- Нет… Но без немедленного введения противоядия этот газ тоже смертелен, а я опасаюсь, что врачи были слегка переутомлены. Во всяком случае, наших людей спасали первыми.
- Старый лицемер, - ухмыльнулся Гамильтон и вдруг спохватился: - Эй? А что с Филлис?
- С ней все в порядке - и с Мартой тоже. Я проверил, когда очнулся. Кстати, вы знаете, что храпите во сне?
- Правда?
- Неистово. Я слушал эту музыку больше часа. Должно быть, вы глотнули больше газа, чем я. Возможно, вы боролись…
- Может быть. Не знаю. Кстати, где мы? Гамильтон скинул ноги с кровати и попытался встать - предприятие, оказавшееся не слишком благоразумным; он едва не упал навзничь.
- Ложитесь, - посоветовал Мордан, - вам нельзя подниматься еще несколько часов.
- Пожалуй, вы правы, - согласился Гамильтон, снова откидываясь на подушки. - Забавное ощущение: я думал, что вот-вот полечу.
- Мы рядом с больницей Карстерса, во временной пристройке, - продолжал Мордан. - Естественно, сегодня здесь тесновато.
- Все кончилось? Мы победили?
- Разумеется, победили. Я же говорил, что конечный результат не вызывал сомнений.
- Помню, но мне никогда не была понятна ваша уверенность.
Прежде чем ответить, Мордан помолчал, размышляя.
- Вероятно, проще всего было бы сказать, что у них изначально отсутствовало главное слагаемое успеха. Их лидеры в большинстве своем - генетически скудные типы, у которых самомнение намного превосходит способности. Сомневаюсь, чтобы у кого-либо из них хватило воображения представить себе всю сложность управления обществом - даже таким мертворожденным, какое они мечтали создать.
- Говорили они так, словно во всем этом разбирались.
- Без сомнения, - кивнул Мордан. - Это всеобщий недостаток, присущий расе с тех пор, как возникла социальная организация. Мелкий предприниматель считает свой крохотный бизнес делом столь же сложным и трудным, как управление всей страной. А значит, он воображает, что способен быть компетентным государственным деятелем, таким же как глава исполнительной власти. Забираясь в дебри истории, можно без колебаний утверждать, что многие крестьяне считали королевские обязанности пустячным делом, с которым они сами справились бы ничуть не хуже, выпади им такой шанс. Корни всего этого в недостатке воображения и великом самомнении.
- Никогда бы не подумал, что им не хватает воображения.
- Между созидательным воображением и дикой, неуправляемой фантазией - огромная разница. Один - шизофреник, мегаломаньяк, неспособный отличить факт от фантазии, другой же - тупой и упрямый практик. Но как бы то ни было, факт остается фактом: среди заговорщиков не было ни одного компетентного ученого, ни единого синтетиста. Осмелюсь предсказать: разобрав их архивы, мы обнаружим, что почти никто - а может быть, и вообще никто - из мятежников никогда и ни в чем не достиг бы заметного успеха. Они могли добиться превосходства лишь над себе подобными.
Гамильтон пришел к выводу, что и сам замечал нечто похожее. Заговорщики производили впечатление людей, которым всегда что-то мешало. Среди них ему не встретилось никого, кто представлял бы собой заметную фигуру вне "Клуба выживших". Зато уж в клубе они раздувались от самомнения, планировали то, решали это, рассуждали о великих делах, которые свершат, когда "возьмут власть". Мелочь они все - вот кто.
Но что бы ни говорил Мордан, мелочь опасная. Полудурок может сжечь вас с таким же успехом, как и любой другой.
- Еще не спите, Феликс?
- Нет.
- Помните наш разговор во время осады?
- М-м-м… да… полагаю, да.
- Вы собирались что-то еще сказать, когда дали газ.
Гамильтон медлил с ответом. Он помнил, что было у него на уме, однако облечь эти мысли в подходящие слова было трудно.
- Понимаете, Клод, мне кажется, что ученые берутся за любые проблемы, кроме по-настоящему существенных. Человек хочет знать, "зачем", а наука объясняет ему "что".
- "Зачем" - не дело науки. Ученые наблюдают, описывают, анализируют и предсказывают. Их проблемы - это "что", "как" и "почему". "Зачем" - это уже вне поля их деятельности.
- Но почему бы "зачем" не входить в сферу внимания науки? Мне не важно, как далеко отсюда до Солнца. Я хочу знать, зачем Солнце там, а я смотрю на него отсюда. Я спрашиваю, зачем существует жизнь, а они объясняют мне, как получше испечь хлеб.
- А вы попробуйте обойтись без пищи.
- Обойдетесь - когда решите эту проблему.
- Вы когда-нибудь были по-настоящему голодны?
- Однажды - когда изучал основы социоэкономики. Но это было учебным голоданием. Не думаю, чтобы мне еще когда-нибудь пришлось голодать - да и никому другому это тоже не предстоит. Это - решенная проблема, но она не помогает решить остальные. Я хочу знать: что дальше? куда? зачем?
- Я думал об этом, - медленно проговорил Мордан, - думал, пока вы спали. Философские проблемы беспредельны, а на безграничных вопросах нервным клеткам не слишком полезно задерживаться. Но прошлой ночью вы, казалось, ощущали, что ключевой проблемой является для вас старый-престарый вопрос: представляет ли человек нечто большее, чем его земное существование. Вас по-прежнему это волнует?
- Да… Пожалуй, да. Если бы после всей этой сумасшедшей круговерти, которую мы называем жизнью, существовало еще хоть что-то, я мог бы увидеть в безумии бытия некоторый смысл - даже не зная до самой смерти окончательного ответа.
- Но, предположим, за пределами жизни нет ничего? Предположим, что, едва тело успеет полностью разложиться, от человека не останется и следа? Я обязан сказать вам, что считаю эту гипотезу вероятной.
- Ну что ж… Радости такое знание не прибавит, но это все же лучше неведения. По крайней мере вы можете рационально спланировать собственную жизнь. Человек может даже ощутить удовлетворение, экстраполируя какие-то улучшения в будущем, - в то время, когда его самого уже не станет. Предвкушая чью-то радость, испытывая удовлетворение от того, что кто-то будет счастливее.
- Уверяю вас, так оно и есть, - подтвердил Мордан, прекрасно знавший это по собственному опыту. - Но, признайтесь, в обоих случаях, на вопрос, поставленный вами при нашей первой беседе, вы получили удовлетворительный ответ.
- М-м-м… Да.
- Следовательно, вы дадите согласие участвовать в касающейся вас генетической программе?
- Да… Если.
- Я не жду от вас окончательного ответа сейчас и здесь, - спокойно проговорил Мордан. - Но вы согласитесь сотрудничать, если будете знать, что предпринята серьезная попытка найти ответ на ваш вопрос?
- Полегче, дружище! Не торопитесь. Так уж сразу - вы выиграли, я - проиграл. Сначала я должен получить право взглянуть на ответ. Предположим, вы поручите кому-то этим заняться и он заявится к вам с отрицательным ответом, когда я уже выполнил свою часть сделки?
- Вы должны мне довериться. Такие исследования могут длиться годами - или вообще не завершиться на протяжении вашей жизни. Но предположим, я заявляю вам, что к исследованиям приступят - серьезно, трезво, не жалея ни сил, ни затрат - в этом случае согласитесь ли вы сотрудничать?
Гамильтон закрыл лицо руками. Его мозг перебирал миллиард факторов - некоторые из них он не вполне понимал и ни об одном не хотел разговаривать.
- Если бы вы… если вы… я думаю, возможно…
- Ну-ка, ну-ка, - зарокотал в комнате незнакомый голос, - что здесь происходит? Возбуждение вам пока противопоказано.
- Хелло, Джозеф! - приветствовал вошедшего Мордан.
- Доброе утро, Клод. Как самочувствие - лучше?
- Несколько.
- Вы все еще нуждаетесь в сне. Попытайтесь заснуть.
- Хорошо. - Мордан откинулся на подушку и закрыл глаза.
Человек, которого Арбитр назвал Джозефом, подошел к Феликсу, пощупал пульс, приподнял веко и посмотрел зрачок.
- С вами все в порядке.
- Я хочу встать.
- Еще рано. Сначала вам надо несколько часов поспать. Посмотрите на меня. Вы чувствуете себя сонным. Вы…
Гамильтон отвел взгляд в сторону и окликнул:
- Клод!
- Он спит. Вы не в состоянии его разбудить.
- Вот оно что! Послушайте, вы гипнотизер?
- Конечно.
- Существует ли способ излечить храп?
Врач усмехнулся.
- Все, что я могу вам порекомендовать - это хорошенько выспаться. И хочу, чтобы вы немедленно занялись этим. Вас клонит в сон. Вы засыпаете… Вы спите…
Как только его выпустили из больницы, Гамильтон попытался разыскать Филлис. Занятие оказалось не из легких - более чем скромные площади больниц города были переполнены, и она лежала, как и он прежде, во временном помещении. Но и тогда, когда он наконец разыскал это помещение, его не пустили к ней, заявив, что пациентка спит. И даже не удостоили его никакой информацией о состоянии девушки, поскольку он ничем не мог удостоверить своего права на это знание, если оно относилось к священной сфере личной жизни.
Однако он проявил столько настырности и занудства, что в конце концов ему сказали, что Филлис вполне здорова, если не считать легкого недомогания, вызванного газовым отравлением. Этим ему и пришлось удовлетвориться.
Гамильтон мог бы встрять в серьезные осложнения, имей он дело с мужчиной, однако бороться ему пришлось с мрачной, несгибаемой матроной, которая была, пожалуй, вдвое жестче его самого.
У Феликса было завидное свойство - он способен был выбросить из головы ситуацию, в которой был бессилен помочь. И потому едва он вышел из больницы, Филлис напрочь исчезла из его мыслей. Машинально он направился было домой, но потом - впервые за много часов - вспомнил о Монро-Альфе.
Идиот несчастный! Что с ним могло произойти? Предпринимать какие-либо официальные шаги, чтобы это выяснить, Гамильтону не хотелось, ибо так можно было невольно выдать связь Монро-Альфы с заговорщиками. Впрочем, скорее всего, тот успел уже это сделать сам.
Ни тогда, ни в другое время Феликсу не приходило в голову "поступить достойно" и выдать Клиффорда.
Мораль Гамильтона была строго прагматична, почти совпадая с общепринятой, но в то же время в ней доминировал живой и эмоциональный эгоизм.
Феликс вызвал служебный кабинет Монро-Альфы - нет, Клиффорда там не было. Вызвал квартиру. Телефон не отвечал. Пораскинув мозгами, Гамильтон решил отправиться к другу домой, допуская, что может оказаться там первым.
На звонок в дверь никто не отозвался. Феликс знал код, хотя в обычных обстоятельствах ему бы и в голову не пришло им воспользоваться. Однако сейчас обстоятельства были исключительными.
Монро-Альфу он нашел в комнате отдыха. При виде Гамильтона Клиффорд поднял глаза, но не поднялся навстречу и не проронил ни слова. Гамильтон подошел и уселся перед ним.
- Итак, вы вернулись.
- Да.
- Давно?
- Не знаю. Несколько часов.
- Так ли? Я вам звонил.
- Так это были вы?
- Конечно, я. Почему вы не отвечали?
Монро-Альфа тупо и безмолвно посмотрел на Гамильтона и отвел взгляд.
- А ну-ка встряхнитесь! - рявкнул выведенный из себя Феликс. - Возвращайтесь к жизни! Путч провалился. Знаете?
- Да, - безжизненно кивнул Монро-Альфа и добавил: - Я готов.
- Готов - к чему?
- Разве вы пришли не арестовать меня?
- Я? Великий Боже! Я же не блюститель.
- Это неважно. Мне все равно.
- Послушайте, Клифф, - серьезно заговорил Гамильтон, - что с вами случилось? Вы все еще переполнены болтовней Мак-Фи? Или решили стать мучеником? Вы были дураком - но ведь нет смысла становиться полным идиотом! Я доложил, что вы были моим агентом (только сейчас его осенила эта идея - и позже, если понадобится, он ее осуществит). Вы совершенно чисты перед законом. Ну же, говорите! Ведь вы не участвовали в боях?
- Нет.
- Так я и думал - особенно после снотворного, которым я вас начинил. Еще немножко - и вы бы слушали сейчас райских птичек. Тогда в чем же дело? Неужто вы все еще остаетесь фанатичным приверженцем всей этой чепухи проклятого "Клуба выживших"?
- Нет. Это было ошибкой. Я был не в своем уме.
- Что правда, то правда. Но поймите: хоть вы и не в состоянии сейчас этого оценить, но вы легко отделались. Вам не о чем беспокоиться. Просто въезжайте в старую колею - и никто ничего не заподозрит.
- Это не поможет, Феликс. Ничто не поможет. Но все равно, спасибо. - Монро-Альфа улыбнулся кроткой, слабой улыбкой.
- О Господи! Я готов съездить вам по физиономии, чтобы хоть как-то расшевелить!
Монро-Альфа не отвечал. Он сидел безучастно, закрыв лицо руками. Гамильтон потряс его за плечо.
- В чем дело? Да что, в конце концов, случилось? Что-нибудь, о чем я не знаю?
- Да, - это было сказано почти шепотом.
- Может, расскажете?
- Это неважно, - отмахнулся Монро-Альфа, однако тут же начал рассказывать - и уже не мог остановиться; размеренно, тихим голосом, не поднимая головы, он повествовал обо всем, что с ним приключилось. Казалось, он разговаривает сам с собой, что-то повторяя, чтобы заучить наизусть.
Гамильтон слушал - с ощущением неловкости, то и дело порываясь остановить друга. Никогда еще он не видел, чтобы человек так выворачивал душу. Это казалось непристойным.
Но Клиффорд все продолжал и продолжал, пока жалкая и расплывчатая картина не обрела беспощадной четкости.
- И вот я вернулся сюда. - Он смолк, так и не подняв глаз.
- И это все? - спросил пораженный Гамильтон.
- Да.
- Вы уверены, что ничего не опустили?
- Нет, конечно, нет.
- Тогда что же, во имя Бога, вы здесь делаете?
- Ничего. Мне просто некуда больше идти.
- Нет, Клифф, все-таки вы доведете меня до смерти! Действуйте! Начинайте! Поднимайте свою жирную задницу - и двигайте.
- Что? Куда?
- За ней, безмозглый идиот! Идите - и найдите ее.
Монро-Альфа устало покачал головой.
- Видимо, вы не слушали. Говорю вам: я пытался ее сжечь.
Гамильтон глубоко вздохнул, задержал дыхание, выдохнул и только после этого заговорил:
- Послушайте меня. Кое-что о женщинах я знаю, хотя порой мне и кажется, будто на самом деле не понимаю в них ничего. Но вот в чем я совершенно уверен: женщина никогда не позволит такой мелочи, как попытка разок выстрелить в нее, стать между вами - если, конечно, вы вообще имели у нее хоть какой-то шанс. Она вас простит.
- Вы ведь не всерьез так считаете? - лицо Монро-Альфы все еще хранило трагическое выражение, но он уже уцепился за надежду.
- Разумеется, всерьез. Женщина простит все, что угодно, - и в проблеске внезапного озарения Гамильтон добавил: - В противном случае человечество давно бы уже вымерло.
Глава 11
"… тогда человек нечто большее, чем его гены!"
- Не могу сказать, - заметил достопочтенный член Совета от района Великих Озер, - чтобы меня убедила аргументация брата Мордана в пользу проекта, предложенного ради того, чтобы обеспечить согласие молодого Гамильтона на передачу по наследству его врожденных качеств. Правда, я не очень хорошо знаком с деталями вовлеченной генетической линии…
- А должны бы, - довольно едким тоном перебил Мордан. - Я представил полную расшифровку два дня назад.
- Прошу прощения, брат. Последние сорок восемь часов мне почти непрерывно пришлось вести слушания. Вы же знаете, история с Миссисипской долиной - довольно срочное дело…
- Виноват, - в свою очередь склонил голову Мордан. - Непосвященному простительно забыть о занятости Планировщика.
- Пустяки. Не будем впадать в излишнюю вежливость. Я просмотрел резюме и первые шестьдесят страниц. Вкупе с моими общими знаниями это позволило составить приблизительное представление о сути проблемы. Но скажите, прав ли я, полагая, будто в карте Гамильтона нет ничего такого, чего нет в других? Можете вы предложить иные варианты?
- Да.
- Вы рассчитывали завершить программу на его потомках. В случае использования других источников - сколько понадобится дополнительных поколений?
- Три.
- Так я и думал - и в этом причина моего несогласия с вашими аргументами. Генетическая цель последовательности, разумеется, представляет для расы величайшую важность, но отсрочка на каких-то сто лет вряд ли настолько существенна, чтобы ради этого предпринять развернутое исследование вопроса о жизни после смерти.
- Правильно ли я понимаю, - вмешался спикер дня, - что вы официально подаете голос против предложения брата Мордана?
- Нет, Хьюбврт, нет. Вы поспешили - и ошиблись. Я поддерживаю его предложение, невзирая на тот факт, что считаю ко аргументацию хотя и справедливой, но недостаточно обоснованной. Я расцениваю эту идею как достойную - вне зависимости от причин, на основании которых она выдвинута. Я считаю, что мы должны безоговорочно поддержать брата Мордана.
Член от Антильских островов оторвал глаза от книги, которую читал (все присутствующие знали, что это не свидетельство неуважения к коллегам - у него были параллельные мыслительные процессы, и никому даже в голову не приходило, что из вежливости он станет терять половину времени).
- Полагаю, - сказал он, - Джордж должен обосновать свою позицию более подробно.
- С удовольствием. Мы, политики, подобны лоцману, который пытается осторожно вести корабль, представления не имея о пункте назначения. Гамильтон нащупал самое слабое место в нашей культуре - ему самому следовало бы быть Планировщиком. Хотя в основе каждого принимаемого нами решения и лежит объективная информация, все же оно сформировано прежде всего нашими личными воззрениями. Именно в их свете мы рассматриваем любые факты. У кого из вас есть собственное мнение о жизни после смерти? Прошу поднять руки. Ну же - будьте честными перед собой.
Нерешительно поднялось несколько рук.
- А теперь, - продолжал член Совета от Великих Озер, - я прошу поднять руки тех, кто убежден в правильности собственного мнения.
Поднятой осталась лишь рука члена Совета от Патагонии.
- Браво! - воскликнул Ремберт от Озер. - Я должен был догадаться, что вы уверены.
Вынув изо рта сигару, представитель от Патагонии рявкнула:
- Каждый дурак это знает! - и вернулась к своему вышиванию.
Ей уже перевалило за сто, и она была единственной дикорожденной во всем Совете. И вот уже более полувека избиратели неукоснительно подтверждали ее полномочия. Хотя зрение у нее мало-помалу слабело, однако зубы по-прежнему оставались своими, только с каждым годом все больше желтели. Морщинистое лицо цвета красного дерева свидетельствовало больше об индейской, чем о кавказской крови. Многие из членов Совета потихоньку признавались, что побаиваются ее.
- Карвала, - обратился к ней Ремберт, - может быть, вы сэкономите наши усилия, предложив готовый ответ?
- Ответа я вам предложить не могу - да если бы и предложила, вы бы мне не поверили. - Секунду помолчав, она добавила: - Пусть мальчик поступает как ему нравится. Он все равно так и сделает.
- Вы поддерживаете предложение брата Мордана или возражаете против него?
- Поддерживаю. Хотя не думаю, что вы сумеете подступиться к делу с правильной стороны.
Наступила короткая пауза. Каждый из присутствующих торопливо пытался припомнить, когда - если такое вообще хоть раз было - Карвала оказывалась в конечном счете не права.