Хорошо тем, у кого есть тягловая сила - буйвол: на нем пашут, ездят верхом, возят груз. Или мироедствуют - я вспашу тебе поле, за половину твоего урожая. Но как правило, буйволы есть у помещика - иногда даже целое стадо, сдаваемое вот так, внаем! - еще у старосты, у немногих наиболее зажиточных, а прочим же, лишь руки да мотыга. Ради рабочих рук заключаются неравные браки - видел однажды восьмилетнего жениха и двадцатилетнюю невесту. И у тех, кто родится, до самой смерти - здесь очень ранней, в сорок лет уже старик - лишь безрадостный изнурительный труд.
И когда я вслух произнес, каков же после должен быть китайский рай? - услышавший это товарищ Куницын усмехнулся и ответил, абсолютно серьезно:
- Рай в понимании местных? Наверное, когда вооруженный человек не может тебя убить просто потому, что ему захотелось.
Кто ты, подполковник Куницын - герой, или на всю голову контуженный, или просто циничная сволочь?
Для меня когда-то идеалом был красноармеец Гусев из "Аэлиты", который готов был жизнь отдать, лишь бы угнетенным свободу принести, даже на другой планете. С тех пор, мы сорок первый помним, как на нас немецкие "камрады" шли - но выходит, что если мы в результате о своих идеалах забыли, значит фашизм в чем-то малом нас победил? Если вместо "гусевых" у нас теперь "куницыны" считаются героями?
Это ведь чисто фашистское - свои, это товарищи, для них все, а прочие, унтерменши, и жизнь их дешевле пыли под ногами? Однако же Гитлер "своих" по высшей расе определял, принадлежность к которой не изменишь. Ну а ты - сначала я думал, для тебя есть свои, кто с нами в одном строю, и есть враги, кого надлежит истреблять. Причем в последние ты оптом всю американскую нацию вписал, как бесноватый евреев, вот интересно, за что ты так американцев ненавидишь - приходилось мне в войну такую ненависть видеть к фрицам, у наших людей, у кого "сожгли родную хату, убили всю его семью" - ну а что тебе американцы сделали, раз ты однажды не стесняясь сказал, "хороший янки - мертвый янки"? Личное что-то, как в рассказе Леонида Соболева парнишка-краснофлотец англичан готов был зубами грызть, за расстрелянных родителей? А еще, спекулянты - что ты на рынке устроил, в том городке, ну прямо как продотрядовец восемнадцатого года, "кровососам - расстрел на месте"! Однако помню, как ты в какой-то деревне свой паек китайской семье отдал, девять детей там было - а сам после смеялся, и чем я сегодня обедать буду, ладно, поститься полезно иногда. Значит, осталось в тебе еще что-то здоровое, советское, наше?
А когда мы в осаде сидели, и толпа китайцев бежала на наши пулеметы по ровному полю, и ясно было, что не добегут, лягут все - Куницын ухмыльнулся и сказал:
- Безумству храбрых - венок со скидкой! Куда торопитесь, дураки?
Так веришь ли ты в коммунизм? Классиков цитируешь, "от зубов отскакивает". Как говорил ты, ухмыляясь и оглядывая китайский городок, первый на нашем пути:
- Ну что, в темпе берем вокзалы, мосты, почту, телеграф, что там еще по Ильичу? За отсутствием такового в этом городишке - старосту или бургомистра, как тут администрация называется, связь, если тут телефон есть, и вооруженную силу, то есть казармы гарнизона и полицию. Отделение на броне и с пулеметом на въезде, никого не выпускать, отделение на выезде, с той же задачей, через город на скорости проскочить, и позицию занять. Товарищ капитан (Ли Юншену), это я вам говорю - мне что ли за вас батальоном командовать? Поставьте задачу подразделениям! И держи - я тут твою речь перед народом набросал, ты ведь по-русски уже читать умеешь? Если нет, то Писатель тебе в помощь, переведет!
Писатель, это я. Раньше у меня был позывной "Брат", так же как у самого подполковника "Скунс" - но отчего-то не привилось. Я еще тогда спросил, не поняв, я ж к литературе никакого отношения не имею - Куницын ответил:
- А чтоб никто не догадался! И ты же китаевед? А у них "литература", это вообще все, что написано! И вообще, это мне до пенсии или увечья служить, а ты скоро снимешь погоны - и кем хочешь быть на гражданке?
А я не задумывался! Но предлагали мне уже - специалистом по Японии и Китаю, на Восточный факультет МГУ. Скунс лишь хмыкнул и ответил:
- Ну, смотри - но если когда-нибудь книжку напишешь, то не забудь, кто тебя первым "писателем" назвал. Вот кажется мне - у тебя бы получилось. Так что гляди в оба, запоминай, и копи материал, как тебе еще Адмирал наш советовал в сорок пятом.
И добавил, чуть помолчав:
- А главное, постарайся, чтоб тебя не убили. Не геройствуй особенно - на то такие, как я есть. Кого Отечеству не жалко.
Рисуется, как Печорин? Хотя у меня ощущение, что он со мной не по субординации - потому что с чего-то видит во мне будущего летописца, только каких событий? И Адмирал тоже ведь намеренно меня "свидетелем истории" делал! Здесь я - и старший переводчик, и батальонный летописец, и что-то вроде адъютанта, Куницын меня постоянно с собой таскает, "ходи и смотри". Я и смотрю, и не только по сторонам, уж больно личность товарища "Скунса" мне интересна. Однажды, когда у нас в очередной раз беседа о литературе зашла, я спросил - товарищ подполковник, а кто из литературных героев вам близок? Так он ответил, лишь мгновенье подумав:
- Из современных? Пожалуй, Волк Ларсен, у Джека Лондона.
Тот самый? Сволочь, сверхчеловек, фашист мелкого масштаба! "Белокурая бестия", которая право имеет - а ведь если бы родился Куницын не в СССР а в Германии, такой бы вышел вражина! Интересно, когда добро привлекает на свою защиту всяких там… остается ли оно добром? Если бы я спросил о том Куницына - ответ уже известен, "отбросов нет, есть кадры". А сам ты, за нас, на нашей стороне - но коммунист ли ты сам? Вот сейчас я сижу и перевожу для Ли Юншена, что ты написал - слова высокие и правильные. Помня, как ты усмехался - "идея, брошенная в массы, это девка, брошенная в полк". Ты умеешь сражаться за Советскую Власть и товарища Сталина - не дают ведь просто так две Звезды Героя, слышал я, что ты среди тех был, кто самого Гитлера живым приволок, хотя ихнего фюрера наверное, целая дивизия СС охраняла. И в то же время любишь повторять, что "умирать за свое Отечество и идеалы должны те, по ту сторону мушки" - похвально, но не скрываешь ли ты за этим, что свою собственную жизнь ты ценишь больше?
Каким бы мог стать Мечик из фадеевского "Разгрома" - заматеревший, натренированный, ставший мастером войны - но по морали оставшийся прежним? В твом любимом "Морском волке" - что интеллигент Хэмп говорил капитану Ларсену про храбрость?
Выходит, что у подвига есть два измерения? Не только результат - но и какой ценой за него было заплачено, с твоей стороны. Совершил ли ты это, себя превозмогая, и понимая, что могут убить - или сделал походя, "одной левой", показывая свое мастерство, но не отвагу? Но тогда получается, что "дух важнее техники", как у самураев, укладывающих людей в "банзай-атаках" без всякого результата - и в итоге, проигравших войну?
Я не находил ответа. Но знал, что не забуду, и не успокоюсь, пока не сумею понять. А пока лишь наблюдал за происходящим. Если хотят, чтобы я был свидетелем - что ж…
Внешне было, как в фильме про революцию - красный флаг (где-то уже ткань нашли), толпа, и вождь Ли Юншен на танке. Вот только солдаты его выбивались из картины "народного энтузиазма" - площадь оцепили, зорко смотрели, чтоб никто ничего не выкинул, и, тем более, не убежал. Юншен на танк влез, Куницын и я тут же стояли, внизу. Очередь вверх - чтоб все замолкли и прониклись. И речь - слова были про китайскую народную революцию, и самый справедливый строй коммунизм, где будет высшая гармония (витиеватые китайские обороты), кто был ничем, то есть самые бедные и угнетенные, тот станет всем, и заживет как мандарин. И что виноваты в этом богатые, которых надо экспроприировать, а попросту, ограбить. И никто не имеет права у вас ваше отнять… просто потому, что оно - ваше, и вы можете убить любого, кто посягнет. Как этих вот мерзавцев, воров, во всем виноватых - жест в сторону группы людей углу площади, уже под конвоем - местный помещик, чиновники, богатейшие жители, "и те, кто за Чан Кай Ши".
- Паразиты - вне закона! Их имущество будет разделено между теми, кто их убьет.
И расступился конвой. Колыхнулась толпа. Раздался какой-то звериный вой. А тех - через минуту уже не стало.
- Ну, завертелось колесо - сказал Куницын - и нам пора, зачем пришли? Склады заняли уже - мы первыми грузимся, а что не влезет, то пусть народ разбирает.
Были и еще городки и деревни. И везде одно и то же - захват учреждений власти (дома помещика, старосты, а также полицейского участка и казармы солдат, если таковые есть), короткая речь перед согнанным народом, учреждение из беднейших (как самых угнетенных) "комитета защиты революции" и "отряда защиты революции" (которому раздавали трофейное оружие), и обязательно - расправа с "врагами трудового китайского народа" (каковые находились всегда: даже в самой бедной деревне был хотя бы лавочник - ростовщик и спекулянт. И староста-кровопийца, а уж про полицейского начальника и так ясно все). Причем казнь всегда была - руками местных, не наших.
- Писатель, ну ты что, не знаешь что такое "кровью повязать"? Вот мы всякие хорошие слова сказали, и ушли, эти покричали с нами, "рюси, китай, дружба, пхай-пхай", тьфу ты, "за Вождя Гао Гана и коммунизм", и разошлись по домам, и все? А вот если на них уже кровь будет - тогда просто так разойтись не выйдет, жди продолжения банкета! Ну а мы в это время будем уже далеко.
Так это же… Я слышал, что и на каторге при царе, и в лагерях сейчас так бывало - главари, задумав побег, подбивали толпу на бунт, а сами в суете, незаметно в сторону, далеко и быстро. И мы, выходит, так же? Какой к чертям коммунизм? Который мы мечтали нести угнетенным нациям - как герои Алексея Толстого, марсианам?
- Ну и кому ты хочешь свет коммунизма нести - сапоги мои не смеши! Этим до коммунизма - как раком до Луны. Видел, что они со своими же творили, которых во "враги"? И не только с ними самими - с их бабами, детьми? И это еще цветочки - ягодки начнутся, когда мы уйдем! Будут ведь между собой разбираться, кому при дележе экспроприированного досталось на одни штаны больше, кого в следующие "враги"?
Так ты все предвидел, знал, командир?! Что будет такое?
- А ты думал, бунт угнетенного крестьянства против помещиков-эксплуататоров выглядит иначе? Разин с Пугачевым, они "прогрессивные", или нет? Или же, как и в Европе бывало, когда "сто тысяч живых скелетов осадили замок какого-нибудь барона де Пупса и взяли его", и как думаешь, что они после сделали не только с самим угнетателем-бароном, но и с его домочадцами, семьей? Да и с прислугой из своих же - не зная никаких общих классовых интересов, а просто завидуя, что эти в барских покоях, а мы в навозе? Мне вот довелось книжонку одну прочесть, эмигрантское издание двадцать восьмого года, Первухин, "Пугачев-победитель", что было бы если - на ночь читать не советую! У нас в семнадцатом уже были Ленин, Партия, и сознательный пролетариат. А Китай отстал лет на двести - нету тут ничего такого, и за год не родишь!
И мы ничего не будем делать? Лишь смотреть?
- А отчего бы и нет, товарищ писатель? Подумай лучше, какая у тебя уникальная возможность - видеть все со стороны, будучи неприкосновенной фигурой в центре событий? И на холодную голову, собирать опыт - что, как, почему, и что сделать, чтоб у нас такого не было? На чужих бедах ведь лучше учиться, чем на своих?
Так кто же ты, подполковник Куницын - Волк Ларсен на службе СССР? И ведь один я это вижу - для прочих же, рейд в тылу врага, где командир царь и бог, а неповиновение ему, это вплоть до расстрела на месте, причем ни одна инстанция после не возразит! Из наших, осназ на "дважды Героя, который Гитлера брал" с восторгом смотрит, ну а авиатехнари вообще прикомандированные, им без разницы, лишь бы кто вывел к своим. Особист Бородай, к которому я однажды подошел со своими сомнениями, ответил:
- Товарищ старший лейтенант, вы считаете товарища Куницына врагом, или предателем? Нет - тогда простите, это не ко мне, а к попу, который нам по штату не положен! Сейчас не тридцать седьмой год, и по нашему ведомству установка четкая: если товарищ делом свою преданность Советской Власти доказал, очень серьезные и предельно конкретные доказательства нужны, чтобы что-то против него возбудить. Если у вас таких нет - то считайте, что вы мне ничего не говорили, а я не слышал.
Ну а "наших" китайцев и спрашивать бесполезно. Поскольку у них, в общем-то народа неглупого, иметь собственное мнение в присутствии вышестоящих - традицией запрещено. Как Ли Юншен, даже речь свою толкая, все время на Куницына оглядывался, а несколько раз даже его кивка ждал - все ли правильно говорю? И это тот из местных, кого мы сочли наиболее смышленым! Но и для него все просто и ясно - командир, это Голос и Рука самого Красного Императора Сталина, и за неподчинение, смерть - а так как назад в босяки (это в лучшем случае, если живым) Юншену очень не хочется, то абсолютно любой приказ Куницына он выполнит не задумываясь - расстрелять, или хоть живьем закопать все население этой деревни, будет исполнено тащ командир! И чем же тогда мы от немецких карателей отличаемся? А солдаты тем более колебаться не станут - оказывается, южане для них никакие не "свои", тут даже язык отличается, даже мне иногда приходится не словами, а иероглифами изъясняться, чтобы понять диалект.
Еще запомнилось, как в одном городишке председателя "революционного комитета" выбирали. Когда "беднейшие и угнетенные" стали друг другу морды бить, разбираясь, кому в главы. А городок этот был уже не просто кучей хижин, тут и какие-то мастерские, даже заводики наличествовали - гончарный, ткацкий. Куницын и сказал, когда буянов успокоили, умеренной силой (выбитые зубы не в счет):
- Таки может хватит голодрань выбирать, поступим как в Маньчжурии в сорок пятом. Где, при отсутствии коммунистов, мэром назначали владельца самого успешного предприятия. А кто тут у нас самый успешный?
Оказалось - хозяин местного публичного дома! Поскольку городских путиловых и рябушинских успели прибить, вместе с семьями, даже дома их уже разграбили. Городок небольшой, так что доставили этого типа быстро, он сразу ниц упал и стал умолять подарить ему легкую смерть, "а не так как почтенному Чжэну", это здешний хлеботорговец. Услышав же, что его хотят сделать главой, сразу воспрял и произнес витиеватую речь во славу великих Трех Императоров - Сталина, Гао Гана и Пу И. Говорил он не на местном, а на "мандаринском" наречии, чем меня заинтересовал - оказалось, он какую-то школу успел окончить, то есть по местной мерке, человек образованный.
- Ты главное, порядок блюди! - сказал Куницын - чтоб промышленность здесь работала, на благо революции. И никаких чанкайшистских мятежей!
А этот, склонился, и изрек:
- Великий Конфуций учил: почитать порядок. Для чего нужны три вещи: слепая вера в непогрешимость законов, беспрекословное оным повиновение, а также неусыпное наблюдение каждого за всеми. А пуще всего, надо грамоту извести, от нее все беды. Грамотным надлежит быть лишь тем, кому дозволено и нужно - для прочих же чтение есть опасность погрязть в сомнении и смуте. Мне будет дозволено представить достойным господам список тех, кого следует убить - или я буду вправе сделать это по собственному разумению?
И тут я, Аркадий Стругацкий, повидавший за время войны всякое (одна Блокада чего стоит), но не убивший пока ни одного человека, страстно захотел, чтобы эта тварь перестала быть. Он со всеми начнет - грамотный? На плаху! Во имя серости и бескультурья. Когда даже в Ленинграде, той самой страшной блокадной зимой, все ж оставались работающие театры, школы, библиотеки. Что еще отличает человека от скота?
Я сказал о том Куницыну, тот отшутился. Но я успел поймать его взгляд на китайца - как на пустое место. Когда собравшиеся народные представители новое начальство единогласно утвердили, и после приступили к обеду с пьянкой - мы ели мало, и не пили вина совсем, "ни капли, пока к своим не выйдем - или хотите, чтоб вас сонными повязали?" - и выполз новоявленный "начальник" по нужде во двор, шумя, ругаясь, рыгая и оттаптывая ноги. Тут я заметил, что Куницына рядом нет. Он появился буквально через минуту и спокойно стал допивать чай, лишь произнес усмехнувшись:
- Потренировался немного. Форму еще не потерял.
А после нашли "председателя" в нужнике, крови не было, упал и шею сломал, да еще мордой в яму. И во дворе ведь люди были, и не только солдаты Юншена, местные тоже - но никто ничего не видел и не слышал.
- Много пить вредно - сказал Куницын - вот, поскользнулся, упал… и гипса не надо.
Контуженный, не иначе. Для которого убить, что чихнуть. И стойкое ощущение, что "не совсем наш", не отсюда. Как будто в другом измерении существует, в сравнении со всеми нами.
Но как вернемся, я обязательно напишу! Рапорт куда следует - по долгу советского человека. Или роман - если и впрямь когда-нибудь литературой займусь?
Так и вижу сцену, как он идет по чужому городу - а позади мертвые тела.
Из сборника "В небе Китая", изд. Воен-ист. литературы. Москва, 1970 год.
Наш 37й гвардейский истребительный полк был одним из первых на Дальнем Востоке, освоивших реактивные истребители. Уже летом 1949 года мы летали на Миг-15, уверенно сдав весь положенный курс задач боевой подготовки. Причем почти треть пилотов - все комэски, и большинство звеньевых - имели 1й класс, что означает, способность выполнять боевые задачи в сложных метеоусловиях, и ночью и днем.
Наверное, последнее и оказалось решающим, когда в апреле 1950 года пришел приказ срочно осваивать Як-25. Первоначально принятый нами без особого энтузиазма - Як в сравнении с Мигом был крупнее и тяжелее, да и в скорости уступал, был скорее на штурмовик похож, зато имел намного большую дальность и продолжительность полета, и бортовой радиолокатор. Считалось, что маневренный воздушный бой не его задача, хотя конечно, он хорошо бы мог работать на вертикалях против поршневых. Но главном его назначением у нас была служба перехватчиком ПВО - против тяжелых бомбардировщиков, прежде всего, носителей ядерного оружия. Напомню, что США уже тогда держали эскадры своих "атомоносцев" в Японии, на Окинаве, имелись сведения, что и китайские авиабазы задействованы в качестве передовых. С учетом агрессивного курса американской политики, это была реальная угроза, которую мы должны были быть готовы отразить.
С Мига на Як, двухмоторный и двухместный. Но конкретно летом 1950, этому не было альтернативы. Миг-17П появился в строевых частях лишь в пятьдесят первом. Тогда же, через год, наши истребители получили и самые первые отечественные ракеты К-2, "воздух-воздух" - у немецких товарищей уже в сорок седьмом были приняты "хеншель-298", так они были слишком громоздки и тяжелы даже для Яка, их лишь "Сова", Не-215 поднимал, так это самолет размером со средний бомбер, крупнее чем Ю-88. А война рядом шла, надо было границу прикрыть - и тут наш опыт полетов ночью и в плохую погоду, и высокий уровень подготовленности личного состава вообще, сыграл большую роль.