Мы нашли здесь очень мало пригодного в пищу. Растения нам незнакомы, а животные существуют где-то высоко, в кронах деревьев. Но и в этой увитой лианами чаще есть своя красота, если уметь ее разглядеть. Солнце, проникающее пятнами сквозь листву, высвечивает перистый мох на ветвях. Я проклинаю его, когда пробираюсь через его цепкие сети, но порой он видится мне, как тончайшее зеленое кружево. Вчера, несмотря на усталость и нетерпение Джатана, я остановилась полюбоваться цветущей лианой. Разглядывая ее, я заметила, что в трубочке каждого цветка заключена дождевая вода, смешанная с нектаром. Да простит мне Са - мы с детьми выпили немало таких трубочек, прежде чем я сообщила о своей находке остальным. Съедобны также грибы, растущие наподобие полок на древесных стволах, и красные ягоды на одном из видов лиан, но этого мало.
То, что этой ночью мы спим в сухости - моя заслуга. Мне не хотелось даже думать еще об одном ночлеге на сырой земле, когда к утру промокаешь насквозь и чувствуешь сильный зуд, или на своих пожитках, которые постепенно погружаются в болото вместе с тобой. Этим вечером, когда тени стали сгущаться, я увидела птичьи гнезда, подвешенные к веткам наподобие кошельков. Зная, как ловко Петрус карабкается на шкафы и даже на занавески, я выбрала дерево с крепкими, расположенными почти лесенкой ветвями и предложила сыну взобраться туда. Он ухватился за лиану, уперся подошвами в грубую кору и вскоре уже сидел на толстой ветке над нашими головами, болтая ногами и смеясь при виде нашего изумления.
Я велела Джатану последовать примеру сына и вручила ему дамастовые портьеры, которые несла все это время. Другие быстро раскусили мой замысел, и теперь с деревьев, словно яркие плоды, свисают всевозможные ткани. Одни спят на широких ветках или в развилках, другие в гамаках. Ночлег не совсем надежный, зато сухой.
Все хвалили меня. "Моя жена всегда была умницей", - заявил Джатан, как бы желая приписать мои заслуги себе. "Я не просто ваша жена - у меня есть имя, - напомнила ему я. - Я была Кариллион Вальджин задолго до того, как сделалась леди Каррок. Некоторые из моих подвесных композиций, "Мисочки" и "Фонарики", потребовали безупречного расчета - здесь вся разница только в масштабе". Несколько женщин сочли было, что я хвастаюсь, но леди Дюпарж сказала: "Она говорит правду. Я всегда восхищалась работами леди Каррок".
Один грубиян при этом имел дерзость добавить: "Если она впредь будет зваться женой купца Каррока, смекалки у нее не убудет. Тут у нас ни лордов, ни леди нету".
Эти слова меня отрезвили. Боюсь, что он прав. Порода и воспитание здесь мало что значат. Простолюдины, не получившие никакого образования в отличие от меня или леди Дюпарж, уже получили здесь право голоса, и какой-нибудь крестьянин имеет в нашем маленьком обществе больше веса, чем я.
И что же в довершение всего сказал мне мой муж? "Ты позоришь меня, выпячивая свои достижения. Какое неприличие - хвалиться своими "композициями"! Занималась бы лучше детьми". Вот так он поставил меня на место.
Что с нами будет? Какой толк в относительно удобном ночлеге, если в животе пусто, а в глотке сухо? Мне жаль моего будущего ребенка. Все наши мужчины совместно, с бесконечными предосторожностями, пользуясь наскоро изготовленными талями, поднимали меня на этот насест. Но никакие предосторожности не спасут мое дитя от судьбы появиться на свет в этой глуши. Я все еще тоскую по Нариссе, но ее кончина может оказаться милосерднее той, что готовит нам этот лес.
Двадцать девятый день Пахотной луны
14-го года правления благороднейшего
и блистательного сатрапа Эсклепия
Нынче ночью я опять съела ящерицу. Стыдно признаваться, но это так. В первый раз я сделала это не задумываясь, как кошка, хватающая птичку. Во время привала я увидела это крохотное создание на листьях папоротника - зеленое, как изумруд, и совершенно неподвижное. Только блестящий глазок и трепещущее жизнью горло выдали его мне. Я со змеиной быстротой выбросила руку, поймала ящерицу и впилась зубами в ее мягкое брюшко. Вкус был сырым, горьким и сладким одновременно. Я съела ее целиком, хрустя косточками, словно жаворонка с праздничного стола сатрапа, а после не могла поверить, что сделала это. Я думала, что меня стошнит, но этого не случилось. Стыд не позволил мне никому рассказать о своем поступке. Такая пища не годится для цивилизованных людей, не говоря уж о том, как я ее пожирала. Я сказала себе, что этого потребовал ребенок, растущий во мне, что у меня просто помутилось в голове от голода, и мысленно пообещала больше этого не повторять.
И вот ночью это повторилось снова. Эта ящерка была серая, под цвет древесной коры. Она увернулась от моей руки и шмыгнула в трещину на стволе, но я вытащила ее за хвост. Зажатая между двумя моими пальцами, она сперва билась, а потом затихла, понимая, что борьба бесполезна. Я пристально рассматривала ее, надеясь, что после этого смогу ее отпустить. Все в ней было красиво - блестящие глазки, крошечные коготки, тонкий хвост. Брюшко при серой шершавой спинке цветом напоминало сливки. От голубоватого горла по животу шла розовая полоска. Коснувшись языком маленьких гладких чешуек на брюшке, я ощутила, как стучит сердечко ящерицы, и почуяла запах ее страха. Ее коготки царапали мои потрескавшиеся губы. Все это почему-то показалось мне очень знакомым. Потом я закрыла глаза и вонзила зубы в живую плоть, прикрывая рот руками, чтобы не упустить ни кусочка. На ладони осталось пятнышко крови, и я слизнула его. Никто ничего не видел.
О всемогущий Са, что со мной происходит? Что заставляет меня делать такие вещи? Жгучий голод или заразительная дикость этих мест? Я едва узнаю себя. Сны, которые я вижу по ночам, не могут рождаться в душе знатной джамелийки. Вода жжет мне руки. Ноги уже закалились и стали жесткими, как ореховая скорлупа. Страшно представить, на что похожи мои лицо и волосы.
Второй день Зеленой луны
14-го года правления благороднейшего
и блистательного сатрапа Эсклепия
Прошлой ночью у нас умер мальчик. Все мы потрясены. Утром этот вполне здоровый паренек лет двенадцати попросту не проснулся. Его звали Дурган. Он был сыном простого торговца, но я в полной мере разделяю горе его родителей. Петрус ходил за ним хвостиком и, кажется, сильно поражен era смертью. Он признался мне шепотом, что ему приснилось, будто эта земля его помнит. Когда я спросила, что это значит, он не мог объяснить, но сказал, что Дурган, наверное, умер оттого, что его земля не захотела. Для меня это не имеет смысла, но Петрус твердил свое, пока я с ним не согласилась. Сладчайший Са, не дай моему мальчику сойти с ума. Я так боюсь этого! Возможно, и хорошо, что он не будет больше водиться с этим мальчуганом из простого сословия, но Дурган так славно смеялся - Петрусу будет его не хватать.
Могила, не успели мужчины ее выкопать, наполнилась мутной водой. Мать пришлось увести прочь, пока отец опускал своего сына в эту грязную жижу. Когда мы просили Са принять душу усопшего к себе, ребенок у меня в животе стал сердито брыкаться, и я испугалась.
Восьмой день Зеленой луны
(как мне кажется. Марти Дюпарж говорит, что девятый)
14-го года правления благороднейшего
и блистательного сатрапа Эсклепия
Мы нашли клочок более или менее сухой земли. Большинство из нас будет ждать здесь, а небольшой разведочный отряд уйдет на поиски лучшего места. Наше убежище представляет собой маленький островок посреди болота. Мы уже знаем, что определенный вид игольчатого кустарника указывает на более твердую почву, а здесь он растет весьма густо. Его смолистые ветки горят, даже будучи сырыми. При этом они сильно дымят, но дым отгоняет насекомых.
Джатан ушел с разведчиками. Лучше бы он остался и позаботился о детях, ведь я должна скоро родить. Но он сказал, что нужно идти, если он хочет занять пост во главе Компании. С ними ушел и лорд Дюпарж. Его жена Марти тоже ждет ребенка, и Джатан решил, что мы с ней будем помогать друг другу. Она молода, неопытна и вряд ли будет мне полезна при родах, но лучше такая помощь, чем никакой. Всех нас, женщин, сплотила нужда - ведь мы вынуждены делить наш скудный запас провизии, чтобы кормить детей.
Одна из нас, жена ткача, нашла способ плести циновки из здешних лиан. Я тоже учусь этому - я так отяжелела, что больше почти ничего не могу делать. На циновках можно спать, а если скрепить их вместе, то получаются ширмы. У деревьев, которые здесь растут, кора гладкая, а ветви начинаются очень высоко, так что придется устраиваться на земле. Несколько женщин присоединилось к нам, и мы чувствуем себя почти уютно за работой и разговорами. Мужчины смеются над нами, глядя, как мы ставим свои хлипкие стенки. Днем их насмешки задевали меня, но вечером наша непрочная хижина показалась мне очень удобной. У Севет, ткачихи, красивый голос, и она довела меня до слез, когда стала убаюкивать своего младшенького старой песней "И в несчастье славим Са". Я уже целую вечность не слышала музыки. Сколько еще времени моим детям придется жить без книг и наставников, если не считать суровой школы этого дикого края?
При всей своей ожесточенности против Джатана Карро-ка, обрекшего нас на изгнание, сегодня вечером мне его недостает.
Двенадцатый или тринадцатый день Зеленой луны
14-го года правления благороднейшего
и блистательного сатрапа Эсклепия
Этой ночью наш лагерь посетило безумие. Одна из женщин стала кричать: "Слушайте! Слушайте! Неужели никто не слышит их пения?" Муж попытался успокоить ее, но тут какой-то маленький мальчик сказал, что уже которую ночь слышит поющие голоса - и убежал в темноту, словно зная, куда идет. Его мать бросилась за ним, а первая женщина вырвалась от мужа и помчалась вдогонку. Еще трое устремились за ней, но не затем, чтобы вернуть ее, а с криками: "Подожди, мы с тобой!"
Я крепко держала своих сыновей, чтобы они не сделали того же. Ночью в этих джунглях царит не тьма, а какой-то мерцающий сумрак. Светляки и у нас водятся, но тут есть еще пауки, который оставляют на нитях своей паутины капли светящейся слюны, и мошкара летит на нее, как на свет лампы. Есть висячий мох, испускающий бледное холодное свечение. Я старалась не показывать мальчикам своего страха и говорила, что дрожу от холода и от тревоги за несчастных, убежавших на болото. Но мне стало еще страшнее, когда маленький Карлмин стал говорить, как красивы джунгли ночью и как сладко пахнут ночные цветы. Он сказал, что помнит, как я делала печенье с таким же запахом. У нас в Джамелии таких специй нет, но когда он это сказал, мне тоже почти что вспомнились маленькие коричневые коржики, мягкие в середине и хрустящие снаружи. Даже теперь, когда я пишу эти строки, мне помнится, как я лепила их в форме цветков, прежде чем изжарить в кипящем жире.
Клянусь, что в жизни не готовила ничего подобного!
Уже полдень, но пропавших ночью нет как нет. Ушедшие искать их вернулись мокрые, искусанные комарами и в полном отчаянии. Джунгли поглотили несчастных безумцев. Женщина, с которой все началось, оставила ребенка, и он весь день плачет не умолкая.
Я никому не сказала, что сама слышу во сне музыку.
Четырнадцатый или пятнадцатый день Зеленой луны
14-го года правления благороднейшего
и блистательного сатрапа Эсклепия
Наши разведчики до сих пор не вернулись. Днем, при детях, мы с Марти Дюпарж делаем вид, что ничего особенного в этом нет, ночью же делимся своими страхами. Им определенно пора возвратиться - хотя бы затем, чтобы сказать, что не нашли ничего лучше нашего болотистого островка.
Ночью Марти с плачем сказала, что сатрап намеренно послал нас на смерть. Меня это поразило до глубины души. В древних свитках, переведенных жрецами Са, говорится о городах, стоящих на этой реке. Люди, посвятившие свою жизнь Са, лгать не могут. Но, возможно, они ошиблись, и эти ошибки будут стоить нам жизни.
Здесь нет сокровищ, нет изобилия, зато живут странные силы, дремлющие днем и заползающие в наши хижины ночью. Каждые сутки один или двое пробуждаются с криками от кошмара, который не могут вспомнить. Одна молодая женщина легкого поведения уже два дня как исчезла. Она торговала собой на джамелийских улицах и продолжала свое ремесло здесь, отдаваясь уже за еду. Мы не знаем, заблудилась она в болоте, или ее убил кто-то из мужчин. Не знаем, есть среди нас убийца, или это чужая земля потребовала себе очередную жертву.
Мы, матери, страдаем больше других, ибо не можем накормить своих детей досыта. Все, что мы взяли с корабля, уже съедено, и я с сыновьями ежедневно хожу на промысел. Недавно я нашла взрыхленную кучку земли и палкой раскопала там бурые в крапинку яйца - почти пятьдесят штук. Мужчины не хотели их брать, говоря, что их отложили змеи или ящерицы, но матери не отказывались. Есть одно растение, похожее на лилию, - когда рвешь его с корнем, нельзя не забрызгаться едкой водой. На его длинных волокнистых корнях имеются клубни, не больше крупных жемчужин, обладающие приятным перечным вкусом. Из самих корней Севет плетет корзинки и сумела даже изготовить грубую ткань. Это хорошо. Наши юбки совсем истрепались, а башмаки стали тонкими, как бумага. Все удивлялись моим жемчужинам и спрашивали, откуда я знаю, съедобны они или нет.
Я не знала, что на это ответить. Просто эти цветы почему-то показались мне знакомыми. Не могу сказать, что побудило меня дергать их с корнем, обрывать маленькие клубни и класть их себе в рот.
Мужчины, оставшиеся здесь, постоянно сетуют, что им приходится караулить по ночам и поддерживать костры, но я, право же, думаю, что женщины трудятся нисколько не меньше. В наших обстоятельствах очень тяжело следить за детьми, кормить их и содержать в чистоте. Признаюсь, что многому в этом смысле научилась от Челлии. В Джамелии она была прачкой, а здесь стала моей подругой. Мы делим с ней хижину, которую построили для себя и пятерых наших детей. Ее муж, Эте, тоже ушел с разведчиками. Но она не унывает и заставляет трех своих детишек помогать ей. Старшие наши мальчики собирают хворост для костра. Мы не велим им уходить далеко от лагеря - они должны искать топливо в пределах слышимости, - но Петрус и Олпи жалуются, что в окрестностях сушняка совсем не осталось. Дочки Челлии, Пиэт и Ликея, смотрят за Карлмином, пока мы с ней собираем водяные трубочки или ищем грибы. Мы нашли кору, из которой получается ароматный чай, помогающий заглушить голод.
Я благодарна ей за дружбу. И Марти, и я будем рады ее помощи, когда придет время рожать. Но ее Олпи старше моего Петруса и подзадоривает его на разные бесшабашные выходки. Вчера их не было дотемна, и хвороста они принесли совсем немного. Они сказали, что услышали вдали музыку и пошли на ее звуки. Уверена, что они уходили в лес дальше, чем допускает благоразумие. Я отругала обоих. Петрус притих, но Олпи дерзко спросил у своей матери, уж не хочет ли она, чтобы он пустил корни в этой грязи. Меня поразило, как может мальчик так разговаривать с матерью. Своими кошмарами Петрус тоже наверняка обязан ему - Олпи любит рассказывать ему страшные сказки о ночных призраках и сосущих кровь ящерицах. Я не желаю, чтобы Петрусу забивали голову подобными суевериями, но что я могу поделать? Мальчики поневоле должны добывать нам топливо, а одного Петруса я отпустить не могу. Все мальчики в нашем лагере, кто постарше, выполняют такую же работу. Грустно видеть, как Петрус, потомок двух знатных родов, таскает дрова наряду с сыновьями простолюдинов. Я боюсь, что потеряю его задолго до возращения домой.
И где же Джатан? Что случилось с нашими мужчинами?
Девятнадцатый или двадцатый день Зеленой луны
14-го года правления благороднейшего
и блистательного сатрапа Эсклепия
Сегодня в наш лагерь пришли трое мужчин и одна женщина, вымазанные в болотной грязи. Когда я услышала шум, мое сердце затрепетало - я думала, что вернулись наши разведчики, но это оказались люди с другого корабля.
Их судно попросту развалилось, и однажды утром они все очутились в реке вместе с капитаном и всей командой. Спасти с потерпевшего крушение корабля не удалось почти ничего, и больше половины бывших на борту душ утонуло. Многими из тех, кто добрался до берега, овладело безумие - люди совершали самоубийства или пропадали в лесу.
Особенно много народу погибло в первые несколько ночей, поскольку вокруг лежала настоящая трясина без единого клочка твердой земли. Я зажала уши, когда дошло до рассказов о людях, которых засасывало в жидкую грязь с головой. Многие просыпались от странных снов. Одни после опоминались, но другие уходили в болото, и больше никто их не видел. Четверо наших гостей сказали, что они шли первыми и скоро подойдут остальные, кому удалось уцелеть. Вскоре те действительно начали прибывать - по трое, по четверо, оборванные, искусанные мошкой, обожженные губительной речной водой. Всего их шестьдесят два - несколько сосланных дворян и простые люди, отплывшие на поиски новой жизни. Самые злые из них - это те, кто вложил средства в экспедицию, надеясь нажить состояние.
Капитан погиб в ночь крушения, и матросы, неожиданно ставшие изгнанниками, в полной растерянности. Одни из них держатся особняком от "колонистов", как они нас называют, другие, кажется, понимают, что должны либо влиться в нашу среду, либо погибнуть.
Кое-кто из наших недоволен этим нашествием - нам, мол, самим едва хватает жилья и пропитания, - но в большинстве своем мы Охотно поделились с пришельцами всем, что у нас есть. Не думала встретить людей, чье положение еще хуже нашего. Мне кажется, прибавление пойдет нам на пользу, особенно Марти и мне. Пришедшая с ними женщина по имени Серр - опытная повитуха. Еще у них есть кровельщик, корабельный плотник и несколько охотников. Матросы, парни крепкие и сноровистые, тоже могут быть очень полезны.
От наших мужчин по-прежнему ни слуху ни духу.
Двадцать шестой день Зеленой луны
14-го года правления благороднейшего
и блистательного сатрапа Эсклепия
Время мое пришло, и я родила. Повитуха унесла мою девочку, даже не показав ее мне. И она, и Марти с Челлией говорят, что дитя родилось мертвым, но я уверена, что слышала плач. Я была почти без чувств, но помню, что слышала. Мое дитя позвало меня, прежде чем умереть.
Челлия говорит, что я заблуждаюсь, что девочка была синенькая и ни разу не пискнула. "Почему же тогда мне не дали взглянуть на нее?" - спросила я. Повитуха ответила, что так я буду меньше горевать, но бледность, которая покрывает ее лицо при каждом моем вопросе, меня настораживает. Марти тоже не хочет говорить об этом. Либо она боится за собственного ребенка, либо от меня что-то скрывают. За что ты столь жестоко отнял у меня обеих моих дочерей, о Са?