- Ты меня удивляешь, Вилл. Факт, что ты сделал из себя евнуха, нисколько не затормозил тебя. И это прекрасно, - сказала она с такой холодной яростью, что он даже испугался.
- Я должен с тобой поговорить, Афина. У меня для тебя новость.
- А у меня для тебя, дорогуша. Держи! - воскликнула она, бросая ему маленький, блестящий предмет, который он поймал в воздухе. Это был серебряный кружочек; на одной из его сторон виднелось красное пятнышко.
- Ничего не понимаю, - медленно сказал он. - Это похоже на индикатор беременности.
- Это именно он и есть. Я вижу, что нейтрализация не повредила твоим глазам.
- Но я по-прежнему не понимаю… Чей он?
- Как это чей? Конечно, мой. - Афина села и повернулась к нему лицом. Ее левое веко явно опустилось. - Я лизнула его сегодня утром, и он вот так мило покраснел.
- Но это же невозможно. Ты не можешь быть беременна, ибо последний раз я принимал таблетку месяц назад и… - Карев замолчал, на лбу его выступил холодный пот.
- Наконец-то ты понял, - левый глаз Афины почти полностью закрылся, а ее лицо, застывшее, как у жрицы, выражало немую ярость. - Ты нисколько не ошибся относительно меня, Вилл. Оказывается, я не могу жить без регулярных сношений. Не прошло и двух дней после твоего отъезда, а я уже имела в твоей постели другого. Или лучше сказать, он имел меня в твоей постели?
- Я не верю тебе, - обессиленно сказал он. - Ты лжешь, Афина.
- Ты так думаешь? Тогда смотри, - она взяла с туалетного столика еще один кружок и с миной мага, делающего фокус, положила его себе на язык. В глазах ее появилось холодное веселье, когда она вынула кружок изо рта и показала его мужу. На той стороне, которая касалась языка, появилось в центре темно-красное пятнышко. - Что ты скажешь на это?
- Что скажу? Послушай, - все окружающее потеряло очертания, кануло в пространство, а сам он слушал, как его помертвевшие губы выплевывают на Афину все, что его сейчас переполняет. Он повторял все известные ему ругательства так долго, что они потеряли остроту от множества повторений.
Афина насмешливо улыбалась.
- Отличное представление, Вилл, - сказала она, - но словесное насилие не заменит настоящего.
Карев посмотрел на свои руки. Каждый палец в отдельности, независимо от остальных, совершал круговые движения.
- Кто это был? - спросил он.
- Почему ты спрашиваешь?
- Я хочу знать, кто будет отцом.
- Хочешь заставить повернуть вспять то, что он сделал?
- Скажи мне это сейчас же, - Карев со звуком проглотил слюну. - Советую тебе сказать мне.
- Ты мне надоел, Вилл, - ответила Афина и закрыла глаза. - Прощу тебя, уйди.
Блаженно улыбающаяся Афина продолжала лежать на софе. Он вышел, вернулся к своему болиду и уехал.
Глава ПЯТАЯ
- Моя жена беременна, - объявил Карев, старательно выговаривая слова, и выпил кофе, ожидая реакции, которая последует.
За красно-голубым столом Баренбойм и Плит образовывали как бы маленькую живую картину, в точности такую же, как в день, когда Карев впервые посетил кабинет председателя. Руки у Баренбойма были сложены, как для молитвы, взгляд его глубоко посаженных глаз скользил поверх них. Плит с довольным лицом подскакивал на своем невидимом викторианском стуле. Его покрасневшие глаза блестели, а губы образовали остро выгнутую вверх дугу.
- Ты уверен в этом, Вилл? - спросил Баренбойм голосом, в котором не было никаких эмоций.
- Полностью. Она проверила это два раза.
- Когда это произошло?
- На прошлой неделе, - ответил Карев, любой ценой желая скрыть то, что чувствовал под двухсотлетним взглядом Баренбойма. А утаивал он тот факт, что его личное супружеское участие в этом зачатии перечеркивает результаты эксперимента за миллиард долларов.
- Итак, нет уже ни малейших сомнений. Это последнее доказательство, что Е.80 оправдал свое назначение. Что скажешь, Мэнни?
Плит коснулся пальцами висящей у него на груди золотой безделушки в форме сигары, и его губы выгнулись в еще более крутую дугу.
- Полностью с тобой согласен, - сказал он. - Именно этого мы и ждали.
Оба удовлетворенно переглянулись, понимая друг друга без слов, как могли только остывшие, прожившие уже много десятков лет.
- А что дальше? - вставил Карев. - Вы сообщите это общественности?
- Нет! - воскликнул Баренбойм, наклоняясь над столом. - Еще не время. Соблюдение тайны в эту минуту важнее, чем когда бы то ни было, до тех пор, пока химический состав субстанции Е.80 не будет защищен патентом.
- Понимаю.
- Кроме того - надеюсь, Вилли, ты не обидишься на меня за эти слова - хорошо было бы подождать конца беременности, чтобы убедиться, будет ли она доношена и родится ли ребенок нормальным.
- Нет, я не обижусь.
- Отличный ты парень! - Баренбойм откинулся на стуле. - Мэнни! Ну и дурни же мы! Сидим тут и говорим только о делах, и совсем забыли поздравить нашего молодого коллегу.
Плит расцвел так, что его красное, как будто начищенное щеткой лицо, засветилось еще более сильным румянцем, но ничего не сказал.
Карев глубоко вздохнул.
- Не нужно меня поздравлять, - сказал он. - Честно говоря, мы с Афиной расстались. На какое-то время, конечно, на пробу.
- Да? - Баренбойм нахмурил брови, изображая беспокойство. - Немного странное время для разлуки.
- Это длится у нас уже около года, - врал Карев, вспоминая, как выскочил из дома-купола всего через несколько секунд после оскорбления Афины. - А поскольку мы ждем ребенка, для нас это может быть лучшим, последним шансом, чтобы окончательно определить, что, собственно, нас объединяет. Надеюсь, это не перечеркнет ваших планов.
- Конечно, нет, Вилли. Но как ты собираешься жить?
- Именно об этом я и хотел с вами поговорить. Я знаю, что моя особа важна для изучения Е.80 - мистер Плит назвал меня подопытным кроликом за миллиард долларов - но я хочу на какое-то время уехать за границу.
Баренбойм остался невозмутим.
- Это можно устроить без труда, - сказал он. - У нас есть филиалы во многих городах мира. Впрочем, тебе об этом знать ни к чему. Куда ты хотел бы отправиться?
- Мне бы не в городе, - ответил Карев, беспокойно вертясь на стуле. - Фарма по-прежнему заключает контракты с бригадами антинатуристов?
Баренбойм сначала взглянул на Плита и только потом ответил.
- Да. У нас меньше контрактов, чем прежде, но мы все же поставляем и применяем биостаты во многих оперативных районах.
- Именно этим я и хотел бы заняться, - сказал Карев, торопившийся высказать свое, прежде чем его прервут. - Я знаю, что в такой ситуации не имею права рисковать, но мне хочется на некоторое время бросить все. Я хотел бы пойти добровольцем в бригаду антинатуристов.
Он замолчал, ожидая отказа Баренбойма, но, к его удивлению, председатель кивнул головой, а на лице его появилась улыбка.
- Значит, хочешь остудить парочку натуристов? - сказал он. - Знаешь, иногда они выбирают смерть сдаче… Это тебя не пугает?
- Пожалуй, нет.
- Как ты сам сказал, Вилли, с точки зрения нашей фирмы в игре появляется некоторый риск, - говоря это, Баренбойм снова взглянул на Плита. - Однако, с другой стороны, благодаря этому ты на несколько месяцев исчезнешь из поля зрения, что было бы совсем неплохо. С момента подачи патента вопрос обеспечения безопасности станет еще более трудным. Как ты считаешь, Мэнни? Плит улыбался своим мыслям.
- В этом есть резон, но я не уверен, понимает ли наш молодой коллега, во что хочет влезть. Навязывание кому-то бессмертия против его воли является самым худшим видом насилия над человеком.
- Вздор! - резко запротестовал Баренбойм. - Я убежден, что Вилли продержится в бригаде антинатуристов несколько месяцев. Ты возьмешь это с ходу, правда, сынок?
В первый момент Карев не знал, что ответить, но потом вспомнил Афину и понял, что должен немедленно отправиться в далекое путешествие, на случай, если захочет простить ее, охваченный слабостью или безумием.
- Я справлюсь, - обреченно ответил он.
Часом позже он спускался на скоростном лифте вниз. В саквояже лежал официальный перевод в группу Фармы в бригаде антинатуристов. Поскольку несколько минут назад кончился рабочий день, внизу было еще полно людей. Он с интересом смотрел на прохрдящих мимо техников и служащих, думая, почему то, что он отправляется в Африку, так меняет отношение к нему. "Я, наверное, сплю, - подумал он. - Слишком легко все это получилось…"
- Привет, Вилли, - раздался за его спиной чей-то голос. - Я не ослышался? Говорят, что вырываешься в мир из-под опекунских крыльев Фармы. Не могу в это поверить. Скажи, что это не так.
Повернувшись, Карев заметил заросшее лицо Рона Ритчи, высокого блондина, исполнительного двадцатидвухлетнего парня, работавшего в отделе биопоэзы на должности младшего координатора продажи.
- Нет, это правда, - ответил он. - Я не мог больше выдержать на одном месте.
Ритчи сморщил нос и улыбнулся.
- Я горжусь тобой, парень. Другие в твоем возрасте, как только закрепятся, начинают изучать философию, а ты, прыгая от радости, едешь в Бразилию.
- В Африку.
- Во всяком случае, куда-то далеко. Пойдем отметим это, выпьем, покурим.
- Но… - Карев умолк, поскольку только сейчас до него дошло, что жены и дома, где он мог бы провести вечер, у него нет. - Последнее время я много пил и теперь хочу ограничиться.
- Да брось ты! - Ритчи обнял Карева за плечи. - А ты подумал, что, может, ты уже никогда меня не увидишь? Для одного из нас это стоит нескольких глотков.
- Пожалуй, да.
Карев всегда считал, что его ничто не связывает с Ритчи, но выбирать приходилось либо его общество, либо вечер, проведенный в одиночку. Еще недавно он ждал, что Баренбойм пригласит его на ужин или потратит несколько часов, чтобы обговорить уход из конторы, однако формальности уладили с фантастической быстротой, после чего Баренбойм и Плит покинули его, отправляясь на какую-то встречу. Хотя выезд в Африку был исключительно его идеей, он непонятно почему чувствовал себя так, будто от него избавляются.
- Вообще-то я охотно бы выпил, - сказал он.
- Это я понимаю, - Ритчи потер руки, открыв в улыбке ряд мелких зубов. - Куда отправимся?
- К Бемонту, - ответил Карев, мысленно видя перед собой стены цвета табака, глубокие кресла и десятилетнее виски.
- В рай такие идеи. Пойдем, я отвезу тебя в местечко получше, - Ритчи ухватился за конец сачка, открыл им дверь и торопливо зашагал, как будто его тянула вперед какая-то невидимая сила. На своих худых мускулистых ногах он в несколько больших шагов пересек холл, сопровождаемый хихиканьем девушек, которые только что выскочили из бокового коридора. Среди них была Марианна.
- Марианна, у меня еще не было случая сказать тебе, - заговорил с ней Карев. - Я здесь сегодня последний день…
- Я тоже, - оборвала она его, глядя вслед удаляющемуся Ритчи. - Прощай, Вилли.
Она равнодушно отвернулась, а Карев машинально коснулся рукой лишенного щетины лица. Разозленный, он некоторое время провожал ее взглядом, а потом быстро двинулся к двери, чтобы догнать Ритчи. Его молодой коллега жил недалеко, а потому ездил на дорожном автомобиле с низкой подвеской, который казался странным в сравнении с комфортабельным, основательным болидом. Карев опустился на пассажирское кресло возле Ритчи и мрачно отвернулся к боковому окну. Он был потрясен реакцией Марианны, которая вдруг перестала видеть в нем человека. В душе он задавал себе вопрос, задело бы это его так сильно, если бы он действительно остыл? Афина была его женой, но он в некотором смысле ждал именно такой перемены, зато Марианна была для него просто женщиной, которая регулярно давала ему понять, что пойдет за ним, если он позовет, и по каким-то необъяснимым причинам он был уверен, что его мнимое закрепление не повлияет на их дружбу.
- Вот мы и прибыли, - сказал Ритчи въезжая на стоянку.
- Прибыли? А куда?
- В Святыню Астарты.
- Езжай дальше, - буркнул Карев. - Даже когда я был исправен, меня никогда не тянуло в бордели, а…
- Не волнуйся, Вилл, - прервал его Ритчи, выключая двигатель. - Никто не заставляет тебя подниматься наверх, и, надеюсь, ты не против, чтобы я немного заработал.
Кареву снова показалось, что им манипулируют, что его водят за нос, но он вышел из машины и пошел ко входу в Святыню. К ним подошла стройная девушка, окутанная блеском, испускаемым голубовато-фиолетовым световым ожерельем, и протянула кассету для денег. Бросив взгляд на гладко выбритый подбородок Карева, она тут же перестала интересоваться им и повернулась к Ритчи, который вынул из сумки стодолларовый банкнот и бросил его в кассету.
- Астарта приглашает вас в свое жилище, - прошептала девушка и провела их в большой бар, занимавший весь первый этаж здания.
- Не понимаю, - сказал Карев. - Мне казалось, что деятельность этих заведений заключается в том, что девушки платят вам, а не наоборот.
Ритчи тяжело вздохнул. - Неужели все бухгалтера такие непрактичные? Конечно, они, нам платят, но и заведение должно иметь с этого какой-то доход. Эти сто долларов за вход обеспечивают ему избранность и покрывают расходы на содержание, а мужики, вроде меня, все равно зарабатывают, получая плату с девушек.
- О! И сколько же ты можешь получить?
Ритчи пожал плечами, проталкиваясь сквозь толпу к бару.
- Двадцать новых долларов за успокоение.
- Теперь я понимаю, почему это заведение приносит доход, - насмешливо сказал Карев.
- Что это за намеки, ты, замороженное яйцо? - резко спросил Ритчи. - Думаешь, что я не верну этой сотни? Подожди, и увидишь сам. Что ты пьешь?
- Виски.
Наконец Ритчи добрался до зеркальной стойки и приложил к глазу автобармена свой кредиск.
- Одно шотландское и одно заправленное, - сказал он.
Тут же в отверстии показались два запотевших стакана. Край одного из них светился нежным розовым светом, показывая, что он содержит что-то еще, кроме алкоголя. Карев взял ничем не выделяющийся стакан и, хлебнув слегка успокаивающий напиток, критически осмотрелся. Большинство присутствующих были исправными разного возраста. Хостессы, одетые в световые ожерелья, кружили между столиками и кабинами, как колонны застывшего огня. В зале находилось и несколько остывших, одетых, как он с облегчением заметил, совершенно обычно и болтающих с приятелями с самым беззаботным видом.
- Будь спокоен, Вилли, - сказал Ритчи, как будто читая мысли Карева. - Это нормальное заведение, и никто не будет на тебя наговаривать.
Опасения, охватившие Карева при мысли о перспективе проведения всего вечера в обществе Ритчи, вдруг усилились.
- Я не особый поклонник запретов, - равнодушно сказал он, - но разве ты не знаешь, что остывшие мужчины не любят, когда их причисляют к потенциальным гомосексуалистам?
- Прошу прощения, профессор? А что я такого сказал?
- Почему кто-то должен на меня наговаривать?
- Я уже сказал, что прошу прощения, - Ритчи одним глотком выпил содержимое стакана и улыбнулся. - Не горячись так, парень. Я считаю, что все запреты нужно нарушать. Это единственный интеллигентный образ жизни.
- Все запреты?
- Точно.
- Ты в этом уверен?
- Абсолютно, - Ритчи отставил стакан. - Выпьем еще по одной, - предложил он.
- На, возьми это, я едва пригубил.
Сказав это, Карев оттянул в поясе брюки Ритчи и вылил туда содержимое своего стакана, после чего отпустил эластичный материал, который с хлопком вернулся на место.
- Что ты?.. - опешил Ритчи, у которого слова застряли в горле. - Что ты делаешь?
- Нарушаю запрет, касающийся вливания алкоголя кому-нибудь в штаны. Я тоже хочу жить интеллигентно.
- Ты что, спятил? - Ритчи посмотрел на мокрое пятно, разливающееся вниз по его худым ногам. Потом с растущим гневом, сжимая кулаки, поднял взгляд на Карева, - Я тебя за это в отбивную превращу.
- Попробуй, - серьезно ответил Карев. - Но помни, что тогда ты потеряешь сто долларов, которые заплатил за вход сюда.
- Значит, ребята не ошибались относительно тебя.
- В каком смысле?
- B таком. Что ты такой же подозрительный, как часы за два доллара, - Ритчи резко придвинул свое лицо к лицу Карева. - Мы все знаем, почему Баренбойм так тащит тебя вверх. Куда это вы пропали, когда уехали якобы в Пуэбло?
Карев, который за всю сознательную жизнь никого не бил, ударил Ритчи кулаком по шее. Правда, нанес он удар непрофессионально, тем не менее высокий Ритчи повалился на колени, хрипя и с трудом хватая воздух. Откуда ни возьмись, из полумрака выскочила группа крепких бабенок в кожаных шлемах на головах. Они схватили Карева под руки и вывели из бара. В холле его некоторое время подержали неподвижно перед хеледетектором, чтобы компьютер запомнил его лицо и внес в список нежелательных посетителей, потом свели по лестнице вниз и отпустили. Входящие в Святыню мужчины высказывали шутливые предположения, по какой это причине выбрасывают из борделя остывшего, но ему было все равно. Долгое время в нем нарастало желание ударить кого-нибудь, а он был благодарен Ритчи за то, что тот дал повод для этого. В правой руке, как воспоминание от нанесенного удара, осталось покалывание, похожее на электрические импульсы. Мысленно он почти согласился с Афиной.
Только гораздо позднее, когда он накачался виски, его стала мучить мысль, что Ритчи - человек, вовсе ему не близкий - проболтался, будто знал о его "тайных" связях с Баренбоймом. А ведь и Баренбойм, и Плит делали все, чтобы не допустить утечки информация, указывающей на связь Карева с Е.80. Неужели сведения все же просочились?
Погружаясь в сон, он видел перед собой опасные столетия, а потому ему снова снилось, что у него тело из стекла.
Глава ШЕСТАЯ
Утреннее небо над аэропортом, ясное, чистое и безоблачное, если не считать огромного столба тумана, окружающего туннель тихих стартов, слепило глаза. Относительно теплый воздух сразу над землей попадал в этот столб из-за разности магнитных полей и быстро поднимался вверх, превращая туннель в невидимый реактивный двигатель, выбрасывающий газы в верхние слои атмосферы. Карев, прибывший в аэропорт заранее, посмотрел старт нескольких самолетов, которые подъезжали к основанию столба из туч, поднимались вертикально вверх и исчезали. Он напрягал зрение, пытаясь увидеть, как они выскакивают вверху и ложатся на курс, но глаза разболелись, и он бросил это занятие.
Вскоре он понял, что ошибся, приехав в аэропорт так рано. Кратковременное действие выпитого вчера алкоголя прошло, оставив ему взамен плохое самочувствие. К тому же у него было слишком много времени для обдумывания своего ближайшего будущего. Было вполне возможно, что уже сегодня он примет участие в боевой акции бригады антинатуристов. Каждый раз эта мысль потрясала его с новой силой, и он вглядывался в далекие вершины Скалистых гор со смешанным чувством ностальгии и, горечи. Я не хочу ехать в Африку, думал он. И уж совсем не хочу иметь дело ни с какими натуристами. Что я здесь делаю? В нем вдруг вновь проснулся гнев на Афину.