* * *
На свист стрелецкого старшого откуда-то из-за ближних изб выскочил полудесяток конных, и через пару минут Григория уже провожали к дому врача. Казаки, сдав сопровождаемого, уехали обратно, регуляры двинулись влево, а пешие стрельцы загасили фитили своих пищалей и вернулись к крайней избе слободы, что стоит у самой дороги. Гриц ехал шагом и переживал за свою несообразительность. Ведь взревновал, и от этого начал глупости творить. Ладно, хоть немного успел. Натворить.
Дорога провела их кавалькаду мимо ряда подворий, теснившихся слева, и завернула за откос. Картина изменилась. Церковка впереди обозначилась с пустым пространством перед ней. Что-то вроде площади, вокруг которой выстроились уже не избы, а дома именитых горожан. Самый большой, наверное, наместника тутошного. Да и другие не маленькие. Одиннадцать ворот насчитал и ещё три проулочка в разные стороны. Много дальше на скалистом мысу видны крепостные сооружения. Земляные редуты с четырьмя пушками, длинные деревянные казармы и небольшая каменная цитадель. На другой стороне залива тоже угадываются редуты - тут берега сближаются и расстояние между берегами невелико. Ядро добросить можно.
А ещё отсюда видно мостки пристаней, что во множестве выставились в воду. К ним причалены ладья, два струга и несколько ушкуев, карбасы тоже и разная лодочная мелочь во множестве.
Свернули в проулок и вскоре добрались до распахнутых ворот лекарского дома. Точно, вот и карета во дворе стоит, и Наташка плачет на крылечке.
- Папа Федотку зарезал. Кончается. А Васька твой, зараза, пьян. А кони больше никому не даются, а надо за Татьяной послать, - и слёзы. И сопли. И всё это на шёлковую рубашку, да сразу много. Увидел, как стрельцы поворотили коней и уехали, а сам прижал к груди тёмно-русую головушку суженной, погладил и почувствовал, как намокает плечо. Усадил хорошую на скамью, что стоит у порога, и прошёл в дом.
- Куда? - мужик в кожаном фартуке преградил путь.
- К Федоту.
- Вот, глянь по-быстрому, но не приставай, - открылась дверь и… смотрит на них парнишка. Лежит на боку, разинув рот, а оттуда хрустального стекла язык торчит и на толстое полотенце концом опирается.
- Ты живой?
Хлопок глазами.
Помираешь?
Попытка помотать головой и боль в глазах.
- Гришка, выйди! Ему сейчас шевелиться больно, - а вот и Филлип подоспел. - Хватит мне и одной дурацкой истерики. Тоже мне барышня кисейная! Иди вон отсюда. Пациенту нужен покой.
Вышел обратно на двор. Охнуть не успел, а Наташка опять на его груди рыдает.
Взял её тихонько за косу у самого затылка и аккуратно перенаправил поток влаги снова к себе за воротник.
- Выживет Федотка. Дай ему пару дней, и дела пойдут на поправку.
Рыдание усилилось.
- Страшно-то как, Гришенька! Папа у него из горла такие большие куски мяса выдрал, и показывал мне, как это делается.
Вот, знахарка, понимаешь! Девчонка сопливая она. Тихонько огладил её по груди, получил затрещину и увидел, как стремительно сохнут слёзы на покрасневшем лице.
- Не дразнись.
А дело к вечеру. Растолкал спящего в карете Ваську. Тот, хоть и во хмелю, но лошадь царевича под присмотр принял. Расседлал и в конюшню поставил. Наталья отвела его в комнату - оказывается, есть в родительском доме и для неё светёлка. Туда и занёс он сумы, что вёз за седлом. Тут и остался - а что ему делать, на ночь глядя? Сидел у окошка, смотрел на прохожих, пока не стемнело, а там лёг в кровать, да и уснул. Лапушка к нему так и не пришла. Он и сам не знал, хочет он этого или боится. Поужинать забыл.
* * *
Разбудил его шум на улице. Отворил окошко, да и выглянул наружу. Светает уже и народ гомонится. В его карету кого-то сажают и впрягают лошадей, За забором скрипят телеги и среди слов, что доносятся, особенно тревожно звучит "чурсайцы". Это разбойники, что с моря налетают.
Распечатал свои торока и обрядился соответственно. Панцирные пластины на грудь и спину, скрепленные ремнями, на бок эспаду, не взрослую, пока, укороченную под его руку и четыре пистоля, да сумка с огневым припасом для них. С площади двинулся вслед за стрельцами - к крепостице отряд выдвигался колонной по одному, а навстречу шли жители, торопясь скорее убраться из-под удара.
Грохнули пушки, но куда они стреляли пока не видно. Стрельцы миновали редут и остановились, разжигая фитили пищалей. Снова ударили пушки из оставшегося за спиной земляного укрепления. Воздух толкнул царевича в спину, а потом всё вокруг заволокло дымом. Когда облако отнесло ветерком, разглядел впереди две шеренги регулярной пехоты, повернутые к ним спиной, причём передние стояли на колене и дальше угадывалась набегающая толпа вооружённых разномастно одетых людей.
Пехотинцы второй шеренги выпалили и принялись торопливо заряжать фузеи. Как только дым от их залпа рассеялся - стрельнули передние, что стояли на колене, и побежали назад к стрельцам, проскользнув между товарищами, орудующими шомполами. А те, выпустив ещё по одной пуле в сторону атакующих, в свою очередь пустились наутёк. Но тут залпа не получилось - палили по мере готовности, и сразу убегали.
Стрельцы, с которыми стоял Гриша, возложив стволы пищалей на бердыши, спокойно пропустили сквозь свой ряд убегающих солдат и выпалили по команде. Досадно было, что из-за дыма не видно толком, нанес ли залп урон чурсайцам. Даже не развиднелось ещё толком, как неприятель оказался рядом и начался сущий кошмар. Звучали выстрелы не пойми чьи, кто-то падал или матерился. Четыре пистолета он успел разрядить, ничего это не изменило в картине боя, хотя троих он наверняка уложил. Однако вместо убитых сзади набежали другие. Уворачивался от багинетов, уклонялся от секир, отбивал сабельные удары и тыкал своей эспадой в незащищенные места на телах чужих воинов. Большие мужики в красных стрелецких кафтанах или мышиного цвета мундирах то и дело оттирали его назад, но кто-то падал и Гриц занимал открывшуюся брешь. А время от времени бухали из редута пушки, звучали вопли чурсайцев, брань рыссов, налетевшие откуда-то конные казаки и верховые стрельцы.
А тут клинок, застрявший в панцире какого-то верзилы, вырвало из руки, а дага, которой помогал себе левой рукой, давно сломалась. Схватил бердыш убитого стрельца, а тот оказался изломан, и дальше дрался укороченной рукоятью, как дубинкой.
И вдруг всё кончилось. Отхлынул супостат, бросился к приткнувшимся у берега ладьям. Справа, от горла залива к городку скользила галера, и малые судёнышки спешили уйти туда же вправо, держась у самой суши. Редут на другой стороне залива молчал, а пушки за спиной рявкнули последний раз, и тоже перестали стрелять. Деревянные обломки и головы пловцов на поверхности указывали на то, что пушкари поработали на совесть. Правда с галеры заговорило орудие, но куда она бьёт - отсюда не видно. Поворачивает берег, загибаясь вправо и откос закрывает обзор.
Гриц стоял, покачиваясь на ватных ногах, и смотрел как казаки добивают своих раненых лошадей. Откуда-то появились бабы с полотняными лентами, доктор Филипп с помощниками, поп с кадилом.
- Сломалась твоя булавка, - прохрипел над ухом стрелец в разодранном кафтане. - Вон тот ятаган возьми. Хорошая сталь. А наш кузнец клинок тебе перекуёт под руку.
Гриц разжал мёртвые пальца неподвижного тела и осмотрел оружие. Знатной работы вещь. Ножны тоже прихватил. И кинжал подходящий нашёл. А вот пистолеты его, похоже, совсем затоптали. Да и не упомнишь сейчас, где он их отбросил.
Тем временем появились телеги, на которых стали грузить погибших, дородный боярин распоряжался насчёт пленных. Шапка на нём сидела как-то забавно. Когда подошёл ближе, стало ясно - от верхней части наискось отрублен кусок. Ага, и рукав распластан. Ну да о боярине Чухнине люди уважительно отзываются. Воинов он за собой ведёт, а не гонит.
- Что, Ваша Высокка, нашел ты свою девку?
Повернул голову - вчерашний казак, Фрол, кажись, стоит на карачках со спущенными штанами и ногу ему перевязывает не кто иной, как Наталья.
- Это она тебя нашла, гопота ты бесштанная.
Девушка в это время сделала стежок в нижней части обнажённой ягодицы, и мужик скрипнул зубами: - Ох и суровая, однако, она у тебя.
Царевич уж было собрался дальше идти, но девушка его остановила:
- Гриц, не слоняйся без дела, ножницы подай. И не убегай никуда, тебя тоже обработать нужно, в кровищи весь.
* * *
Ночью Наташка залезла к нему под одеяло и лежала рядом, осторожно прижимаясь, чтобы не потревожить повязки. Ссадин и царапин на его теле обнаружилось немало, так что он оказался во многих местах обмотан полосами льняной материи. Ночь выдалась беспокойная, девушка то и дело вскакивала и, накинув сарафан, спускалась на первый этаж к раненым. То и дело, кто-то начинал стонать или метаться от жара. Дом лекаря - место неспокойное.
Глава 5. Путешествия
Раз уж оказался царевич в городе, надо бы ему свести знакомство с губернатором и сговориться насчёт предстоящего после жатвы принятия дел. Пошёл на подворье боярина Чухнина с визитом на другой день после похорон стрельцов и солдат погибших при отбитии чурсайского набега. В ворота городской усадьбы наместника пустили его беспрепятственно, а вот когда он попросил доложить о себе, служка, к которому обратился, вздумал надсмехаться. Мол, пускай не врёт и вообще за дерзость такую полагаются батоги. Слыханное ли дело, чтобы царевич пешком пришел, да без свиты.
Дал в ухо, а когда тот вздумал ответить тем же - под дых добавил и плетью вытянул по спине. Как-то он осерчал, отчего выругал насмешника матерно, да ещё и пнул под задницу.
Надо же - тот сразу же и поверил, что не с дурнячка человек пришёл, а по делу.
Боярин сразу и вышел, поклонился учтиво - они встречались раньше, так что узнали друг друга без труда. Заезжал он в терем царский раньше и с батюшкой толковал, когда тот останавливался на Ендрике. Так что прошли в палату и побеседовали.
Фёдор Фёдорович показал карты острова и реестры того, что на нём расположено, познакомил с дьяками, которые эти документы хранят и исправляют, а также книги ведут, в которых расходы записывают и учитывают приходы от торговли, ремёсел и сбора оброка. Перечень повинностей, что несёт население, и порядок отправки собранного добра в склады государя. Посмотрел Гриц на эти вороха бумаги, и сделалось ему нехорошо. Понял, во что его папенька вляпал. Жестоко. Это ему что, пуды ржи пересчитывать, или шкуры зверя морского!? Он ведь царевич, а не дьячок.
* * *
На следующий день с Натальей и Федоткой убыл домой. Юный князь уже мог есть жидкую несолёную размазню и более менее отваживался ходить. Заживало его горло. Но говорить по-прежнему боялся.
Карета катила не торопясь. Кучера Василия предупредили, что одного из пассажиров тряска может сильно обеспокоить, вот он и старался объезжать колдобины. Недалеко отъехали и нагнали идущего пешком доктора - Наташиного батюшку. Гриц пригласил того в карету - места хватало. А чуть погодя оторвался от своих нелёгких дум об уготованной ему судьбе, и спросил.
- Филипп, почему ты не на лошади? Видел же я конюшню у тебя на дворе.
- Это для приезжих. Сам-то я коня обиходить времени не имею. Да и не так он мне часто бывает нужен, чтобы держать своего. Обычно присылают за мной экипаж. А уж карету или телегу - это как получится. Основная масса пациентов в городе живёт.
- Так ведь, пап, на тележке подкатить - это же респектабельней, чем на своих двоих добраться, - поддержала Гришино недоумение Наталка.
- Вот вы о чём, - улыбнулся доктор. - Взрослеете, однако. Статус, репутация, положение в обществе - много есть слов, обозначающих иерархию особей нашего вида - хомо сапиенсов. И усилия, употребляемые людьми для занятий как можно более высокого места на лестнице такого рода отношений, наполняют мою душу глубокой скорбью. Если бы те старания, что тратятся на создание атрибутов респектабельности, употреблялись на добрые дела, сколь бы лучше был мир!
Доктор помолчал немного, поглядывая на ребят, но они только переглядывались озадаченно. Поэтому он продолжил пояснять свою мысль.
- Вот эту дорогу можно вымостить камнем, и тогда колеса перестанут нарезать колеи, и ездить станет удобно даже в самое сырое время. Средств для такой работы требуется не больше, чем на содержание парадного выезда боярина Чухнина.
Гриша припомнил колымагу, изукрашенную так, что от её сияния на солнце невольно прищуривался, восьмёрку серых, в яблоках лошадей, шитьё на мундирах гайдуков, форейторов и стоящих на запятках лакеев. Пожалуй, прав доктор. Интересное дело, а ведь государь-батюшка пользуется этой самой каретой, которую без труда везёт пара лошадок. Её кожаную поверхность Васька натирает обувной ваксой и полирует бархоткой, а из украшений здесь - только гербы на дверцах. Латунные, кажется.
Статус царя выше статуса боярина, но хлопот с ним меньше, и, соответственно, расходов. Вот об этом и рассказал.
- Не вполне ты прав, царевич, - улыбнулся Филипп. - Когда государь встречается с иноземными монархами или их посланниками, вот тогда атрибуты высокого статуса выставляются по высшему разряду.
- Точно! Тронный зал, парчовые одежды, гвардейцы в сияющих латах, - Гриша вспомнил, как присутствовал на церемонии встречи германского короля. - А, стало быть, перед своими слугами папенька не выпендривается - они и так ниже него, во что бы ни рядились. И его внешняя простота как раз и подчёркивает более высокий статус. Точно, боярин Чухнин парадным выездом пользуется, когда к другим боярам едет, а по городу много проще передвигается. А почему тогда к царскому терему при полном параде прибывает?
- А это - выражение почтительности. Мол, вот он я, в лучшем виде прибыл приветствовать лучшего из людей, мне известных, словно на праздник сердца и души, - Филипп улыбнулся. - У нас на Земле в стародавние времена самые могущественные властители, случалось, атрибутику высокого статуса задействовали на постоянной основе. Вплоть до того, что считались богами, или их потомками, а уход за своими особами обставляли разными церемониями. Скажем, подавание башмаков или подштанников доверялось отдельному приближённому. Словом, этикеты доводились до такого уровня, что, скажем, гвардейцы, подхватившие королеву, падающую с лошади, были казнены, потому что им запрещено было к ней прикасаться. Хотя, жизнь её они спасли.
Здесь на Посейдонии, наверняка имели место сходные случаи, просто я не столь осведомлён.
- Так, ты пришелец, - Федот произнёс это неуверенно. - Говорят, они обычно недолго живут.
- Всяко бывает. Меня Милена выходила. Я, когда появился здесь, встретил её в лесу за сбором лекарственных трав. И ничего тревожного в своём организме не примечаю уже, почитай, пятнадцать лет. Она меня сразу напоила молоком и кормила обильно. Всех несушек перерезала, помню, и поросёнка-недоросля заколола. Это в начале-то лета.
Опять замолчали. Гриц думал о дорогах. Колёса кареты как раз хрустели палками, набросанными в низине, видимо в период дождей, и сейчас ушедших в глину. Проезжие гатили, протаскивая телеги через непролазную грязь. А вот как выбрались из лога, так сразу стало ровнее.
* * *
Филипп вскоре сошёл. Ему тут надо брать правее к дому боярина Проскурина.
- Наташ! А почему твой папенька сразу с нами не поехал? Знал ведь, куда мы направляемся. А он ни свет, ни заря умчался на своих двоих?
- Это потому, что ужасно рассеянный и непрактичный. Уйдет в себя и что-то там сам себе думает. А на то, что творится вокруг, даже и не смотрит. Он всё время о чём-то размышляет, случается, что и отвечает невпопад. Вернее, впопад, но неожиданно, словно мысли твои прочитал и невысказанные вопросы растолковал.
- А мне папенька мой весь этот остров под руку отдаёт сразу после жатвы, - Гриц тоже ответил невпопад.
- Ты объедь его, пока свободен от хлопот, да погляди, что тут и как, - Федотка почти шепчет, однако, слова разобрать можно.
- Ага. Тебя на службу принимаю советником. Коня пришлю с седлом. Через неделю будь готов сопровождать меня. А вот тебе деньги, - Гриша отдал Федоту небольшой кошелёк. Экипируйся, чтоб выглядело благородно, но для ночёвок у костра чтоб тоже годилась твоя справа. Так что в четыре глаза поглядим. Станешь мне помощником, - это он сразу заявил утвердительно, на что Федотка кивнул. Мол, понял, так и будет.
- А ещё я думаю, тебе, Наташа, стоит сделаться для Татьяны, сестрицы советника моего, служанкой. Камеристкой, например. Тогда получится, что князь при мне служит, а сестра при нём - ей до замужества ещё изрядно расти. Ну, а поскольку ты, опять же, при ней, то, стало быть, разлучаться нам не следует, и все приличия соблюдены. Как полагаешь, Федот? Ладно у нас получится?
Наталья притиснулась к царевичу, а сидящий напротив князь кивнул.
- Вот и хорошо. Покои для тебя и сестры твоей в моём тереме приготовят. Вы ведь частенько станете там бывать запросто, - улыбнулся своей хитрости.
Вдоль дороги волновалась рожь. Вот-вот настанет время убирать её. Да и овёс доходит. Тревога, гнездившаяся в Гришином сердце, потихоньку утихла. Справится он с задачкой, что приготовил для него папенька. Разберётся и совладает.