Мы пришли в казарму, солдаты открыли для Цуруля оружейную комнату, и я поставил в шкафы автоматы. Там еще были ножи в пластмассовых ножнах, как у некоторых солдат, и я один украл. Потом мы снова вышли на улицу, и я спросил про обед. Цуруль сказал, что б я заткнулся, и стал размышлять. Тоже, конечно, недолго.
- Вот что, боец, надо нам мою задницу спасать. Так что пойдешь со мной, будем Генералу подарок организовывать. Воровать умеешь?
- Умею, - я подумал, что воровать, возможно, будем жратву, так это было бы кстати.
Мы дошли тропинкой до дырки в заборе и оказались через нее на асфальтированной дороге. По дороге быстро дошли до какого-то дома, Цуруль сказал, что это колхоз. Еще он сказал, что по бахчам много не наползаешь и надо сперва с председателем поговорить. Приказал мне сидеть у входа, вести себя тихо, узбеков не обижать. Я спросил, что такое бахча и кто такие узбеки. Он покачал головой, сказал что-то про урода опять и скрылся. Я сел на бордюрный камень и рассмотрел украденный нож. Нож оказался тяжелым, тупым и хрупким. Я стал точить его о камень, и тут ко мне подошел человек. Наверное, узбек.
Он долго щурился, как я точу нож. Мне надоело молчать, и я спросил его, где тут можно водки достать. А он ответил, что солдатам водки нельзя. Водку только офицерам. Я говорю:
- Вот видишь, какой хороший солдатский нож? За три бутылки отдам тебе.
- Э... - он не поверил. - Тебя расстреляют.
- Да нет, у меня еще есть. А это нож солдата, который в Афгане погиб. Я его как память ношу, но тебе могу отдать.
- Зачем? - он хитрый оказался. - Им только орехи колоть!
- Дурак! Этим ножом тысячу людей убили. Вон затупился даже. Хотя вообще-то не тупится, это специальное секретное железо. Теперь мне за него сто рублей предлагают.
- Почему? - удивляется.
- Потому что на нем кровь! Вон, по рукоятке осталась. Только я тебе смотреть не дам, ты купи сперва.
Он подумал.
- Дыню хочешь?
- Дыню и одну бутылку водки.
- Водки нет. А три рубля хочешь?
- Эхх... - я весь сморщился как мог. - Ладно, давай.
И тут он достает из заднего кармана брюк настоящий кошелек. И там денег рублей пятьдесят. Достает трешку, подходит вплотную и протягивает мне.
- Что не берешь, солдат?
- Подожди, люди отойдут подальше...
Может, я зря это сказал. Может, он что-то почуял. Или я рано руку с ножом назад отвел. Я так и не понял, ну а он не рассказывал, не до того потом было. Одним словом, узбек ахнул, быстро сказал что-то и отпрыгнул назад. Ноги его заплелись, он взмахнул руками и упал назад, головой прямо на бортик бетонной клумбы у входа в колхоз. Хорошо упал, даже ногами не взбрыкнул. Я сразу понял, что ему конец, уж очень отчетливый хруст был. И в тот же момент я услышал крики за той дверью, куда Цуруль вошел, и она стала открываться. Надо было действовать быстро, я прыгнул к узбеку и забрал у него кошелек. Нельзя так делать, надо только деньги брать, но времени не было даже отойти. Я сделал вид, что не знаю, что узбек мертвый и стараюсь ему помочь. Но узбеки очень хитрый народ. Как только два таких выбежали из двери, так сразу и закричали:
- Он его убил! - и пальцами на меня показывают.
- Тихо! - кричу тоже, - Он может еще живой! Я ему пульс щупаю!
- Ага, - кричат, - ножом ты ему пульс щупаешь! Люди! На помощь, убивают!
Вот ведь как, про нож в руке я и забыл. А из-под головы трупа кровь течет, лужа образуется. Хотел я им сказать, что я доктор, и могу срочно прооперировать, да не успел. Из двери вылетел Цуруль с охапкой бутылок в ручищах, и еще свертком, из которого фрукты сыпались. Одна бутылка тоже сразу на лестницу просыпалась и так приятно запахла... А за Цурулем гнались еще узбеки, трое, а он от них ногами отбрыкивался.
- Боец! Забирай харч и в часть бегом, я прикрою!
Легко сказать - забирай. В его лапах эта куча и так с трудом помещалась, а я и просто не знал, как и взяться. Стал я тогда у него бутылки по одной выдергивать и за пазуху себе совать. Узбеки продолжали гомонить, но хоть не кидались. Видимо их отпугивали сапоги Цуруля и мой ножик. Но они не сдались, это я понял, когда обернулся. Позади нас собралась уже толпа человек в тридцать. Некоторые держали в руках всякий инструмент, вроде лопат. Цуруль продолжал втыкать мне за пазуху бутылки, они уже не лезли, он ругался, а я смотрел на узбеков. Руки сами открыли одну бутылку, пришлось это сделать за спиной, спереди мешал Цуруль. Когда я отхлебнул, он заверещал было, но тут и сам увидел толпу.
- А эти откуда взялись? - удивился он, схватил меня за бутылку в руке и стал протискиваться. - Разрешите, товарищи! Не толпитесь! Позвольте! Дорогу, вашу мать!
Первое время узбеки расступались, хотя и кричали нам что-то непонятное, а те, что стояли позади даже замахивались своими тяпками. Я исхитрился отпить из бутылки еще немного, довольно приятная жидкость, хотя и резкая какая-то. Если успеть бутылку выпить, то все как-нибудь устроится, я с детства знаю. Но тут узбеки загомонили громче, те, что сзади надавили на тех, что стояли ближе к нам и продвигаться дальше стало невозможно. Я почувствовал, как у меня из-за пазухи тянут бутылки и попытался защищаться ножом, но оказалось, что нож у меня уже украли. Вороватый народ узбеки.
Я кричу:
- Цуруль! Они сейчас ментов позовут, повяжут нас. Давай стреляй скорей!
А он говорит:
- Не дожил ты, дурак, даже до Афгана. Ну да тебе все равно, а мне обидно. Какой же козел этот Генерал!
Тут его от меня оттащили, я попробовал еще отхлебнуть, но и бутылку вырвали. Кто-то меня чем-то по голове достал, кто-то локтем в спину врезал. Хорошо еще, им тоже тесно было, а то убили бы. Гомон стоит, ничего не видно мне, только громче всех Цуруль орет, что Генерал - козел. И тут машина начинает дудеть. Ну, думаю, хана - менты приехали.
Но оказалось, что это не менты. Это Генерал и приехал. А на дороге толпа, вот он и сказал водителю дудеть. А потом вылез из машины, знакомых увидел, к которым ехал в гости. Знакомые были важные люди, они сказали, что б все замолчали, и сразу стало тихо. Только Цуруль не послушался и все кричал что Генерал - козел, он его не видел. А потом нас обоих прямо к Генералу вытолкнули и Цуруль тоже замолчал. И Генерал молчит.
Один узбек говорит тогда Генералу:
- Это что ваши люди делают, товарищ генерал? Мы сидим вас в гости ждем, плов готов, стол накрыт, вдруг забегает этот здоровый и крадет у нас весь коньяк со стола! А второй в это время среди бела дня на улице человека убил!
Генерал смотрит на нас, молчит. Цуруль молчит, кровь вытирает. Я тогда говорю:
- Не убивал я его, он сам упал и умер.
- Заткнитесь, товарищ солдат, - отвечает Генерал. - И вы, товарищ бывший капитан, заткнитесь.
Подумал немного еще - ну как всегда военные.
- Вот что. Оба гада пойдут под суд. Под военный суд. Я бы их вам отдал, но не положено.
Тут все узбеки давай ругаться, но он повторил:
- Не положено. Товарищ Председатель, давайте переговорим.
И вместе с одним узбеком в машину сел. И водителя оттуда выгнал.
Пока они там говорили, нас посадили перед машиной, а рядом положили всякие предметы: ножик, пакет рваный, яблоки местные, что из свертка повываливались, и бутылки. Причем бутылки не поставили, а тоже положили. А я ведь одну открыл! Из нее булькало. Я рванулся, схватил бутылку, узбеки тоже схватили бутылку, хотели отнять. Я на ней повис, и они протащили меня несколько метров, я почти все успел допить. Но потом они догадались ударить меня по пальцам, и я упал прямо на фрукты. Под фруктами что-то хрустнуло, больно стало в ноге... Пока меня оттаскивали к Цурулю, я туда руку запустил и вытащил осколок стекла. Видимо, они принесли осколки той бутылки, что Цуруль на ступеньках уронил. Я осколок как мог в рукав затолкал. Не отвертка, а все ж.
Тут и Генерал с Председателем вышли. Генерал Председателю руку пожал, тут же обратно сел и уехал. А Председатель к себе в колхоз пошел, только сказал что-то своим помощникам. Нас тогда снова подхватили и поволокли обратно в армию, через ту же дырку в заборе. Меня с выпитого немного повело уже, нормально доехал. У дырки нас ждали солдаты с Николаевым и веревками, связали мне руки, Цурулю руки и ноги. Цуруля понесли, меня погнали. Солдаты злились на меня, что я пьяный, говорили, что я череп и офигел. Я думал, нас в тюрьму какую-нибудь отведут, но оказалось - на аэродром. Вот тут я здорово испугался. Ясное дело - Афган.
На аэродроме стояли большой самолет и Генерал. Цуруля положили перед Генералом. Генерал стал его пинать ногами и приговаривать:
- Что ж ты за скотина такая! Что ж ты службы не знаешь ни хрена! Что ж ты мне весь вечер испортил!
Солдаты смотрели и ржали. А я потихоньку осколок краешком из рукава высунул и веревку тесал. Но Генерал быстро устал, закурил и сказал:
- Капитан Цуруль назначается командиром роты. Отбыть к ее месторасположению немедленно.
И бросил на Цуруля какие-то бумажки. Цуруль застонал, как будто на него кирпич уронили. Потом Генерал подошел ко мне.
- Значит так. Этого я Председателю обещал прикончить до заката. Николаев, ты говорил, что у тебя боец повесился? Запишешь его как этого. Внешне-то похож?
- Да все они уроды на одно лицо, - говорит Николаев. - Пострижем мертвого налысо и будет как вылитый.
- Отлично. А этот, значит, с новыми документами полетит сегодня. И всю их команду не забудь, как я в обед распорядился. Кроме понятно того, что повесился. Так, а это у нас будет кто по фамилии?
- Не помню сейчас... - Николаев плечами пожал. - Какая разница? Его кончать надо, как только там распишутся.
- Так... Обычно мы такие вещи капитану Цурулю поручали, но, так как ему больше веры нет... - Цуруль опять застонал. - Под твой личный контроль, Николаев. Летишь с ними, там сдаешь под роспись и тихо кончаете его. Назад этим же бортом и сам, и тело, проверю. Водки не забудь с собой взять, может там заартачится кто.
- Товарищ Генерал... - Николаев пошатнулся. - В Афган...
- Отставить сопли. Представлю к награде. Исполняйте. Вообще не хрен ждать, грузитесь прямо сейчас и вперед.
По лесенке нас поместили в самолет. Там почти все было завалено тюками, на один из них меня посадили. Николаев в окошко посмотрел, как уехал Генерал, и обратился к Цурулю:
- Обещаешь тихо себя вести?
- Обещаю... - пробурчал Цуруль.
- После взлета развяжу. Все-таки мы офицеры, должны друг друга выручать... - Николаев явно побаивался Цуруля, задабривал.
Из этого я понял, что в Афгане убивают обычно не сразу. Даже, значит, кто-то возвращается. Значит, только меня хотят пристрелить сразу, как прилетим. Тогда я решил, что сбежать наверное будет проще уже там, в Афгане. Здесь одни только солдаты и узбеки, а я уже побаивался и тех и других. Злые какие-то. А в Афгане может не так все, может, там злые только менты, как дома. А против ментов я знал что нужно - автомат. Хорошо бы стянуть один. И тут заводят в самолет всю нашу команду, что Цуруль привез. Все в погонах и с автоматами. И ножи при них и сумки какие-то. Просто вылитые солдаты. В дверь им кто-то крикнул, что фотографии с присяги по почте пришлют, и все, закрыли дверку. Двигатели зашумели. Приятели мои сидят тихо, на веревки, которыми мы с Цурулем связаны, косятся испуганно. Чувствую - зауважали.
Ну вот так и летим. Николаев, как обещал, Цуруля развязал и тут же убежал куда-то подальше. И правильно, Цуруль весь злой, стоит руки растирает, глазами зыркает. Я говорю:
- Развяжи меня, Цуруль. Выручай. Хана мне идет.
- Хрен, - говорит. - Искренне сожалею, но тебе туда и дорога. Не фиг было узбека мочить.
- Да не трогал я его даже! Сам споткнулся.
- Ну значит, не фиг было стоять рядом. В общем, какая тебе разница? В Афгане тебя сразу и не больно прикончат, а так бы еще бегал, от пуль уворачивался, надеялся бы на что-то.
- Так в Афгане не всех убивают, - я его поддел на пробу. - Ты-то вон надеешься вернуться.
- Я - командир роты. Не знаю какой, но может и ничего еще. А друзьям твоим дорога в спецконвой. Оттуда живыми не уйти, там спецоперации. Душманов будем на них ловить. Я тебе говорю по секрету, что б ты не расстраивался. Все к лучшему, лежи спокойно.
- А если я сбегу?
- Да никуда ты не сбежишь с аэродрома, там голо все. Пристрелят, не боись.
- Ну спасибо, - говорю, - огромное. Тогда из самолета меня выпусти. Я спрыгну, как пониже будет, а там уж как сложится.
Тут он по-новому как-то на меня посмотрел. Головой покачал и вздохнул.
- С кем я разговариваю? - бурчит.
И ушел. Думаю, Николаева искать, морду ему набить. Вот и отлично, мне пора одному побыть. Тер я веревку стеклом, тер, ну и само собой она протерлась. Острое всегда веревки протирает, это я узнал еще когда отец меня связывал, сам дошел. Но пока я тер, обратил внимание на один ящик, прямо передо мной. Его Цуруль, как развязали, ногой пнул. Крышка и сдвинулась, ящик не закрыт был, а просто лежала крышка. А в ящике - гранаты. Я не сразу вспомнил, как называется, я их только в кино видел. И вот тер я и придумал: если к дверям самолета подобраться не получится, я стенку взорву и выскочу.
Как только высвободил я руки, первым делом хвать эту гранату. Одна беда - Цуруль нам про них ничего не рассказывал, а из кино я только про кольцо помню. Кольцо есть, но там и еще какие-то штучки присутствуют. Стал разбираться, а тут возвращается Цуруль. Я это заметил, только когда он своими клешнями мне руки с гранатой сдавил и заорал:
- Николаев, мать твою, нас чуть не подорвали!
Я вырываюсь, а никак. Сдавил как тисками, спортсмен чертов. Прибегает Николаев, бледный, визжит. Я тоже всех матерю, брыкаюсь.
- Хватай урода за ремень и давай к люку! - командует дальше Цуруль. - И скажи, что б пилотам передали: десантирование будет, прямо сейчас!
Так они и сделали. Как я ни рвался, Цуруль не выпустил, и дотащили меня. А там открыто, ветер хлещет, земля далеко. Они сперва заставили солдат, те прибежали тоже их какими-то проводами привязать, а потом меня к самому краю подтащили. И Цуруль сказал:
- Раз, два, три!
Вытолкнули меня. А я и не сопротивлялся, что б ловчее было. Как отпустил меня Цуруль, так я им гранату прямо в дверь и зашвырнул. Лечу вниз, смеюсь, сам себя не слышу. А потом посмотрел - летит самолет. Не взорвалась граната моя. Ни фига офицеры в гранатах не разбираются.
- 3 -
Ну и как перестал я смеяться, задумался само собой, что дальше делать. Ветер свистит, меня болтает-переворачивает, где-то в животе и вокруг все посасывает и тошнит даже. Хоть и не обедал. А земля прямо подо мной и я к ней лечу, быстро лечу. Красиво, конечно, но и нехорошо мне, не полюбуешься. Внизу горы, скалы, камни, кусты, если из самолета падать - на заросшую помойку похоже, еще речка течет как ручеек. Только увеличивается все очень быстро.
В общем, так помирать страшно. Пробовал я глаза закрывать, а то их еще и ветром режет, но ощущение - как когда недопьешь, и спать ляжешь, муторно очень. Ну и пока пробовал - упал. Сперва на дерево - треск пошел, как будто оно упало, потом по склону, по траве, на хребтине проехал, ногу одну вывернуло куда-то назад, потом кувыркнуло со склона - и река внизу. Опять на склон, опять кувыркнуло, и головой бьет, и задницей, а руки-ноги уж и не знал, все ли со мной кувыркаются. Но, правда, до реки не докатился, а то боялся что утону.
Но вот остановился, в кустах застрял. Лежу как-то кверху и лицом и спиной одновременно, все болит - а мне хорошо так. Удобно. И даже все равно, выживу я или помру, целиком я тут или частями. Вот так сознание и теряют. А потом меня пнули ногой, и все это сразу прошло. Сразу не все равно стало и что больно, и что со мной случилось, и что будет теперь. И я подумал, что сознание - не такая прекрасная вещь, чтобы за него держаться. Но чтобы хорошо думать, нужны время и бутылка. А мне ничего не дали, привязали к ишаку и в путь.
По дороге я то приходил в себя и рассматривал этих чудных ребят, что меня нашли, то опять сознание терял. Ребята одеты как бомжи, только все с оружием. Много оружия, даже ишак у них весь в оружии. Я догадался, что это душманы, хотел было сбежать, но во-первых, у меня одна нога не пойму где и как болтается, только и проку что не чувствую как болит, а во-вторых, на ишаке одни гранаты да ракеты привязаны, а я их невзлюбил с того раза, не хотелось и пользоваться. Еще самовар, что ли, какой-то был привязан, я как раз на трубе лежал.
Между тем едем по таким тропинкам, что только трезвый и пройдет. И как я посмотрю вниз с горы на ту реку, или наоборот, вверх на гору, где я дерево сломал, так снова теряю сознание. Просил у них выпить, но они только заругались. Я, дурак, не понял тогда, в чем дело. Но как оказалось, водки в тех краях нет. То есть где армия стоит - там есть, конечно, но в горах, где душманы живут - нету. Оттого душманы народ очень жестокий и бессердечный, хотя и правильный.
Не знаю, долго ли мы ехали, но видно им надоело, что я то без сознания, то водки прошу и они дали мне чем-то по голове. Тут уж я с полным оттягом отрубился. Так и доехали, а очнулся я уже в яме. Яма довольно широкая, но главное - глубокая, глубже могилы. И круглая, еще этим от могилы отличается, а так бы я подумал, что меня хоронят. Дали мне в яму воды в бутылке из-под "Пепси-колы", и оставили там в покое. Правда, сапоги забрали и ремень. Но портянки оставили, а больше мне и не надо - ну куда там, в яме, ходить?
В яме темно почти весь день. Не так чтобы совсем, но читать, например, трудно. Да и нечего. Стал я со своими конечностями разбираться, что там работает, что нет. Все конечно повыбито в разные стороны, опухло кое-где. Ходить не могу, даже на руках. Но вроде и все кости на месте, если какая и сломана, то не сильно заметно. Ну посмотрел, поудобнее все разложил, пора и поспать, тем более что голова болит. Выпил воды, тоска от нее одна. Лежу на спине, смотрю как звезды появляются. Тут между звезд появляется мужик-душман, бородатый, в белой шапочке вроде поварской. Да там не редкость ни бороды, ни шапки.
- Эй! Русский! Живой?
- Жив пока.
- Ты почему с самолета упал?
- Выбросили.
- Ага. Погонов нет, с самолета выбросили. Ты, может, воевать не хотел?
- Не хотел. Я вообще в армию не хотел.
- А зачем тогда прилетел?
- Заставили.
Он подумал-подумал, и говорит:
- Мужчину нельзя заставить.