Спец осторожно обозначил нишу под изображением, без труда нащупав ее контуры. Ниша была гораздо меньше, чем ступеньки. Разрывая крышкой слежавшийся за века песок, он, наконец, почувствовал, как она вдруг уперлась во что-то инородное.
Клад, а это был он, представлял собой, вопреки ожиданиям Петровича, позеленевшую от времени, запаянную с двух сторон медную капсулу сантиметра два в диаметре.
"Вот так сундук! – Спец, глянув в сторону останков, сунул капсулу в карман. Скорее всего, хитроумный старец вначале прятал капсулу в своем посохе, о котором упоминала старуха, когда описывала своего предка. А когда старика заточили, он просто перепрятал капсулу в более надежное место. – Ну, да ладно. Мавр сделал свое дело, мавр должен уходить!"
Петрович посмотрел на часы и ахнул. Они показывали 23.00. Неужели он провозился почти сутки? Спец прислушался к себе.
Удивительный червяк дал ему потрясающую возможность: работая, как каторжный, без еды и питья, он не чувствовал практически никакой физической усталости. Подняв повыше неиссякаемый, опять-таки за счет хлебака, фонарь, Петрович в последний раз оглядел унылые стены каземата.
– Прощай, мой бедный пращур, я выполнил твою волю! – он искренне поклонился костям, и ему вдруг почудилось, что из угла с останками прошелестел вздох облегчения. – Прости, если что не так. Видит Бог, я старался!
Он развернулся и вышел в открытую дверь…
Обратный путь Спец проделал, будто в полусне, автоматически фиксируя все левые повороты. Он думал только об одном: что же может находиться в капсуле? Какой-нибудь порошок, или газ, или, может быть, письмена? Как бы там ни было, теперь он – полноправный ее владелец! И еще он был горд собой! Шутка ли – разрешил головоломку, совсем как в детских книжках про пиратов и сокровища.
Мысли его плавно перенеслись к бабке. Анализируя все, что с ним произошло, он понял, что бабка специально все подстроила так, чтобы он не смог разобраться в пейджере. А кто бы разобрался, если перед тобой стоит такой отвлекающий от сути происходящего объект, как эта красотка с томным чарующим голосом, сыплющая непонятными терминами. Вот он сам же и попросил старуху о помощи. А она, как бы нехотя, согласилась. Ай да бабка!
Незаметно для себя Спец вышел в залу, где он расстался с блохой. Светлячки на сводах заметно потускнели, или ему это показалось? Но невооруженным глазом было видно, что блохи здесь нет! А самое главное – проход был закрыт!!!
"Я замурован?!" – Он не мог в это поверить.
Петрович сел на пол и обхватил голову руками. Тотчас же на него навалились неимоверная усталость и тоска. Кричать, звать на помощь – бесполезно, да никто его за этими стенами и не услышит. Он вспомнил про ключ, который остался торчать в замочной скважине отброшенного им замка. Может быть, и здесь есть какая-то дверь?
Он снова встал и начал медленно обходить стены. Подошел к тому месту, где был проем, но ничего, даже самой маленькой щели, не обнаружил.
Спец тщетно пытался найти хоть какой-то выход из создавшегося положения. Более глупой ситуации и представить себе было невозможно. Он не мог понять, почему его не дождалась старуха-блоха и почему, а главное – как закрылся проход без его вмешательства. Ответов не было, зато при нем оставался хлебак – палочка-выручалочка!
Это была хорошая мысль. Он положил в рот еще один крохотный кусочек, привалился к стене и закрыл глаза.
С ощущением полной сытости пришло и ощущение спокойной уверенности в том, что все будет хорошо. Он зачем-то посмотрел на часы, хотя особого смысла в этом не было. Здесь, в полутьме сводчатой залы, наполненной тишиной, время будто бы остановилось.
Но что это? Ему почудилось, что он услышал неясный гул. Спец прислушался. Нет, кажется, показалось! Он даже подошел к бывшему проему и зачем-то приложил ухо к стене, полагая, что звук мог идти снаружи. И тут Петрович действительно отчетливо услышал гул, но исходил он не снаружи, а изнутри, точнее, откуда-то снизу. И в это время раздался уже вполне ощутимый рокот, сопровождаемый вибрацией и звуком падающих камней. Пол в пещере явно дрогнул, а со сводов посыпалась мелкая, искрящаяся светляками пыль. Это было очень похоже на землетрясение!
Снизу под ногами явно что-то происходило! Из черного тоннеля то и дело раздавался грохот падающих булыжников. Спецу показалось, что ему стало нечем дышать. Прежде проблем с нехваткой воздуха не наблюдалось. Естественная вентиляция, даже в замурованной пещере, непостижимым образом все-таки присутствовала – видимо, были выходы из пещеры на поверхность. Но сейчас признаки удушья были налицо, кроме того, явственно ощущался запах сероводорода – признак действующего вулкана.
"Только этого мне еще не хватало!" – Спец, в ужасе прижав полу рубашки к лицу и отступая к дальнему углу, увидел, как из тоннеля показалось густое черное облако пыли или газа. В это время раздался ужасающий грохот, в лицо дохнуло горячим воздухом, и неведомая сила отшвырнула его к стене. Со всего размаху он ударился затылком обо что-то твердое и, падая, прежде чем потерять сознание, успел подумать, что теперь ему хотя бы понятно, почему пол в каземате был до странности теплым…
Глава 4
Спец очнулся от того, что кто-то его хлестал по щекам. Он открыл глаза, глубоко вздохнул и закашлялся. Сильно болел затылок. Над ним склонилась сморщенная физиономия старухи, а рядом, опираясь на палку, смолил цигарку Щукарь-Саввич.
– Эк тебя шандарахнуло, Андрюшенька! – Старуха заботливо выбирала из волос Петровича какой-то мусор. Он сел и огляделся. Вокруг валялись огромные куски бывшей горы, еще дымилась полуразрушенная вершина, а рыжий кустарник от песка и пыли сделался серым.
– Это было извержение или землетрясение? – спросил Спец.
– А кто ж его знает, паря! – подал голос Саввич. – В энтих краях такого отродясь не бывало. Еще мой дед…
– Ладно, хватит брехать! – оборвала разговорчивого деда старуха. – Не видишь, человеку отдохнуть надоть. Может, он чудом от смерти лютой спасся! – и, обращаясь к Спецу, продолжила: – Мы с Саввичем тебя, касатик, еле углядели, когда стенка-то трещину дала, и часть ее обвалилась. Видим: лежишь, болезный, весь в пыли и прахе, ножки-рученьки раскинул. С-под завалу еле выволочь тебя горемычного успели, когда началась энта заваруха! Сами едва ноги унесли! Знаю, знаю, касатик, что спросить меня хочешь. Все тебе поведаю, как на духу, дай только срок!
Накопилось у Спеца к старухе вопросов, накопилось! Наконец, когда бабка привела его в избушку, накормила и напоила, она поведала ему о том, что никак, по ее уверениям, не могла рассказать до его путешествия за кладом. Иначе бы "сродственник" просто не согласился.
А не рассказала она ему самую малость: Спец должен был испытать свою судьбу, ни много ни мало! Такова была воля старца! Когда Петрович ушел в тоннель, проклятый проход тут же стал закрываться, и блоха сама едва успела оттуда выпрыгнуть. Хотя она и была колдуньей, чары старца ей были не по зубам. Оставалось смириться и ждать, насколько удачливым и счастливым будет потомок в десятом колене!
Она предполагала, что из горы должен быть как минимум еще один выход, но где он находится и сможет ли сам Петрович им воспользоваться – старуха не знала. Она также понимала, что он может вообще не вернуться! Кто знает, какие еще испытания подготовил ему древний колдун. На всякий случай она, снова приняв свой прежний вид, пригласила Саввича, и они продежурили целые сутки у подножия горы. Дальше Петрович все уже знал.
– А теперь, касатик, твоя очередь, – нетерпеливо проговорила старуха. – Ну, нашел ларец-то али обронил в руинах? – бабка перестала дышать.
– Нашел, бабушка, нашел! – и Спец вытащил капсулу.
На старуху было страшно смотреть: так исказилась ее и без того уродливая физиономия. Трясущимися руками она проворно схватила ее и стала вертеть так и сяк, пытаясь понять, как она открывается.
– Неужто энто и есть наш родовой секрет? Надоть его Саввичу показать. Он мастак на разные технические премудрости. Как думаешь, касатик?
После недолгих мучений капсула с помощью Саввича была с большой осторожностью вскрыта. Они втроем сидели за бабкиным столом. Спец и Саввич, который, как выяснилось, был племянником старухи, с нетерпением ожидали ее приговора. А она, шевеля губами, читала свернутый в трубочку древний пожелтевший пергамент, испещренный непонятными знаками. Наконец, старуха оторвала затуманенный взгляд от пергамента, встала из-за стола и молча вышла из горницы.
Спец вопросительно посмотрел на Саввича, тот только плечами пожал. Через некоторое время открылась скрипучая дверь, и в горницу с охапкой каких-то трав деловито вошла старуха. Она бросила охапку рядом с печкой, и воздух сразу же наполнился дурманящим, терпким, почти полынным ароматом.
– Что это ты, матушка, полынь-то притащила?
Старуха, не обращая внимания на вопрос Саввича, уверенно подошла к кадке и принялась сосредоточенно копошиться у мощного корневища. Петрович, обращаясь к Щукарю, вполголоса произнес:
– Не иначе, будет варить зелье по рецепту старца! – и, подмигнув старухиному племяннику, продолжил: – Скоро и ты станешь бессмертным!
Саввич только вздохнул и, с видом заговорщика поманив за собой Петровича, вышел из избы. Спец поспешил за ним. Во дворе Саввич, сворачивая неизменную цигарку и щурясь, произнес:
– Ты, мил человек, говори, да не заговаривайся! То – великая тайна! И знать ее не положено никому! Даже мне! Ты думаешь, почему мы с Лукерьей здеся одни живем? И в округе, почитай, верст на сто никого нету? Не знаешь?!
Он немного помолчал:
– Так и быть, расскажу, хоть Лушка и не велела. Теперь уж все одно! – он обреченно махнул рукой, выплюнул цигарку и поправил свой треух. – Случилось это, – начал свой рассказ Саввич, – лет тридцать назад. Деревенька наша в ту пору была хоть и небольшая, но справная. Дворов, почитай, штук сорок. Скотина, сады да огороды – все как полагается. И вот как-то собрал нас Тимофей Кузьмич – это наша шишка местная, районная, в общем – и говорит: "Вы, мол, сельчане, собирайте свои манатки да и дуйте отсель куда подальше! Будет здеся строиться гидротехническое сооружение. Так, мол, решили там, наверху, и вас, дураков, не спросили! Короче, зальет здеся всю округу и будет вместо вашей чахлой деревушки море разливанное – водохранилище, то есть! Выделят вам подъемные, даже помогут вещички да живность перевезти, а кто не захочет – силой, мол, увезем! Даем десять дней на сборы!" Делать нечего, стали потихоньку все вокруг собираться, а наша Лукерья – дай ей Бог здоровья – ни в какую! Не поеду, и все! Здеся, мол, все мои предки похоронены, и я останусь! Я тогда, ясное дело, моложе был. Правда, уже не жил со своей Матреной, слава Богу, и – прямиком к Лукерье.
"Тетка Лукерья, что творишь? Ни тебя, ни меня не спросят – увезут силком и все тут!"
А тут Луша мне и говорит: "Ты, племяш, меня держись! Ничего не бойся, а завтра приходи до свету ко мне, я тебе, как родичу кровному, кой-чего поведаю!"
И рассказала, что тайна у нас есть! Нельзя, мол, нам никак отсель уходить, иначе сгинет все, что завещано предком нашим – колдуном великим, который покоится в горке за рекой и следит за нами из своего подземелья.
Собрали мы пожитки нехитрые, да и ушли в пещерку, что в горушке была. На следующий день Луша меня привела обратно, а уж никого и нет! Совсем никого – ни людей, ни живности, ни дворов, ничего, окромя двух наших избенок!
У меня глаза на лоб полезли! Как так? Избы-то где? Ведь не увезли же, в самом деле, сельчане их с собой! А тут даже следа от них нет, как будто и не было никогда, даже травка не примята! Один только колодец и стоит, что я когда-то по молодости смастерил. Упал я тогда на колени, чую, разумом сейчас тронусь, а Лукерья мне и говорит:
"То чудо – от старца идет, он – наш ангел-хранитель, а оставил он нас, чтобы мы волю его исполнили!"
Больше она мне ничего не сказала. Сообщила только, что ждет человека одного, который поможет ей в этом. А мне наказала, чтобы я каждый божий день обходил берег и, увидев того человека, был готов помочь ему во всем, что ни попросит! – Щукарь помолчал в раздумье. – Вот и дождались! Да только, я кумекаю, кончилась наша спокойная житуха… что-то будет!
– Эй, соколики! – наконец донеслось из горницы. Когда родственники вошли в избу, они ахнули – их встречала знакомая Спецу красавица, но уже с длинной русой косой, в русском, расшитом бисером сарафане и в кокошнике (старуха была в своем репертуаре)!
В руках красавица держала поднос. На нем, вместо полагающихся для встречи дорогих гостей хлеба-соли, стояла глиняная чашка, исходящая паром, а запах бы такой, что – м-м-м! – словами не передать! Девица церемонно поклонилась, и Петрович с Саввичем невольно ответили тем же.
– Присаживайтесь к столу, мои дорогие родственники, – пригласила красавица. – Я хочу, – проговорила она более торжественным тоном, – уведомить вас, что чудо, наконец, свершилось! Чудодейственный состав, завещанный нам нашим общим предком, получен! Я очень долго ждала этого и даже ради важности момента предстала перед вами в этом обличье. Но главное, что мы втроем на пороге величайшего события мирового значения, – девица стала вдруг говорить как-то выспренно. – Мы – единственные в мире – можем испытать блаженство вечной жизни!
Она прикрыла глаза и вдруг продолжила резко:
– Но это накладывает на нас и громадную ответственность! Прежде всего, это неразглашение нашей тайны, даже самые близкие ничего не должны знать! – при этом она выразительно посмотрела на Спеца. – Нам не следует отличаться в поведении от остальных людей, которые будут стареть и умирать, но о нашей тайне они даже догадываться не должны! Иначе это может стоить жизни и нам, и тому, кто узнает эту тайну! – она сделала паузу. – Здесь сказано, – она кивнула на свиток, – "Да умрет тот, кто предаст огласке тайну сию, и умрет тот, кто постигнет ее от предателя!"
Спец живо представил картину: умирающая древняя старуха – его жена – протягивает к нему, по-прежнему сорокалетнему, руки и, шамкая беззубым ртом, хрипит только одно слово: "Почему?". Его передернуло. Он решительно встал и открыл уже, было, рот, чтобы выразить свое негативное к этому отношение, как девица, опередив его, мягко произнесла:
– Не надо слов, я и так все понимаю. На это очень трудно решиться. Но не торопись! Подумай, сколько прекрасных дел ты бы мог совершить, сколько построить домов, скольких сыновей ты бы мог вырастить и посадить аж целый лес деревьев! И все это – благодаря нашему великому предку! – Она низко в пол поклонилась свитку на столе.
Спец задумался. В словах девицы был смысл. А что, может, и вправду попробовать? А если не понравится, то…
– Я вот хочу спросить… – начал он, но умеющая читать мысли девица его опять перебила:
– Нет! Назад дороги не будет! Или сейчас или никогда! Или вечность, или небытие! – она помолчала. – Есть, правда, еще и третий вариант, о котором я уже упомянула, – пожертвовать не только собой!..
Глава 5
Спец понемногу приходил в себя, рассеянно разглядывая из окна поезда, увозящего его домой, заброшенные поля и деревья в пышном осеннем убранстве, проплывающие мимо. Они напомнили ему все, что приключилось с ним в деревушке в последние часы перед расставанием с вновь обретенными и теперь уже наверняка потерянными навсегда для него родственниками.
Он вспомнил старуху в образе красавицы, которая потратила уйму времени, терпеливо объясняя ему все возможности чудесного пейджера. Она даже снабдила его небольшой брошюркой-инструкцией по пользованию удивительным прибором, который, как выяснилось, умел даже репродуцировать живой организм! Петрович тогда еще посмеялся над этим – чего-чего, а эта функция уж явно была перебором!
Вспомнил он и унылого ее племянника Саввича, и подаренный им мешочек с засушенными хлебаками, и дымящееся и благоухающее Зелье бессмертия, а главное – свое, наверное, самое важное решение, когда-либо принятое им в жизни.
Да, он отказался стать бессмертным, как бы фантастически это не звучало! Отказался от того, о чем веками мечтало человечество и сочиняли фантасты всех времен и народов, понимая, что физическое бессмертие невозможно, а вечна – лишь душа, как вечно стремление человека к недоступному и непостижимому, к чему он, Петрович, вопреки логике и здравомыслию, прикоснулся вплотную! Он был буквально в шаге от этого самого бессмертия и мог стать чуть ли не самим Агасфером!
Но он не захотел уподобляться легендарному персонажу, обреченному по преданию на вечные странствия по земле до второго пришествия Христа. Он отказался от всего этого ради своей семьи, ради Юрки, ради Пал Палыча – ради той жизни, что его окружала, со всеми ее радостями и горестями. Он ни о чем не жалел!
Зато с собой он вез древесный Преобразователь. И, хотя с его помощью Петрович мог мгновенно переместиться куда угодно, он все же решил поехать домой обычным способом, чтобы еще раз спокойно поразмыслить о своей новой жизни под стук вагонных колес, да не испугать внезапным своим появлением простых смертных.
Он понимал, что теперь он пусть и такой же смертный, но все же не совсем обычный человек! Теперь он сможет превращаться в животных! Сможет с ними разговаривать! Сможет перемещаться в пространстве! Черт возьми, да он – настоящий счастливец!
…Когда Петрович предстал пред ясными очами мэра, на него обрушился град обвинений. Он тщетно пытался вставить хоть слово в свое оправдание. Наконец, выдохшийся Пал Палыч, тяжело дыша и исподлобья глядя на зама, замолк, нервно доставая сигарету.
– Пал Палыч, дорогой, ну ничего же не случилось! Все хорошо! Все живы-здоровы! Даже более того, я чуть было не стал… – тут Спец вовремя прикусил язык. – В общем, все кончилось замечательно. Но всего я тебе рассказать не могу. Не моя это тайна! Да и не поймешь ты!
– Вот опять! – мэр всплеснул руками. – Я это уже слышал и, представь себе, все понял! Не дурак, поди. Знаю, что ты был в несуществующей деревне. Все знаю, только объясни мне: как ты мог туда попасть, если ее физически нет!
Петрович и сам был несказанно удивлен, когда, возвратившись, узнал об этом потрясающем факте от жены. Он еще подумал тогда, что, видно, не случайно его еще в поезде посетила мысль о том, что с новыми родственниками он уже никогда не встретится.
– А это видел? – Спец достал пейджер. – Это как раз оттуда! И потом, я и сам все до конца не понимаю!
Мэр покрутил в руках странную вещицу прямоугольной формы, похожую на птичье гнездо, с зеленым глянцевым экраном с прожилками, как у обыкновенного древесного листа и кнопками, напоминающими нераспустившиеся почки, только круглые.
– А это что за хреновина такая? – в минуты волнения мэр не выбирал выражений.
– А вот я тебе кое-что сейчас покажу! – Спец с заговорщицким видом, вспомнив все, чему его обучила благодарная красавица, стал тыкать в почки-кнопки и напряженно всматриваться в бледные изображения на зеленом дисплее.
– Скажи, Палыч, тебе какое животное больше всего нравится?
– Слон! – не задумываясь, ответил мэр.
– Нет, слон, пожалуй, слишком! А поменьше? Из домашних, например.
– Ну, может, кошка… нет, лучше кот! У меня, знаешь, в свое время…