Когда его наконец выписывали из больницы, рекомендовав отдых, он был уверен, что за ним придет Шаховская. Потребовал электрическую бритву, тщательно выбрился. С удовольствием скинул больничную пижаму - из дома ему по его просьбе принесли лучший его костюм.
К коттеджу подъехала автомашина. Это, конечно, Мария Сергеевна позаботилась. Буров поспешно оделся, встал, крепко обнял медсестру, поблагодарил за все.
В передней Бурова ждала не снимавшая шубки… Люда.
Буров не смог скрыть разочарования.
- А, Люд… - рассеянно сказал он. Девушка зарделась, стала что-то лепетать.
- Поехали, - не слушая ее, сказал Буров.
На улице сверкали звезды. Буров остановился, расставив ноги, запрокинув голову, смотря в сияющее огнями небо, и всей грудью вдыхал морозный воздух.
- Синоптики обещают пургу, - сказала Люда.
- Будет буря, мы поспорим, - пробормотал Буров, думая о чем-то своем.
Ехать было совсем недалеко. Люда хотела помочь Бурову войти в его коттедж, поддерживая под руку, но он рассмеялся, повернул ее к себе спиной и легонько толкнул:
- За все тебе спасибо, хороший мой Люд, наверное, лучший из людей.
Люда отпустила машину и пошла домой пешком. Здесь было недалеко. Небо затянуло тучами. Вероятно, прогноз окажется верным.
Не успела Люда прийти домой, как следом за ней на пороге появился… Буров.
Он шумно ввалился в коттедж Веселовой-Росовой, как бывало, топотал своими ножищами, отряхивая снег, ворочался в тесной передней, как медведь.
Из столовой выглянула секретарша академика Калория Константиновна.
- Ах, как я рада вашему выздоровлению! Академик будет в восторге вас видеть, - сладко произнесла она.
Буров кивнул ей. Овесян здесь? Вот это удача!
Он вошел в столовую, намеренно задерживаясь, откашливаясь и украдкой смотря на дверь комнаты Елены Кирилловны. Но Шаховская не вышла.
Перехватив взгляд Бурова, Люда заглянула к Елене Кирилловне.
Та, одетая, сидела на кушетке, поджав под себя ноги. Портьера в ее комнату была задернута, но дверь приоткрыта.
На немой вопрос Люды она отрицательно покачала головой.
Услышав кашель Бурова, в столовую выбежали Мария Сергеевна и Овесян. Мария Сергеевна бросилась на грудь Бурова и заплакала. Это было так неожиданно, что Буров растерялся. Овесян долго тряс его руку.
Мария Сергеевна усадила Бурова за стол, велела Люде поставить электрический самовар, подать чай.
- Как хорошо, что вы сразу - к нам, - говорила Мария Сергеевна, разливая чай. - Мы должны быть вам ближе всех.
Она рассказывала Бурову, какой интерес у советских ученых вызвала открытая им субстанция, какие начаты работы для ее изучения.
- Мало, - сказал Буров, - мало.
- Опять вам мало, дорогой, - мягко упрекнула Ве-селова-Росова.
- Я поспорить с вами пришел, Мария Сергеевна, - сказал Буров, беря стакан, - не терпелось.
Мария Сергеевна всплеснула руками:
- Сергей Андреевич! Да что вы, дружочек! Зачем же это?
- Вот это я понимаю! - воскликнул академик Овесян. - Значит, здоров.
Буров холодно посмотрел на Овесяна.
- Разговор у меня будет серьезный, Амас Иосифович!
- Серьезный? - обрадовался Овесян. - Давай по-серьезному! Мы только что говорили с Марией Сергеевной. Работы, проведенные в подводной лаборатории, очень интересны, их надо продолжать, но… Друг мой! Великий Резерфорд не позволял своим соратникам работать после шести часов, берег их здоровье и… считал, что людям надо дать время, чтобы думать… Поедешь на курорт, друг мой! Так решено. Все.
- У меня было достаточно времени, чтобы подумать. В одиночной палате… Я черт знает что успел передумать… о долге физиков… Теперь мне надо проверять…
- Проверять - это хорошо, - вставила Мария Сергеевна. - Если есть в науке единственный метод, который, должен быть положен в ее основу, то это метод сомнения во всем, метод проверки…
- Дотошной проверки, абсолютного недоверия! Узнаю Марию Сергеевну Веселову-Росову! - вставил Овесян.
- Мы с вами, Амас Иосифович, представляем как бы два начала в науке. Ваш практицизм, мой принцип сомнения… две стороны одной и той же медали, два начала единой науки.
- Простите, - упрямо сказал Буров. - Допускаю, что наука нужна не для науки. В конечном счете любое открытие будет использовано для практических целей. Однако ученый, делающий открытие, порой даже и представить себе не может, что он открывает. Разве мог Гальвани, наблюдавший подергивание ножки лягушки, представить себе современные электрогенераторы мощностью в сотни тысяч киловатт, электрические сети, окутывающие земной шар?
- Это был младенческий возраст науки, - возразил Овесян. - Сейчас мы можем ставить перед наукой задачи, а не заставлять ее открывать тайны природы наугад.
Калерия Константиновна сидела за столом, благоговейно глядя на ученых, которые продолжали спорить.
- Догадываюсь, - сказал Овесян. - Наш Буров хочет добавить к двум китам науки, к принципу практичности и утилитарности, к принципу сомнения и проверки еще третьего кита - фантазию.
- Фантазию, но не фантазерство, - сказала Мария Сергеевна.
- Фантазия - качество величайшей ценности, - выпалила Люда. - Без фантазии не были бы изобретены дифференциальные уравнения. Так говорил Ленин.
- Ого! - сказал Овесян. - В бой вступают резервы. Однако что же надумал наш третий кит науки?
- Субстанция существует, - сказал Буров. - Это уже не фантазия. Но этого мало. Ее нужно не только находить в природе. Ее нужно создавать.
Овесян ударил себя по колену:
- И продавать в аптеках! Здорово! Это уже вполне практично!
- Но это разговор не для чайного стола, - прервала Мария Сергеевна, вставая.
Все поднялись. Только Калерия Константиновна осталась сидеть, опустив уголки тонких губ.
Ученые вернулись в кабинет и заговорили вполголоса. Люда словно нечаянно заперла плотнее за ними дверь и выбежала на улицу, чтобы посмотреть, не разыгралась ли пурга. Она беспокоилась за Бурова и решила, что непременно пойдет его провожать.
Когда она вернулась, то Холерии, как она звала секретаршу академика, в гостиной не было.
Дверь за портьерой в комнату Елены Кирилловны была открыта, и Люда невольно услышала конец фразы, сказанной Холерией:
- Не теряйте времени. Протяните руку… возьмите его.
- Хорошо, Марта, - ответила Елена Кирилловна. Люда опешила, ничего не понимая.
Ученые вышли из кабинета, громко разговаривая.
- Как хотите, Сергей Андреевич, - говорила Мария Сергеевна, - я верна своему методу: ничему не верить, все брать под сомнение. А вы опять фантазируете.
- Так если не фантазировать, то что же тогда проверять? - отпарировал Буров.
- Я выхожу из игры, - заявил Овесян. - Мое дело зажечь "Подводное солнце". А вы здесь можете фантазировать, проверять выдуманное, но имейте в виду - это слишком фантастично, чтобы быть практичным.
Люда подумала, что три кита все-таки не смогли договориться.
Шаховская вышла в столовую, когда Буров уже одевался в передней. Калерия Константиновна, опустив глаза, завязывала тесемочки у папки. Академик стоял у замерзшего окна и изучал снежные узоры. Мария Сергеевна провожала гостя.
Елена Кирилловна мило улыбнулась Бурову, положила ему руку на локоть:
- Подождите, Сергей Андреевич! Вас еще рано отпускать одного. Я пойду с вами.
Буров радостно и растерянно затоптался на месте. Не замечая Люду в расшитых бисером народных унтах, он стал искать шубку Шаховской.
И они ушли вместе.
Потом стали прощаться Овесян и Калерия Константиновна. Академик должен был сразу же уехать на место нового "Подводного солнца", Калерия-Холерия оставалась в его коттедже для связи.
Они ушли, а Люда в непонятной тревоге не знала, что ей делать.
Глава четвертая
АПОКАЛИПСИС
Буров жил в кюттеедже Овеояна. Академик, перебравшись на место строительства нового "Подводного солнца", сохранил здесь за собой только одну комнату, другую предоставил Калерии Константиновне, осуществлявшей по его заданию связь между стройплощадкой и Великой ярангой, а третью отдал Бурову.
- Мне в бреду привиделось, что я с вами разговаривал, - сказал Буров, выходя с Еленой Кирилловной на улицу.
- Вот как? А вы ведь никогда меня этим не удостаивали. Я кое-что сегодня впервые услышала. И мне понравилось, Буров, как вы говорили. В вас что-то есть. Вы ломаете изгороди коралля. И у вас, конечно, бизоньи, налитые кровью глаза. Бизон красив, он весь - устремленный удар.
- Да. Ударить надо. Хорошо бы стать бизоном науки…
- Бизоны вымерли, их истребили. А вы не думаете, что мир выиграл бы, если бы таких, как вы, физиков истребили бы?
Буров даже закашлялся от изумления.
- На месте папы римского я отлучила бы их всех от церкви. Я ввела бы костер за чтение еще не сожженных книг по ядерной энергии.
- Нам с вами пришлось бы тоже сгореть, - напомнил Буров.
- Я отправилась бы и на костер… в розвальнях, подняв два перста…
- Не забыли свою боярыню Морозову? Нет, дорогая раскольница. Спасение человечества - не в отказе от знаний, а в обретении знаний высших.
- И высших сверхбомб, радиоактивных туч, от которых никому не будет спасения…
- До сих пор история человечества была историей войн. При совершенствовании средств войны была извечная борьба ядра и брони.
- Борьба всегда извечна, - подтвердила Елена Кирилловна.
- Артиллеристы придумывали все более тяжелые пушки и ядра, все более страшные бронебойные снаряды. И в ответ на каждое такое изобретение другие умы придумывали более могучую, более крепкую, непробиваемую броню. В ответ на ядовитый газ появился противогаз.
- Но в ответ на атомную бомбу не появилось атомной брони.
- Физически она еще не создана. Она существует в виде политического сдерживающего начала. Слишком страшны средства, какими владеют противостоящие лагеря. Эти средства кажется невозможным применить.
- Кажется?
- Да. Только кажется. Их все же могут применять. И если после несчастья в Хиросиме и Нагасаки на города не падали ядерные бомбы…
- Если не считать руанской трагедии, - напомнила Шаховская.
- Нет, считая ее… считая эту трагедию, как напоминание того, что бомбы, созданные для взрыва, взрываются…
- Они существуют только для защиты.
- Нет. Ядерное оружие - это не оружие защиты, это оружие нападения, оно принципиально рассчитано действовать на чуяюй территории. Поэтому мы всегда предлагали его запретить.
- Оружие возмездия…
- Взаимное "возмездие" - печальный конец цивилизации.
- Значит, не зря написан апокалипсис. Будет конец мира. Помните, "Откровения" Иоанна-богослова? "И пятый ангел вострубил, и я увидел звезду, павшую с неба на землю, и дан ей был ключ от кладезя бездны…" В наше время такими звездами падают баллистические ракеты.
- Вы знаете Библию наизусть?
- Не всю. "Она отворила кладезь бездны, и вышел дым из кладезя, как дым из большой печи, и помрачилось солнце и воздух от дыма из кладезя…" Вам не вспоминаются фотографии черного гриба Бикини?.. Его нельзя забыть. Но это не все. Слушайте, дальше. "И из дыма вышла саранча на землю, и дана ей была власть, какую имеют земные скорпионы". Вдумайтесь в этот образ. Саранча, нечто бесчисленное, всюду проникающее, неотвратимое. "И сказано было ей, чтобы не делала вреда траве земной и никакой зелени, и никакому дереву, а только одним людям…"
Шаховская схватила руку Бурова и крепко сжала. Он поражен был ее голосом, глухим, придушенным. Ему показалось, что она говорит с закрытыми глазами.
- "И дано ей будет не убивать их, а только мучить пять месяцев, и мучение от нее подобно мучению от скорпиона, когда ужалит человека…" Вам не приходит на ум, что поражающая мучением саранча - это образ радиоактивности, несущей медленную и неизбежную смерть от лучевой болезни, от которой гибнут люди, но не травы?
- Лена, черт возьми! - крикнул Буров. - Кто вы такая? Не было столетия, когда апокалипсис не толковался бы с позиций современности. Его мутные символы подобны алгебраическим знакам, под которые можно подставить любые значения.
- Нет, нет, Буров! Разве вы не поняли еще, что самый страшный враг человека - это знание? Оно поднимает его гордыню на головокружительную высоту, чтобы потом низвергнуть в бездну.
- Вы хотите сказать, что гибель цивилизации заложена в самой природе ее развития?
- Да. Всему есть начало, всему есть конец. Конец можно было предвидеть интуитивно, как это делал древний поэт и богослов, но можно и сейчас понять неизбежность конца, исходя из всего того, что мы уже зпаем и… хотим узнать. Прощайте, Буров. В жизни хорошо идти с закрытыми глазами, чтобы не видеть, что впереди…
- Подождите, Лена. Не уходите. Зайдите ко мне… Этот разговор нельзя оборвать. Ведь мы только работали. Никогда не говорили…
Шаховская усмехнулась:
- Зайти к вам? А что скажет княгиня Калерия Константиновна? Она, вероятно, уже вернулась. Впрочем, не все ли равно!
Буров открыл своим ключом дверь. Увидел на заснеженном крыльце следы, усмехнулся. Да, Калерия-Холерия уже дома.
Шаховская тоже заметила это, но ничего не сказала.
Буров снял с Лены шубу в передней, провел в свою комнату и занялся камином.
Лена осмотрелась. Подошла к столу и стала прибирать на нем бумаги, передвинула стулья, смахнула газетой пыль с подоконника, положила книги на полку.
- Настоящий мужчина должен быть неаккуратным. И от него должно немного пахнуть… козлом.
- Благодарю вас. Вы не откажетесь от приготовленного мужчиной чая?
- Откажусь. Садитесь напротив меня. Нет. Чуть подальше. Не торопитесь. Конец цивилизации еще не так близок, чтобы, следуя западным теориям, позволять себе все.
Буров сердито отодвинулся вместе со стулом, потом встал с него.
- Чепуха! - раздраженно сказал он. - Не ищите конца мира, оставьте это попам. Я допускаю лишь кризисную стадию в развитии цивилизации…
Сергей Андреевич ходил по комнате большими шагами.
- Мы уже знаем, что живем в населенном космосе. Миллиарды звезд, которые смотрят на нас, - это миллиарды светил с планетными системами. В одной только нашей галактике, а таких галактик несметное число, в одном только нашем звездном острове ученые готовы признать от полутораста тысяч до миллиона разумных цивилизаций неведомых, мыслящих существ. Как бы они ни выглядели, эти существа, их общество, овладевая знанием, в какой-то момент переживает опасный кризисный период, период овладения тайной энергии и ядра. Если в этот момент самосознание мыслящих существ не на высоте, они могут погубить себя. Но это так же исключительно редко в истории развития Разума Вселенной, как редко самоубийство среди людей. Но самоубийцы встречаются.
- Я хотела покончить с собой, - призналась Лена. - Я вскрывала себе вену, - и она показала Бурову шрам на запястьи.
Буров встал на колено и прижался губами к выпуклому, бледному, более светлому, чем кожа, шраму.
- У человечества тоже останутся шрамы, - сказал Буров. - Но оно переживает тяжелую пору, как переживали ее миллионы иных цивилизаций Вселенной.
- Вы настоящий русский человек, Буров. В вас есть неукротимая широта.
- Я советский человек, я человек мира, мира, который рано или поздно станет единым.
- Но вас надо сжечь… пусть хоть рядом со мной, но сжечь. - Лена бросила в разгоревшийся камин полено. Оно зашипело.
- В ските? Нет! Победа никогда не дается отступлением.
Смотря на огонь, Лена задумчиво говорила:
- Проблема ядра и брони… Самоубийство цивилизаций… Пережить кризис?.Вот вы как считаете…
- Да. Пережить кризис. Победить мыслью. Нельзя дать автомат неандертальцу. Это ясно всем. Но неандертальцы в смокингах и роговых очках существуют, распоряжаясь атомными заводами. Они будут побеждены мыслью…
- Вы думаете?
- Будут! Но прежде нужны охранные меры. Об этом должны заботиться мы, физики, иначе мы действительно заслуживаем костра.
- Хотите сделать атомную кольчугу? Ее не может быть…
- Прекратилась в Проливах ядерная реакция? - в бешенстве крикнул Сергей Андреевич, сощуря один глаз, словно прицеливаясь.
Лена, проницательно смотря на Бурова, кивнула головой: "Да".
- Если она невозможна здесь, почему нельзя сделать ее невозможной всюду? Ведь именно в этом теперь наша задача! Именно в этом!
Лена посмотрела теперь на Бурова расширенными глазами.
- Идите сюда, станьте, как вы стояли! - приказала она.
В ней что-то изменилось. Буров почувствовал это. Он сел на лежавшую перед камином шкуру белого медведя.
Лена пододвинула к нему свой стул, запустила тонкие пальцы в его русые волосы.
- Вы мне очень нравитесь, Буров. Я никогда не трогала таких волос. Они чуть седеют. Они у вас буйные. И сами вы буйный. Мне нравится, как вы ходите, даже как вы ругаетесь в лаборатории. Мужчины должны быть невоздержанны на язык. Вы молодец, что хотели меня поцеловать…
Буров вздрогнул, потянулся к Лене, но она, больно ухватив за волосы, оттянула назад его голову, заглядывая ему в глаза.
- Работать с вами - большое счастье, - сказала она. - Вы видите цель не в колбе, а среди звезд, где существуют неведомые миры…
- Слушайте, Лена… - перехваченным от волнения голосом сказал Буров. - Из-за кого я потерял голову?… Хотя что-то и делаю, о чем-то думаю, даже бунтую?…
- Из-за кого? - глухо спросила она.
- Из-за тебя.
Лена, глядя в глаза Бурову, медленно проговорила:
- У тебя, Буров, сумасшедшинки в глазах… Ты удивительный, но ты не мой, ты мне не нужен…
- Лена! Что ты говоришь, опомнись!.. Я не смел прикоснуться к тебе, но сейчас…
- Ты мне не нужен, ты чужой… Все запутается… Какой ты сильный! - она зажмурилась, гладя его по волосам, но едва он делал движение, как пальцы сжимали его волосы, удерживая голову.
- Я не могу выговорить это слово. Ты его знаешь. Даже оно ничего не выразит.
- А я понимаю тебя. Ты мне нравишься… нравишься потому, что ты такой, но… любить за что-нибудь нельзя… любить можно только вопреки, вопреки всему… обстоятельствам, здравому смыслу, собственному счастью.
- Так пусть будет вопреки! Вопреки всему, но только для нас… для нас вместе. Мы будем всегда вместе…
Буров уже не обращал внимания на сопротивление Лены, он обнял ее талию, спрятал лицо в ее колени.
- Вместе? - переспросила Лена. - Никогда, милый… Никогда.
Буров вскочил на ноги:
- Почему?
- Ты проходишь мимо, задевая меня плечом, а я… я беременна.
Буров ухватился за мраморную доску камина.
Лена сидела, откинувшись на стуле с полузакрытыми глазами. Потом она сползла на шкуру и, усевшись на ней, стала смотреть в огонь.
- Зачем… так шутить? - хрипло спросил Буров.
Лена покачала головой:
- Я не знаю, кто будет… мальчик или девочка?
Буров почувствовал, что лоб у него стал мокрым.
- Я провожу вас, - сказал он, сдерживая бешенство.
Она встала и принялась поправлять волосы перед зеркалом, стоявшим на камине.