* * *
К удивлению Евгения, Зотов отнесся к мысли о совместной работе с одобрением, даже в чем-то похожим на энтузиазм. Вот уже который месяц он бился над объяснением лечебного действия своего эликсира и не мог эти причины найти. Его ставили в тупик неожиданный эффект в одних случаях и полная бесполезность в других – при сходных, почти одинаковых патологических процессах. Медицинские заключения людей, избавившихся благодаря его снадобью от, казалось бы, абсолютно безнадежных состояний, соседствовали со свидетельствами о не столь тяжелых диагнозах, где его целебная субстанция не изменила почти ничего. Работа с ученым-медиком могла дать ключ к разгадке. А заодно и новый, безотказно действующий для каждого случая препарат. Обменявшись мнениями с Акиншиным, Зотов пришел к заключению, что разница в их поисках не так разительна, как могло показаться: его задачей было природное средство от тяжелых патологий, в том числе от рака, цель Акиншина – тоже избавление от рака, в том числе обновление органов с помощью раковых клеток. И в том и в другом случае исцеление, продление жизни. Так что Акиншин обратил Зотова в свою веру почти сразу.
– Как ты знаешь, раковая клетка – это мутант, объяснял он свою мысль. – Находясь под воздействием каких-либо неблагоприятных условий – химического вещества, радиации, вируса и тому подобного, клетка начинает меняться – укрупняется, у нее укрупняется ядро, порой съеживаются какие-то ее элементы… Иммунная система распознает эти несуразности, несоответствия тому, что должно быть, бросается на уродов и, пока их мало, легко их уничтожает. Вообще-то дефектные – раковые клетки образуются в организме постоянно, но их единицы, и организм легко с ними справляется. К тому же ген Р53, который отвечает за сохранность ДНК, запускает апоптоз – самоуничтожение поврежденной клетки. Другое дело, когда условия способствуют массовому росту мутантов. Новые клетки агрессивны, берут количеством, быстро размножаясь, в конце концов наступает гибель всего организма, так называемый феноптоз, иными словами, смерть.
– Странно все же, – сказал Андрей. – Разве это естественный отбор, избавление рода человеческого от ненужных особей? Для человека естественного отбора давно не существует, он сам приспосабливает к себе природу. Не говоря уже о том, что от рака погибли многие замечательные, выдающиеся личности… Какой в этом смысл, и есть ли он? Зачем этот феноптоз?
– Не "зачем", а "почему", – поправил Евгений. – О причинах мутации я уже говорил. Но своего рода естественный отбор здесь все же присутствует – на клеточном уровне. Соревнование клеток. Опухолевые клетки гораздо сильнее по сравнению с нормальными, более способны противостоять неблагоприятным воздействиям – не случайно для избавления от них приходится давать такую дозу препарата или облучения, которая для нормальных клеток превышает летальную в несколько раз. И в этом главная трудность: окружающие ткани гибнут, а опухоль едва подавить удается…
– Из этого следует: более стойких и выносливых надо обратить на пользу организма, – подхватил Андрей. – Мне твоя логика понятна.
Евгений молча кивнул. Бесцельно пошагал по лаборатории, взял из ящика белую мышку, утонувшую в его крупных ладонях, погладил, посадил на плечо. Андрей машинально следил за ее движениями – осторожными, изучающими толчками острым носиком по мере карабканья по свитеру розовыми лапками. Мысленно восхитился: какое гармоничное, совершенное, прелестное в своем роде создание! Как и все в природе…
– Но дело в том, – сказал Евгений со вздохом, – что эти мутанты приобретают свойства, не характерные для тех клеток, из которых они развиваются. Нормальные клетки принимают сигналы соседних, вырабатывают в ответ какие-то ферменты, гормоны, секреты – словом, обмениваются своего рода информацией, участвуя в поддержании жизнедеятельности организма, ты как биолог это знаешь. Но опухолевые лишаются этих функций. Это клетки, "сошедшие с ума", они словно психически больной человек: питаются, выделяют, размножаются – и всё. Они не взаимодействуют с другими, не функционируют на благо всего "сообщества" и, разрастаясь в колонии, замещая нормальные ткани, нарушают общее равновесие.
Андрей шумно вздохнул.
– Ну и что тогда делать? Может, все-таки есть способ заставить их работать, взаимодействовать?
– Над этим я сейчас и бьюсь, – ответил Евгений.
* * *
Выйдя из метро, Зотов помедлил в нерешительности, махнул ладонью, словно отгоняя последние сомнения, и взглянул на часы. Он решил пройтись пешком до лаборатории, где они с Акиншиным корпели над клеточными и хромосомными препаратами, – надо успокоиться, дать улечься бушующим чувствам. Улица дохнула теплом, пылью, прелым листом, огуречным духом свежескошенного газона, приправленным бензиновой гарью. Неделя необычного для мая тепла высушила все, и над городскими кварталами повисла пыль, взметаемая тысячами автомобильных колес. Становилось все многолюднее, час пик только набирал силу. Но Андрей не замечал ни пыли, ни толп, поглощенный своими мыслями, он неспешно прокладывал себе дорогу в людском потоке. Он был сильно не в духе. Опять с комитетом по науке в Думе ничего не вышло. Одни обещания – в который раз! "Вот добьемся субсидий…", "Будем добиваться…", "Вам ведь нужна немалая сумма на клинические испытания, не так ли? Что-то около миллиона? Их надо где-то изыскать, ведь бюджет сверстан, все расходы разнесены по отраслям и темам…" А чего изыскивать? Государственный карман трещит от валюты за нефть, а какую проблему ни возьми – средств нет, средств нет, нет, нет…Ему вспомнилась холеная физиономия "народного слуги", невинное выражение – о таких появилась фраза "на голубом глазу", намеки на желание получить эликсир для больного родственника… Само собой, бесплатно. А один из чиновников многочисленных учреждений, где Зотов обивал пороги, сказал ему: "Такое изобретение, как ваше, вредное, потому что начнутся подделки, в каждом киоске под видом вашего эликсира будет продаваться бурда, и хорошо еще, если не смертельная. А за всем жульем не уследишь".
Другой как бы в порядке дружеского участия подсказывал: изобретателю-новичку без поддержки серьезных фирм не пробиться. Намекал на сотрудничество с каким-то своим партнером. Но Зотову подобное уже много раз предлагали. По условиям выходило, что свое изобретение он просто должен отдать в чужие руки. Зотов кипел возмущением…
Дурное настроение усугублялось плохим самочувствием – он сильно не выспался. До глубокой ночи под окнами веселились, гортанно перекрикиваясь, гости с Кавказа, ставшие здесь уже хозяевами, неслась из машин громкая музыка – заунывная, с синкопами ритма. В его доме поселилась целая диаспора "черных", как называли пришлых, не разбираясь кто какой национальности. Вытеснили бедняков в худшие квартиры и худшие районы, дав какую-то приплату, на них же, бедняках, и заработанную. А иных ради жилья вообще отправили на тот свет…
Во дворе стало невозможно пройти из-за машин, часами газующих под окнами, и тихая, укрытая зеленью двора зотовская квартира из-за этих выхлопов стала словно газовой камерой. Вдобавок какой-то разбогатевший торговец, переделывая приобретенное жилье, оставил без отопления целый отсек, и половину зимы жильцы "замороженных" квартир обивали пороги ДЕЗа, управы, префектуры, пока им наладили отопление. Виновнику же ничего не было. Откупился. "Весь криминальный Кавказ уже здесь, Москва скоро их столицей станет, – зло думал Зотов. – Своих, русских власть не защитит, а всю шваль, у которой мысли работают в одном направлении – деньги и бабы, устроили на нашей шее! Неудивительно, что люди сочувствуют тем, кого судят за погромы на рынках, сколько бы политики ни кричали о национализме, шовинизме, толерантности и тому подобном. А пришлое жулье ничего не боится. Не случайно народ требует запретить безвизовый въезд из бывших республик Советского Союза. Да что толку! Власть словно не слышит. За каких-то пару лет население Москвы почти втрое выросло. А московские власти, открывшие этот шлюз, теперь "проявляют озабоченность" – пробки на дорогах. Четвертое кольцо собираются строить. Скоро и пятое не поможет! В метро тоже невозможно стало ездить – вагоны битком, людские пробки… Об этом кто-нибудь думал?"
В этих мрачных размышлениях он незаметно добрел до лаборатории. В просторной, пахнущей виварием комнате с развешанными повсюду фотопленками и рентгеновскими снимками срезов тканей и органов, окруженный электрофоретическими камерами, термоциклерами, весами и предметными стеклами, сидел за микроскопом Акиншин. На звук отворяемой двери он повернулся на вертящемся кресле к вошедшему. Хмурый вид напарника на хорошее не настраивал.
– Ну? Что так траурно? – спросил встревоженно. – Случилось что?
Андрей махнул рукой.
– Да нет. Просто бьюсь, как оса об стекло. Сколько бесполезных усилий, сколько бездарно потраченного времени в чиновничьих кабинетах – и за свое же добро! Одни обещания. Ничего, кроме слов. "Всё слова, слова, слова…" – вдруг пропел он строчку из иронического романса. Прогулка пошла на пользу нервам.
– Пора привыкнуть. – Евгений облегченно вздохнул: значит, ничего чрезвычайного. Он после той злополучной статьи в журнале и загадочной автомобильной аварии стал беспокоиться – чего ещё теперь ждать от недругов? Они с Андреем вроде бы тщательно законспирировались, но все-таки… – Ладно, не расстраивайся. Не журысь, как говорят хохлы. Прорвемся. Послушай, я знаю о твоем открытии слишком в общих чертах. Расскажи-ка поподробнее, что и как ты увидел, нашел, в чем закавыка, что предстоит изучать и доказывать.
Евгений хитрил. Он все прекрасно знал, хоть и без деталей, но хотел возвратить коллегу к его любимой теме. А сев на любимого конька, Андрей окончательно успокоится и укрепится в своей внутренней уверенности.
Андрей подошел к компьютеру, включил, открыл свой сайт.
– Как известно, лососи в массе своей гибнут после нереста, – начал он. – Что служит толчком этой ускоренной программе старения – не совсем ясно, существует несколько версий. Но не в этом дело. Гормональные сдвиги при старении рыб и человека практически совпадают, ведь нейроэндокринная и иммунная система всех позвоночных – от рыб до человека – построена по одному принципу. Разница лишь в том, что у человека во много раз медленнее происходит то, что остро протекает у горбуши. Посмотри, – он вывел на экран крупную уродливую рыбу, – у нее старческий остеопороз, из-за чего появился горб, отсюда и название – горбуша. Но интересно другое, – продолжал Андрей, – это старение отменяет моллюск жемчужница, которая выбрала лосося для паразитирования. Когда в жабрах рыбы поселяются личинки жемчужницы, они не дают ей погибнуть после нереста, действуя на ее кровь какими-то особыми веществами: дело в том, что цикл развития личинок длится около 11 месяцев, им нельзя очутиться в море, где они не живут. И лосось после таких "инъекций" остается зимовать в реке, голодая, потому что его стихия – море и питается он только там. И лишь когда от его жабр отпадут молодые моллюски, лосось уходит в море для нагула, и со временем вновь возвращается в реку на нерест. Некоторые атлантические лососи, зараженные этими паразитами, продлевающими им жизнь, нерестятся по 5–6 раз, достигая почтенного для них возраста – 13 лет.
– Гм…Интересный симбиоз…
– Я обратил внимание еще на одну его особенность: личинки в жабрах рыбы выращивают для себя капсулы, заставляя клетки усиленно делиться, – своего рода опухоль. Но когда они выходят на волю, особый секрет рассасывает без следа эти новообразования, причем моментально – за 1–2 суток. Запускается процесс смерти клеток. Значит, рыба вырабатывает какое-то противоопухолевое вещество? В пик активности я взял эту субстанцию лосося для изучения. Мое предположение подтвердилось: у экспериментальных животных после введения вещества опухоль либо уменьшалась, либо исчезала совсем.
– Стало быть, есть основа для нового противоопухолевого лекарства, – сказал Евгений, – причем природного происхождения. И в этом его огромное преимущество.
– Но это еще не все, – продолжал Зотов. – Я добавил сюда еще одно целебное вещество, которое производит рыбка колюшка. У этой крохотной рыбёшки главная забота о потомстве ложится на самца. Кроме всего он вырабатывает особый секрет – мукус, необходимый для успешного развития зародыша. Это не сперма, мукус "изготовляют" его почки. Рыбка обрабатывает им каждую икринку, а если программа ее развития ошибается, грозя уродством, мукус ее уничтожает, вернее, дает команду на апоптоз. Каково? Я предположил, что сигнальные вещества, действующие на рыб, должны так же действовать и на человека. А мукус, видимо, стимулирует гибель любых "неправильных" клеток. Похоже, имеет и противовоспалительные свойства – это надо доказывать. Но мне же не дают провести клинические испытания! – снова вскинулся Зотов. В досаде он с силой хлопнул кулаком по столу.
– Спокойно. – Евгений выставил вперед ладони, как бы преграждая путь лавине накопившейся у Зотова горечи. – "Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами", – процитировал он известное обращение Молотова в начале войны. – Я тоже достаточно бит, причем и в буквальном смысле, – хохотнул он, – хотя пока и не открывал свои карты окончательно. А что будет, когда открою! Вернее, откроем, – поправился он, имея в виду совместную работу. – Так что будь готов…
– В общем, этот мукус показал мне фокус, – срифмовал Андрей. – В северной экспедиции у одного моего рабочего были трофические язвы. Попробовали мукусом, помазали раз, другой… Прошло! Не сразу, конечно, но прошло. Тут уж стали мазать все, у кого были какие-нибудь кожные проблемы. И у всех состояние улучшалось. Решил попробовать лечиться один онкологический больной из местных, упросил меня дать ему целебного вещества. Я, конечно, упирался – я же не врач, не имею права рекомендовать: "Ты что, меня под суд подвести хочешь?" А он: "А что мне терять? В моем положении и навоза съешь, лишь бы помогло. А тут натуральный продукт…". Ну я дал – на его ответственность. И представь себе, через пару месяцев при очередном обследовании врачи опухоли не нашли! Да и употреблял-то непонятно как – с самогоном, что ли…Никто же ничего не знал – как, сколько, по какой схеме…
Евгений рассмеялся. Самые большие надежды в России на водочку. И, главное, не напрасно! Видимо, этот опыт и подтолкнул Андрея к мысли консервировать мукус в коньяке. Полезный спиртсодержащий продукт…
– Присоединил к нему субстанцию из лосося, – рассказывал Андрей, – получился эликсир – три в одном. Предложил его в несколько институтов для экспериментов на животных. Получил положительные заключения. Напечатал статьи в научных журналах – с выкладками, статистикой. В Академии заинтересовались, в Думе пригласили на беседу. На том все и кончилось.
Евгений смотрел на Андрея каким-то отсутствующим взглядом, думая, казалось, о чем-то своем. Потом словно сбросил с себя оцепенение:
– Помнишь, мы говорили о том, как заставить патологические клетки функционировать подобно нормальным? Кажется, я знаю… Надо прочесть "паспорт" клетки. Разгадать ее "пин-код".
– То есть? – вздернул брови Андрей.
– Выделить последовательность аминокислот на ее поверхности и посадить вместо них набор аминокислот нормальной клетки. "Нагруженные" таким образом, клетки, как я предполагаю, будут размножаться уже с новыми свойствами, способные взаимодействовать…
– Но их разрастание все равно не должно быть безудержным! – воскликнул Андрей. – Иначе мы получим детище Франкенштейна! Организм-урод вместо гармоничного, целесообразного, совершенного существа, каким стал в своей эволюции человек, а может быть, был создан. Вместо печени – бесформенная глыба, какая-то трубка или бурдюк вместо желудка и так далее…
– Нет-нет! – замахал руками Евгений. – Этого не произойдет. Ведь в организме останутся обычные клетки в подавляющем большинстве, полного замещения не будет. Да и не надо, требуется заменить новыми, молодыми и сильными клетками пораженный орган.
– А как прекратить бесконтрольный, неуправляемый рост? И в чем тогда моя роль, вернее, задача моей субстанции? – В вопросе Андрея Акиншину почудилась досада.
– В стимуляции апоптоза. Мне только что пришло это в голову – во время твоего рассказа. В твоем эликсире действует апоптоз. А он когда нужен, когда нет.
– Но раковые клетки не слушаются этого сигнала!
– Да. Но чем тогда объяснить, что твой эликсир справляется с опухолями?
– Не знаю. Возможно, в дополнению к апоптозу стимулирует активность иммунной системы…
– В нашей ситуации твой эликсир видимо сможет активизировать апоптоз – в дополнение к действию гена Р53, и тем самым ограничивать рост тех участков, которые уже обновились. Кроме того, бесконтрольного роста по идее не должно быть – мы же снабдим патологические клетки свойствами нормальных. А они и ведут себя соответственно.
Андрей тяжело вздохнул. Какая-то озаренность, осветившая его лицо при словах Акиншина, теоретически уже подобравшегося к решению загадки, сменилась озабоченностью. Легко сказать – разгадать "пин-код", включить-выключить апоптоз…Месяцы, а может быть и годы исканий этого "генетического паспорта" клетки, сотни опытов, пока найдешь оптимальный вариант действия эликсира. Какой должна быть его доза? Капли? Граммы? Впрочем, всего этого следовало ожидать, он к своему открытию тоже шел несколько лет. Но теперь оно было уже так близко к завершению! Хотя, успокоил себя Андрей, одно другому не мешает, он будет одновременно пробивать и свое открытие.
Оба замолчали, погруженные каждый в свои мысли. Шелестели за окном деревья, вымахавшие до четвертого этажа, метавшиеся под ветром ветки бросали на потолок причудливые тени. Шуршали опилками и сеном мыши, устраивая гнезда в темных закоулках клетки. Давно закрыл изображения и пульсировал сигнальными искрами компьютер.
– Послушай, – прервал наконец молчание Андрей, – ведь так можно, наверное, добиться вечной жизни. Один орган поизносился – "засеять" его новыми клетками, обновить или создать заново. И так все время ремонтировать – как автомобиль.
– И как автомобиль он когда-нибудь сломается окончательно, не от одного, так от другого. Когда накопится критическая масса поломок. Я думаю организм на вечность не рассчитан. Но продлить его жизнь вдвое-втрое вполне реально. Дай Бог, если нам удастся это сделать. Пусть жизнь будет не слишком длинной, но здоровой, без немощей. Но вот что меня сейчас заботит: как быть с опухолями мозга? Не станут ли новые клетки причиной его перерождения?
Как быть с мозгом, Акиншин не знал. Он считал, что клетки мозга не должны быть другими, это однозначно. Мозг – всему голова, он генератор тончайших, гармоничнейших, важнейших для организма связей. Не перестанет ли он после вмешательства быть тем, что он есть сейчас?
– А может быть, мутанты и ему пойдут на пользу, – пожал плечами Андрей, – и клетки мозга обретут новые, небывалые свойства? Чем объяснить, например, дар пророчества? Такие же люди, как и все, а предвидят, предсказывают… Пророки Ветхого Завета или наша современница болгарка Ванга… Да тот же Вольф Мессинг. Есть немало других, менее мощных личностей, но к ним даже следователи за помощью обращаются. А феномены, которые насквозь видят все органы тела? Диагностируют сложные заболевания, едва взглянув на человека…
– У них обычный мозг, – уверенно сказал Евгений.
– А кто это знает? Кто препарировал? – не сдавался Андрей.
– Этот дар от Бога. Великая загадка, которую не могли понять даже самые талантливые исследователи мозга. Но это ощущение загадки, по словам Эйнштейна, самое прекрасное и глубокое, что даровано человеку.