Держа фонарь направленным на Карева, он подошел к пульту управления в стене и нажал несколько кнопок. Восемь электронных, пушек вокруг печи засветились ярко-красным светом, который слегка потускнел, когда проекторы теплопоглотителей поставили перегородки от потолка до пола. Созданные ими магнитные поля были колоссально усиленными версиями тонких экранов, служащих для управления погодой, а их задача заключалась в том, чтобы удержать дьявольский жар, создаваемый в центре электронной печи: Зарешеченные вытяжки в потолке прямо над печью отводили избыток тепла в систему отопления всего здания.
- Ты опоздал, - сказал Карев, чувствуя, как Афина прижимает лицо к его плечу. - Я уже был в полиции и рассказал им все, что знаю о тебе.
- Значит, немногое, - заметил Баренбойм, вращая микрометренные винты.
- Они знают, что ты подослал ко мне убийц в Африке и в Айдахо Фоллс.
- Вношу поправку, Вилли. Они знают только, что кто-то хотел тебя убить. Поскольку же Гвинни вышел из игры, никакой связи со мной доказать не удастся. Да и зачем бы мне тебя убивать?
- Из-за денег, - ответил Карев. - Они знают, что Корпорация Фарма идет прямо к банкротству.
На мгновенье Баренбойм нахмурился.
- Знаешь, Вилли, пожалуй, я ошибся, выбирая тебя. Не знаю, как тебе удалось справиться с Гвинни, кроме того, ты все время проявлял неожиданную неуступчивость, но как ты объяснишь, каким образом, убив тебя, я могу избавиться от финансовых затруднений, если бы вообще они у меня были.
Я считал, что ты объяснишь мне это.
- Считал, да просчитался! - Сделав последнюю поправку на пульте и отойдя от него, Баренбойм вновь обрел прежнюю жизнерадостность. - Насколько я знаю, обычно в этом месте тривизийных детективов мерзавец дает детальные объяснения, но я - чтобы показать, насколько бесчеловечен - нарушу правила игры. Как тебе нравится этот мстительный ход?
- Совсем неплохо, - признал Карев, незаметно перенося тяжесть тела на другую ногу. Когда они впервые встретились перед зданием, реакция Баренбойма показалась ему слегка замедленной, поэтому единственный шанс на спасение он видел в неожиданном броске на него, чтоб отнять фонарь. - Однако мне интересно, что склонило тебя к этому. Ты гордишься отсутствием человеческих чувств, значит, тебя толкнуло на это мое упоминание о твоей бездарности в делах, так?
- Бездарность! - с искренним возмущением воскликнул Баренбойм.
- А как же это назвать? - Карев слегка отодвинулся от Афины. - Когда человека двухсотлетним опытом доводит до краха такое предприятие, как Фарма…
- Фарма! - фыркнул Баренбойм. - Фарма это мелочь, Вилли. Через несколько часов я сам заработаю для себя миллиард новых долларов. И это, по-твоему, бездарность?
- Но ведь… - От напряжения, с которым он поддерживал этот искусственный разговор, у Карева вспотел лоб. Двигаясь как можно незаметнее, он отодвинулся от Афины на шаг. - Не понимаю…
- Конечно, не понимаешь. Ты не понял даже того, что Е.80, чудесный биостат, который ты ввел себе под кожу, это от начала до конца мистификация. До тебя не дошло, что я вас обманул, Вилли. Тебя и твою жену.
- Обманул? - Карев взглянул на Афину, лицо которой побелело так, что стало почти прозрачным. - Но ведь…
- Я выдумал эту историю с Е.80, Вилли. И не держал ее в тайне, как ты воображал. Чтобы убедить некую евро-азиатскую фирму, что это правда, я незаметно подсунул им некоторые данные. Промышленный шпионаж - это острейшее оружие, но обоюдоострое. Информация, которую они считали выкраденной, убедила их гораздо быстрее, чем…
- К дьяволу их, - оборвал его Карев, которого мучили дурные предчувствия. - Что ты сделал со мной и Афиной?
Баренбойм взял себя в руки и холодно усмехнулся.
- Разумеется, Вилли, я забыл, что твое особое постоянство чувств нарушит твой взгляд на эту операцию.
Карев сделал шаг вперед, не обращая внимания на лазер. - Что со мной и Афиной? - спросил он.
- Вы были подопытными кроликами. Чтобы доказать действенность Е.80, вы должны были произвести на свет потомство. Твой укол с Е.80 был обыкновеннейшей водой, зато твоя жена получила нечто совершенно другое.
- Что именно?
- Ты не заметил никаких перемен в ее поведении после этого укола?
Карев мысленно вернулся к трем дням, проведенным у озера Оркней, к Афине, сжигаемой необыкновенным желанием, которое не могло возникнуть в нормальном, организме.
- Вы дали ей…
- Очень денное возбуждающее средство. Это было обязательно, чтобы твоя жена как можно скорее забеременела. - Баренбойм снова усмехнулся. - Да и ты при случае наверняка проявил себя.
Карев повернулся к жене.
- Афина, я хочу тебе… - слова застряли у него в горле.
- Все хорошо, Вилл.
Он вновь стал лицом к лицу с Баренбоймом и шагнул вперед на негнущихся ногах.
- Убей меня сейчас же, - прошептал он. - Убей, или… Баренбойм пожал плечами и направил на него фонарь. Большой палец начал передвигать выключатель вперед.
- Стой! - крикнул с лестницы чей-то голос. - Что ты делаешь, Хирон? Это похоже на…
Через перила перегнулся Плит, глядя на Баренбойма красными глазами.
- На что это похоже?
- На убийство, а на это я никогда не давал согласия.
Плит спустился по лестнице с золотой висюлькой в виде сигары, болтающейся на его груди, и двинулся к ним через Лабораторию. Разум Карева, замерший и как бы скованный льдом, уловил странную деталь разыгрывающейся сцены - Афина отступала перед Плитом, человеком, который торговался за ее жизнь.
- Успокойся, Мэнни, - утомленно сказал Баренбойм. - Я считал тебя реалистом.
- Я сказал: без убийств!
- Мэнни, уже через несколько часов мы получим миллиард новых долларов. - Баренбойм по-прежнему целился Кареву в грудь. - Взамен за этот миллиард мы отдадим химическую формулу, не стоящую совершенно ничего. Когда наши клиенты обнаружат правду, они ведь разозлятся. Надеюсь, я выражаюсь достаточно ясно?
- Я никогда не давал согласия на убийство. Дальнейшее Баренбойм объяснял с оскорбительно мелочной детальностью.
- Предвидя гнев наших клиентов, а затем и вполне естественную жажду мести, мы с тобой подготовили свое исчезновение. Чтобы это нам удалось - даже при маскирующей операции, подготовка которой заняла у меня весь прошлый год - мы должны иметь несколько дней форы. Как далеко, по-твоему, мы сможем уйти в современном мире до тех пор, пока эта парочка поднимет шум?
- Мы могли бы связать их и накачать наркотиками. - Верно, но кто-то другой мог бы их развязать и отрезвить. Ты знаешь, что Вилли уже был в полиции?
Плит повернул свое пластиковое гладкое лицо к Кареву.
- Но зачем? - спросил он.
- Поскольку твой сообщник, - объяснил Карев, произнося последнее слово с нажимом, - за последние дни много раз пытался меня убить. Ты ввязался в паршивую историю, Плит.
- Совершенно верно, - радостно согласился Баренбойм. - Даже Вилли понимает, что слишком поздно испытывать угрызения совести. Итак…
Афина, которая отошла к лестнице, спазматически зарыдала, и Баренбойм направил фонарь в ее сторону. Карев рванулся вперед, но недостаточно быстро - его опередил Плит, ставший между лазером и Афиной.
- Хорошо, - быстро сказал он. - Я согласен, что Карева нужно заставить молчать, но ее нет. Мы заберем… заберем ее с собой.
- Что на тебя нашло, - Мэнни?
- Но ведь она беременна! - выкрикнул Плит.
- И что с того? - спросил Баренбойм, слегка хмурясь. - Ты же не отец.
- В том-то и дело… - Горло Плита конвульсивно сжималось, а губы выгнулись вверх в карикатурной улыбке. - В том-то и дело, что я отец. Ты не запретишь мне иметь ребенка.
- Ты что, спятил?
- Нет, Хирон, нет, - обхватив пальцами свою золотую сигару, Плит показал ее Баренбойму. - Мне было двадцать лет, Хирон. Двадцать лет, и я еще никогда не жил с женщиной. Это заслуга моей матушки, она воспитала меня в убеждении, что половые отношения - это отвратительная… болезнь. - Он весь дрожал. - И именно она, моя матушка - она не любила, когда ее называли "мать" - вошла однажды в мою спальню и поймала меня. Она назвала это самоосквернением… У нее был пистолет для уколов, не знаю откуда, и она выстрелила в меня… заставила стать перед ней на колени… и выстрелила…
- Не подходи ко мне, - слабым голосом сказал Баренбойм.
- Мне было всего двадцать лет, - пробормотал Плит, не отрывая взгляда от золотой сигары, - но я обманул ее, мою матушку… у меня было еще два дня, чтобы собрать свое семя… как" студенту-химику, мне удалось сохранить его в бактериостате… а потом я держал его в этой вот подвеске собственного изготовления… а она, моя матушка, никогда об этом не узнала.
- Ты болен, - прошептал испуганный Баренбойм.
- О, нет, - раскрыв, наконец, секрет своих тайных достижений, Плит улыбался. - Я по-прежнему исправен, Хирон, не то, что ты… По-прежнему ношу герб мужественности. У меня были другие женщины, даже без возбуждающих средств… но ни одна из них не забеременела. Когда я узнал, что укол для Афины содержит и возбуждающее, и средство, способствующее зачатию… что же, разве настоящий мужчина может пройти мимо такой возможности?
Плит улыбнулся Баренбойму.
Ты пошел к ней домой? - воскликнул Баренбойм, и лицо его посерело. - Рискнул миллиардным предприятием ради… ради…
Он вырвал золотую сигару из рук Плита и со всего размаха, так что лопнула тонкая цепочка, на которой она висела, швырнул в печь. Сигара описала блестящую дугу, пролетела сквозь тепловые экраны и попала в самый центр ярко-красного ада. Они увидели короткую вспышку, и сигара исчезла.
- Матушка!!! - заревел Плит. - Я убью тебя!
И он бросился на Баренбойма. Они столкнулись, а спустя секунду лазер прожег в теле Плита дымящуюся дыру. Карев двигался как во сне, даже окружающий его воздух превратился в прозрачный липкий сироп. В момент, когда лазер поворачивался к нему, он перескочил через потрескивающий труп Плита и ударил Баренбойма кулаком, тяжелым, как свинец. Баренбойм скорчился, а Карев, выкручивая ему пальцы, вырвал из них лазер. Он посветил ему в глаза, вглядываясь в их зрачки, которые становились все меньше, как удаляющиеся черные миры, и легонько двинул вперед выключатель.
- Вилл! - донесся откуда-то издалека голос Афины. - Нет! Не надо!..
Он замер и усилием воли взял себя в руки.
- Я тоже не такой, как ты, - сказал он Баренбойму и встал с пола.
Пройдя через лабораторию, он подошел к Афине, которая сидела на ступеньке, и сел рядом.
- Почему ты не сказала мне о Плите? - спросил он.
- Я никому не могла рассказать о той ночи, - она схватила его за руку и прижалась к ней губами. - Я не знала, что со мной произошло. Я чувствовала себя такой испачканной, Вилл… и должна была как-то оттолкнуть тебя от себя.
- Но ведь я бы все понял и смирился с этим. Афина грустно улыбнулась, левое веко ее подрагивало.
- Правда, Вилл? Я не поверила тебе, когда ты говорил об этом новом средстве… Какие у нас были основания считать себя людьми настолько исключительными, чтобы и наша любовь была бессмертной?
- Тогда мы не были к этому готовы, - сказал он. - Но теперь - да.
Глава СЕМНАДЦАТАЯ
Афина охотно дала бы ему годичную отсрочку, но Карев решил, что двух месяцев будет достаточно. Была середина лета, и воды озера Оркней, видневшиеся из окон отеля, имели цвет аметиста и пылали, как солнце.
Карев вынул из сумки пистолет для уколов и положил возле стопки книг, которые привез с собой, чтобы прочесть за время отпуска. Книги были традиционные, отпечатанные на бумаге, не потому, что переживали сейчас свой ренессанс, а потому, что давали большее чувство причастности ко времени и его непрерывности. Он учился понимать отрезок времени, пришедшийся на его долю, как неразрывно связанный с вечностью, а себя самого как частицу истории и природы. Ему по-прежнему не очень-то нравилось чтение, и он сомневался, что это занятие займет у него все грядущие годы, но сами книги он научился уважать. Это были первые бессмертные…
- Пойду поплаваю, пока еще можно показываться людям на глаза, - сказала Афина, разглядывая в зеркальной стене свое нагое тело. Фигура ее за прошедшие два месяца округлилась, но только он замечал первые признаки выпуклости, под которой находился развивающийся плод, ребенок, которого они решили воспитать.
- Ты выглядишь чудесно, - сказал он. - Можно даже не одевать купальник.
- Ты думаешь, Вилл? - Она начала поворачиваться, но когда заметила пистолет для уколов, довольная улыбка исчезла с ее лица. - Уже? - спросила она.
- Да, - подтвердил он и спокойно кивнул головой.
- Хочешь, я останусь с тобой? - спросила Афина, подходя к нему.
- Нет, иди на пляж и прими побольше этого дорогого солнца. Я сейчас туда приду. - Она хотела возразить, и тогда он спросил - Ты мне не веришь?
Она закрыла глаза для поцелуя, потом накинула на себя и завязала свободный халат и, не оглядываясь, вышла из комнаты. Там, где она только что стояла, пылинки кружились и танцевали в косых лучах солнца, Карев взял пистолет и некоторое время сидел, опираясь левой рукой о книги. Возможно, если бы он достаточно много читал, то смог бы писать и сам - когда-нибудь, через много лет. Если бы однажды он приложил перо к бумаге, то создал бы философию бессмертных.
Самое большое заблуждение бессмертных - это ненасытность, желание иметь в себе постоянно все свое прошлое и будущее. Бессмертный должен смириться с фактом, что бесконечная жизнь - это бесконечная смена личностей, которые населяют тело, постепенно изменяясь с течением времени. Однако прежде всего бессмертие - это непрерывное появление новых личностей. Бессмертный должен согласиться, что его "я" существует на определенном отрезке времени и умрет так же неизбежно, как те бессознательные, безликие рачки, чьи хрупкие останки принадлежат вечности и разбросаны по всем ее берегам.
На мгновение в теплую, светлую комнату ворвался холод. Он понял, что больше не является тем самым Каревым, которым был три месяца назад, и он не жалел об этой перемене. Он не был отцом ребенка, которого носила Афина, но в некотором смысле должен был стать отцом всех будущих Каревых. Эта ответственность компенсировала отсутствие физической потребности отцовства, и ее должно было хватить ему, даже если бы когда-нибудь пути его и Афины разошлись.
Он взял пистолет, выстрелил его содержимое в запястье, которое окружила ледяная дымка, а потом спустился на пляж к жене, чтобы провести вместе с ней начало их долгого совместного, отпуска.
Нэвил Шют
На последнем берегу
К месту последней встречи
Влачимся вместе
Страшимся встречи
На берегу полноводной реки
Вот так кончится мир
Вот так кончится мир
Вот так кончится мир
Не взрыв но всхлип
Т. С. Элиот
1
Питер Холмс, лейтенант австралийского Королевского Военного Флота, проснулся на рассвете и долго лежал, разморенный милым теплом спящей рядом Мэри, глядел, как первые лучи солнца освещают кретоновые занавески. По углу падения лучей он определил время - около пяти; вот-вот солнце разбудит маленькую Дженнифер, и надо будет вставать. Однако пока, еще было время полежать.
Он проснулся с радостным чувством, хоти в первый момент и не понял, от чего это. Причина была, конечно, не в елке, потому что Рождество уже прошло. Пихта в саду, которую он украсил гирляндами цветных лампочек, выглядела не хуже большой елки, что стояла в миле от них на главной площади Фалмута. В рождественский вечер к ним пришли друзья, и веселье удалось на славу. "Праздник прошел, - неспешно думал он. - Сегодня четверг, 27 декабря". Он чувствовал, что спина у него вся горит после вчерашнего дня, проведенного на пляже и в лодке: он не смог отказать себе в удовольствии поучаствовать в гонках. Самым разумным было бы вообще не надевать сегодня рубашки… И вдруг, уже совсем проснувшись, он вспомнил, что должен быть сегодня полностью одет и, к тому же, в парадный мундир. В одиннадцать часов он должен явиться в Министерство Военного Флота в Мельбурне. Это означало назначение, первое задание за семь месяцев. Кто знает, не на море ли, куда тянет его сердце!
Но в любом случае - это работа. Он заснул вчера, обрадованный этой перспективой, и радость сохранилась до утра. Несмотря на офицерское звание, он с августа не имел должности и уже простился с надеждой получить ее когда-либо. Тем не менее, каждый месяц он получал из Министерства жалование и благодарил за это бога.
Ребенок зашевелился и тихонько заплакал. Лейтенант почти автоматическим движением включил электрический чайник, стоявший на подносе с чашками и бутылкой. Мэри тоже проснулась и спросила, сколько времени. Он ответил и добавил, целуя ее в щеку:
- Снова отличное утро.
Она села, откинула волосы со лба.
- Вчера я здорово поджарилась на солнце. Дженнифер я намазала далмановой мазью, но не знаю, стоит ли ехать с нею сегодня на пляж. - Тут она тоже вспомнила. - О… Питер, сегодня четверг, ты должен быть в Мельбурне, правда?
Он кивнул.
- А лучше бы сегодня посидеть дома, в тени. - Я, наверное, из дома не выйду.
Он встал и пошел в ванную, а когда вернулся, Мэри уже причесывалась перед зеркалом. Сев на край постели, он заварил чай. Мэри заметила:
- Сегодня в Мельбурне будет страшная жара. Может, все-таки поехать с Дженнифер в клуб, часам к четырем? А ты бы потом подъехал туда? Я могу захватить твои плавки.
В гараже стояла их небольшая машина, но с тех пор как закончилась короткая мировая война - то есть уже год - они не ездили на ней. Однако Питер Холмс хорошо владел инструментами и соорудил вполне приличный заменитель. У них были два велосипеда, и он сделал к ним небольшой двухколесный прицепчик, который был и коляской для ребенка, и багажником, они могли ездить с ним по очереди. Труден был только длинный подъем из Фалмута в гору.
Он кивнул Мэри.
- Неплохая мысль. Я оставлю свой велосипед на станции.
- Каким поездом ты едешь?
- В девять ноль-пять. - Он отхлебнул чаю и посмотрел на часы. - Сейчас допью и поеду за молоком.