– Капитан Петров, товарищ полковник, докладываю по фальшивым купюрам.
– Давай, слушаю.
– Эти купюры инкассаторы доставили из кафе, что находится недалеко от провала, я опросил персонал кафе и узнал, что выручка собиралась три дня. Ну, и, конечно, задал им основной вопрос: не подозревают ли они кого-нибудь из посетителей. Конкретно никого не подозревают, но вчера вечером в кафе была странная парочка: заказали мало, а сидели долго, потанцевали. Рассчитывались как раз тысячными купюрами.
– Молодец, капитан, приметы предполагаемых преступников взял?
– Конечно, товарищ полковник, уже составили словесный портрет, который раздали всем полицейским.
– Хорошо, поделись информацией с Семеновым, и продолжайте работать вместе. Утром подготовьте приказ о создании оперативной группы для работы по этому делу, – с чувством выполненного долга и под обожающий взгляд жены поднял рюмку, и в этот момент снова зазвонил телефон.
– Да что ж это такое, – сокрушалась жена.
Путов степенно поставил рюмку и ответил:
– Товарищ полковник, докладываю по делу о вчерашнем хулиганстве.
– Давай, Семёнов, что там у тебя? Только коротко.
– Вчера, как вы знаете, группа хулиганов напала на прохожих, но получила такой отпор, что трое из них оказались в больнице. Так вот, они рассказывают невероятные вещи. Оказывается, их так отделал парень, обладающий невероятной силой, защищавший свою девушку. Конечно, они представляют себя в выгодном свете, жертвами, потерпевшей стороной, но какая там потерпевшая сторона! Это наши старые клиенты.
– Приметы парня взял?
– Взял, товарищ полковник.
Путов сравнил – приметы совпадали.
"Вот почему я зацепился за эти происшествия – оперативное чутье", – подумал он гордо.
– Семёнов, работаете вместе с Петровым, я уже дал ему указания, похоже, это и есть фальшивомонетчики, – и положил трубку, весьма довольный собой, потом поднял рюмку и, наконец, с удовольствием и чувством выполненного долга выпил.
Надежда и Вей вернулись домой около одиннадцати часов вечера. Вера Ивановна уже накрыла на стол и поджидала их к ужину.
– Ну, наконец, а то я уж начала волноваться, – заговорила она, встречая их в прихожей, – давайте ужинать, проголодались, наверное.
– Да, мамочка, денёчек выдался не из лёгких, отдых – это тяжелый труд. Вей молчал.
– Михаил, а как ваши впечатления? – спросила Вера Ивановна, глядя на него.
– Столько и таких впечатлений у меня не было давно, спасибо Надежде, помогла мне увидеть всё в новом свете.
– Ну и хорошо, вы ужинайте, а я пойду к Ирине, что-то ей нездоровится, просила переночевать с ней.
Надежда подозрительно посмотрела на мать, но та даже бровью не повела и не выдала своих истинных намерений, а пошла в прихожую одеваться. Надежда с Веем вышли её проводить. Вера Ивановна напутствовала Надежду:
– Смотри за гостем, не обижай, – потом обняла их и вышла.
В гости к подруге Вера Ивановна напросилась сама. Целый день она думала о дочери и Михаиле: "Это судьба, ну где она найдёт ещё такого спутника жизни, вроде бы у них всё складывается. Надежда сама не своя, летает, – она знала свою дочь, – влюбилась, пусть сегодня побудут одни, не буду им мешать, может и срастется. Михаил ей очень понравился, хотя странности были, но кто из нас идеален?" – подумала она, нажимая на звонок входной двери своей давней подруги.
Как только мама ушла, Надежда включила телевизор.
– Посмотри пока новости, – обратилась она к вею, – а я приведу себя в порядок, потом поужинаем.
– Ты же знаешь, я не ем.
– Ничего, посидишь со мной, мне энергия нужна, чтобы успевать за тобой, ну и мне приятно с тобой общаться, – сказав это, она скрылась за дверью своей комнаты.
"Что я здесь делаю, что я делаю вообще, зачем мне всё это?" – задавался Вей вопросами, на которые не было ответа, вся логика событий и поступков ломалась и не поддавалась объяснению, он поступал противоестественно, алогично. Это вносило дискомфорт в его логические цепи второго уровня и беспокойство в центральный процессор. Его многоуровневое сознание, по аналогии с человеческим, было в смятении.
Вошла Надежда и села рядом на диван, взяла его руку, посмотрела в глаза и спросила:
– Ты чего такой напряжённый? Жалеешь, что встретился со мной?
Его кристаллические логические цепи заискрились эфемерными разрядами, многоуровневое сознание готово было рухнуть, пришлось его принудительно изолировать. "Как, как это биологическое существо так точно определило его состояние? Состояние, в котором он сам-то до конца не разобрался!"
От руки Надежды шло тепло, скафандр передавал весь спектр тепловых излучений, но это тепло, эта энергия была другой. Это было тепло живого существа, но не просто живого, а разумного, совершенно чуждого по устройству и очень близкого по общению.
– Да, Надежда, я чувствую небольшой дискомфорт, – "Вот, в угоду ей начинаю говорить вещи не соответствующие реальности", – видимо, это вызвано необычностью ситуации, в которой я оказался.
– А не вызван ли этот дискомфорт тем, что ты на равных общаешься с аборигенным существом с заповедной планеты?
– Возможно, и чувствую к этому существу то, что вы называете симпатией, что для нас невероятно и нелогично, особенно учитывая мой истинный облик.
– Вей, женщины на Земле думают по-другому, в отличие от мужчин.
– Я это заметил.
– Вот и сегодня там, на корабле, вначале я была удивлена и шокирована твоим внешним видом, настолько он необычен и непривычен для моего восприятия, но, пообщавшись с тобой, я его уже не замечаю, он стал для меня естественным, я вижу твоё внутреннее состояние. Я вижу красоту твоей души, я чувствую, Вей, что ты хороший, меня тянет к тебе.
– Пойдём на кухню, – поднялась и потянула его за руку Надежда.
Этот простой по человеческим меркам жест вызвал у Вея бурю различных оттенков вибраций, которую люди назвали бы эмоциями.
– Посиди со мной или, лучше, перекуси чего-нибудь за компанию, у нас у людей говорят так: если вместе отведали хлеба, значит друзья, – положила себе котлету и приступила, не торопясь, к еде. Настроение было отличное.
– А что такое друзья? – спросил у неё Вей.
– Друзья – это люди, которые всегда готовы бескорыстно оказать моральную и материальную помощь.
– Что такое бескорыстно?
– Значит, не требуя ничего взамен. Вей задумался на некоторое время.
– Нет, тогда мы не друзья, друзья – это слишком просто, здесь что-то другое.
– Ты о чём? – невинно спросила Надежда.
– Я о нашем с тобой взаимодействии, всё так ново, я тебя воспринимаю, как часть себя, хотя это противоестественно. Надежда, что бы это могло значить?
– Да, Вей, и вправду, что бы это могло быть? Или значить? Я сама в растерянности, – проговорила она, лукаво глядя на него.
Они сидели на маленькой кухне и пили чай, разговаривая о пустяках.
– Пойдём в комнату, послушаем музыку?
– Пойдём, – согласился Вей, вставая.
– Что поставить? Я хотела спросить, какую музыку – классическую или популярную?
– Надежда, выбери сама, у нас с музыкой не очень: слуховой спектр очень широкий. Мы слушаем музыку окружающего мира.
– А разве сами не пытаетесь сочинять что-нибудь подобное?
– Невозможно написать произведение лучше того, что уже создал высший разум.
– Я не буду вдаваться в философию бытия, тем более я не сильна в этом вопросе, но, всё-таки, пользуясь случаем, спрошу: вы верите в существование Бога или создателя?
– Конечно, Надежда, мы везде видим следы его творения. Вера не предполагает каких-либо доказательств, мы просто верим и всё, а когда встречаем великие следы его деятельности, утверждаемся в своей вере.
– Ну вот и ещё одна общая точка соприкосновения наших цивилизаций!
– Да, действительно, ты права. Несмотря на наши внешние различия и основу жизнедеятельности, набирается всё больше точек соприкосновения. Я даже стал подумывать, что понятие цивилизованности становится для меня относительным.
– Я поставлю медленную мелодию.
Зазвучала тихая музыка. Надежда присела на диван рядом с Веем и закрыла глаза, плывя по волнам звуков. Вей сидел, ощущая всем своим телом, даже сквозь скафандр, горячее тепло Надежды. Та сидела неподвижно. Музыка уводила всё дальше и дальше, в дебри звуков и нот, а Надежда, положив голову на плечо Вея, тихо посапывала, улыбаясь во сне.
Полковник Путов беспокойно ёрзал в кресле: чутьё оперативника, выработанное годами, не давало ему покоя намекая, что это дело его ребята, не потянут. Не потому, что плохие профессионалы, а потому, что мало жизненного опыта, который подсказывал сейчас Путову: "Вставай, езжай в больницу и допроси потерпевших сам". Он встал. "Всё равно не усну, лучше поеду и выясню всё. Не сделаю сам – не сделает никто". Он уже был у двери, когда из кухни вышла Света.
– Ты куда, Серёжа, уже поздно!?
– Поздно, для простых граждан, а для меня всегда лучше рано, чем поздно. Дела, Свет, дела, – поцеловал жену и вышел.
Машина уже стояла у подъезда.
– Куда едем, товарищ полковник?
– В больницу, – распорядился он, располагаясь на заднем сиденье.
В больнице его знали все и без проволочек выделили помещение для беседы с потерпевшими. Первым зашёл Гаранин Эдик – безработный, дважды судимый сорокалетний мужчина.
– О, какая честь, полковник, что же я такого сделал, что вы лично прибыли сюда, заставили меня нарушить режим, – ёрничал Эдик, – чистый я, начальник, пришить мне нечего, так что разговора у нас не получится.
Путов не отвечал, гипнотизируя его взглядом.
– Ты чего егозишь, Эдик, неужто хочешь меня рассердить? Может, тебе напомнить историю наших предыдущих встреч?
– Не надо, – тут же отозвался Эдик.
– Вот так-то лучше, вопрос один: расскажи всё, как было, тем вечером, когда вас вырубили. И я уйду, забыв о твоём существовании.
– Начальник, так я же твоим ребятам всё рассказал…
– Эдик, – остановил его Путов, – правду!
– Правду, – опустив голову, серьёзно произнес Эдик, – ну, слушайте. Идём мы вчетвером поздно вечером домой, прилично подвыпившие, навстречу парень молодой, но здоровый, с ним девчонка смазливая, решили отбить девчонку, но парень стал её защищать. Понимая, что его не одолеть, я вытащил перо и ударил прямо в живот. В голове, затуманенной алкоголем, пронеслось: "Ну всё, новый срок". Но перо сломалось, как спичка. А парень схватил меня одной рукой, как цыплёнка, и швырнул метров на двадцать, да и остальных расшвырял так же. Не человек он, начальник, не человек!
– Разберёмся, вам всем повезло в тот вечер, сразу несколько уголовных статей пронеслось мимо вас, благодарить тебе этого парня надо при встрече.
– Не дай бог, начальник.
– Ладно, иди, лечись.
Путов задумчиво опустил голову на руки. "Не человек, – вспомнились недавние слова Эдика, – а дело разворачивается серьёзное, ставить высшее руководство в известность рано: скажут, что у меня паранойя, на пенсию отправят, да и фактов нет, только косвенные доказательства, – встал и направился к выходу из здания больницы. Поблагодарил персонал и отправился домой. – Утро вечера мудренее – там будет видно, что предпринять".
Вей сидел, не шевелясь. Теплота и спокойные эмоции вводили все уровни сознания в какую-то эйфорию, даже центральный кристаллический процессор не мог адекватно определить, что это – сбой или нормальная реакция на внешние раздражители. Но разве можно было Надежду отнести к внешним раздражителям?
"Я её воспринимаю почти как своего сородича, не замечая разницы в строении. Воспринимаю её сознание как часть себя, включая его в часть своих логических цепей. И вот тут-то и начинается непонятное: логические процессоры не могут обработать потоки информации, проходящие в биологическом мозгу Надежды и начинают зависать. Может скопировать её сознание, обособить его в замкнутый контур и там изучить?" – подумал он.
Центральный процессор просчитал такую возможность и сразу освободил часть информационного поля. Надежда во сне повернулась, обняла его одной рукой и положила свою голову ему на грудь.
"Более подходящего момента не будет", – подумал Вей и решился на копирование. Вокруг ее головы тут же заплясали солнечные зайчики различной интенсивности, весь процесс продлился секунд десять.
– Контур человеческого сознания замкнут, процедура записи завершена, – констатировал центральный процессор его многоуровневого сознания.
Надежда плыла в тёплом море, волны ласково подхватывали и несли её всё дальше и дальше, голова слегка шумела, будто бы от массажа, который проводился прямо в голове, каждая клеточка её мозга чувствовала поглаживания. От таких приятных ощущений мурашки побежали от затылка к пяткам, губы прошептали: "Вей". Теперь она была на пляже, навстречу ей шёл Вей, стройный и атлетически сложенный, и улыбался. Она раскинула руки и побежала к нему, подпрыгнула, обвила шею руками и повисла, целуя.
– Ты где так долго был?
Он молчал, её охватило непреодолимое желание, как в той пещере, только сильнее. Вей ощутил беспокойство Надежды и какое-то сильное желание, связанное с ним, а Надежда шептала его имя, прижимаясь к нему всем телом. Во сне её сжигала непреодолимая тяга обладания Веем, низ живота пронзила судорога желания – она вскрикнула и проснулась. Судорожно вздохнула, обвела комнату мутным взглядом и ощутила себя почти лежащей на Вее, низ живота сладостно ныл.
– Вей, что случилось?
– Да ничего, ты просто уснула, и тебе приснился какой-то сон. Ты беспокойно стонала и звала меня, а будить тебя я не решился.
"Ах, сон, это всего лишь сон", – облегчённо подумала она, а вслух сказала:
– Что-то я стала засыпать в самое неподходящее время.
– Наверное, это реакция организма на вакцину.
– Какую вакцину, Вей?
– Я тебе рассказывал, что восстанавливал вас с Артёмом на корабле. Там вы были в специальной ванне из раствора специальных кристаллов, которые могут размножаться в организме и поддерживать его в рабочем, здоровом состоянии. Видимо, твой организм адаптируется к их присутствию, а они приспосабливаются к твоему организму.
– Понятно…
– Вей, а эта ванна, в которой мы восстанавливались, на Артёма будет действовать так же, как и на меня?
– Да, образуется небольшой кристаллический процессор и текучие периферийные системы. Вы станете сильнее, сможете видеть и слышать в различных диапазонах, мышечный скелет и костная ткань укрепятся и станут крепче стали, жить вы будете очень долго, мыслительные процессы ускорятся в несколько раз.
– Мы что, станем такими же, как ты?
– И да и нет, внешне вы останетесь прежними людьми, как были, а внутренне изменитесь, как я сказал, впрочем, процесс можно остановить и вернуть вас в прежнее состояние.
– Нет, не надо, пусть остаётся всё как есть, многие об этом мечтают, вот только Артём не знает о вакцине и будет шокирован происходящими с ним переменами. Вей, а когда начнутся видимые перемены?
– Видимых перемен не будет, всё на подсознательном уровне. Если не знать о наличии кристаллов в организме, то обнаружить их невозможно.
Сформированные информационные кластеры будут поддерживать организм в рабочем состоянии, а все остальные возможности – находиться в режиме ожидания или востребованности.
– Ой, – Надежда посмотрело в окно, за которым начинался новый день, – не слабо так прилегла.
– Надежда, – подошёл к ней Вей, – ты не передумала везти Веру Ивановну ко мне на Звездолёт?
Она обвила его шею руками, положила голову на грудь и ответила:
– Я не знаю, для неё всё это будет стрессом такой силы, что организм может не выдержать.
Вей стоял, не шелохнувшись, опустив руки вниз.
– Вей, я понимаю, что это скафандр, но я обнимаю тебя, а в ответ ты осторожно должен обнять меня: у людей это выражение самой большой близости, как духовной, так и плотской.
Вей осторожно её обнял.
– Духовной понимаю, но телесной! Невозможно!
– Ты хоть и инопланетянин, но физический контакт тоже был, хотя только во сне.
Всё многоуровневое сознание Вея бешено работало, пытаясь выяснить, когда и где был этот контакт.
– Расслабься, потом расскажу, вижу, ты не понимаешь. Вей как будто вздрогнул.
– Я многое стал понимать по-другому, но ты ставишь передо мной одну загадку за другой, я не успеваю их разгадывать, а ты мне уже ставишь новые задачи.
– Привыкай, Вей, такие мы, земные женщины. Маму мы с собой не повезём на корабль, а сделаем вот что. Ты же можешь создать нечто вроде вакцины из кристаллов? – Да, вот она, – на его бедре открылся контейнер, и выдвинулось небольшое устройство, напоминающее шприц.
– Ну ты даёшь, так быстро? Или ты вакцину возишь с собой?
– Именно так, на всякий случай, пока ты проходишь адаптацию, всякое может случиться, а корабль далеко, вот и ношу лекарство с собой.
– Ты заботишься обо мне, зачем?
– Сам пока не знаю, но мне нравится это делать.
Надежда почувствовала, что может управлять этим инопланетным существом.
– Вей, а я знаю, что с тобой. Мы, люди, называем это любовью, но сами себе такой диагноз поставить не можем.
– Диагноз? Это что, болезнь? – встрепенулся Вей.
– В некотором смысле да, самая приятная болезнь души и тела.
– Надежда, извини, поступил сигнал с моего проходческого комплекса, пласт руды закончился, мне нужно в шахту, чтобы обнаружить новый. Как только налажу добычу, сразу вернусь. Контейнер возьми. Если надумаешь, можешь ввести Вере Ивановне вакцину сама: прикладываешь к открытому участку тела и нажимаешь вот этот сенсор. Автоматику я настроил на тебя, процедура безболезненна.
– Спасибо, Вей, я буду тебя ждать.
– Мы можем поддерживать с тобой связь, – ответил он, – у тебя уже почти сформировался центральный процессор, и скоро ты адаптируешься настолько, что будешь спать меньше, чем обычно.
– Издеваешься?
– Нет, на самом деле.
Она обняла его по-человечески и открыла дверь.
– Иди и не забывай, что я тебя жду.
Артём не понимал, что с ним происходит. Да, Надежда ему нравилась, но как объект вожделения, как девушка, которой он хотел обладать, не более того. Всё, чего он хотел – это покорить её, сделать зависимой, доминировать в отношениях. Ни о какой любви и речи не шло, просто страсть, желание. И вот теперь, когда близость достигнута, ему казалось, что Надежда повиснет у него на шее и будет смотреть на него влюбленными глазами. Но всё изменилось. Изменилось до такой степени, что Артём был не готов к такому развитию событий: Надежда от него отказалась, несмотря на произошедшее. Такого с ним ещё не было. Он бросал девушек, а они его нет. Самолюбие было уязвлено. Артём взглянул на ситуацию по-другому: "Видимо Надежду придётся завоёвывать вновь".
Пробудилось чувство, до сих пор неведомое – ревность. Откуда взялся этот Михаил? Хотя, не появись он так вовремя, Артём не знал бы, что делал. "Да, я совершил ошибку, оставив Надежду с ним, теперь нет сомнений, он мой соперник. Но она какова! Какая страсть, какая глубина ощущений, какая необузданность! Я, честно говоря, даже испугался, что не потяну такую девушку. Но, дальше ничего не помню", – думал Артём, подходя к институту.