Сергей Алхутов
СТЕКЛО
Деньги должны быть прозрачными - тогда за ними видно людей.
Мы часто используем эту пословицу, но вряд ли думаем о том, что раньше у нее был прямой смысл. Не зря в народе мелкую монету до сих пор называют "стекляшкой".
Наши предки и вправду пользовались деньгами, сделанными из стекла. Было это в те времена, когда свое стекло они варить не умели. Все ходившие по рукам деньги достались им от их предков, а тем - никто не знает откуда.
Соседи наших предков, богатый и воинственный народ же, пользовались деньгами из обезьяньих зубов, и деньги эти имели широкое хождение между народами. Люди поговаривали, что часть этих денег, сделанная из зубов побежденных противников, со временем становится все больше и больше. Же богатели и оттесняли наших предков вглубь лесов.
Однажды вождем нашего народа стал человек по имени Гирара. Вот правдивая история о том, что случилось с Гирарой.
Три года Гирара правил людьми, а потом собрал стариков и сказал:
- Наши воины мужественны, но бедны. Надо добыть много стекла и сделать много денег. На эти деньги мы сможем вооружиться, победим же и вернемся в земли наших отцов.
Старики принялись объяснять ему, что много стекла не бывает и не может быть. Но вдруг взял слово самый дряхлый из них, плешивый Апаи:
- Далеко на северо-востоке лежит Белый лес, а за ним Стеклянная земля. Прямая дорога к ней ведет через земли же, но, если договориться с патачо, можно пройти их землями, а оттуда плыть по большой воде на север. Есть еще путь - сушей на север, до Матери Рек Амазуни, а потом плыть по ней, но это опасно - же часто наведываются в эти земли. Да и обратная дорога невозможна - вверх по Амазуни не выгребешь. Надо идти через земли патачо.
- Плешивому Апаи верить нельзя, - сказали остальные старики, - его воспитывали куры. Что хорошего можно от него услышать? Разве от него услышишь правду?
Вечером этого же дня в дом Гирары пришел один из стариков, рваногубый Сапало. Нижняя губа у Сапало была такая рваная, что губную подвеску он носил на верхней губе.
- Гирара, ты хочешь поступить неправильно, - сказал Сапало, - если ты привезешь много стекла, какой смысл в том, что мы берегли для вас?
- Вы берегли его для нас, чтобы мы смогли добыть новое, - ответил Гирара, - мы добудем новое, чтобы вернуть свое.
- Новое обесценит старое, и тогда возвращать свое будет бессмысленно, - сказал Сапало, - если ты отправишься за стеклом, ты лишишь наших людей смысла.
- Старики сказали неправду о том, можно ли верить Апаи, - ответил Гирара, - как я могу верить старикам? Ступай, Сапало, мое решение не изменится.
Вслед за Сапало в дом Гирары пришел молодой бари по имени Орари.
- Я разговаривал с твоим отцом, - сказал Орари.
- Мой отец еще жив, - возразил Гирара.
- Все верно, не пугайся, - сказал бари, - я разговаривал с твоим живым отцом. Он гордится тобой, но не хочет, чтобы ты отправлялся добывать стекло. Он считает, что стекло испортит здоровье и нравы наших людей.
- Так считают старики, - ответил Гирара, - но старики умрут раньше, чем их внуков перебьют воины же. Когда мир меняется, стариков слушать опасно.
- Мир никогда не меняется, - сказал бари, - но случиться может всякое.
Гирара ответил:
- Ты первый раз пришел в мой дом - это случилось. Прежде ты у меня не бывал, и, если больше не придешь, я буду знать, что мир не меняется.
- Случиться может всякое, - зловеще повторил бари и ушел.
После Орари в дом Гирары пришел плешивый Апаи и выразил готовность отправиться в путь за стеклом.
- Старики меня не слушают, - сказал Апаи, - а воинам я еще могу пригодиться. Есть вещи в мире - дети не знают этих вещей, женщины не знают, воины не знают, старики не знают, я знаю.
На следующий день Гирара собрал воинов своей деревни и соседних деревень и предложил тем, кто к этому готов, идти в Стеклянную землю за стеклом. Двадцать восемь самых лучших воинов присоединились к нему. Плешивый Апаи стал двадцать девятым, а сам Гирара - тридцатым. Поэтому их поход называют Походом тридцати.
Гирара сказал одному из остающихся, длиннорукому Гуани, который громче всех возражал против похода в Стеклянную землю и подбивал воинов отказаться:
- Я не буду вождем людей, ты будешь вождем людей. Я буду вождем тридцати.
Г ирара передал Гуани двух своих младших жен, и тридцать отправились в поход.
Тринадцать дней путь тридцати лежал через холмы, лес и неширокие спокойные реки, только однажды, на седьмой день, пришлось переправляться через широкую. Днем они много шагали, вечером, если по дороге никого не удалось поймать, охотились на обезьян, разводили костер и до захода солнца ели их сладковатое жареное мясо.
Некоторые рассказчики говорят, что мясо обезьян не сладковатое. Это правда, и все вы это знаете, но обычай, который идет, как рассказывают, от самого плешивого Апаи и который теперь стали забывать, предписывает в таких рассказах называть мясо обезьян сладковатым.
Каждый вечер плешивый Апаи ходил вокруг места ночлега и что-то искал. Воины спрашивали его:
- Что ты ищешь, Апаи?
Апаи отвечал:
- Следы Стеклянной земли.
Воины смеялись:
- Разве земля ходит по земле? Ищи лучше орехи, ты будешь у нас вместо женщины.
Апаи никогда не обижался на воинов, но ничего не отвечал, только говорил:
- Зря вы костер жжете.
Воины опять смеялись - они знали, что ночному дозору с костром лучше, чем без костра.
На четырнадцатый день одного из воинов, крепкозубого Гуапоре, ужалила змея сурукуку. Змею тут же убили. Плешивый Апаи разрезал Гуапоре ранку резаком из зуба капибары и отсосал из нее яд, затем смазал разрез желчью сурукуку, а твердый змеиный хвост, полосатый как пчела, привязал укушенному на щиколотку. Воины сделали носилки и понесли Гуапоре. Он был плох. Двигаться стали медленно. Часто останавливались, и Апаи щекотал Гуапоре глотку птичьим пером, чтобы того стошнило.
Вечером Апаи сказал:
- Я знаю вкус крови, я знаю вкус яда. Был еще вкус. Эта сурукуку - не сурукуку. Это или бари обернулся змеей, чтобы помешать замыслу Гирары, или Стеклянная земля оставила свой след. Не знаю, что верно.
Всю ночь Апаи кричал во сне, а утром его прохватил понос, и он целый день не мог курить. Весь день тридцать стояли на месте. К вечеру Апаи выздоровел и сказал:
- Сурукуку приползает вечером к костру. Если бы это была сурукуку, она нашла бы нас раньше. Но яд у нее самый настоящий, у меня всю ночь голова была как куча пепла, а ступни и ладони - как головни. Надо оставаться здесь, пока Гуапоре не станет лучше, я буду его лечить.
На третий день крепкозубому Гуапоре стало лучше, и двадцать девять пошли дальше, неся тридцатого на носилках.
Некоторые рассказчики говорят, что Гуапоре стало лучше на второй день, но, зная силу яда суру-куку, с этим согласиться нельзя.
Вечером этого дня Гирара сказал Апаи:
- Почему ты думаешь, что Гуапоре ужалил бари? Мы не смогли бы убить бари, не нам тягаться с миром мертвых.
Апаи ответил:
- Бари мог прислать змею вместо себя. Тогда это не он сам, но и не обычная змея.
- Расскажи о следах Стеклянной земли, - попросил Гирара.
Апаи сказал:
- Об этом трудно рассказать. Человек оставляет разные следы - след его ноги на земле похож на большую фасолину, след его зубов на лепешке - на мелкую фасоль в стручке. Есть след человека в воздухе - это его запах; такой след не виден. У Стеклянной земли следы совсем разные. Знаешь человека - знаешь его следы, знаешь Стеклянную землю - следы можешь не узнать. Она может оставлять следы в стороне от себя, как человек, стреляющий из лука. И у нее очень много невидимых следов.
На следующий день тридцать прошли всего половину дневного перехода и увидели в стороне от своего пути возвышающиеся над лесом решетчатые развалины. Апаи сказал:
- Дальше не пойдем, пока я не узнаю, что это.
Гирара спросил его:
- Это след Стеклянной земли?
- Не знаю, - ответил Апаи, - мне надо увидеть его рядом. Мне надо его понюхать.
Апаи один ушел в лес в направлении развалин и долго не возвращался. Когда вернулся, в его перепачканных жирным руках были четыре короткие бурые палочки с угловатыми навершиями, украшенными резьбой.
- Что это и зачем? - спросили воины.
- Те, кто сделал эти палочки, скрепляли с их помощью свои вещи. Я видел такие, только блестящие, - сказал Апаи, - а мы подарим их патачо, это хороший подарок, и мы сможем с ними договориться.
- Место, в котором ты нашел палочки, это след Стеклянной земли? - спросил Гирара.
- Нет, - ответил Апаи, - это след Масляной земли. Про такие я только слышал. Масляная земля пропала раньше, чем появилась Стеклянная земля, и следы от нее остались только мертвые.
Вечером этого дня Гирара попросил Апаи:
- Расскажи о Масляной земле.
- Я мало знаю о Масляной земле, и это будет не рассказ, - ответил Апаи, - Говорят, когда ее было много, люди могли передвигать вещи быстро-быстро. Говорят, за нее воевали.
- Откуда ты все это знаешь? - спросил Гирара.
- Я узнал это, когда меня воспитывали куры, - улыбнулся Апаи.
На следующий день тридцать переправились через широкую реку и вошли в земли патачо. Низкорослые патачо вышли им навстречу и проводили к своему вождю. Апаи подарил вождю патачо три бурых палочки, а Гирара говорил с ним. Вождь сказал:
- Гирара смелый вождь. В его сердце не хватает мудрости, но с избытком мужества, и речи его умны. Апаи знает что-то, чего не знает никто из нас и никто из вас. Если вы добудете стекло, мы присоединимся к вам и будем воевать с же за половину вашей добычи.
- Мы принесем вам стекло, - ответил Гирара.
Вождь патачо дал Гираре четыре подарка и объяснил:
- Когда будете проходить через деревни наших людей, отдавайте подарки вождям. В крайней деревне вам дадут материал, чтобы вы построили каноэ и поплыли, куда вам нужно. Поплывете по реке на восток, а затем выйдете на большую воду. Крайним объясняйте, как следует, они странные, не совсем наши, они к нам прибились.
Тридцать отдохнули в гостях у вождя патачо и двинулись дальше. Гуапоре уже мог идти сам, но был не в себе и мало что понимал. Поэтому его лук и копье нес Гирара.
Десять дней шли воины лесом. Днем они много шагали, вечером, если не доходили до деревни патачо, охотились на обезьян и ели их сладковатое мясо. Апаи все искал вокруг стоянок следы Стеклянной земли, но каждый раз приносил орехи и корни папоротника. Воины говорили:
- Апаи стал хорошей старухой, но все еще много болтает и чему-то радуется. Старухи должны быть мрачными и молчаливыми. Учись, Апаи.
Апаи не обижался и только замечал беззлобно:
- Девочки, вы даже тыквы на огороде не соберете, чему я могу у вас научиться?
На одиннадцатый день тридцать вышли к последней, четвертой деревне патачо. Деревня стояла на берегу реки. Здешние были особенно маленькие, не выше груди самому низкорослому из тридцати, все узколобые, все с деревянными дисками в губах, похожие на больших птиц, но головы их не были украшены перьями. К тому же они плохо владели языком, который знали наши воины. В деревне были одни старики и женщины. От них тридцать кое-как узнали, что мужчины на реке, бьют рыбу.
Гирара захотел посмотреть, как местные бьют рыбу, и женщины проводили его к реке. У реки собрались узколобые клювастые мужчины. Они колотили по воде длинными палками. Наши предки били рыбу точно так же, поэтому Гирара не удивился, только спросил:
- Отчего у вас такие длинные палки?
- Не знаем, - ответили мужчины, - какие они должны быть. Наши предки били рыбу из лука. Дерево в наших краях стало теперь совсем ломкое. Хорошие луки делают во внутренних землях. Это дорого.
- А из чего же вы делаете каноэ? - удивился Гирара.
- Из старых стволов. Они не ломкие, - ответили мужчины, - их очень мало.
Месяц с небольшим тридцать гостили в деревне клювастых. Весь месяц с небольшим они маленькими отрядами ходили с местными в разные места леса, искали и рубили толстые стволы и вырубали из них лодки. Иногда стволы оказывались не очень далеко друг от друга, так что один отряд мог слышать, как работает другой или несколько других.
Вечерами воины тихонько спрашивали у Апаи:
- Не у этих ли кур ты училась, бабушка?
Апаи отвечал:
- У других, девочки, мои из другого материала и покрупнее, но вы даже из-под этих яйца достать не сможете.
В последний вечер перед отплытием, когда уже и просеки к воде были прорублены, и каноэ вытащены из леса к реке, устроили большой праздник. Ели, пили, веселились, много говорили о том, что будет завтра, вспоминали о том, что было в прошедшем месяце. Гирара веселился больше всех, но, когда увидел, что разговоры о прошлом и будущем идут и без него, подошел к Апаи и тихонько спросил:
- Апаи, что ты можешь сказать о ломких деревьях?
Апаи подумал и ответил:
- Это похоже на след Стеклянной земли.
- Как ты узнаешь следы Стеклянной земли? - спросил Гирара.
- Никак, - ответил Апаи, - я догадываюсь. Когда много похожего на эти следы, значит, они и есть. Пока мало.
Наутро тридцать были готовы к отплытию. Местные дали им шесть кормчих по числу каноэ, и в каждой лодке оказалось по пять наших воинов и по одному жителю деревни у реки. Сидеть оказалось тесно, еле хватало места для взмаха весла. Клювастые помогли тридцати столкнуть каноэ с мели, и лодки понесло медленным течением.
Гирара сидел на носу последней лодки, чтобы видеть остальные пять. В той же лодке был Апаи.
Весь день плыли по реке, а вечером вышли на большую воду, в широкий залив. Кормчий последней лодки сказал:
- Это место называлось раньше Бог зеленых людей. Здесь была большая деревня.
Гирара спросил клювастого:
- Кто такие зеленые люди?
- Не знаю, - ответил кормчий, - Они много воевали. Поэтому они умерли. Больше ничего не знаю.
- Мы тоже будем много воевать, - гордо сказал Гирара.
- Мы не будем, - ответил кормчий.
- Вождь патачо сказал, что его люди будут с нами, - возразил Гирара.
- Мы не патачо, - ответил клювастый и замолчал.
Ночевать остановились тут. Апаи хотел найти место, где была деревня, но не нашел. Перед сном Гирара спросил у него:
- Ты что-нибудь знаешь о зеленых людях?
- Они создали кур, - ответил Апаи, - из-за них появилась Стеклянная земля. Но лучше здесь о них не говорить, а то потревожим их Бога.
Утром Гирара проснулся раньше всех и засуетился. Он принялся таскать в свою лодку камни, которые мог найти на узкой полосе песчаного берега. Но когда ночной дозор разбудил остальных воинов, Гирара уже выгружал камни обратно. Он был в большом смятении.
- Что ты делаешь, Гирара? - спрашивали у него воины.
- Подумайте сами, - отвечал им Гирара, - ведь стекло тверже дерева, тверже зуба капибары, а значит, наши луки, копья и палицы не смогут его измельчить, а резаки не разрежут. Как мы будем копать Стеклянную землю? Как возьмем стекло в каноэ? А камень тверже, чем стекло. Поэтому я решил взять с собой камни.
- Но ведь тогда не поместятся люди! - стали говорить воины.
- Я понял это потом, - отвечал им Гирара, - и теперь не знаю, что делать.
- Послушай, Гирара, - сказал вождю Апаи, - если бы я не нашел бурые резные палочки, мы бы не договорились с патачо. Но я не знал, что я их найду.
И ты не знаешь, что найдешь по дороге к Стеклянной земле. Никто не знает, как приделать к делу хороший конец, оттого он и вырастает сам собой.
Гирара послушал плешивого Апаи и оставил камни на берегу. Тридцать поплыли дальше и вскоре вышли на большую открытую воду, которая никуда не текла. Такой большой воды воины прежде не видели. По воде ходили высокие волны.
Выйдя на большую воду, каноэ повернули на север и поплыли вдоль берега. Берег был однообразен. Днем гребли, вечером втаскивали лодки на берег, собирали устриц и били рыбу. Первые дни пытались охотиться в прибрежном лесу, но в нем почти никто не водился. Гирара спрашивал у Апаи, не след ли это Стеклянной земли, но Апаи отвечал, что никто не любит жить с краю.
Некоторые рассказчики говорят, будто охота тридцати в прибрежном лесу была удачна, и они каждый вечер ели сладковатое мясо обезьян, но Апаи был прав - никто не любит жить с краю, и обезьяны не любят.
Путь по большой воде на север занял шестнадцать долгих дней. На семнадцатый день берег стал заворачивать на запад, и тридцать стали волноваться, что вернутся по воде туда, откуда пришли ногами. Плешивый Апаи успокаивал воинов. Так еще десять дней тридцать провели в пути на запад, не зная, куда плывут. Ветер, который прежде дул в лицо, теперь подгонял каноэ. Песчаная полоса у кромки воды стала шире, берег часто выдавался в воду мысами, а то и разбивался на песчаные островки. Иногда лес оказывался так далеко, что костер не жгли - путь за дровами был бы долог. Воинам негде было повесить гамаки, они спали на песке.
- Жаль, что деревья не ходят, - говорили они.
Гирара тосковал по женам и по горячей тыквенной каше. Он никому не говорил об этом, но вечерами спрашивал Апаи:
- Мы когда-нибудь доберемся до Стеклянной земли? Ты ведь говорил, что по большой воде надо плыть на север, а мы плывем на запад. Мы провоняли рыбой и устрицами, у меня в животе каждый день бурлит.
Плешивый Апаи отвечал:
- Имей терпение, Гирара. Слабый не доплывет, трусливый не доплывет, суетливый не доплывет, мы доплывем.
А один раз он добавил:
- Но ты прав, у тебя в животе бурлит, у меня бурлит. А наш кормчий - он все время газы пускает. Ты на носу, к тебе не доходит, а на меня как раз ветром относит. Ты большой вождь, твоя лодка - большая лодка, но тебе достался самый плохой кормчий, хуже меня, старика. Я пересаживаюсь на другую лодку.
Так Апаи и Гирара оказались в разных каноэ.
Однажды в особенно ветреный день тридцать увидели впереди большие зеленые острова - здесь какая-то река впадала в большую воду, и берег был изрезан. Воины налегли на весла, чтобы спрятаться за островами от ветра, и лодки отдалились друг от друга, а самая первая ушла далеко вперед и резво скрылась за песчаным мысом острова. Воины в лодке Гирары смеялись:
- Нежная бабушка Апаи даже на таком отдалении не выдержала газов, которые пускает наш кормчий. Апаи решил обогнать запах.
Вдруг Гирара увидел, как в передней из четырех доступных обзору лодок, уже почти скрывшейся за мысом, перестали грести. Что-то крупное, размером с человека, качалось на воде рядом с лодкой.
Пять каноэ собрались вокруг плавающего тела. Это было тело клювастого. Он выглядел так, как будто ему забили в глотку ручку весла, а лопасть осталась торчать наружу. Вода вокруг головы клювастого окрашивалась кровью, а слева на шее зияла кусаная рана.
Гирара бегло осмотрел каноэ, нашел в одной из них Апаи и понял, что главное не потеряно.