшных тридцатых оставалось изрядно времени.
Деньги к Бекаури приходили посредством бесед с начальниками ВМС РККА. Он обязательно посещал каждого нового начальника, демонстрировал ему ленинские мандаты и в сочных красках расписывал перспективы очередной задумки. В декабре двадцать четвёртого ВМС РККА возглавил Вячеслав Иванович Зоф, бывший рабочий без всякого образования. Под самый новый год Бекаури отправился окручивать Зофа, и впервые - не один, а с сопровождающим. Как нетрудно догадаться, с Маслаченко.
Они беседовали с Зофом около полутора часов, а в январе двадцать пятого было выделено порядка десяти миллионов рублей исключительно на создание нового подразделения Остехбюро, начальником которого поставили Алексея Маслаченко.
Откуда я всё это знаю? Я - ровесник века, мне в двадцать пятом исполнилось двадцать пять. И я тоже был молодым инженером. А Маслаченко предпочёл набрать персонал из молодёжи - каждый сотрудник его отдела должен был постоянно находиться в поиске новых идей и технических решений для их реализации.
В любом случае, я ничего не знал о разработках Маслаченко до начала двадцать седьмого года, когда меня неожиданно перевели в его группу. В мой отдел пришёл документ: срочно нужны были два специалиста по радиоэлектронике. Надо отметить, что половина Остехбюро состояла из радиоэлектронщиков. Но из десятков кандидатов выбрали меня. И ещё одного сотрудника нашей лаборатории - но он в этой истории не играет никакой роли, и его фамилию я называть не буду.
Перед поступлением на работу в Остехбюро мы проходили инструктаж по безопасности и подписывали море документов о неразглашении. За последнее иного наказания, нежели расстрел, не существовало. Так вот, при переводе в отдел Маслаченко мы подписали ещё штук тридцать различных бумаг строжайшей секретности. По сути, я даже в магазине не мог попросить муки, не опасаясь выдать какую-либо государственную тайну. Среди документов оказался даже перечень слов, не рекомендуемых к публичному использованию сотрудниками отдела. В этом списке было слово "ракета".
Когда я увидел её впервые, я ошалел. Она лежала на специальных стапелях, огромная железная рыбина с заострённым носом и серповидными хвостовыми плавниками. Вокруг неё суетились люди. Цех, где работал отдел, располагался… нет, пожалуй, этого я не расскажу. В любом случае, нас долго везли на грузовике с глухим тентом, а потом высадили в закрытом дворе на внутренней территории завода. Красные кирпичные стены, малые площади остекления - таких заводов в Москве и окрестностях сотни. Конечно, позже мы всё узнали, хотя бы потому, что ежедневно ездили туда на работу. Возле основной базы Остехбюро нас забирал автобус и отвозил за город.
Но хватит. Я ограничен во времени и объёме, а до самого главного ещё так и не добрался.
Маслаченко строил ракету. Естественно было бы предположить, что в своих разработках он сотрудничал с Константином Эдуардовичем Циолковским или Фридрихом Артуровичем Цандером - но нет. Он шёл собственным путём. Тем более Бекаури никогда не признавал авторитетов. Он хотел быть независимым, самодостаточным - таким же был Маслаченко. Конечно, Маслаченко использовал чужие мысли. Он усердно изучал труды конкурентов и немало почерпнул из конструкции крылатой ракеты Цандера и многочисленных научных статей и монографий Циолковского. Но знали ли они о существовании талантливого самоучки? Нет.
Моя роль в конструировании была совсем небольшой. До перевода в ракетное отделение я занимался проблемой устранения помех в радиосвязи с телеуправляемыми ракетными катерами. Примерно тем же я занимался, работая с ракетой. Но катера были в прямом доступе: я исследовал помехи, фиксировал искажения волн, проводил опыты. А в случае с ракетой все исследования оставались лишь теоретическими.
Несмотря на многочисленные подписки о неразглашении, нам не доверяли. Каждый инженер ракетного отдела знал лишь свой узкий сегмент. Но слухами земля полнится, и в какой-то момент я всё-таки узнал дату первого запуска ракеты - одиннадцатое июня тысяча девятьсот двадцать девятого года. Более того, я прослышал, что в ракете будет сидеть пилот-человек. "Первый человек в космосе" - это звучит гордо. Конечно, СССР всё-таки получил своего первого космонавта тридцатью годами позже. Но в конце двадцатых это стало бы совершенно невероятным достижением.
Весной двадцать девятого, когда сошёл снег, ракету поставили в положение, подразумевающее возможность запуска. Надо сказать, что я имел доступ только к радиоаппаратуре и половины узлов конструкции Маслаченко не видел и в глаза.
Но к тому времени заметно изменилась политическая ситуация. Власть Сталина укреплялась, постепенно становясь единоличной. Бумага от Ленина всё ещё защищала Бекаури, но с каждым днём покойный вождь становился всё слабее и слабее, уступая место власти живых. В конце двадцатых чистки стали заметными, многие предприятия подвергались проверкам, директора заводов снимались с должностей и исчезали в подвалах ГПУ. В мае двадцать девятого года проверки не избежало и Остехбюро.
На тот момент Остехбюро работало довольно вяло, разве что начались испытания трофейного танка "Рено", управляемого по кабелю. Работы над катерами и самолётами шли в основном на бумаге, поскольку львиная доля нешуточного бюджета Бекаури уходила на ракетное отделение. Последний фактор и вызвал проверку сверху.
К тому моменту ракета в принципе была готова к пуску, оставались лишь контрольные работы. Чтобы реально запустить её, хватило бы двух-трёх дней в авральном режиме. Подготовили даже пилотскую кабину. Согнувшийся в три погибели космонавт, в общем, ничем не управлял. Его задача была - присутствовать в космосе, закрепить советскую власть на орбите. Полететь могла хоть обезьяна.
Пока работники ГПУ собирали необходимые документы и выбивали из высшего начальства разрешения на полную проверку сверхсекретных отделений Остехбюро, Бекаури с Маслаченко и десятком специалистов отбыли в ракетное отделение. Проверки в основных отделах Остехбюро свалили на нас. О том, что я работал в ракетном, в общем, тоже никто не знал. По крайней мере, никто из проверяющих.
Двадцать восьмого мая тысяча девятьсот двадцать девятого года меня выволокли из-за стола, приставили к голове пистолет, продемонстрировали разрешение на проверку всего Остехбюро от первого до последнего угла и сказали: "Показывай дорогу". Что мне оставалось делать? Нас, знавших местоположение ракетного отделения, в основном отделе оставалось четыре человека. Всех четверых распихали по чёрным "Фордам" ОГПУ - и мы поехали за город.
Что же мы увидели, когда прибыли? Радушно встречающего делегацию Бекаури. Он с безмятежным видом водил проверяющих по коридорам ракетного отделения, демонстрировал наработки и детали. Только самой ракеты не было - для тех, кто не знал, куда смотреть. Я же видел всё. Я видел странные пятна сажи на стенах ангара, видел осыпавшуюся ржавчину (это значило, что раздвижная крыша открывалась) и пустые бочки из-под топлива (когда я уезжал, они были полны).
Они запустили ракету. И, судя по отсутствию Маслаченко, именно он был её пассажиром.
Бекаури избежал проблем - в тот раз. И - честь ему и хвала - отмыл нас всех. Проверка схлынула. Чем он объяснил дефицит бюджета, я не знаю. Возможно, в очередной раз сработала легендарная ленинская бумага. Возможно, за него вступился тогдашний начальник ВМС РККА Муклевич, бывший машинист, тёмный и восторгавшийся работами Бекаури. С начала тридцатых Остехбюро вернулось к основной деятельности, и уже к тридцать второму году мы оснастили телеаппаратурой первый танк Т-26. Если за твоей спиной стояла армия, ты мог быть спокоен.
Меня арестовали в тридцать седьмом. В сорок первом отправили на войну, после победы реабилитировали, в сорок шестом арестовали снова. Из лагеря я вышел в пятьдесят пятом, когда Бекаури был уже давно мёртв.
Все эти годы я думал о том, что же стало с Маслаченко. Скорее всего, Бекаури где-то прослышал, что проект ракетного отдела собираются прикрывать (что и было сделано в конце двадцать девятого). Он не мог позволить себе потратить впустую столько сил, поэтому он предпочёл запустить ракету. Хотя бы для себя. Для того чтобы убедиться в правильности идей Маслаченко. Он это сделал - и продолжил свою работу в другой области.
А Маслаченко… Я не знаю, правда. Может, ракета упала в океан и покоится сейчас где-нибудь на дне, обросшая ракушками и водорослями. Может, она осталась на орбите (хотя вряд ли - земная орбита исследована от и до). Может… Нет, я не берусь строить предположения. Но одно известно точно: Маслаченко шёл на смерть и осознавал это. Он отдал жизнь за то, чтобы стать первым человеком в космосе - даже в случае, если никто этого не узнает. Осуществил он свою мечту или нет, неважно.
Просто есть на свете люди, которых зовёт космос. И они откликаются на его зов.
Примечание автора
Рассказ написан в 2011 году для одного аэрокосмического издания - но издание благополучно кануло в Лету ещё до того, как рассказ успели опубликовать, и он надолго "завис" в моём портфеле. Что ж, теперь он нашёл свой путь к читателю.
Отдел Бекаури существовал на самом деле, большинство исторических сведений, приведённых в рассказе, - абсолютная правда. В общем и целом рассказ трудно отнести даже к жанру альтернативной истории: все технологии, описанные в тексте, в 1930-х годах уже существовали и позволяли, в общем, осуществить запуск космического корабля на орбиту. Дело было за малым: не хватало гения, подобного Королёву или фон Брауну, способного соединить воедино разрозненные знания и направить вектор развития аэрокосмической отрасли туда, куда следует. Я лишь предположил, что такой гений нашёлся.
Несгибаемые
Из цикла "Легенды неизвестной Америки"
Мы должны понимать, что Гая Муция Сцеволы на самом деле не существовало. Что даже в Риме он был не более чем легендой. В 509 году до нашей эры (или чуть позже, точно неизвестно) воинственный этруск Порсенна осадил Рим. Молодой патриций Гай Муций тайно пробрался во вражеский лагерь и попытался убить царя-захватчика, но потерпел неудачу. Пленённого Муция привели к Порсенне, но патриций не испугался. Он протянул руку и сжёг её на огне, чтобы показать, насколько римляне сильны и решительны. Порсенна восхитился, отпустил парня и заключил с Римом мир. А патриция прозвали Сцеволой - "левшой".
Но это легенда. Скорее всего, Порсенна отступил по другим причинам. Или сил не хватило воевать с Римом, или золото, обещанное беглым царём Тарквинием Гордым за взятие города, показалось этруску чрезмерно кровавым. Род Муциев, конечно, существовал, но был ли в нём бесстрашный однорукий мужчина - не знает никто.
А история, которую я хочу вам рассказать, случилась на самом деле. Правда, не в Риме времён Порсенны, а две с половиной тысячи лет спустя в городе Бойсе, штат Айдахо, США. Шёл двадцать восьмой год. До начала Великой депрессии оставалось чуть больше года, ничто не предвещало ухудшение экономического положения Соединённых Штатов и разгула мелкой преступности. Бизнес в Бойсе держали серьёзные люди, которые не унижались до личного присутствия на разборках и умели считать время и деньги. Их было всего двое. Первого звали Джон Лэйн, а второго - Мартин Бауэр.
Лэйн был невысок ростом, полноват, но крепок. Он носил тонкие итальянские усики, а волосы зачёсывал назад и намазывал какой-то чудовищно вонючей помадой. Его вздёрнутый нос за милю чуял наживу, а глазами он умел так вцепиться в собеседника, что тот стоял, точно на эшафоте, и был готов продать Лэйну собственную мать. Лэйн владел половиной магазинов города, ещё порядка четверти крышевал. Он ездил на стильном спортивном LaSalle двадцать седьмого года, а за ним на мрачных чёрных "Фордах" следовала свита.
Бауэр казался не то чтобы полной противоположностью Лэйна, но всё-таки что-то в нём было иное, более грубое и менее показушное. Высокий ростом, костистый и широкий в плечах, он отлично умел стрелять и любил это делать. Он старался убивать по минимуму; даже заклятых врагов он стремился засадить в тюрьму, а не уничтожить физически. Эта имитация совестливости уживалась в нём с чудовищной, извращённой жестокостью. Он обожал пытать людей, выжигать у них узоры на спине и отрезать пальцы. Получив нужную информацию, он неизменно отпускал своих жертв на волю в назидание Лэйну и полиции. Бауэр держал в городе рынки и лавки-производства, а также пару доходных домов.
А ещё Бауэр был моим шефом. И этот факт не позволял мне судить о нём объективно. Я просто знал: я завишу от Баэура, значит, я обязан быть преданным. И не должен думать о шефе вообще - ни хорошего, ни плохого. Просто делать то, что он прикажет.