- Этого, к сожалению, никто не знает. О деревьях в нашем лесу вообще мало что, известно. Одни деревья скачут, другие деревья плюют в прохожего едким соком пополам с семенами, третьи еще что-нибудь… Вот в километре от Базы есть, например, такое дерево. Я, например, остаюсь возле него, а вы отправляетесь точно на восток и в трех километрах трехстах семидесяти двух метрах находите второе такое же дерево. И вот когда я режу ножом свое дерево, ваше дерево вздрагивает и начинает топорщиться. Вот так. - Алик показал руками, как топорщится дерево.
- Понимаю! - воскликнул Марио. - Они растут из одного корня.
- Нет, - сказал Алик. - Просто они чувствуют друг друга на расстоянии. Фитотелепатия. Слыхали?
- А как же, - сказал Марио.
- Да, - сказал Алик лениво, - кто об этом не слыхал… Но вот чего вы, наверное, не слыхали, так это что в лесу есть еще люди, кроме нас. Их видел Курода. Он искал Сидорова и видел, как они прошли в тумане. Маленькие и чешуйчатые, как ящеры.
- У него тоже кончилась биоблокада?
- Нет, просто он любит приврать. Не то что я, скажем, или вы. Правда, Тойво?
- Нет, - сказал Турнен, не поднимая глаз. - Вранья вообще не бывает. Все, что выдумано, - возможно.
- В том числе и русалки? - спросил Марио. Видимо, он подумал, что его мрачный сосед тоже наконец решил пошутить.
Турнен посмотрел на него. По лицу его было видно, что шутить он не собирается.
- Я их вижу, - сказал он. - И треугольный пруд. И туман, и зеленую луну. Все это я вижу так отчетливо, что могу описать во всех подробностях. Для меня это и есть критерий реальности, и он не хуже любого другого.
Марио неуверенно улыбается. Он все еще надеялся, что Турнен шутит.
- Превосходная мысль, - сказал он. - Отныне нам не нужны лаборатории. Субэлектронные структуры? Я вижу их. Могу описать, если хотите. Они так и переливаются. И треугольно-зеленые.
- Мне лаборатории не нужны уже давно, - произнес Турнен. - Они, по-моему, вообще никому не нужны. Вряд ли они помогут вам представить себе субэлектронные структуры.
Лицо Марио утратило готовность к веселью. Обнаружилось, что глаза у него совсем не детские.
- Я физик, - сказал он. - Я легко представляю себе субэлектронные структуры без фигур и цветов.
- И что же дальше? - сказал Турнен. - Ведь я тоже могу представить себе эти структуры. И еще многое такое, для чего вы пока не придумали закорючек, значков и греческих букв.
- Ваши представления, может быть, и годятся для вашего личного употребления, но беда в том, что на них далеко не уедешь.
- На представлениях давно уже никто не ездит. Не вижу, чем мои представления хуже ваших.
- На представлениях физики вы приехали сюда и уедете отсюда, а ваши представления годятся только для застольных парадоксов.
- Я мог бы вам напомнить, что идея деритринитации возникла тоже из застольного парадокса. Да и все идеи возникли из застольных парадоксов. Все фундаментальные идеи выдумываются, и вы это прекрасно знаете. Они не висят на концах логических цепочек. Но дело ведь даже не в этом. Что дальше? Ну не смог бы я прилететь сюда. И что? Ведь я не увидел здесь ничего такого, чего не мог бы представить себе, сидя дома.
Леонид Андреевич не стал слушать, что там отвечает физик. Он посмотрел на Алика. Инженер-водитель тосковал. Просто встать и уйти ему, наверное, было неловко, наверное, он боялся, что это будет выглядеть демонстративно. Спор же ему был до одурения скучен. Сначала он порывался встрянуть и направить беседу в другое русло и даже сказал: "Между прочим, в прошлом году…". Потом съел кусочек маринованной миноги. Потом сотворил из салфетки кораблик. Потом с надеждой взглянул на часы, но нужное ему время еще, по-видимому, не приспело. И не то, чтобы спор был ему непонятен, он слышал тысячи таких споров - и когда сидел, обливаясь потом, за рулем вездехода, идущего через заросли, и здесь, в столовой, и в мастерских Базы, и даже на танцевальной веранде. Просто все это было ему бесконечно чуждо. Он любил конкретности своего времени: ощущение микронных зазоров в кончиках пальцев, спокойный и правильный гул могучих двигателей, блеск приборов в качающейся кабине. И он всю жизнь с кротким недоумением следил за тем, как эти конкретности теряют смысл на Земле, оттесняются на периферию Большой Жизни, уходят на далекие планеты, и он отступал и уходил вместе с ними, любя их по-прежнему, но постепенно теряя уверенность в их (и своей) нужности, потому что, если на этих диких мирах и нельзя обойтись без его искусства и его вездеходов, то люди, кажется, намереваются обойтись без самих этих миров. Таких, как инженер-водитель Алик Кутнов, было много, гарнизоны инопланетных баз комплектовались теперь в основном из них. Это были очень способные люди (неспособных людей вообще не бывает), но области приложения их способностей неумолимо уходили в прошлое, и большинству али-ков еще предстояло понять это и искать выход.
- Вы безобразно самоуверенны, - говорил Турнен. - Вы воображаете, что оседлали наконец историю человечества. Но вы никак не можете понять, что не нужны никому, кроме самих себя, и не нужны уже давно…
- Человечество тоже никому не нужно, кроме самого себя. Вы ничего не утверждаете, вы только отрицаете…
Алик Кутнов мастерил второй кораблик. С мачтой.
В том-то и беда. Человечество никогда никому не было нужным, кроме самого себя. Да и самому себе оно стало нужным не так уж давно. А дальше? Дальше была равнина, и по равнине пролегали широкие дороги, и петляли едва заметные тропинки, и все они вели за горизонт, а горизонт скрывала мгла, и не видно было, что в этой мгле. Может быть, все та же равнина, может быть, гора. А может быть, и наоборот. И не видно было, какие дороги сузятся в тропинки, и какие тропинки расширятся в дороги…
- Алик, - сказал Леонид Андреевич, - что вы делаете, когда по незнакомой дороге вы подъезжаете к незнакомому лесу?
- Снижаю скорость и повышаю внимание, - ответил Алик не задумываясь.
Леонид Андреевич посмотрел на него с восхищением.
- Вы молодец, - сказал он. - Все бы так.
- Да, - оживился Алик. - Вот в прошлом году…
Снизить скорость и повысить внимание. Очень точно сказано. А за рулем восседает молодой широкоплечий парень, ему весело мчаться по прямой дороге, а лес все ближе, и парню кажется, что вот там-то и есть самое интересное, и он влетает в лес на полной скорости, не потрудившись узнать, по-прежнему ли пряма дорога в лесу, или она обернулась там тропинкой, или оборвалась болотом.
- И после этого, - сказал Алик, - мы больше туда никогда не ездили. - Он посмотрел на часы. - Вот теперь я пойду, - сказал он.
- И я тоже, - сказал Леонид Андреевич.
Физик посмотрел на них незрячими глазами, не переставая говорить. Турнен опять резал хлеб.
Когда они вышли из столовой, Леонид Андреевич спросил Алика:
- Неужели все, что вы говорили этому физику, - выдумка?
- А что я ему говорил?
- Про русалок, про чешуйчатых людей…
Алик ухмыльнулся.
- Да как вам сказать… По-моему, все это вранье. Куроде никто не верит, а Ларни болел. Да вы сами, Леонид Андреевич, бывали в лесу. Ну какие там могут быть люди? И тем более русалки…
- Я так и подумал, - сказал Леонид Андреевич.
Кабинет Поля Гнедых, директора Базы и начальника службы индивидуальной безопасности, находится на самом верхнем ярусе Базы. Леонид Андреевич поднялся к нему на эскалаторе.
Кабинет Поля с экранами и селекторами межзвездной, планетной и внутренней связи, с фильмотеками, с информарием, с планетографическими картами олицетворял на Пандоре то же, что здание Мирового Совета на Земле: здесь было сосредоточено управление планетой. Но в отличие от Мирового Совета, директор Базы реально мог управлять только ничтожным кусочком территории своей планеты, крошечным каменным архипелагом в океане леса, покрывавшего континент. Лес не только не подчинялся Базе, он противостоял ей со всеми ее миллионами лошадиных сил, с вездеходами, дирижаблями и вертолетами, с ее вирусофобами и дезинтеграторами. Собственно, он даже не противостоял. Он просто не замечал Базы.
- Иногда мне хочется взорвать там что-нибудь, - сказал Поль, глядя в окно.
- Где именно? - сейчас же спросил Леонид Андреевич.
- В самой середине.
- Тогда бы мы даже не увидели взрыва, - сказал Леонид Андреевич. - А уехать вам отсюда иногда не хочется?
- Иногда хочется, - сказал Поль. - Когда много туристов. Когда на всех не хватает егерей и они начинают бунтовать и требовать права на самообслуживание.
- Вы им не разрешайте, - попросил Леонид Андреевич. - Я вот тут пошел без егеря, чуть не заблудился.
- Знаю, - мрачно сказал Поль. - А почему вы не берете с собой карабина, когда выходите, Леонид Андреевич?
- Какого карабина?
- Любого!
Леонид Андреевич поморгал.
- Боюсь, - сказал он.
- Не понимаю.
- Боюсь, - пояснил Леонид Андреевич. - Вдруг выстрелит.
- Ну?
- Ну и попадет в кого-нибудь…
Некоторое время Поль смотрел на него. Потом вынул из шкафа свой карабин и подошел к Леониду Андреевичу.
- Вот здесь в прикладе, - сказал он терпеливо, - встроен маленький радиопередатчик. Где бы вы ни находились…
- Да нет, я это знаю, - сказал Леонид Андреевич.
- Так в чем же дело?
- Хорошо, - Леонид Андреевич взял карабин и отсоединил приклад. - Так? - спросил он. - Теперь я буду брать эту деревяшку с собой. Буду носить ее в своем… ядг… ягд… в охотничьей сумке. - Он вставил приклад на место и вернул карабин Полю. - Вы довольны, Поль?
Поль пожал плечами.
- Не понимаю. Вы что, кокетничаете?
- Нет, - сказал Леонид Андреевич. - Я капризничаю.
- Когда мы с Атосом писали о вас сочинение… это было очень много лет назад… мы изображали вас совсем не таким.
- А каким же? - спросил польщенный Леонид Андреевич.
- Вы были велик. У вас горели глаза…
- Всегда?
- Практически всегда.
- А когда я спал?
- В наших сочинениях вы никогда не спали. Вы вели корабль сквозь магнитные бури, сквозь бешеные атмосферы. Руки у вас были, как сталь, и вы были стремительны…
- Так я и сейчас такой! - вскричал Леонид Андреевич. - Где здесь корабль?
Он вскочил, выхватил у Поля карабин, приложился, прищурив один глаз, и закричал:
- Тра-та-та-та!..
Потом он опустил карабин и спросил:
- Ну как?
- Не то, - сказал Поль, безнадежно махнув рукой. - Интеллекта нет.
- Очень мне нужен интеллект, - обиженно сказал Леонид Андреевич.
Он снова лег в кресло и спросил:
- Я вам не мешаю?
- Нет, - сказал Поль, пряча карабин в шкаф. - Я только все удивляюсь: что вы у нас на Базе делаете?
- А вы никому не расскажете? - спросил Леонид Андреевич.
- Если не хотите, нет, не расскажу.
- Я ухаживаю, - сказал Леонид Андреевич.
Поль сел.
- Это за кем же? - спросил он. - Неужели за Ритой Сергеевной?
- А что, заметно?
- Да есть такое мнение.
- Так вот я не за ней ухаживаю, - оскорбленно сказал Леонид Андреевич. - Я ухаживаю совершенно за другой женщиной. Она уже давно улетела.
- Ага, - сказал Поль. - А вы, значит, остались на медовый месяц.
- Вы циничны, - сказал Леонид Андреевич. - Мы не поймем друг друга, расскажите мне лучше, что сегодня новенького.
- Рита Сергеевна застрелила тахорга, - сказал Поль значительно.
- Молодец. А еще?
- На вверенной мне Базе за истекшие сутки ничего не случилось, все в порядке, недостатка ни в чем не испытываем, - сказал Поль.
- А на базах, которые вам не вверены?
- Какие имеются в виду?
- Земля, например. Или, скажем, Радуга.
- На Земле тоже недостатка ни в чем не испытывают. Испытывают избыток. А на Радуге… Знаете что, Леонид Андреевич, сводки уже в типографии, через полчаса прочтете сами.
- Нет, - сказал Леонид Андреевич. - Я хочу узнать что-нибудь первым. Ведь вы же про меня сочинение писали, Поль. Расскажите мне что-нибудь особенное. Чего нет в сводках.
- Вас интересуют сплетни? - осведомился Поль.
- Очень, - сказал Леонид Андреевич.
- Жаль. Сплетен у меня нет. По Д-связи сплетен не передают. По Д-связи нынче передают черт знает что.
Леонид Андреевич сейчас же вытащил записную книжку и приготовил авторучку.
- Нет, серьезно, - продолжал Поль. - Сегодня ночью вдруг прервали передачу ядерного прогноза и выдали нам какую-то шифровку на имя Мостепаненко. Без имени адресанта. Это уже третий случай. На прошлой неделе была шифровка некоему Герострату, а на позапрошлой - Пеккелису. На мой запрос не ответили. Идиотство какое-то.
- Да, - сказал Леонид Андреевич. - Но зато интересно.
Он нарисовал в записной книжке женскую головку и написал под ней печатными буквами:
ИДИОТСТВО; ИДИОТСТВО; ИДИОТСТВО…
- Герострат… - сказал он. - Какой же это Герострат? Не тот ли? Вообще, в свете современной физической теории вполне можно предположить…
- Кто-то идет, - сказал Поль, и Леонид Андреевич замолчал.
В кабинет вбежал человек.
Леонид Андреевич не знал его, но было видно, что это человек из леса и что он взволнован, и Леонид Андреевич сел прямо и сунул записную книжку в карман.
- Связь! - сказал человек, задыхаясь. - Когда будет связь, Поль?
Он был в комбинезоне, отстегнутый капюшон болтался у него на груди на шнурке рации. От башмаков до пояса комбинезон щетинился бледно-розовыми стрелками молодых побегов, правая нога была опутана оранжевой плетью лианы, волочащейся по полу, и казалось, что это щупальце самого леса, что оно сейчас напряжется и потянет человека обратно, через коридоры, управления, вниз по эскалатору, мимо ангара и мастерских, и снова вниз по эскалатору, и через аэродром, к обрыву, к башне лифта, но не в лифт, а мимо, вниз…
- Выйди отсюда, - сердито сказал Поль.
- Ты ничего не понимаешь, - задыхаясь, сказал человек. Лицо его было в красных и белых пятнах, глаза выкачены. - Когда будет связь?
- Курода! - железным голосом сказал Поль. - Выйдите вон и приведите себя в порядок!
Курода остановился.
- Поль, - сказал он и сделал странное движение головой, словно у него чесалась шея. - Частное слово, мне срочно нужно!
Леонид Андреевич снова лег. Поль подошел к Куроде, взял его за плечи и повернул лицом к двери.
- Формалист, - сказал Курода плаксиво. - Бюрократ.
- Стой, не двигайся, - сказал Поль. - Шляпа! Дай пакет.
Курода снова сделал странное движение головой, и Леонид Андреевич увидел на его тощей подбритой шее, в самой ямочке под затылком коротенький бледно розовый побег, тоненький, острый, уже завивающийся спиралью, дрожащей, как от жадности.
- Что там, опять подхватил? - спросил Курода и полез в нагрудный карман. - Нет у меня пакета… Слушай, Поль, ты мне можешь сказать, когда будет связь?
Поль что-то делал с его шеей, что-то уминал и массировал длинными пальцами, брезгливо оскалившись и бормоча что-то неласковое.
- Стой смирно, - прикрикнул он. - Не дергайся! Ну что ты за шляпа.
- Вы поймали чешуйчатого человека? - спросил Леонид Андреевич.
- Чепуха! - сказал Курода. - Я не говорил, что эти люди были чешуйчатые… Поль, ты скоро? Это надо послать им в первую очередь! Ай!
- Все, - сказал Поль. Он отошел от Куроды и бросил что-то полуживое, корчащееся, окровавленное в диспансер. - Немедленно к врачу. Связь в семь вечера.
Лицо Куроды вытянулось.
- Попроси экстренный сеанс! - сказал он. - Ну что это такое - ждать до семи вечера?
- Хорошо, хорошо, иди, потом поговорим.
Курода неохотно пошел к двери, демонстративно волоча ноги. Розовые побеги на его комбинезоне уже увядали, сморщивались и осыпались на пол. Когда он вышел, Поль сказал:
- Обнаглели. Вы представить себе не можете, Леонид Андреевич, до чего мы все обнаглели. Никто ничего не боится. Как дома. Поиграл в садике - и к маме на коленки, прямо как есть, в земле и песочке. Мама вымоет…
- Да, обнаглели немножко, - негромко проговорил Леонид Андреевич. - Я рад, что вы это замечаете.
Поль Гнедых не слушал. Он смотрел в окно, как Курода сбегает по эскалатору, волоча за собой обрывок лианы.
- Похож на Атоса, - сказал он вдруг. - Только Атос, конечно, никогда не пришел бы в таком виде. Вы помните Атоса, Леонид Андреевич? Он писал мне, что когда-то работал с вами.
- Да, на Владиславе. Атос - Сидоров.
- Он погиб, - сказал Поль, не оборачиваясь. - Давно уже. Где-то вон там… Жалко, что он вам не понравился.
Леонид Андреевич промолчал.
Глава вторая
Атос проснулся и сразу подумал: "Послезавтра мы уходим". И сейчас же в другом углу Нава зашевелилась на своей постели и спросила:
- Когда ты уходишь?
- Не знаю, - ответил он. - Скоро.
Он открыл глаза и уставился в низкий, покрытый известковыми натеками потолок. По потолку опять шли муравьи. Они двигались двумя ровными колоннами. Слева направо двигались нагруженные, справа налево шли порожняком. Месяц назад было наоборот. И через месяц будет наоборот, если им не укажут делать что-нибудь другое. Месяц назад я тоже проснулся и подумал, что послезавтра мы уходим, и никуда мы не ушли, и еще когда-то, задолго до этого, я проснулся и тоже подумал, что послезавтра мы уходим, и мы, конечно, не ушли, но если мы не уйдем послезавтра, я уйду один. Впрочем, и так я уже думал раньше, но теперь-то уж я обязательно уйду.
- А когда - скоро? - спросила Нава.
- Очень скоро - ответил он.
- Получилось так, - сказала Нава, - что мертвяки вели нас ночью, а ночью они плохо видят, это тебе всякий скажет, вот хотя бы Горбун, хотя он не здешний, он из деревни, что по соседству с моей, и ты его знать не можешь, получилось так, что в его деревне все заросло грибами, а это не всякому нравится, мой отец, например, ушел из своей деревни, а он сказал, что Одержание произошло и в деревне теперь делать людям нечего". Так вот, луны тогда не было, и они все сбились в кучу, и стало жарко - не продохнуть…
Атос посмотрел на нее. Она лежала на спине, закинув руки за голову и положив ногу на ногу, и не шевелилась, только двигались губы и время от времени вспыхивали в полутьме глаза. Когда вошел старик, она не перестала говорить, а старик подсел к столу, придвинул горшок и стал есть. Тогда Атос поднялся и обтер с тела ладонями ночной пот. Старик чавкал и брызгал. Атос отобрал у него горшок и молча протянул его Наве, чтобы она замолчала. Старик обсосал губы и сказал: