Он подрыгал ногами, и центробежная сила погнала его вверх. Отверстие шахты стало ближе. Голова вошла в него, но что-то сопротивлялось. Движение его замедлилось и остановилось. Словно благодаря невидимой сжатой пружине, давившей сверху на голову, он начал опять двигаться вниз. Полет его не останавливался, пока веревка не натянулась вновь.
Это сделали с ним гворлы. Они оглушили его и спустили вниз по шахте или, что более вероятно, отнесли вниз. Шахта была достаточно узкой, чтобы можно было спуститься по ней, упираясь спиной в одну из стен, а в другую - ногами. Такой спуск сдерет со спины человека кожу, но волосатые шкуры гворлов выглядели достаточно жесткими, чтобы выдержать спуск и подъем без повреждений. Затем была опущена веревка, завязана на его шее, и его бросили через дырку в дно мира.
Способа выбраться обратно не было. Он умрет с голоду, а тело его будет болтаться на пространственных ветвях, пока не сгниет веревка. Но и тогда он не упадет, а будет дрейфовать в отбрасываемой диском тени. Сшибленные им с карниза гворлы упали, но их продолжало уносить ускорение.
Даже будучи в этом отчаянном положении, он не мог не гадать о гравитационной конфигурации плоской планеты. Центр должен был находиться на своем месте, на самом дне, а все тяготение шло вверх через массу планеты. На этой же стороне никакого тяготения не существовало.
Что же гворлы сделали с Хрисеидой? Неужели они ее убили так же, как ее подругу?
Но как бы они не поступили с ней, они намеренно не повесили ее вместе с ним. Они запланировали, что частью его муки будет полная неизвестность относительно ее жизни или смерти. Пока он будет жив на конце веревки, он будет гадать, что с ней случилось. Предположения могут быть различные, но все - ужасные.
Долгое время он висел с небольшим отклонением от перпендикуляра, ветер удерживал его на месте. Здесь, где не существовало никакой гравитации, он мог раскачиваться, как маятник.
Даже оставаясь в тени черного диска, он все же видел продвижение солнца. Само солнце было невидимо, скрытое диском, но свет его падал на грань большой дуги и медленно полз вдоль нее. Зеленое небо под солнцем ярко светилось, в то время как неосвещенные части до и после погружались во тьму.
Затем в поле зрения появилось более бледное свечение вдоль края диска, и он понял, что за солнцем последовала луна.
"Сейчас, должно быть, полночь, - решил он, - если гворлы решили куда-то увести ее, то сейчас они могут проплыть уже немалое расстояние по морю. Если они пытали ее, она могла умереть, если же они искалечили ее, то я надеюсь, что она умерла".
Внезапно, он почувствовал, что веревка у него на шее дернулась. Петля затянулась, но не настолько, чтобы задушить его. Он начал медленно подниматься вверх. Вольф изогнулся, пытаясь увидеть, кто его вытаскивает, но было слишком темно. Затем его голова пробилась сквозь паутину гравитации - словно поверхностное натяжение воды, подумал он, - и его извлекли из бездны. Большие сильные руки обхватили его и прижали к твердой, теплой, волосатой груди. В лицо ему дыхнули винным перегаром. Дубленый рот поскреб ему щеку, когда существо стиснуло его покрепче и начало дюйм за дюймом подниматься по шахте с Вольфом в объятиях. Мех скреб по скале, когда существо отталкивалось ногами. Возникало подергивание, когда ноги поднимались и обретали новую опору, затем следовало новое поскребывание и рывок вверх.
- Ипсевас? - спросил Вольф.
- Ипсевас, - ответил зебрилла, - а теперь не разговаривай. Я должен поберечь дыхание. Подъем нелегкий.
Вольф подчинился, хотя ему было трудно не спросить о Хрисеиде. Когда они достигли верха шахты, Ипсевас снял с его шеи веревку и положил на пол пещеры Только теперь Вольф наконец осмелился спросить, где Хрисеида.
Ипсевас мягко приземлился рядом, перевернул Вольфа и принялся развязывать узлы вокруг его запястий. Тяжело дыша от путешествия по шахте, он ответил:
- Гворлы взяли ее с собой в большую долбленку и поплыли через море к горе. Она кричала, умоляя меня помочь ей, потом гворл ударил ее, и она, я думаю, потеряла сознание. Я сидел там пьяный, как Господь, сам наполовину без сознания от орехового сока, хорошо проводя время с Антиноей. Прежде чем Хрисеиду оглушили, она успела крикнуть, что ты висишь в Дыре на Дне Мира. Я не понял, о чем она говорила, потому что уже давно здесь не бывал. Насколько давно - мне крайне не хочется говорить. Собственно, я и сам не знаю. Теперь уже все, понимаешь ли, в густом тумане.
- Нет, не понимаю, - сказал Вольф.
Он поднялся и растер запястья.
- Но боюсь, что если я останусь здесь надолго, то тоже могу кончить в алкогольном тумане.
- Я думал пойти к ней, - продолжал свой рассказ Ипсевас, - но гворлы замахнулись на меня этими длинными ножами и сказали, что убьют меня. Я смотрел, как они вытаскивают из кустов свою лодку, и тогда же решил: какого черта, если они убьют меня, так что? Я не собирался спустить им угроз или похищения бедной маленькой Хрисеиды. В былые дни мы с ней были друзьями, знаешь, в Троаде, хотя здесь мы какое-то время практически не общались. Во всяком случае, я вдруг захотел какого-то настоящего приключения, какого-то истинного волнения, а к тому же мне были ненавистны эти чудовищные бугристые твари. Я бросился к ним, но они к тому времени спустили лодку на воду вместе с Хрисеидой. Я огляделся в поисках гистоихтиса, думая, что смогу протаранить им лодку. Коль скоро я опрокину их в воду, они будут у меня в руках, хоть с ножами, хоть без. То, как они вели себя в лодке, показало мне, что на море они чувствовали себя очень неуверенно. Я даже сомневаюсь, умеют ли они плавать.
- Я тоже в этом сомневаюсь, - согласился Вольф.
- Но в пределах досягаемости не было ни одного гистоихтиса. А ветер уносил лодку, у нее был большой треугольный парус. Я вернулся к Антиное и выпил еще. Я мог бы забыть о тебе точно так же, как я пытался забыть о Хрисеиде. Я был уверен, что ей придется худо, и не мог вынести мысли об этом и поэтому хотел упиться до забытья. Но Антиноя, благослови ее пьяный мозг, напомнила мне о том, что Хрисеида сказала о тебе. Я быстро отправился сюда и немного осмотрелся, потому что не мог вспомнить, где именно находились карнизы, ведшие в пещеру Я чуть было не бросил эту затею и не принялся снова пить, но что-то продолжало тревожить меня. Может быть, я хотел совершить хоть одно доброе дело в этой вечности ничегонеделания, где нет ни добра, ни зла.
- Если бы ты не пришел, я бы висел там, пока не умер бы от жажды. А теперь и у Хрисеиды есть шанс, если я смогу ее найти. Я отправлюсь за ней. Хочешь пойти со мной?
Вольф ожидал, что Ипсевас согласится, но не думал, что тот сохранит свою решимость при мысли о путешествии через море. Ему, однако, преподнесли сюрприз.
Зебрилла вошел в море и, немного проплыв, ухватился за выступ раковины проплывавшего гистоихтиса. Потом мгновенно забрался ему на спину. Он привел его к берегу, нажимая на крупные нервные пятна, темно-пурпурные кляксы, видимые на открытой коже как раз за конусовидной раковиной, представлявшей собой нос существа.
Вольф под руководством Ипсеваса продолжал давить на пятно, удерживая моллюска на пляже. Зебрилла тем временем собрал несколько охапок плодов и большую коллекцию пунш-орехов.
- Нам надо будет есть и пить, особенно пить, - проворчал он. - Путь через Океанос к подножию горы может быть долгим. Я, правда, не помню точно каким.
Спустя несколько минут, когда припасы были уложены в одно из естественных вместилищ на раковине рыбы-паруса (буквальный перевод слова "гистоихтис") они отплыли. Тонкий хрящевой парус поймал ветер, и огромный моллюск заглотнул в рот воду и выбросил ее через мускульный клапан сзади.
- У гворлов есть фора, - сказал Ипсевас, - но они не могут тягаться с нами в скорости. Они попадут на другую сторону не намного раньше нас.
Он вскрыл пунш-орех и предложил Вольфу выпить. Тот не отказался. Он был опустошен, но нервы у него были натянуты, как струны. Ему требовалось что-то такое, что оглушит его и позволит уснуть.
Изгиб раковины создавал пещероподобный выступ, куда он мог заползти. Он лежал, прижавшись к излучавшей тепло коже рыбы-паруса. В скором времени он уснул, и последнее, что он увидел, была плечистая с блестевшими в лунном свете волосами глыба Ипсеваса, согнувшегося у нервных пятен. Он поднимал над головой еще один пунш-орех, выливая его хмельное содержимое в свой разинутый гориллообразный рот.
Проснувшись, Вольф обнаружил, что солнце только- только выходит из-за изгиба горы. Полная луна (а она всегда была полная, так как тень планеты на нее никогда не падала) только-только ускользала за другую сторону горы.
Отдохнувший, но проголодавшийся, он съел что-то из плодов и богатых протеином орехов. Ипсевас показал, что он мог разнообразить свою диету "кровавыми ягодами". Это были сверкающие каштановые шарики, росшие гроздьями на кончиках мясистых стеблей, выраставших из раковины.
Каждый был не меньше бейсбольного мяча и имел тонкую, хорошо разрывавшуюся кожу, выделявшую жидкость на вид и на вкус походившую на кровь. Содержимое напоминало сырое мясо с супом из креветок.
- Созрев, они отваливаются, и большая часть их достается рыбам, - сказал Ипсевас, - но некоторые доплывают до пляжа. Лучше всего они, когда ты срываешь их прямо со стебля.
Вольф присел рядом с ним и проговорил:
- Гистоихтисы очень удобны. Они кажутся мне даже чересчур хорошими.
- Господь придумал и создал их для нашего и своего удовольствия, - ответил на это Ипсевас.
- Значит, Господь создал эту Вселенную? - спросил Вольф.
Он больше не был уверен, что этот рассказ является мифом.
- Тебе лучше в это поверить, - ответил Ипсевас и выпил еще. - Потому что, если ты не поверишь, Господь тебя прикончит. Вообще-то я сомневаюсь, что он в любом случае позволит тебе долго жить. Он не любит незваных гостей.
Ипсевас поднял орех и предложил тост:
- За то, чтобы ты остался незамеченным им. И за внезапный конец и проклятье Господу!
Внезапно он выронил орех и прыгнул на Вольфа. Тот был настолько захвачен врасплох, что не успел опомниться, как уже лежал, распластавшись под накрывшей его тушей Ипсеваса.
- Тихо! - скомандовал зебрилла. - Оставайся здесь, свернувшись в клубок, пока я не скажу тебе, что все в порядке. Здесь Око Господне.
Вольф съежился, прижавшись к твердой раковине, и замер. Одним глазом, однако, он успел заметить пронесшуюся неровную тень ворона, за которой последовало и само это создание. Суровая птица, проскользнув над ними, начала заходить на посадку на корму рыбы-паруса.
- Черт его побери! Он не может не заметить меня, - пробормотал Вольф.
- Без паники! - призвал Ипсевас. - А-а-а!
Послышался глухой удар, всплеск и пронзительный крик, заставивший Вольфа резко выпрямиться и сильно удариться головой о раковину над ним. Сквозь вспышки света и тьмы он увидел, что ворон висит, обмякнув в двух гигантских лапах.
Если ворон был размером с орла, то его убийца, молнией обрушившийся с зеленого неба, в первую секунду показался Вольфу громадным, как птица Рух.
Вольф немного пришел в себя и увидел орла со светло- зеленым телом, бледно-красной головой и желтым клювом. Он был раз в шесть массивней ворона, и его крылья, каждое длиной, по меньшей мере, в тридцать футов, тяжело хлопали, когда он старался подняться ввысь, упав в море, куда его занесло стремительное нападение на свою жертву.
С каждым мощным взмахом он поднимался на несколько дюймов выше. Вскоре он начал набирать высоту, но прежде чем пропасть совсем, он повернул голову и Вольф увидел его глаза. Это были два черных щита, в которых плескалось море ненависти. Вольф содрогнулся: никогда он не видел столь откровенной жажды убийства.
- Я разделяю твой ужас, - бросил ему Ипсевас.
Его ухмыляющееся лицо просунулось в пещеру раковины.
- Это была одна из птичек Подарги. Подарга ненавидит Господа и напала бы на него сама, будь у нее малейший шанс, даже зная, что это станет ее концом. Так оно и было бы. Но она не может приблизиться к Господу, зато посылает своих птичек на охоту за Очами Господа. Что они с большим усердием и исполняют.
Вольф покинул раковину и некоторое время стоял, следя за уменьшавшейся фигурой орла, уносящего в своих когтях добычу:
- Кто такая Подарга?
- Она, подобно мне, одно из чудищ Господа. Она тоже некогда жила на берегах Эгейского моря и была прекрасной молодой девушкой. Это было, еще когда великий царь Приам, богоподобный Ахилл и хитроумный Одиссей жили на свете. Я знал их всех, а они оплевали бы критянина Ипсеваса, некогда храброго моряка и копьеносца, если бы увидели меня сейчас... Но я говорил о Подарге. Господь забрал ее в этот мир, создал чудовищное тело и поместил в него ее мозг. Она живет где-то там, в пещере, на самом склоне горы. Она ненавидит Господа и так же ненавидит все нормальные человеческие существа и поедает их, если ее птички не добираются до них первыми. Но больше всех она ненавидит Господа.
Это, кажется, было все, что знал о ней Ипсевас, за исключением того, что до похищения ее звали как-то по-другому, так как Подаргой звалась гарпия, мать коней Ахилла. Он также помнил, что был хорошо знаком с ней.
Вольф принялся расспрашивать дальше. Его интересовало все, что Ипсевас мог рассказать ему об Агамемноне, Ахилле, Одиссее и других героях гомеровского эпоса. Он сказал зебрилле, что, их земная наука предполагала Агамемнона как исторический персонаж. Но неужели Ахилл и Одиссей в самом деле существовали?
- Конечно, существовали, - заявил Ипсевас, хмыкнул, а затем продолжил: - Я полагаю, тебе любопытно узнать о тех днях. Но я мало что могу рассказать тебе. Это было слишком давно, слишком много праздных дней назад. Дней? Веков, тысячелетий - один Господь знает. А также слишком много выпито.
Весь остальной день и часть ночи Вольф пытался выкачать из Ипсеваса все, что тот знал, но мало чего добился. Заскучавший Ипсевас выпил половину своего запаса орехов и наконец захрапел.
Из-за горы пришел зелено-золотой рассвет. Вольф смотрел на воду, такую прозрачную, что он мог видеть сотни рыб фантастических очертаний и роскошных расцветок. Из глубины поднялся ярко оранжевый тюлень с существом, похожим на живой бриллиант во рту. Рванул назад отброшенный тюленем спрут с пурпурными жилами. Далеко внизу на секунду появилось что-то огромное и белое, а затем нырнуло обратно на дно.
Вскоре до Вольфа донесся рев прибоя, и показалась тонкая белая линия у подножия Тайя Файявоэда. Гора, казавшаяся такой гладкой на большом расстоянии, была теперь изломана трещинами и выступами, пиками, вздымавшимися откосами и замерзшими каменными фонтанами. Гора все росла и росла, казалось, она нависала над миром.
Вольф растолкал Ипсеваса, пока зебрилла, постанывая и бурча себе что-то под нос не поднялся на ноги. Поморгав покрасневшими глазами, почесавшись и откашлявшись, он протянул руку за новым пунш-орехом. Наконец, по настоянию Вольфа, он направил рыбу-парус параллельно подножию горы.
- Я когда-то был знаком с этим местом, - сказал он. - Некогда я думал подняться на гору, найти Господа и попытаться...
Он помолчал, почесал голову, вздрогнул и закончил:
- Убить его! Вот! Я знал, что могу вспомнить это слово. Но все было бесполезно. У меня не хватило духу попробовать совершить это в одиночку.
- Теперь я с тобой, - тонко намекнул Вольф.
Ипсевас покачал головой и выпил еще.
- Теперь - не тогда. Если бы ты был со мной тогда... ну, что толку болтать. Ты тогда даже еще не родился. Не родился тогда и твой пра-пра-прадед. Нет, теперь уже слишком поздно.
Он замолчал, занявшись направлением рыбы-паруса через отверстие в горе. Огромное создание внезапно отклонилось от курса, хрящевой парус сложился у мачты из жесткого, как кость, хряща. Тело поднялось на огромной волне, а затем они оказались в спокойных водах узкого, крутостенного и темного фьорда.
Ипсевас показал на череду неровных карнизов.
- Воспользуйся ими. Ты сможешь забраться далеко. Насколько далеко - не знаю. Я устал и натерпелся страху и возвращаюсь в Сад, чтобы никогда не вернуться сюда, я думаю.
Вольф долго уговаривал Ипсеваса. Он сказал, что ему может понадобиться сила Ипсеваса. Но зебрилла покачал головой.
- Я дам тебе свое благословение, чего бы оно ни стоило.
- А я благодарю тебя за все, что ты сделал, - ответил Вольф. - Если бы ты не пришел мне на помощь, я бы до сих пор качался на конце веревки. Может быть, мы снова встретимся с тобой. Вместе с Хрисеидой.
- Господь слишком могуч, - ответил Ипсевас. - Неужели ты думаешь, что у тебя есть шанс против существа, способного создать свою собственную Вселенную?
- У меня есть шанс, - сказал Вольф. - Покуда я борюсь и шевелю мозгами и мне немного везет, этот шанс есть.
Он спрыгнул с палубоподобной раковины и чуть не подскользнулся на мокром камне.
- Дурное знамение, друг мой! - крикнул Ипсевас.
Вольф, обернувшись, улыбнулся в ответ.
- Я не верю в знамения, мой суеверный друг! - прокричал он. - Пока!