Содержание:
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 1
ЧАСТЬ ВТОРАЯ 31
Эпилог 62
Сергей Вадимович Смирнов
Тот, кто сидит в пруду
- О о-ооо! - сказал Толстый Кролик. - А ты не боишься Его?
- Кого мне бояться? - спросил Крошка Енот.
- Того, кто сидит в пруду, - сказал Толстый Кролик. - Я Его боюсь!
- Ну, а я не боюсь! - сказал Крошка Енот и пошёл дальше.
Лилиан Муур, "Крошка Енот и тот, кто сидит в пруду".
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Из чрева материнского зари
рождался день. Хоть на руки бери.
И звери выходили из берлог,
и воздух оглашал победный слог.
Рождался день. И пели гимн ему
все сущие, ушедшие во тьму,
сосущие живительную кровь,
до срока покидающие кров.
Почуяв жертву, скалили клыки
и прятались в тумане у реки.
И день, разлив тумана молоко,
рождался в муках - умирал легко.
1. Максим. Серпейск. 1989 год
Сквозь пробитые кое-где в фундаменте дома отдушины в подвал проникали багровые лучи заходящего солнца. Через несколько минут в этот ранний апрельский вечер начнёт быстро темнеть. В подвале было жарко, душно. В многочисленных трубах сипело, булькало, рычало, хрипело.
У Максима разболелась голова, и он замолчал. А до этого рассказывал выдуманный им только что какой-то более чем сотый эпизод войны амазонок с кентаврами. Лёха, бессменный предводитель и хозяин ребячьей компании, прорычал из угла:
- Чего замолк, мыслитель ты наш бесценный? Да и ну их на фиг, баб этих беститих, всё равно от них никому никакого развлечения, одни только сложности. Давай, ври что-нибудь про этого, как его, Геракела, что ли… Во мужик был! Крутой!
Максим сидел на самом почётном месте, в центре "клуба", прислонясь спиной к трубам теплоцентра, на сравнительно чистом, недавно притащенном со свалки диване. А остальные члены Товарищества разлеглись кто на тряпье, кто на рваных тюфяках, а кто и просто на кучах гравия в отнорках подвала.
Оттуда, из темноты, изредка слышались смачные плевки, хлюпанье, хрюканье. Там вспыхивали огоньки, и по всему помещению разносилась отвратная вонь махры, а иногда и сладковатый запах горелой травки. Максиму больше не хотелось развлекать эту компашку, да и давно надо было сбегать за хлебом и накормить парализованную бабку. Лёха опять прогундел:
- Так, значится, ты Товарищество не уважаешь? Что, настроения нету? Да ведь я тебе его враз поправлю… - И из глубины подвала послышались приближающиеся шаги.
Максим скрючился, от страха вжав голову в колени. В этот миг он почувствовал неясное движение рядом, дуновение воздуха, горьковатый запах ранее вроде бы неизвестного ему цветка, и кто-то тихонько присел на диван рядом с ним.
На сжатые кулачки Максима легли легкие прохладные пальцы, и он услышал:
- Не бойся ничего! Я с тобой!
Вспыхнувший огонек зажигалки осветил тоненькую девичью фигурку в черной адидасовской куртке.
- 0! - удивился Лёха. - А у нас гости. Ну, ты даёшь, тихарик! Привел такую тёлку и прячешь ее от общества. Нехорошо! Ну что ж, мадам, пойдёмте знакомиться, для начала пожалте на медосмотр вон в то помещение. Здесь ведь не какая-нибудь кодла, а сплошь интеллигенты. - Кто-то заржал. - Колян! Разберись, кто там такой несерьёзный, выпиши ему банку для лечения. - Раздался звук удара, затем приглушённый стон, шипение, бормотание. - Специально для тебя, мадама, повторяю, что здесь собралась порядочная компания, и мы не хотим, чтобы к нам занесли что-либо нежелательное для нашего физического и морального облика. Да ты не боись, все будет хоккей, до сих пор никто не жаловался… Ну, так что ж?.. Да быстро ты, падла!
Лёха схватил девчонку за коротко стриженные тёмные волосы. Зажигалка потухла. Гулкую тишину нарушили звучные шлепки ударов. Удар - удар - удар - стон. Удар - стон - удар - вопль Лехи: "Уй-я!" - удар - "Уй-я-я-я! Ты что, дура, убьешь!" - удар - "А-а-а!"
Потом всё стихло, только Леха продолжал жалобно подвывать: "Уй-я-я!" Грудной девичий голос спокойно произнёс: "Дошло до тебя что-нибудь, скотский потрох? Если тронешь при мне хоть кого единым пальцем, будет ещё хуже, намного хуже. Понял? А это тебе для закрепления!" - И раздался звук еще одного удара.
Лёха медленно уполз в свой угол, и оттуда послышалось приглушённое кряхтение и матюги вполголоса. А так в подвале было тихо. Погасли даже огоньки сигарет. Затем к выходу прошелестели осторожные торопливые шаги. Несколько раз хлопнула дверь в подъезде. Крысы покидали своё теплое вонючее убежище. Кажется, что вскоре кроме Максима и его соседки да Лёхи с его верным телохранителем Коляном в подвале никого не осталось. Тут в Лёхином углу по гравию проскрежетала железяка - это был отрезок трубы, страшное оружие в руках озверевшей шпаны.
Максим повернулся к девчонке:
- Он с ломом сюда идёт…
- Слышу, сиди спокойно, не дёргайся. - Она тихонько встала, и в густых сумерках подвала Максим увидел, что она прижалась спиной к опорной колонне. Лёха крался на полусогнутых, с негромким шорохом, затем рядом в проёме стала вырисовываться вторая тёмная фигура. Как только они приблизились на три-четыре метра, девочка метнулась вперед. Удар, хряск! Сначала на пол медленно осел Колян, а после подсечки грохнулся на спину и Леха.
- У, бля! А меня за что? - сидя на полу, пробубнил Колян.
- За дело, за дело! А теперь поднимай это дерьмо - и двигайте отсюда.
Она подождала, пока эти двое, поддерживая друг друга, выбрались на улицу, села рядом с Максимом и обняла его опущенные дрожащие плечи.
- Я - Ксения. Понял? Меня зовут Ксения. Я знаю, что тебе плохо, тяжело. Успокойся, успокойся. Отдохни немного, и пойдём из этого гадюшника навсегда. - Она сжала ладошками его виски, погладила их, помассировала. - Закрой глаза. Ложись! Вот так! Да выпрямись ты, ведь ты же человек! Спи!
Максим положил голову к ней на колени, и его скрюченный позвоночник начал постепенно распрямляться, и впервые за многие годы, за тысячи-миллионы-миллиарды лет он уснул спокойно. Спал Максим совсем недолго, может быть, всего несколько секунд, но когда открыл глаза, головная боль и какая-то повседневная хмарь исчезли без следа. Они вышли на улицу и присели на скамейку в скверике.
И тут Максим вспомнил, вспомнил всё, что случилось с ним с сегодняшнего утра, и, сбиваясь и заикаясь от волнения, перескакивая с пятого на десятое, рассказал Ксении. А день начинался обыденно. Максим вышел из дома часов в десять утра, сжимая в ладошке последнюю мятую "трёшку". Бабушка после бессонной ночи чувствовала себя плохо и снова прилегла на кушетку, укутавшись тёплым потрёпанным пледом. Когда Максим уходил, она, приподняв голову, попросила:
- Ты побыстрей возвращайся, Максимка, а то очень хлебушка хочется.
А на улице ему повстречался Витёк. Он подбежал к Максиму и, захлёбываясь слюной, торопливо залопотал:
- Я тебя, наверное, скоро час жду. Пошли скорее в "клуб". Там жратвы навалом: бутерброды, лимонад и прочее. Ребята уже уминают. Пошли скорее!
Но из ребят там были только Лёха и Колян. Они сидели в центральном "зале" за колченогим столом и лениво перекидывались в картишки. Кроме них, немного поодаль, в полутьме на скамейке сидел какой-то незнакомый мужик в годах, с седым ёжиком волос, одетый в потёртые джинсы и мятую грязную рубашку. Когда Максим вошел, Лёха кивнул:
- Знакомьтесь: Ерофеич, наш работодатель, можно сказать, эксплотатор. Ха-ха! Мы с Коляном сегодня попахали на него. Вот наш гонорар. - И он показал на грязную, заляпанную жиром газетку, на которой лежало несколько вкривь и вкось нарезанных бутербродов с неаппетитной сизой варёной колбасой. Обхватив Максима за плечи, Лёха подвел его к Ерофеичу: - А это наш хороший друг Максимка, очень умный и порядочный, никогда не подведет. Верно ведь?
Максиму пришлось подержаться за скользкую и холодную пятерню Ерофеича. Тем не менее, мужик крепко сжал пальцы Максима, как бы не желая их отпускать. И когда Максим с плохо скрываемым отвращением выдернул свою ладошку, тот тихонько прошипел сквозь сжатые зубы:
- Ну что ж-ж-ж, ладно… - И подтолкнул к столу. - Ешьте, подкрепляйтесь. Чем богаты, тем и рады. А потом можно и поговорить…
- А о чем говорить-то?
- Что же, у нас, у мужиков, и темы для разговора не найдётся? А? Ну вот!
На столе, кроме бутербродов, стояла початая бутылка "Пепси" и два грязных стакана. Лёха плеснул в один немного лимонада и вместе с куском хлеба, положив на него маленький кусочек колбасы, протянул Витьку:
- Жуй! А потом мотай отсюда. Что "ну"? Что? Не по-о-онял… Мотай! Нужен будешь - призовём под свои знамена.
Лёха кивнул Максиму:
- Ешь, пей. А может, ты "Фанты" хочешь? - И подмигнул Ерофеичу, а тот достал из пакета пластиковую бутылку, тоже не полную. Максим взял ее и выпил из горлышка почти всю, оставив на дне два-три глоточка. У лимонада был какой-то странный привкус. Ерофеич довольно покивал:
- Молоток! Может, чего покрепче желаешь? - И достал из того же пакета чекушку водки.
- Не-а! - ответил, жуя, Максим.
- Во наворачивает! - завопил Лёха. - Да что же, тебя бабка совсем не кормит? Одни кости у ребенка остались. - И больно ткнул своим железным пальцем под ребра Максиму. - Что ой-то? Или больно? Ты же мужик, а не кто-нибудь та-самая! Верно?.. Кстати, а как бабка себя чувствует? Как всегда, говоришь? Всё время лежит, говоришь? Лады!.. Ну, ешь! А мы пока по граммульке своего лекарства примем.
Он ловко плеснул в два стакана из чекушки, а затем влил себе в горло оставшееся.
Очень скоро Максиму, хоть он и не пил спиртного, стало весело, радостно. Голова закружилась, зашумела. Ерофеич внимательно следил за ним. Потом, переглянувшись с Лёхой и Коляном, сказал:
- А теперь, как в порядочной компании, за карты. Мы с Максимкой на пару играем, очень уж мне он по душе пришёлся. Садись напротив, будем вдвоем сейчас этих сопляков учить.
- Да я плохо играю, только в дурачка немножко.
- Ну и ладно, в "очко" ещё проще.
- А это на деньги? У меня только вот. - И Максим показал бумажку.
- Так мы же с тобой на пару играем. Вот, возьми! - Он достал из кармана пачку денег и, не считая, половину сунул Максиму.
- Да мне нечем отдать, если проиграю.
- Какие могут быть счёты между партнерами? Разбогатеешь - отдашь. Я же тебе верю.
Вот это мужик! Максиму стало смешно: сейчас они будут учить этих сопляков, Лёху и Коляна, сейчас он отомстит им за всё. Колян начал сдавать, а Ерофеич объяснил правила игры. Так это же действительно очень просто!
В начале игры горка мятых купюр перед Максимом даже увеличилась. Хорошо учили они этих сопляков! Особенно не везло Коляну, и он взял в долг у Ерофеича. Тот дал целую пачку, правда, заставив подписать какую-то бумажку. А удивлённому Максиму объяснил, что игра идет только "на интерес", то есть после неё каждый возьмет со стола те деньги, которые у него были до игры, а подпись нужна лишь для проформы. Максим был не очень доволен, потому что после игры у него останется все та же "трёшка", и проучить сопляков он сможет тоже только формально.
Потом Ерофеич дал Максиму выпить чего-то ещё. И дальше он уже ничего не помнил. Вроде бы начал проигрывать, затем взял у Ерофеича в долг, что-то подписывал, может быть, и не раз. Сквозь дрёму показалось ему, что Колян осторожно вытягивает из его кармана ключи от квартиры.
Очнулся Максим только к вечеру, лёжа на диване. Начали собираться ребята, а Ерофеича и след простыл. Максим хотел идти домой, но Лёха заставил его развлекать общество, рассказывать разные истории, хотя голова у него страшно болела, и выдумывалось очень плохо.
О бабушке он вспомнил только сейчас, и его пробил холодный пот. Он увидел, как посерьёзнело лицо Ксении, она нетерпеливо потянула Максима за руку.
- Ну-ка бегом, быстро!
Когда, запыхавшись, они взбежали на пятый этаж, Максим опустил руку в задний карман джинсов, где обычно носил ключи от квартиры, там их не оказалось. Лихорадочно хлопая руками по карманам, он застонал. Но ключи всё же нашлись - в верхнем кармане рубашки, аккуратно застегнутом на пуговицу.
Максим открыл дверь. В квартире было темно, хотя бабушка всегда включала ночничок в изголовье, как только смеркалось. И было тихо, хотя бабушка всегда спрашивала: "Кто там?", прекрасно зная, что, кроме Максима, никто к ним не заходит.
Ксения вошла в спальню и включила свет. Максим проскользнул следом и увидел, что бабушка мертва.
2
Бабушку похоронили. А вот с оформлением квартиры всё возникали какие-то осложнения. И завещание, и все остальные документы были в порядке. Но кто-то или что-то мешало. То не могли поставить самую важную печать, а та печать, которую поставили, была недействительной, и все документы приходилось собирать заново. То самую важную бумагу подписывал не самый важный человек, не имеющий права подписывать такие бумаги. А в квартире тем временем отрезали телефон, потом телевизионную антенну. Потом куда-то пропал и сам телефонный аппарат, а затем и допотопный чёрно-белый телевизор. Пропала бабушкина шубейка, побитая молью, и кой-какая немудрящая посуда из буфета на кухне, которую бабушка гордо называла "под хрусталь" и собирала всю жизнь. Максим не знал, что ещё пропало, ведь у них ничего толкового и не было, но бабушка никогда не считала себя нищей, ведь у неё была квартира, заработанная почти за сорок лет труда на ткацкой фабрике, были каждый день хлеб и чай.
Максим чувствовал себя очень плохо: часто кружилась голова, темнело в глазах, тошнило, и даже ночь не приносила покоя. Измучили постоянные кошмары, невероятные сны.
Однажды у него появился участковый лейтенант Тюнькин. Он внимательно осмотрел квартиру, зачем-то очень тщательно и глубоко втягивая носом воздух, как будто к чему-то принюхивался. Затем он взял Максима за руку и подвёл к окну, всмотрелся в его зрачки и сказал:
- Так-так… Пора! - В это время из кухни вышла Ксения.
- А это кто?
- Моя сестра двоюродная.
- Знаем, знаем мы этих сестёр. А тебе, мальчик, надо на медосмотр.
- Никуда я не пойду!
- А ты не усугубляй! Надо значит надо! А то хуже будет!
Ксения вмешалась:
- Что значит надо? Надо, чтобы хуже было?
- Ишь ты! Острит. Дождёшься, что я и тебя куда надо отправлю, на осмотр. Пошли, мальчик.
Ксения увязалась с ними, хотя лейтенант старался помешать этому: "Не положено!"
В поликлинике он посадил Максима в холле, а сам куда-то побежал. Вернулся с целой пачкой листочков, и началось хождение по кабинетам. Максим не запомнил всех врачей, но обратил внимание на таблички на дверях: "Невропатолог", "Психиатр", "Нарколог". А потом ещё в лаборатории брали анализы.
Через несколько часов их медицинской одиссеи Ксения, Максим и Тюнькин, сопровождаемые эскортом врачей, добрались до двери с надписью "Главврач". Ребятам указали на драный дерматиновый диванчик под окном. Тюнькин бодро рванулся в дверь, но щупленький старичок в белом халате загородил ему вход и громко сказал: "Разберемся сами, без вас!" Тюнькин забубнил: "Как это так? Ведь это положено, как это не положено?" Но дверь уже захлопнулась прямо перед его длинным носом. Лейтенант сел невдалеке, закинул ногу на ногу, положил на подрагивающее колено клеёнчатую папку с замусоленными тесёмками и, постукивая по ней пальцами с обломанными жёлтыми ногтями с траурной каёмкой под ними, уставился на Максима, топорща усики и что-то бурча под нос.
Ксения напряглась, как бы вслушиваясь в происходящее в кабинете. А там атмосфера постепенно накалялась, голоса становились громче, но слов было почти не разобрать, изредка произносились какие-то медицинские термины, в которых Максим не разбирался. Наконец, часа через полтора кто-то монотонным голосом начал читать, видимо, заключение. Максим увидел, что Ксюха расслабилась, по её губам пробежала лёгкая улыбка.
Потом их, всех троих, пригласили войти. Главврач, тот самый старичок, обращаясь к лейтенанту, сказал:
- На ваше обращение у нас заключение отрицательное, мальчик практически здоров.
- Как это здоров? - взвился Тюнькин. - Как это практически? Ведь у нас есть данные…
- Всё! Свободны, идите! А мы с мальчиком еще побеседуем, сестрёнка тоже может послушать. - Когда лейтенант вышел, он продолжил: - Мы понимаем, что у тебя сложная полоса в жизни, что ты устал, вымотался. Ведь так? Мы видим, что реакции у тебя заторможены, ослаблены. Всё это пройдет, должно пройти через некоторое время. Тебе надо отдохнуть. Но есть ещё некоторый нюанс, специалисты предполагают, что есть следы воздействия на организм каких-то психотропных веществ, правда, лабораторные исследования этого не подтвердили. Значит, это только предположение. Где вы питаетесь?
Максим ответил:
- Обедаем в столовке, а на завтрак и на ужин продукты приносит Ксения. Правда, иногда заходят друзья, приносят лимонад, конфеты.
- Так, друзья, лимонад… Ну, с этим пока всё. Теперь вот о чём. В июне в Кириллове организуется трудовой лагерь, работа в основном пыльная: прополка картошки, свёклы и что там у них ещё есть. Но обещают хорошо кормить и платить за работу. Места там замечательные - бывшая барская усадьба, клуб рядом, река очень красивая. Рыбалка превосходная, как рыболов со стажем я это знаю. Ты любишь рыбалку? Нет? Ну, ничего, стоит только разок посидеть на зорьке с удочкой - на всю жизнь от этого дела за уши не оттащишь. Читал "Детство Багрова-внука"? Нет? Ну, это зря! А о квартире своей не беспокойся. Я состою в комиссии по делам несовершеннолетних. С милицией мы эту квартиру опечатаем и охрану обеспечим. Я проконтролирую, чтобы документы поскорее оформили, и сообщу тебе. А пока учись, заканчивай учебный год, сестрёнка за тобой приглядит. И решай насчёт Кириллова. Или ещё подумаешь? Согласен ехать? Молодец! Завтра в паспортном отделе милиции найди Миронову Надежду Семёновну, она этим лагерем занимается. Сейчас я ей позвоню, она будет в курсе. Лучше с этим делом не тянуть, заявку подать заранее. Ну, что еще? Всё? У тебя вопросов нет? Хорошо! Тогда до свидания.
Ребята вышли из поликлиники и по аллейке направились к дому. За ними опять увязался назойливый лейтенант. Он что-то недовольно бубнил под нос. Можно было разобрать только отдельные слова:
- Хм-м… практически, значит… пока… ну, посмотрим.
На скамейке около дома их поджидали Лёха с Коляном. Максим хотел пройти мимо, но Лёха, поднявшись, с кривой улыбочкой сказал:
- У нас дело к тебе и к ней. Ксюха, я на тебя не в обиде, здорово ты дерёшься, а мастерство мы уважаем. Где училась? Что молчишь? Слушай, дело такое: мы с обществом решили попросить тебя стать нашим тренером по драке, и платить тебе будем, всё чин-чинарём. Вот тогда мы наведем порядок в городе, всех построим.
Ксюха посмотрела на них со злостью и сквозь зубы прошипела:
- Пошли вон, подонки! Я вот его, Максима, научу, он вам козью морду покажет!
- Значит, война?
- А что, у нас великая любовь была?
В это время подкатил, запыхавшись, лейтенант Тюнькин.
- Ну-ка, ребята, - он поманил пальцем Лёху и Коляна, - пошли со мной.