- Что будешь - гуляш или котлету?
- Гуляш, - ответил Новиков. - Мы что - уже на "ты"?
- Ну, во-первых, я тебя лет на десять старше, - сказал Арабесков. - Мне, извини, парень, уже сорок. А, во-вторых, чего чваниться-то? Только лишние проблемы.
- Согласен, - произнес Новиков, несколько озадаченный возрастом Арабескова.
Ну, никак не дашь этому хмуроватому красавцу сорок. А еще говорят, что восточные люди рано стареют.
- Давненько в Москве-то? - спросил Новиков. Известно же, что сейчас все из бывших республик рванули в первопрестольную.
- Как родился, так всё тут, - ответил Арабесков. - Нравится квартирка-то?
- Да-а. Поди, свой бизнес?
- Не без этого.
- Что бабуля такая свирепая?
- Это она шутит, - ответил Арабесков. - Не обращай внимания.
Всё ясно: бабуля - тема закрытая.
Гуляш был с вермишелью, с пылу, с жару, тут же малосольный огурчик, нашинкованная лапшой корейская морковь. Проглотив кусочек вкуснющего мяса, Новиков понял, что отчаянно голоден, и принялся метать со страшной силой. Пару раз, даже не заметив этого, чавкнул.
Арабесков покосился на него и сказал:
- Что касается Лопатина, то он, по-моему, влез не в свое дело.
Новиков чуть не подавился, промямлил сквозь еду:
- Ф каком фмыфле?
- Зачем было разнюхивать, куда пропал тот или иной транш? - ответил Арабесков, который жевал чинно, не торопясь. - Делся - и всё тут. Кому-то, значит, очень был нужен. Ведь нам с тобой транш не дадут? А?
- Не дадут, - согласился Новиков.
- Правильно, дадут тому, кому надо, кто половину оставит себе, а половину вернет, - сказал Арабесков. - Но расплачиваться за транш будем мы с тобой. Это как водится. Надо было с этим смириться, а не нырять в омут.
- Что вас с Лопатиным связывало? - спросил Новиков.
- Дружили, - ответил Арабесков, откладывая вилку и промокая губы салфеткой. - В Москве он недавно, но как-то вот познакомились. Началось с того, что я ему чуть морду не набил.
- Хороший повод для знакомства, - сказал Новиков. - А за что, если не секрет?
- К сестре приставал, - Арабесков позволил себе улыбнуться.
- Выпимши?
- Чверёзый.
- Какое хамство, - сказал Новиков и облизал вилку. - Жаль, тарелку нельзя.
- Отчего же - валяй, - разрешил Арабесков.
- Нет, это некультурно, - твердо произнес Новиков. - И чем, интересно, этот инцидент закончился?
- Какой там инцидент, - Арабесков махнул рукой. - Баловались они, дурака валяли. Разыграли меня, как по нотам.
Стоп, сказал себе Новиков. Разве Лопатин не был женат? Тридцать два мужику, пора бы, вроде. А ведь и правда не был, нигде об этом никаких отметок. Хорош орёлик (это уже про себя, про Андрюху Новикова), взялся за дело, а биографию клиента не изучил. Нет тебе никаких оправданий, разгильдяй, лопай теперь что дают, выявляй по ходу операции.
- У них что - было серьезно? - спросил Новиков, глядя, как Арабесков вынимает из холодильника трехлитровую банку с компотом и разливает компот по большим чашкам.
- Шло к свадьбе, - ответил Арабесков. - Но тебя ведь, наверное, совсем не это интересует? А, Владимир?
- Ага.
- По-моему, он был в чьей-то зависимости, - сказал Арабесков. - В последнее время это было очень заметно.
- В чем это выражалось? - задав вопрос, Новиков прильнул к чашке. Компот был такой, что не оторваться.
- Долго объяснять, - сказал Арабесков. - Дело в том, что мы с женой профессиональные психологи. А по совместительству - парапсихологи, что еще чище. Сейчас это совместительство стало основной работой. И поит, и кормит.
- И неплохо поит и кормит, - заметил Новиков, обводя взглядом нарядную, как игрушка, кухню.
- Жаловаться не приходиться.
Глава 16. Кровожадный Бугаец
- Ираклий, дорогуша, да ты для меня просто находка, - воодушевленно сказал Новиков. - У тебя же особый взгляд на всё, взгляд специалиста. Не сочти за труд - изложи на бумаге всё, что касается Лопатина. Его привычки, странности, если известны связи - туда же, в кучу. С кем встречался, куда ходил, на что жаловался, чему радовался, какие планы строил, ну и так далее. Особо заостри на том, что тебе, как профессионалу, показалось странным. К примеру, около двух месяцев назад Лопатин опоздал на работу на два часа. Если ты об этом знаешь, остановись на подробностях. Ну и так далее…
- Вербуешь? - спросил Ираклий и усмехнулся, - В стукачи прочишь?
- В какие там стукачи, - сказал Новиков. - Разовая нагрузка с хорошим гонораром. Глядишь, втянешься, писучим станешь. В Дарьи Донцовы выбьешься, Акунина переплюнешь. Все борзописцы с чего-то начинали. Лукьяненко, говорят, был скромным врачом, а теперь, вишь ты, главный упырист России-матушки.
- Стало быть, стукач, оседлавший Пегаса, - вдумчиво произнес Арабесков. - А ты, земляк, и вправду Владимир Сергеев? И вправду следователь? Что-то железным Феликсом запахло.
- Пойми, чувак, - сказал Новиков. - Ты для меня находка. Ты видишь то, чего другие не видят. Помоги, друг, если хочешь помочь Валерке. Он накопал что-то очень серьезное. Вот мой мобильный.
Записал на бумажке номер телефона.
- Ладно, - согласился Арабесков. - Не в службу, а в дружбу…
Будя, подумал Новиков, выходя на улицу. Взять три баночки пива и - домой.
Странное дело, про гостиницу, в которой перебывали тысячи людей со всего света, населенную, о чем прекрасно знал Арабесков, массой вредных для здоровья мыслеформ, он уже воспринимал, как свой дом.
На Варварке навстречу ему попался бородатенький тип в модной нынче застиранной джинсовке и голубой бейсболке, который при взгляде на него почему-то осклабился, но Новиков не придал этому значения. Мало ли приветливых на свете. Откуда ему было знать, что человек этот как две капли воды похож на бомжа, натравившего на Шмаку бешеного пса. Он этого бомжа сроду не видел, а увидел бы - не обратил внимания.
Кстати, пса этого, отирающегося в соседнем со шмаковским квартале, поскольку здесь он вырос и возмужал, уже отловили собаколовы и доставили в ветлечебницу МВД, где его, опутанного бельевой веревкой, на предмет бешенства тщательно обследовал обезьяноподобный ветеринар Родькин.
Нет, пес бешеным не был, но на запах крови (Родькин подносил к его чутким ноздрям пузырек с консервантом) реагировал неадекватно, то есть жадно принюхивался, начинал нетерпеливо повизгивать, тянуться к пузырьку связанной пастью. Зрачки у него при этом противоестественно расширялись, шерсть на холке вставала дыбом, сам он напружинивался. Если бы не веревка, так бы и схавал несчастный пузырек. Из всего этого Родькин, кстати насмотревшийся "Ночного Дозора" и прочих шедевров про вурдалаков, сделал вывод, что пес страдает открытой формой вампиризма, а стало быть опасен для общества. Единственный выход - усыпить, а тушку кремировать, поскольку абсолютно не ясно, что за вирус в нём живет. Про вирус он написал в журнале карандашиком, для себя, чтобы не забыть посетившую мысль. Таких вирусов в природе не существовало, но вдруг? Это же тема кандидатской.
С усыплением пса Родькин попросил подождать до утра, когда он явится на смену, и санитар дядя Вася, которому всё было по фигу, кивнул с умным видом, но записи нигде не сделал.
Утром Родькина опередил пьяный еще со вчерашнего ветеринар Бугаец, в котором как призрак коммунизма бродил трудовой энтузиазм. Он вкатил псу такую дозу снотворного, что хватило бы и стаду слонов, после чего, надев длинный, до пят, фартук, прочитал родькинскую карандашную пометку.
Подумал про Родькина: "Вот дебил", - и взял специальную электропилу. Известно же, что у собак шерсть жесткая, препараторский нож берет плохо, а пилой кромсать в самый раз.
Пес еще был жив, когда Бугаец начал его вскрывать. Он вообще любил вскрывать и кромсать, особенно с похмелья, какая разница, в каком виде сжигать, так, по кусочкам, оно даже лучше. Когда он с ненормальными глазами убийцы разрезал лобную кость, что-то окровавленное, слабо тренькнув, упало на оцинкованный поддон.
Именно в этот момент а препараторскую зашел Родькин.
- Стоп, - сказал он. - Не шевелись.
Бугаец, весь в кровищи, застыл, азартно дыша.
Родькин пинцетом подцепил маленький красный комок, в котором проглядывалось что-то черное, омыл в струе воды.
- Хм, - сказал он, подойдя к окну, чтобы лучше разглядеть. - Кто бы мог подумать?
- Что там? - спросил Бугаец. - Чур, пополам.
- Всё бы тебе, Толик, потрошить, отчекрыживать, - пожурил Родькин, пряча черную фитюльку в пластиковый пакетик. - Ты как маньяк, без пилы уже не можешь.
- Цыц у меня, - огрызнулся Бугаец. - В инструкции четко сказано: особо крупные экземпляры расчленить на более мелкие детали. Вот я и членю.
"Фиг с тобой", - подумал Родькин и стер ластиком свою карандашную приписку в журнале, как вредную, могущую вызвать справедливое раздражение начальства, тем более что "вирус" - вот он, в кармане…
Пакетик с черной фитюлькой попал в спецлабораторию, где знатоки своего дела, эксперты высшего разряда, немедленно заявили: это, ребята, не что иное, как изготовленный по новейшим технологиям микрочип. Тот самый микрочип, который в недалеком будущем всем нам, дуракам, вмонтируют в череп, чтобы все мы стали радиоуправляемыми, как та собака, из чьей башки он изъят…
Ни о чем этом Новиков, находящийся на начальном этапе расследования, естественно не знал, а потому, хорошенечко отдохнув вечером перед телевизором с тремя баночками пива и жирной вяленой воблой, в четверг с утра взялся за работу.
На сей раз работа была не пыльная, с ручкой и листом чистой бумаги, на котором он попытался начертить логическую схему, но, увы, со схемой пока ничего не выходило, фактов было маловато.
Хлопнув себя по лбу, вынул из дипломата дударевскую голубую папку, однако и здесь ничего нового не было: известные по лопатинским черновикам фирмы, те же "Гермес", "Стандарт" и прочие в количестве пятнадцати штук, а напротив - суммы уворованных займов. Именно отсюда Лопатин черпал информацию для своих "Черных дыр". Чтобы никого не подставлять, дударевскую рукопись скорее всего сжег. Но где же всё-таки материал, который Лопатин набирал на компьютере? Где этот чертов файл?
Новиков позвонил Уханову. Тот отвечал свистящим шепотом, у них в Госдуме того и гляди должно было начаться заседание комитета, и рядом сидело много лишних ушей.
- У него в гостинице был компьютер? - спросил Новиков.
- Нет.
- На работе?
- Был, - ответил Уханов. - Но исчез. Как делишки?
- Пока не густо.
- Вечером после восьми навещу, - сказал Уханов. - Кстати, позвоните Кузнецову. Вот его служебный телефон…
Продиктовал телефон и тут же отключился, не дав Новикову возразить. Ведь осталась еще пара клиентов, которые освободятся после работы - один на Пражской, другой в Филях. Попробуй успей до восьми.
Новиков набрал номер, продиктованный Ухановым, попал на даму-секретаря, попросил соединить с Кузнецовым, но тот уже взял трубку, пророкотал: "Слушаю".
- Следователь Сергеев, - сказал Новиков.
- Куда пропали, следователь Сергеев? - с напором перебил его Кузнецов. - Через полчаса встречаемся у входа в ГУМ на Красной Площади. Форма парадная.
Бросил трубку, оставив Новикова в большом недоумении. Долбанутый, что ли? Да нет, Уханов не стал бы давать телефон шизоида.
Через полчаса Новиков стоял у входа в ГУМ и глазел на группу мелких япошек, которые дружно ходили за долговязым гидом по Красной Площади.
- Привет, Андрюха, - сказали сзади, и Новиков, обернувшись, сразу узнал Юру Кузнецова.
Разумеется, за десять лет он сильно окреп, возмужал, превратился в квадратного загорелого мужика с пегими волосами, белозубой улыбкой и властным голосом начальника, но всё равно это был Юрка Кузнецов из параллельного класса, который поехал поступать в МГУ, да так и осел в Москве. В Пензе он не появлялся и ни с кем не переписывался, из чего однокашники сделали вывод - забронзовел, подлюга.
Ну кто бы мог подумать? В Москве каждый пятый Кузнецов, а именно этот оказался бывшим приятелем.
- Ну, Игорек, ну, поросенок, - сказал Новиков, пожимая жесткую, как доска, пятерню Кузнецова. - Хоть бы предупредил.
- Конспирация, брат, - расплылся Кузнецов. - Надо было проследить, не тащится ли за тобой хвост.
- И что? Тащится?
Кузнецов помрачнел.
- Думай как хочешь, старик, но Лисов помер, а Шмаку загрызла собака, - ответил он.
- Постой, постой, - обескуражено сказал Новиков. - Как помер, как загрызла?.. Ну, с собакой, положим, может быть несчастный случай, но отчего вдруг помер Лисов? Ничего не понимаю.
- Понять трудно - никаких следов нет. И всё же я полагаю, что это насилие.
- Вы что - за мной следите? - догадался Новиков.
- Не следим, а по возможности страхуем, - поправил его Кузнецов. - Пойдем, старик, где-нибудь посидим, покалякаем. Бутылочку возьмем ради такого случая. А, старик?
- Пошли лучше ко мне в номер, - предложил Новиков.
Глава 17. Легкие шаги
Кузнецов и еще один молодой, но смекалистый чекист, Александр Гуцало, - это было всё, что осталось от прежней бравой команды из пяти комитетчиков, занимающихся расследованием гибели Лопатина. Расследование, затеянное депутатом Ухановым, было неофициальным. Официальные органы ничего криминального в смерти Лопатина не обнаружили, а потому инициативу Уханова посчитали никчемной, более того - вредной, будирующей общественное мнение.
Палки в колеса не ставили, однако из каждого промаха раздували здоровенного слона. А когда один за другим начали погибать члены бригады, всерьез посоветовали Уханову прекратить самодеятельность.
Вот тогда Кузнецов вспомнил про Игоря Кислова. Пензенских чекистов в Москве не знали ни представители власти, ни авторитеты.
- Ты-то сам из игры выходишь? - выслушав его, спросил Новиков.
- Временно, - ответил Кузнецов. - Пока будешь работать один.
Новиков кивнул. Бутылку они так и не взяли, хотя Кузнецов предупредил секретаршу, что уезжает в Долгопрудный и сегодня на работу вряд ли вернется.
- Значит, на Лубянке пашешь? - уточнил Новиков.
- Начальником отдела, - ответил Кузнецов. - После загранки сразу сюда. Даже передохнуть не дали, сволочи.
- Загранка - это где?
- Великобритания.
- О-о, - уважительно сказал Новиков. - В английском, помнится, ты всегда волок. Так вот ты куда пропал, старикан. Ни слуху от тебя, ни духу.
Кузнецов развел руками - конспирация, мол.
- А теперь, Юрок, я тебя буду пытать, - заявил Новиков. - Не возражаешь?..
Через полчаса стало ясно, что Кузнецов владеет информацией в чуть большей степени, чем Новиков, и это однозначно говорило о том, что концы очень тщательно спрятаны в воду. Кузнецов располагал неизвестными деталями, но это были всего лишь детали, голые факты, не несущие в себе скрытых пружин, возбуждающих работу мысли. Правда, он много чего знал о московском периоде жизни Лопатина, тут ему честь и хвала, хорошо поработал. Встречи Лопатина с Катей Арабесковой не были для него тайной, а с бабкой Кати он лично общался по телефону и очаровал её. Он, гад, так и сказал: "очаровал".
- А мне она пообещала голову оторвать, - сказал Новиков.
- Ну, что ты, это она шутит, - отозвался Кузнецов. - Очень милая старушка.
- Со сдвигом по фазе.
- К старикам нужен особый подход, - назидательно произнес Кузнецов. - Когда ты это усвоишь, они сразу станут милыми и обаятельными. Надо твердо запомнить одно: они такие же люди, как и мы, только гораздо лучше нас, потому что лишены возможности грешить. Отгрешили своё, и теперь тихо ждут смерти. А нам, кобелям, всего мало - баб, денег, водки. Э-э, да что говорить.
Махнул рукой.
- Это точно, - согласился Новиков. - Ты, Юрок, стал такой мудрый, аж страшно.
- Учись, пока я жив.
Кузнецов встал с кресла, с хрустом потянулся, подошел к окну. Сказал:
- Вид у тебя, конечно, классный. Интересно, надолго ли это?
- Ты о чем? - спросил Новиков, тоже поднимаясь.
- Да вот об этом виде из окна, - ответил Кузнецов. - Времена нынче больно смутные. Не находишь?
- Не нахожу.
- Рад за тебя, - Кузнецов посмотрел на часы и, вдруг озаботившись, заторопившись куда-то, сказал: - Пора, пора, старик. Домой не приглашаю - сам знаешь почему. Звони.
И, пожав своей доской новиковскую руку, резво утопал из номера. Экий, правое слово, слоняра стал. В Англии успел побывать, ну скажите на милость.
Новиков подошел к щеркалу, произнес, старательно артикулируя:
- Ду ю спик инглиш?
Поморщился от своего произношения и вдруг вспомнил про Лисова и Шмаку.
Торопясь, набрал телефон Дударева, выждал девять звонков и понял: всё, нету больше Семена Адамыча. Но в трубке раздалось вдруг: "Алло, алло".
- Семен Адамыч, миленький, - заторопился Новиков, разволновавшись. - Запритесь, как следует - на все замки, все цепочки. Если есть швабра, просуньте в ручку. Я еду к вам.
- Кто это? - спросил Дударев неприязненно. - Сперва надо представиться, а потом всякую чушь молотить.
- Сергеев, - ответил Новиков. - Следователь. Я у вас вчера был.
- Сер…, - сказал Дударев и вдруг захрипел.
Трубка вывалилась у него из рук, стукнулась обо что-то, наверное, об пол. Он всё еще хрипел, но уже тише, потом хрип прекратился, и Новиков услышал легкие-легкие шаги. Шаги ребенка, но никак не взрослого.
"Страхуют они, - подумал Новиков. - Стариков уважают… Эх, дурак я, дурак. Надо было Юрку попросить, чтобы к Дудареву человека приставил. К Арабескову. Начальник отдела всё же".
Вот когда пригодился бы старенький, но шустрый Опель, а так пришлось ножками до "Театральной" и далее подземкой по Замоскворецкой линии до "Динамо". И все равно получилось на удивление быстро.
Код на входной двери был еще старый, в подъезд Новиков попал легко, и сразу же увидел в просторном фойе загорелого пацана в трусах и футболке с кожаной папкой в руках. Как-то не вязалась эта застиранная футболка с папкой из настоящей кожи, старинной такой, коричневой, местами потертой, с облезшим золотым замочком. Мальчишка кого-то ждал.
Легкие шаги. Ребенок.
- Откуда у тебя папка? - улыбнувшись, спросил Новиков.
Известно, что улыбка обезоруживает, скрашивает агрессивный характер вопроса, но мальчик вдруг дурновато засмеялся и бросился к черному ходу. Новиков в два прыжка достиг его, схватил за предплечье. У паренька оказались крепкие мускулы.
- Так откуда? - повторил Новиков.
- Семен Адамыч подарил, - ответил пацан хриплым голосом - ясно, что уже курит.
- Открой, - потребовал, Новиков, не отпуская мальчишку.
Пацан одновременно попробовал вырваться, куснуть Новикова в руку, ударить головой в лицо, лягнуть. От обычного дядбки этот злобствующий мальчик давно бы отделался, ибо был силен не по годам и владел хулиганскими приемами, но с Новиковым у него ничего не получилось. Тот с улыбочкой легко нейтрализовывал все нападки мальца, а в конце, чтобы вразумить, привести в чувство, загнул нешуточные салазки.
- Ой, больно, - басом заревел пацан. - Пусти, вонючка. Пусти, мент поганый.