– А что он может? – пожал я плечами. – Гравитационная аномалия в эпицентре не превышает одного процента. Так записано в лоции. Один процент и без того слабого лунного тяготения! Ну, подпортит немножко орбиту. Но мы над ним быстро пройдем, потом она восстановится. Поле-то потенциальное! Пусть у меня мало опыта, но здравый смысл…
– Значит, вы полагаете, что нам ничего не грозит?
– Естественно.
– Хорошо, – сказал Коршунов. – Оставим все как есть.
На вид он полностью успокоился, но мне показалось, что это не совсем так, и я с удвоенным вниманием следил за приборами. Судя по карте, маскон мы уже миновали, но скорость снижения продолжала расти, хотя не достигла еще и метра в секунду. Земля скрылась за горизонтом, сразу за ней – Солнце. "Кон-Тики" окутал мрак. Только небо вверху было усыпано бесчисленными немигающими звездами, а внизу звезды заслоняла Луна.
И вдруг мне стало страшно.
Мы летели все-таки на очень небольшой высоте, кто знает, что таится внизу, в этом бездонном мраке? Что, если там какая-нибудь вершина, не замеченная картографами? Или врет альтиметр? Совсем немного, на какой-нибудь километр? Кроме того, высота неуклонно падала, вертикальная скорость и не думала убывать. А мы и так опустились уже почти на полкилометра…
Я дал подсветку на карту. До опасного высокогорного района оставалось меньше тысячи километров – минут десять полета с нашей скоростью. И тут до меня дошло, что мы уже летим ниже вершин – не воображаемых, а вполне реальных, – что, если так будет продолжаться, через десять минут мы неминуемо врежемся!..
Как ни удивительно, это открытие меня успокоило.
– Михаил! – сказал я. – Не понимаю, в чем дело, но орбита, кажется, восстанавливаться не собирается. Мы уже опустились ниже гор…
– И какие будут рекомендации, штурман? – насмешливо прищурился он в неярком свете индикаторов. – Идти вверх?
– Немедленно!
– Наконец-то разумные речи, – усмехнулся он, берясь за рычаги управления. Двигатель снова запел, но на этот раз перегрузка не ощущалась. С облегчением я следил, как скорость уменьшилась до нуля, потом изменила знак… Мы шли вверх. Маневр, надо сказать, был выполнен своевременно – прежней высоты мы достигли, если верить карте, уже в районе предгорий.
Я представил себе, как невидимые в темноте, всего в нескольких сотнях метров под нами проносятся зазубренные пики лунных гор, и мне вновь стало жутко. Вдруг альтиметр дает все-таки неверные показания…
– Не нервничай, штурман, – услышал я голос Коршунова. – Они прямо под нами, и до них не меньше пятисот метров. Опытный пилот чувствует такие вещи. Мы чувствуем это кожей…
Я так и не знаю, правду ли он говорил или просто чтобы меня подбодрить. Через некоторое время опасный район остался позади. "Кон-Тики" уверенно приближался к месту своего назначения. Впереди наметилась извилистая огненная линия – лучи невидимого еще Солнца скользили по склонам высоких лунных цирков. Еще немного – и "Кон-Тики" вновь выйдет на освещенную сторону.
Мой взгляд упал на индикатор топлива. Много ли мы израсходовали на непредвиденную встречу с масконом? Вряд ли. Перегрузка почти не ощущалась…
Но я увидел такое, от чего волосы у меня на голове буквально встали дыбом.
– Михаил, – проговорил я с трудом, – посмотри сюда. Видишь?
– А в чем, собственно, депо? – поинтересовался он довольно флегматично.
– Когда мы вылетали, – сказал я, – в баках было три с половиной тонны топлива. Так?
– Да, и ни граммом меньше.
– Оказывается, мы почти все истратили, – продолжал я. – Проклятый маскон! Мы сожгли больше двух тонн! Мы не сможем теперь сесть!
– Ты в этом убежден, штурман?
– Да, – твердо сказал я. – Нам придется просить помощи. Пока не поздно. Пока мы еще на орбите!
– Чтобы я просил помощи? – бросил он яростно. И замолчал. Я следил за его лицом. На его тонких губах появилась улыбка.
– Вспомнил одну старую историю, – ответил он на мой недоуменный взгляд. – Значит, штурман, ты полагаешь, топлива на финиш не хватит? – Я молча кивнул. – Допустим, что это так. Но если бы в кабине был только один из нас, топлива бы хватило. Масса человека в скафандре – килограммов сто пятьдесят, если не ошибаюсь?
– Да, – пробормотал я, еще не понимая, куда он клонит.
– Тогда у нас остается единственный выход. Над безатмосферными лунами так иногда делают. Один из двоих идет за борт, становится спутником луны, а второй садится, заправляется, потом взлетает и подбирает товарища.
Сказать я ничего не смог. У меня пересохло во рту.
– Дальше начинается арифметика, – проговорил он жестко, и я сразу вспомнил его профессиональное прозвище. – Если за борт пойду я, ты все равно не сядешь. Погубишь и себя, и "Кон-Тики", и в конечном счете меня. Если же за борт пойдешь ты…
Он смотрел на меня холодными, немигающими глазами.
– Словом, как говорилось в той истории, Боливар не вынесет двоих. Что скажешь, штурман?..
3. Прощайся с этой Луной!
Мы стояли рядом с "Кон-Тики" на лунных камнях. Тени прятались под ногами. Машина подтвердила, на что способна: совершив кругосветное путешествие, "Кон-Тики" вернулся на собственную стоянку, в ту же точку, откуда взлетел. Коршунов придерживался за посадочную опору, его пошатывало. Что ж, он поработал на совесть. Когда амортизаторы коснулись грунта, топлива в баках не осталось ни капли, зато и скорость ушла в ноль – и вертикальная и горизонтальная. Я, надо сказать, тоже не чувствовал себя бездельником – одних только цифр ("высота… скорость… высота… скорость…") за последние минуты пришлось надиктовать сотни. Но все это было в прошлом.
А здесь, куда мы столь блистательно возвратились, все осталось как было. Все так же стояли на своих местах лунолеты, из-за близкого горизонта выступали здания промышленного блока. С момента старта минуло чуть менее двух часов, и Солнце по-прежнему висело в зените. Разве что отодвинулось от Земли на пару своих диаметров.
Коршунов наконец поднял голову.
– Вот она. – Он показал на запад. Над горизонтом поднималась блестящая вертикальная черточка. – Станция "ЮГ", "Юрий Гагарин", наша первая остановка…
"Остановка" довольно бодро взбиралась к зениту. На восхождение ей потребовалось минуты три. Теперь, наблюдаемая с торца, она выглядела уже не черточкой, а едва различимым кружочком.
– До нее всего пятьдесят километров, – сказал Коршунов, – но у нас свой отсчет, для нас это четверть дороги. Мы заправимся там и пойдем дальше. Когда старт, штурман?
Я вздрогнул.
– Ну, вроде договорились на завтра…
– Да, – подтвердил он. – Но "завтра" – понятие растяжимое. Ты штурман, назначай точное время.
– Слишком рано, может, не стоит? – полувопросительно предложил я. – Нужно хорошенько выспаться, отдохнуть… Может, часов в двенадцать?
– Договорились, – кивнул Коршунов. – Завтра, в полдень по Москве. – Он провожал взглядом опускающуюся к восточному горизонту черточку. – Мы заправимся там, штурман, наполним баки "Кон-Тики", а потом… – Он посмотрел в зенит, где громадным дымным кольцом светилась Земля. – Даже не верится… Несколько дней, и мы будем там.
– С Юпитера, наверное, она выглядит поскромнее, – сказал я.
– С Юпитера?.. – повторил он, странно на меня посмотрев. И, помолчав, добавил: – Ты, Саша, видел когда-нибудь Меркурий? – В голосе его появилась горечь, будто с этой планетой были у него связаны какие-то сокровенные, причем не слишком приятные воспоминания.
– Меркурий? – сказал я, подумав. – Нет. По-моему, никогда. Да его почти никогда и не видно. Он слишком близко к Солнцу, не разглядишь.
– Правильно, – кивнул он. – Меркурий не удаляется от Солнца – от диска Солнца – больше чем на двадцать градусов, поэтому его трудно увидеть. Но знаешь ли ты, Саша, – голос его зазвенел, – знаешь ли ты, что из системы Юпитера Земля кажется вдвое ближе к Солнцу, чем Меркурий отсюда?! Вдвое, Саша! А я провел там двадцать лет. Безвылазно двадцать лет! Знаешь, сколько раз за эти годы я видел Землю? Планету, на которой родился?! Но мы там будем – я даю слово!
Он почти кричал. В глазах его была ярость.
– Но, может быть, в телескоп… – неуверенно начал я.
– В телескоп?! – Он ударил кулаком по амортизатору. "Кон-Тики" качнулся. Коршунов опустил руку и почти спокойно закончил: – Да, разве что в телескоп. В телескоп ее иногда видно.
Некоторое время мы молчали.
– Извини меня, Саша, – сказал он потом. – Со мной бывает… Особенно после трудного финиша. И еще, не обижайся на меня – ты знаешь, о чем я. Это была просто шутка.
Зря, конечно, он об этом напомнил. Обошлись бы без его извинений. А сейчас… Я вновь увидел перед собой злосчастный индикатор топлива, и у меня снова похолодела спина, как там, наверху, когда он самым серьезным тоном предложил мне идти за борт, чтобы подождать его на орбите…
– Пойми, это ракета. Эта машина, пусть она размером с автомобиль, по сути своей все же ракета, и неплохая. А любая ракета требует на финиш меньше топлива, чем было затрачено на старт. Ракете легче финишировать, чем стартовать, потому что на финише она сама легче.
Я молчал. Мне было неприятно его слушать. Напрасно он об этом заговорил.
– Опытный пилот, – продолжал он, – всегда знает, сколько топлива оставить на финиш. Меньше половины, но вполне определенную долю. Будто делишь отрезок в золотой пропорции… Не гневайся на меня, штурман, я просто пошутил, я не думал тебя обидеть.
Я упорно молчал. Станция "Юрий Гагарин" давно скрылась за горизонтом. Честно говоря, на стоянке нам совершенно нечего было делать.
– Молчишь? – сказал Михаил Коршунов. – Тогда пока. Не забудь – завтра в двенадцать ноль-ноль.
– Пока, – буркнул я, и мы вместе двинулись по тропе, по направлению к "воздушным воротам" Центра имени Королева.
Назавтра я был на месте за час до намеченного срока. Отдохнуть так и не удалось. Вечером в информационной программе показывали репортаж о нашем окололунном полете. Так у нас всегда – думаешь, ты один, а за тобой следят десятки внимательных глаз. Особенно удалась оператору сцена после посадки, когда мы с Коршуновым стоим рядом с "Кон-Тики" и смотрим прямо в камеру. Репортаж делали со станции "ЮГ" – с двухсот километров взяли так, будто снимали в упор. Им что – атмосферы нет, условия идеальные… Коршунов что-то говорит, а я молчу, и физиономия у меня до удивления глупая. И текст соответствующий, юмористический. "Наш Перепелкин в когтях у Лунного Коршуна", "Перепелкин попадает в переплет"… Или "в переделку", точно не помню. Ужас! Не ровен час, увидит жена… А если еще и сын?..
Этим репортажем вчерашние неприятности не кончились. Совсем поздно приходил Эдик Рыжковский, опять клял себя, слезно отговаривал от участия в перелете. "Это безумие, чистой воды безумие! Слетать вокруг Луны может каждый, дело нехитрое. Подумаешь – взлететь, а потом сесть. А вот как вы будете выходить к станции, ты себе представляешь? В секунду она делает полтора километра, в час – шесть тысяч! Если уйдет вперед, за ней уже не угнаться! Но и это пустяк по сравнению с тем, что ждет вас потом. Даже свет летит до Земли больше секунды! Нет, ты себе представляешь, что это значит?"
И так два часа, будто не понимает – как же мне теперь отказываться? Словом, заснул под утро, встал в расстроенных чувствах. Настроение – хуже некуда. Называется, отдохнул…
Я скучал в своем кресле, верха не опускал. Ждал, что вот-вот появится Коршунов, но он, судя по всему, исповедует "вежливость королей". Обычно на стоянке бывает безлюдно, но сейчас здесь, если можно так выразиться, царило оживление. Неподалеку от "Кон-Тики" припарковался тяжелый гусеничный вездеход с крупными буквами на борту: ТВ. Два озабоченных молодых человека в скафандрах возились там со своими телекамерами. Ну, с этими-то я еще мог примириться: тут по крайней мере намерений не скрывают. Но когда за тобой подсматривают с орбиты! Стояла на краю площадки и цистерна заправщика. Как правило, они делают свое дело ночами, а днем где-то скрываются. Этот, стало быть, остался специально, задела за живое вчерашняя передача. Действительно, водитель в конце концов не выдержал, спрыгнул из кабины и подошел ко мне. Лицо у него было открытое, симпатичное.
– Вас я уже заправил, – сказал он, словно бы извиняясь. – Все полторы тонны, как и просили.
– Всего полторы?
– Как в заявке, тютелька в тютельку, – сказал он. – С точностью до грамма, фирма гарантирует. А вы правда собираетесь туда? – Он ткнул пальцем в небо. – Не страшно?
– Нет, – твердо ответил я.
– Так не хватит же, – удивился заправщик. – У нас даже до "Циолковского" все берут по две с половиной.
– Нам хватит, – успокоил я его. – Мы профессионалы, не какие-нибудь любители-селенологи.
Он понимающе кивнул и отошел. Я снова остался наедине с неприятными мыслями. Полторы тонны! Выходит, Коршунов заказал топлива только до орбиты, как всегда, в обрез. Он просто неисправим! Но, надо сказать, его уверенность успокаивала… Было уже, наверное, без пяти двенадцать, когда ребята с телевидения засуетились, наставили камеры в сторону тропинки. На вершине холма появился Коршунов. Он приближался к нам своим неторопливым каллистянским шагом.
Случайно мой рассеянный взгляд обратился к небу. И тут я увидел такое, что мгновенно забыл и о телевидении, и о Коршунове с его "королевской вежливостью"!
Над западным горизонтом медленно восходила сверкающая черточка станции "ЮГ". Значит, мы должны взлетать прямо сейчас, немедленно, чтобы успеть ее перехватить! Еще три минуты – и она пройдет над нашими головами! Гнаться за ней потом – занятие, как правильно заметил Эдик Рыжковский, вполне безнадежное. Значит, придется ждать еще два часа…
Почему же вчера, планируя сегодняшний старт, мы упустили это из виду? Ну, мне простительно, но как мог забыть Коршунов – он-то действительно профессионал!
Я снова посмотрел на него. Он шагал размеренной поступью, словно позируя телекамерам. Телевидение не зевало; чувствовалось, что в отличие от командира "Кон-Тики" этим молодым людям есть куда торопиться!
Внезапно перед моим мысленным взором встало лицо Коршунова в момент вчерашнего разговора. "Ты штурман, назначай точное время!" Неужели это новая шутка?!
Ну ладно, подумал я, посмотрим, кто будет смеяться последним. Вы изволите шутить, Лунный Коршун, пожалуйста. Не будем вам мешать в ваших невинных забавах! Взлетайте, садитесь, делайте что хотите. Вы, очевидно, рассчитываете, что штурман с исказившимся от страха лицом будет хватать вас за руки и несвязно лопотать: "Станция, станция!.." Нет уж, не будет этого! Вот если вы все-таки стартуете – в чем я сильно сомневаюсь, – тогда, быть может, штурман и намекнет тактично, что, дескать, поезд давно ушел! И, значит, пора возвращаться, иначе никакая "золотая пропорция" вам не поможет! Вот потом и позируйте перед объективами!
Он ступил на лесенку в тот самый момент, когда "Юрий Гагарин проходил точно над нашими головами. До телевидения, кажется, тоже дошло: одна из камер уставилась прямо в зенит. Коршунов, как ни в чем не бывало, занял свое место, опустил прозрачный верх. Зашипели баллоны, наполняя кабину воздухом. Через минуту он поднял забрало шлема. Я последовал его примеру. В кабине было прохладно, воздух еще хранил в себе память о своем жидком прошлом.
– Прощайся с этой луной, штурман! – произнес Коршунов, посмотрев на часы. Стрелки – а часы у него стрелочные, как у всех космонавтов, – сошлись в верхней точке циферблата. – Двенадцать ноль-ноль!..
И он нажал стартер! За прозрачным колпаком взметнулось пламя, двигатель загремел, и "Кон-Тики" ринулся в небо. Лицо у Коршунова было счастливое; неужели он ни о чем не подозревал? Мне даже стало его жалко, но что делать? Я открыл было рот – сообщить, что пора возвращаться (а "Гагарин" уже опускался к восточному горизонту), как вдруг…
"Кон-Тики" сильно тряхнуло, и, сверкая в лучах Солнца, от корабля веером полетели три трубчатые конструкции – наши посадочные опоры! Коршунов отстрелил шасси! Теперь нам оставался только один путь – вверх, на орбиту!..
– Прощайся с этой луной, штурман! – покрывая гром двигателя, прокричал Коршунов. – Эти сто килограммов больше нам не нужны! Пусть они остаются, а мы пойдем дальше!..
Он воздел руку кверху и, конечно, ушиб пальцы о крышу кабины. Сказать я ничего не мог – во всяком случае, ничего связного. Маршевый двигатель победно гремел.
– Станция… – бормотал я. – Но станция… Станция…
Перегрузка не давала мне шевельнуть даже пальцем, не то что рукой. Кажется, я пытался показывать ему глазами, но тщетно! Вертикальная черточка "Юрия Гагарина" застыла над горизонтом. Мы не набрали и половины орбитальной скорости, а станция ушла уже километров на двести и все еще удалялась!
Наконец Коршунов уловил мое беспокойство. Какое-то время он молча смотрел вперед. Конечно, он сразу все понял, но ничем не дал понять, что ситуация его встревожила.
– Держись, штурман! – прокричал он. – Обратного пути нет! Мы догоним ее, даю слово!..
Перегрузка заметно усилилась, мне стало нехорошо. Но когда двигатель умолк и мы вышли на орбиту "Гагарина", тот по-прежнему висел над горизонтом далеко впереди, а топлива в баках "Кон-Тики" оставалось всего 40 кг!
Возьми себя в руки, сказал я себе, мы на орбите, ничего страшного нам не грозит. Ну, пришлют в крайнем случае спасательный катер. И опять подстроят какую-нибудь веселенькую телепередачку…
Но Коршунова, видимо, такие проблемы не волновали. Он долго изучал станцию в свой любимый 15-кратный бинокль.
– До нее двести пятьдесят километров, – сказал он наконец, передавая бинокль мне. Выглядел "ЮГ" внушительно – этакая 600-метровая, парящая в пустоте башня, ощетинившаяся антеннами и солнечными батареями. – Идти на нее в лоб бессмысленно, не хватит никакого топлива. С десяти километров я бы еще рискнул, но не более… Постой, высота у нас пятьдесят, если не ошибаюсь?.. – И вдруг он засмеялся. – Знаешь, штурман, какой закон для нас сейчас самый главный? Пятью пять – двадцать пять!..
Он смотрел на меня и улыбался. И, как я понял, на сей раз вовсе не из-за выражения моего лица; просто он нашел выход и радовался, что это ему удалось.
– Пятью пять – двадцать пять! – победоносно повторил он. – Мы пойдем обходным путем, штурман! Не будь я Лунный Коршун, если через два часа мы не постучимся в двери этого небесного замка!..
4. Прыжок в высоту
– Ты что, Михаил?! – закричал на этот раз уже я.
– Не нервничай, штурман, – отпарировал Коршунов. – Я знаю, что делаю.
А сделал он следующее: 1) развернул "Кон-Тики" кормой вперед и 2) включил на несколько секунд маршевый двигатель. Топлива, правда, на этот странный маневр ушло всего килограммов семь, но результат не замедлил сказаться: дистанция, отделявшая нас от станции "Юрий Гагарин", постепенно увеличивалась. Кроме того, мы начали терять высоту, набранную с таким трудом, – она уменьшалась все быстрее и быстрее.
Минут пятнадцать я не без успеха делал вид, что мне все понятно и что я полностью разделяю экстравагантную линию командира "Кон-Тики", но потом не выдержал.
– Допустим даже, что я полный невежда в вопросах навигации и высшего пилотажа, – сказал я ему. – В некотором смысле так оно и есть. Но не кажется ли вам, командир, что, удаляясь от цели, мы нисколько к ней не приближаемся?