Все это было проделано быстро и профессионально -- служба безопасности выглядела не менее солидной, чем интерьер.
-- Лифты для посетителей и обычного персонала вон там. -- Один из охранников указал мне в сторону правой колонны. -- Любой из двух.
Я подмигнул ему:
-- А что, есть еще лифт для руководства?
-- Разумеется. -- Лицо охранника осталось строгим и внимательным. -- Но вы им воспользоваться не сможете.
Судя по всему, лифт для руководства и находился справа от стеклянной стены, но спрашивать я, разумеется, не стал.
Едва я подошел к лифтам, створки одного из них открылись. Кабина могла вместить человек двадцать, но дизайн был прост -- никелированная сталь, металлопластик и зеркала. Закрытые объемы подобного обустройства кажутся бесконечными -- наверное, в целях борьбы с клаустрофобией. С другой стороны, когда едешь в такой кабине один, ощущаешь себя давидом в желудке голиафа, к тому же со всех сторон на тебя смотрят сотни твоих двойников.
Неужели таким образом настраивают работников на ощущение винтика в большом механизме и корпоративную солидарность? Жаль, нет у меня знакомого психолога, непременно бы поинтересовался у него. А интересно, кстати, в лифте для руководства такой же дизайн?
Сверившись с "маршрутным листом", я нажал кнопку сорок восьмого этажа.
Кабина плавно двинулась, на пульте управления замелькали числа. Потом не менее плавно движение прекратилось и звякнул сигнал-колокольчик, но на пульте горело не "48", а "25". Впрочем, причина остановки стала ясна сразу. Створки распахнулись, в кабину вошла блондинистая девушка лет восемнадцати, в белой блузке с черным галстуком и короткой черной юбке, не менее милая, чем та, из бюро пропусков, и нажала кнопку нужного этажа. В правой руке она держала магнитную карточку, а в левой -- стопку конвертов различной толщины.
-- Здравствуйте! -- сказал я.
Мы едва успели улыбнуться друг другу, я едва успел оценить высоту ее бюста, тонкость талии и округлость бедер, как кабина снова остановилась и девушка вышла.
Дьявол бы забрал эти суперсовременные скоростные лифты с магнитным приводом! Кабы тут была та машина, какими оборудовались дома в годы моего детства, я бы непременно познакомился с симпатичной блондинкой...
Долго возмущаться мне не пришлось -- несколько секунд, и на пульте загорелось заказанное "48", мелодично звякнул колокольчик, и створки разошлись. Сотни Максов Мезенцевых вокруг шагнули к проему, и я оказался в холле гораздо меньших размеров, чем на первом этаже, и двинулся дальше, по-прежнему руководствуясь "маршрутным листом" и сверяясь с номерами дверей. Дорога оказалась короткой, потому что дверей пришлось пройти всего ничего -- уже вторая была в приемную председателя совета директоров.
Я ожидал увидеть очередную милую девушку, однако здесь сидела за столом вовсе не девушка, но мегера лет пятидесяти, бросившая на меня хищный подозрительный взгляд -- не собрался ли я укокошить и этого ее шефа? Впрочем, одета она была тоже в белую блузку с черным галстуком и черную юбку, однако в этом одеянии поместились бы и девушка из бюро пропусков и девушка из лифта, вместе взятые. В общем, секретарша у председателя была столь же солидна, как и вся компания.
-- Здравствуйте! -- сказал я таким тоном, словно собирался одарить ее шефа халявными деньгами. -- У меня дело к вашему председателю.
-- Здравствуйте! -- ответила секретарша таким тоном, словно собиралась выкинуть из приемной и мои халявные деньги, и меня вслед за ними. -- Шустрый мальчик... А что у вас за дело к нашему председателю?
Разумеется, она была права в своих сомнениях. И я, предъявив визитку, сообщил, кто я, что я и зачем.
Мегера сразу оттаяла, но только для того, чтобы сообщить мне, что Михаила Ефремовича на месте нет и сегодня не будет, поскольку Михаил Ефремович находится на деловых переговорах с партнерами, но если я приду завтра к десяти часам, то она непременно сделает все, чтобы я попал к Михаилу Ефремовичу и смог с ним побеседовать по всем интересующим меня вопросам. А с другой стороны, -- тут секретарша окончательно сменила гнев на милость, -- она здесь для того и сидит, чтобы решать за Михаила Ефремовича возникающие проблемы, которые способна решить, и не стоит ли задать интересующие меня вопросы именно ей? А вдруг?..
Я прекрасно знаю, что в нашей стране руководители всех рангов больше любят у подчиненных беззаветную преданность, чем толковый профессионализм. Тем не менее, вряд ли здесь новый председатель быстро поменял секретаршу старого...
-- Простите, как ваши имя и отчество? -- спросил я с блистательной улыбкой.
-- Елена Владимировна. А фамилия -- Пименова.
-- Видите ли в чем дело, уважаемая Елена Владимировна, -- сказал я. -- Моя страховая кампания, как и положено в случае, когда гибнет застрахованный клиент, должна иметь стопроцентную уверенность, что это не был суицид. А то, знаете ли, бывает, когда клиент своей смертью пытается решить стоящие перед его семьей финансовые проблемы.
Она кивнула.
-- Вы ведь не новичок и были в секретарях у обоих погибших, верно? -- продолжал я.
-- Разумеется, молодой человек. В компании "Бешанзерсофт" не принято бросаться сотрудниками. К тому же, ни у кого из руководителей никогда не возникало претензий к моей работе.
-- Я так и думал... Тогда вы наверняка сможете помочь мне.
Компьютер у нее на столе пискнул, она тут же обратила все свое внимание на дисплей, и я получил возможность осмотреть приемную.
Все тут было, что называется, простенько, но со вкусом -- ничего похожего на навязчивую роскошь, которую так любят в фирмах с сомнительной репутацией. Судя по здешнему интерьеру (сплошной металлопластик серых тонов), репутация "Бешанзерсофта" была железобетонной, и компании не требовалось пудрить клиентам мозги претензией на финансовую состоятельность. Впрочем, чему тут особенно удивляться? Новые компьютерные технологии -- это вам не баран начихал, это устойчивый спрос, это постоянное расширение рынка, это новые рабочие места. Но это и возможность столкновения интересов с конкурентами, а стало быть и реальность промышленного шпионажа и заказных убийств... Таков наш мир! Впрочем, в последнем случае у меня нет никаких шансов. Заказное убийство -- как правило глухарь -- что для государственных органов правопорядка, что для частного сыска... Радует одно -- если бы не было вариантов местной, внутренней разборки, то Антон Иванович Константинов не явился бы ко мне с желанием выложить кругленькую сумму за мои труды...
-- Так я вас слушаю, господин Мезенцев! -- Елена Владимировна уже справилась со своим срочным секретарским делом и, перестав терзать сенсорную клаву, с приветливой улыбкой изучала мою мужественную физиономию.
Я оторвался от размышлений:
-- Отлично... Начнем с господина Бердникова. Не был ли он перед своей гибелью чем-то озабочен, расстроен?
Елена Владимировна пожала покатыми плечами, и движение это оказалось неожиданно изящным -- будто птица крыльями взмахнула.
-- Озабочен Петр Сергеич был всегда. Руководить такой фирмой -- не семечки щелкать и не в носу ковырять. Однако это были обычные, повседневные заботы. В общем, рутина и ничего особенного. Наша компания -- весьма процветающее предприятие. Финансовых проблем у наших работников нет. Конечно, можно и при любых доходах оказаться в яме. -- Елена Владимировна лукаво улыбнулась. -- Но у Петра Сергеича такого произойти просто не могло, не тот он человек. Даже не припоминаю, чтобы он когда-либо совершил импульсивный поступок, все всегда продумывалось, просчитывалось, анализировалось. Собственно, будь он другим -- не стал бы создателем фирмы, работающей в столь серьезном бизнесе...
-- А на личном фронте?
Реакция была ярко выраженной. Приветливость немедленно обернулась настороженностью, улыбка -- серьезной миной.
-- Об этом надо спрашивать не меня. Какие бы анекдоты ни ходили о секретаршах, я любовницей Петра Сергееича не была. Ему нравились персоны несколько иного экстерьера. -- Последнее слово Елена Владимировна произнесла с некоторой долей сарказма.
Тем не менее я сразу сообразил, что за сарказм этот ухватиться не удастся, поскольку было непонятно, что она имела в виду.
-- А кому вообще была выгодна смерть Бердникова?
Секретарша усмехнулась:
-- Любому из административной верхушки "Бешанзерсофта". Даже мне, поскольку в завещании Бердникова упомянуто и мое имя.
Нет, у здешних директоров была очень умная помощница. Никаких "Да на что вы намекаете!" или "Не знаю я, сударь, ничего такого!"...
-- Хорошо, -- сказал я. -- А как обстоит дело с Зернянским? Тот мог покончить жизнь самоубийством?
Елена Владимировна подумала несколько секунд:
-- Василий Константиныч был иной человек. Не было у него той предусмотрительности и расчетливости, что у Петра Сергеича, зато он был намного жизнерадостнее и оптимистичнее. Я бы скорее поверила в самоубийство Бердникова, чем Зернянского.
-- Смерть последнего тоже была выгодна всем?
-- Да, разумеется.
-- А кому больше всего?
Она пожала плечами:
-- Следующим в корпоративной иерархии идет нынешний председатель совета, Михаил Ефремыч Громадин. А что касается акций, принадлежавших погибшим, то они, естественно, большей частью должны достаться их вдовам. Как положено по закону, через шесть месяцев после смерти завещателя.
Мелодично звякнул колокольчик, дверь в приемную открылась. На пороге возникла та самая блондинистая девица, которую я видел в лифте, -- при груди, талии и бедрах, с магнитной карточкой и конвертами в руках.
-- Елена Владимировна, почта.
-- Да, Марьяна. Клади на стол.
Марьяна тряхнула светлой гривой, подошла -- цок, цок, цок... -- к столу, стрельнула в меня озорными глазками. Над левой грудью блузку украшал бэджик, которого в лифте у нее не было. Я пригляделся и прочел: "Марьяна Ванжа, менеджер".
В иных фирмах все кругом менеджеры, вплоть до последней уборщицы. Не знаю, как тут у них, в "Бешанзерсофте", но эта девушка, судя по конвертам, -- просто-напросто курьер...
Марьяна нагнулась над столом (чтобы положить конверты, такое сложное движение совсем не требовалось), и черная юбка обтянула круглый зад. Я сообразил сделать свою мужественную физиономию сверхмужественной, и не зря: девушка на этот раз не просто стрельнула глазками -- она определенно оценила мою сверхмужественность, и последняя ей определенно приглянулась. Определенно! Или в моей самооценке нет ничего от Арчи Гудвина...
-- Ступай, Марьяна! -- сказала Елена Владимировна, неодобрительно глядя на девичьи экзерсисы.
Марьяна пошла -- цок, цок, цок... -- к двери, покачивая бедрами. Елена Владимировна фыркнула, и я подумал, что в следующий визит Марьяне обязательно достанется на орехи: начальствующие мегеры бальзаковского возраста чрезвычайно любят повоспитывать подчиненных молодых девушек. Даже те, кто сам раздвигает ноги перед первыми встречными штанами через пять минут после знакомства...
-- Продолжим, шустрый мальчик?
Я неслышно проглотил слюну, вспомнил о проводимом расследовании и повернулся к Елене Владимировне:
-- Да, конечно... Продолжим... -- С трудом, но мне наконец удалось вспомнить и о последних наших фразах перед приходом Марьяны. -- Вы сказали, акции убитых... погибших достанутся вдовам.
Я недовольно поморщился: вы бессмертны, господин Зигмунд Фрейд! Во всех смыслах происходящего...
Умница Елена Владимировна в ответ на мою оговорку позволила себе лишь легкую усмешку:
-- Да. И это, по-моему, вполне естественно. По крайней мере, нарушением закона не является. Как и предметом внимания страховых кампаний...
Мне явно давали понять, что видят меня насквозь.
-- Тем не менее представителю страховой компании не мешало бы поговорить со вдовами.
-- Да-да, разумеется. До восемнадцати часов вы вольны разговаривать с кем угодно.
-- Почему до восемнадцати?
-- Потому что в восемнадцать заканчивается рабочий день. -- Елена Владимировна повернулась к компьютеру, который, как и в любой приличной фирме, был еще и интеркомом.
Пальцы секретарши пропорхали по клаве, как бабочки -- легко, стремительно, нигде не споткнувшись.
-- Слушаю вас, Елена Владимировна, -- раздался женский голос.
Именно ЖЕНСКИЙ во всех смыслах -- не хрипловатый, не басовитый, а высокий, тонкий, певучий, этакое колоратурное сопрано...
-- Полина Ильинична! У меня тут представитель страховой компании... -- секретарша вновь глянула в мою визитку, -- "Русь". У него есть вопросы, касающиеся страховки Петра Сергеича. Может он поговорить с вами?
-- Э-э... -- сказала Полина Шантолосова и, судя по полетевшим из компьютера невнятным звукам, пригасила микрофон. Потом вновь раздалось звучное сопрано: -- Через пять минут у меня заканчивается совещание, пусть приходит.
-- Слышали? Давайте ваш пропуск! -- Елена Владимировна взяла у меня магнитную карту, сунула ее куда-то в недра секретарского компа и вновь пробежалась пальцами по клаве.
Через три секунды карточка вернулась ко мне, а вслед за нею явился новый "маршрутный лист".
-- Спуститесь двумя этажами ниже. Когда поговорите с Шантолосовой, вернетесь ко мне. Помогу вам встретиться с Зернянской.
-- Секундочку... А почему у Шантолосовой и Бердникова разные фамилии?
Елена Владимировна смерила меня с ног до головы:
-- Потому, шустрый мальчик, что Полина Ильинична Шантолосова была достаточно известной личностью среди программистов еще до замужества. Ей незачем было прятаться за спину молодого супруга... А теперь ступайте!
Взгляд и тон секретарши был мне совершенно непонятен, но я сообразил, что разобраться с этим -- по крайней мере сейчас -- будет невозможно. И потому пошел прочь.
7
Кабинет госпожи Шантолосовой располагался на сорок пятом этаже.
Когда я, соотносясь с указаниями "маршрутного листа", ввалился туда, хозяйка уже разогнала своих совещающихся и пребывала в одиночестве. И в полумраке.
Я почему-то ожидал увидеть длиннющий стол, на котором лежат друг на друге многочисленные рулоны чертежей -- как в фильмах про социалистических инженеров прошлого века, -- но ничего подобного тут не наблюдалосьеских аха____________________________________________________________________________________________________________. Зато на обоих боковых стенах располагались голографические дисплеи -- естественно, выключенные.
Я удивился самому себе: с какой стати здесь должны быть бумажные чертежи? Ведь армейские рации РА-101, которыми снабжаются нынешние российские Вооруженные Силы, давно уже не похожи на доисторические заплечные короба. Так почему же здесь, в созидалище новых компьютерных технологий, что-то должно быть, как в прошлом веке? Неисповедимы пути твоей фантазии, человек по имени Максим Мезенцев...
Шторы на огромном -- во всю стену -- окне за спиной хозяйки поднялись, и кабинет залил солнечный свет. Полина Шантолосова что-то недовольно буркнула, и свет тут же пригас -- шторы наполовину затенили окно. Из-за этих люминопертубаций я не сразу рассмотрел хозяйку кабинета, а когда глаза привыкли -- обалдел. Она была похожа и не похожа на сетевые фотки. Похожа, потому что передо мной стояла та же жгучая брюнетка (а женщина сегодня и вчера -- это порой совершенно разные картинки. Впрочем, сия дамская удивительность известна даже самым ненаблюдательным мужикам...) с теми же карими глазами. Но вот чего не могла передать фотка, так это энергичности, которая просто истекала с лица Шантолосовой. Мое сердце сделало перебой, а в голову вдруг пришло, что весь "Бешанзерсофт", со всеми его администраторами, инженерами и низшим техническим персоналом, -- всего лишь приложение к этой женщине; что без нее он -- никто, ничто и звать его никак. Ну, как пятиметровый двигатель транспланетника "Земля -- Марс" и двухсотметровый шлейф истекающих из него раскаленных газов... Шлейф, вот именно -- шлейф! "Бешанзерсофт" -- всего лишь шлейф Полины Шантолосовой... До чего же точное сравнение!
Ее глаза тоже привыкли к свету, она оценила мою реакцию и легонько улыбнулась. Да уж, правы те, кто считает, что нет для женщины лучшего подарка, чем потрясенная ею мужская физиономия...
-- День добрый! -- Во мне тут же проснулся Арчи Гудвин. -- Для меня, простого страхового агента, великая честь -- встретиться с...
-- Ах, бросьте! -- перебила она. -- Я разговариваю вовсе не с простым страховым агентом, я разговариваю с человеком, который проводит расследование с целью не допустить, чтобы я получила страховую сумму за моего погибшего супруга.
И эта дама оказалась дьявольски умна! Черт возьми, каковы же были погибшие мужчины, сумевшие собрать вокруг себя таких женщин! Впрочем, разве не встречалось в истории рода человеческого умниц-разумниц, беспричинно пресмыкавшихся перед тупорылыми козлами? Да и кто сказал, что беспричинно! Очень даже причинно. И причина известна -- причинное место.
-- Тем не менее я готова ответить на ваши вопросы. На любые вопросы. -- Колоратурное сопрано сумело каким-то неуловимым образом подчеркнуть особую значимость предпоследнего слова.
-- Простите, -- сказал я. Светски передернул плечами. И почувствовал себя идиот идиотом. -- Простите ради бога! Жаль, но мне придется задавать вопросы, неприятные для вас.
Шантолосова села за стол, отодвинула в сторону клаву, жестом пригласила меня присесть. Я поклонился и угнездился на ближайшем к столу стуле -- они были расставлены по кабинету в совершенном беспорядке.
-- Вы полагаете, мне подобных никогда не задавали? -- В колоратурное сопрано добавилась толика яда, но от этого оно стало еще прекраснее. -- Не стесняйтесь, пожалуйста.
-- Хорошо, спасибо! Тогда начнем... Как вы считаете, мог ли Петр Сергеевич Бердников покончить жизнь самоубийством?
-- Петя?
Эх, братцы, когда твое имя произносит такой голос, не то что самоубийством жизнь не покончишь -- из могилы выкопаешься и вприсядку пустишься!
-- Петя был чрезвычайно уравновешенный человек. -- Шантолосова потеребила правой рукой левый рукав голубого комбинезона. -- Даже если бы я не знала его близко, я бы и со стороны никогда не подумала, что мужчина такого склада может опуститься до суицида.
Во мне проснулась другая сторона Арчи Гудвина, аналитическая. Опуститься до суицида -- такую фразу способен произнести только человек с вполне определенными моральными принципами, и это далеко не худшие принципы из распространенных среди людей. М-да, определенно эта женщина нравилась мне все больше и больше.
-- Нет, знаете. Не мог он, не тот он был человек. Да и жизненная ситуация не та.
-- Ясно. Ваша компания процветает, деловые проблемы не выходят за пределы обычной рутины. Ну а по иным причинам?... Вы понимаете? Имеются в виду обстоятельства личного характера. -- Я отвел глаза и глянул в окно, за которым раскинулись кварталы Долгого Озера и Комендантского Аэродрома.
Полина Шантолосова хрюкнула, и этот звук заставил меня вновь погрузиться в глубину карих глаз. Впрочем, погружаться было не обязательно -- даже на поверхности их плавало откровенное недовольство.
-- Свинская у вас работа!
-- Да. Но я -- вовсе не свинья! Тем не менее, если пойму, что вы скрываете какие-то факты, начну копать, расспрашивать других людей.
Она поморщилась:
-- У меня есть любовник, но я не собираюсь называть вам его имя.