В приключенческо-фантастическом романе молодого прозаика Игоря Подколзина рассказывается о трагической судьбе Роберта Смайлса, открывшего новый источник энергии.
Оглавление:
Глава I. Бар "Гонолулу"
Глава II. Ноев ковчег
Глава III. Взлеты и падения
Глава IV. Детективное бюро "Гуппи"
Глава V. Эдуард Бартлет - шеф
Глава VI. Загадочная смерть
Глава VII. Инспектор полиции
Глава VIII. В логове Майка-черепа
Глава IX. Информация для размышлений
Глава X. Профессор Эдвин
Глава XI. Грег и О'Нейли
Глава XII. Ожившие тени
Глаза XIII. Крах фирмы "Гуппи"
Глава XIV. Окончание истории, рассказанной Грегом доктору Эдерсу
Художник: В. Плевин
Содержание:
Игорь Подколзин - Когда засмеется сфинкс 1
Об авторе 1
Глава I - Бар "Гонолулу" 1
Глава II - Ноев ковчег 4
Глава III - Взлеты и падения 8
Глава IV - Детективное бюро "Гуппи" 12
Глава V - Эдуард Бартлет - шеф 14
Глава VI - Загадочная смерть 18
Глава VII - Инспектор полиции 22
Глава VIII - В логове Майка-ерепа 25
Глава IX - Информация для размышлений 28
Глава X - Профессор Эдвин 31
Глава XI - Грег и О'нейли 34
Глава XII - Ожившие тени 36
Глава XIII - Крах фирмы "Гуппи" 39
Глава XIV - Окончание истории, рассказанной Грегом доктору Эдерсу 41
Игорь Подколзин
Когда засмеется сфинкс
Об авторе
Игорь Подколзин родился в Забайкалье, в городе Чите. В пятнадцать лет поступил в специальную военно-морскую школу.
После окончания Высшего военно-морского ордена Ленина Краснознаменного училища имени Фрунзе служил офицером на Тихоокеанском и Балтийском флотах.
Уволившись в запас, окончил факультет журналистики МГУ имени Ломоносова.
Его перу принадлежит более трехсот рассказов, очерков, статей, репортажей, корреспонденции, телесценариев. Игорь Подколзин - автор повестей "Всю жизнь с морем", "Трагедия у Итурупа", "Один на борту", "Свет над горизонтом", "Тайна острова Варудзима".
Глава I
Бар "Гонолулу"
Столик из белого пластика стоял в углу. Сквозь большое, во всю стену, окно - оно выходило на тихую улочку, которая вливалась в широкий прямой как стрела проспект, пересекающий город с севера на юг, - были видны двух- и трехэтажные дома, узкий, запыленный, покрытый клочками бумаги тротуар. Парило. Лучи солнца падали почти отвесно, и в вязком асфальте оставались слабые отпечатки каблуков. Пахло нефтью и пылью.
За столиком спиной к матовому с разводами стеклу, промытому до зеркального блеска, сидел человек. Неподвижный взгляд его был обращен на рекламный плакат компании туристских путешествий, призывавший посетить жемчужину Тихого океана - Гонолулу. Шоколадного цвета девушка с чуть-чуть раскосыми глазами на круглом лице, в обрамлении глянцевито-черных волос, в бикини из золотистой парчовой ткани держала в одной, изящно поднятой вверх руке гроздь бананов и ананасов, а в другой - билет на изображенный здесь же многопалубный лайнер. Позади нее ослепительно синели небо и море, зеленели перистые пальмы с лимонными, стройными и колючими стволами. Из красных полуоткрытых губ креолки, сначала тоненьким языком, затем бесплотным, словно дыхание на морозе, клубом поднималось светлое облачко, надпись на нем сулила людям все экзотические блага и земного и небесного рая за время путешествия на борту сверхсовременного красавца теплохода. Справа налево по диагонали шла светло-голубая полоса, на которой цифра 3900 обозначала расстояние от города до порта Гонолулу на далеком острове Оаху. По нежно-лиловому полю рекламы там и сям парили, распластав длинные могучие крылья, серебристые альбатросы. При взгляде на плакат казалось, что от него струится пряный аромат тропических цветов и растений и еле уловимый запах нагретой солнцем загорелой кожи девушки.
В это послеобеденное время бар почти пуст - так, пять-шесть человек, забежавших выпить чашку кофе, пива или наскоро перехватить рюмочку.
Человек глубоко вздохнул, оторвался от созерцания флоры и фауны Гавайских островов и посмотрел на высокую кружку из пузырчатого стекла. Брови его поползли вверх, словно он удивился, что она пуста. Над его головой вскинулась рука с оттопыренным большим пальцем. Почти тотчас молоденькая грациозная официантка ловко заменила пустую кружку на полную янтарным, с шапкой пены пивом.
- Спасибо, Моника. - Слегка одутловатое лицо посетителя осветилось доброй улыбкой. - Благодарю вас. Вы не обидитесь, если я задам несколько нескромный вопрос? - спросил он, приподняв голову.
- Пожалуйста, мистер Грег. - Девушка слегка присела в книксене.
- Мне известно - я прочел на объявлении у входа, - вы вечером выступаете здесь на эстраде со стриптизом. - Он немного помолчал. - А вам не бывает, извините меня ради бога, стыдно выставлять свое юное тело на обозрение ораве зажравшихся и пьяных шалопаев?
- Я уже привыкла, мистер Грег. - Официантка вспыхнула, опустила ресницы и потупила глаза. - Правда, сначала было страшновато, я стеснялась до слез, даже плакала за кулисами. Но это, конечно, не самое главное. Дело совершенно в другом.
- В чем же, Моника?
- В том, - она вскинула ресницы, и глаза ее сделались колючими, - что мне необходимо кормить больную мать и заботиться о маленьких сестренках, которых я очень люблю. У нас нет отца, он был летчиком и разбился, совершая обычный рейс, а компания отказалась выплачивать пенсию. Мне думается, то, что делаю я, лучше, чем некоторые вещи, которые позволяют себе другие мои сверстницы, - я не виню их, нет, просто из возможных зол выбирают меньшее, но уж, во всяком случае, не ради собственного удовольствия днем я вылезаю из кожи, чтобы обслужить клиентов, а ночью под звуки джаза сбрасываю платье и танцую обнаженной. Что поделаешь - человек слаб, как тростинка, и любой ветер может его сломать.
- Вы, очевидно, не догадываетесь, Моника, что сейчас процитировали первую часть высказывания французского философа Блеза Паскаля. Далее он говорит: "Да, тростинка, но тростинка… думающая". Значит, как я понял, теперь вы привыкли и не чураетесь своего занятия, добывая в поте лица хлеб насущный.
- К этому нельзя привыкнуть окончательно, и я до сих пор краснею, когда появляюсь на сцене, но простите, мистер Грег, те, кто любуется за деньги этим зрелищем, им не стыдно смотреть на голых женщин?
- Думаю, стыдно. Потому-то для подобного аттракциона и выбирают время потемнее и прочие ухищрения в виде различных световых эффектов. И пытаются алкоголем притупить голос совести, заглушить протест против свинского глумления над красотой человеческого тела, над одним из величайших творений природы.
- Может быть, вы и правы, я никогда не задумывалась над этим. Кроме того, мне не дано право осуждать людей и их поступки.
- Вы умница и философ, Моника, и мыслите трезво, если это слово применимо в данной ситуации. Вы окончили колледж?
- Да. Собиралась в университет, изучать медицину, но там необходимо платить, а у нас не было денег даже на еду. Извините, мне нужно работать, уже зовут. - Она снова присела в книксене.
- Это вы простите меня. Желаю вам счастья. Бар постепенно наполнялся посетителями. Девушка улыбнулась и, будто растаяв, скрылась за блестящей никелем стойкой, над которой, как трубки органа, стояли ряды бутылок с самыми замысловатыми наклейками.
"Бедная и мужественная девчонка, - думал мужчина. - Она барахтается в грязи, обнажается перед скотами, чтобы заработать жалкие гроши и прокормить семью. И странное дело - ухитряется оставаться девственно чистой и незапятнанной, как озерная лилия".
На потолке широкие опахала, словно стрельчатые листья пальм, перемешивали напоенный запахом пива, духов и табачного дыма воздух.
Человек поднял бокал, в нем искрилась пена, сделал несколько больших глотков и опять уставился на кофейную креолку.
На вид ему было лет тридцать - тридцать пять. Светло-каштановые в крупных завитках волосы взлохмачены и давно не стрижены, бледное лицо, на котором резко обозначались глубокие складки, пересекала наискось черная кожаная лента с таким же кожаным кружком, плотно закрывающим правый глаз. Левый, серый с небольшим отечным мешочком под ним, скептически прищурен, точно человек в чем-то все время сомневался, губы кривились в иронической улыбке. Волевой подбородок разделяла еле заметная ложбинка. Одет он был в серый, из хорошей ткани, летний пиджак, явно купленный в магазине готового платья, а не сшитый на заказ. Рубашка в оранжево-фиолетовую полоску с расстегнутым воротом была мятой. Из потертого и слегка обтрепанного, с висевшей на размочаленной нитке пуговицей левого рукава торчал двойной блестящий металлический крючок, загнутый в кольцо, как у каминных щипцов.
Человек опустил голову и начал медленно водить крючком по мокрым озерцам пива на пластике столешницы, соединяя их в каналы, приделывая лучи, как солнцу, завивая в замысловатые спирали. Затем он потряс головой, провел ладонью по лицу сверху вниз и снова поднял большой палец.
На его жест вместо девушки подошел седой и немного тучный старик - хозяин бара. В его черных, как маслины, глазах под кустистыми бровями было снисходительное, но сдержанное осуждение.
- Не достаточно ли, мистер Грег? - Хозяин указал толстым пальцем с плоским сиреневатым ногтем на стопку разноцветных картонных кружков на краю стола. - Это уже четвертая. Может быть, хватит, ведь до вечера еще далеко?
- Не хватит, Джекки. Или я не имею права доставить себе удовольствие и выпить в этом сволочном мире? Или вы думаете, что я пьян?
- Ну зачем же так, мистер Грег, пожалуйста. Я всегда пытаюсь избежать неприятностей. Мне показалось, что вы уже хлебнули изрядно. Не было бы недоразумений с полицией.
- Мне нет дела до вашей сволочной полиции, - он пристально взглянул единственным глазом на хозяина, - до ваших сволочных законов и… вашего сволочного Гонолулу. - Он неожиданно выбросил вперед руку и ткнул крючком в красочный плакат на стене. - Я хочу пива, обыкновенного холодного пива, по пятьдесят центов за пинту.
- Извините, мистер Грег, я сейчас распоряжусь, одну секундочку. - Хозяин поклонился и все так же, как монумент, будто не шагал, а к подметкам ботинок были приделаны колесики, двинулся к стойке.
- Вот так-то лучше. Подумаешь, велика потребность, - еле шевеля губами, произнес мужчина, лоб его опустился на раскрытую ладонь согнутой в локте руки. - Это же так ничтожно мало - пива и покоя, господи. Девушка поставила перед ним кружку.
- Спасибо, Моника, вы молодец, дай вам бог удачи. - Из верхнего кармана пиджака он вынул сигарету, размял ее, взял со стола спички и очень ловко прикурил. Струя дыма потянулась в сторону плаката. - Простите, что побеспокоил.
- Пожалуйста, всегда рада услужить вам, мистер Грег. - Она взяла пустую кружку и отошла.
На тротуаре у окна бара остановился прохожий в белом чесучовом костюме. Пристально посмотрел на одноглазого. Постоял. Пошарил взглядом по залу, словно кого-то отыскивая.
Неторопливой походкой, держа сигарету в отставленной в сторону руке с оттопыренным мизинцем, украшенным широким золотым кольцом, к стойке приблизился щеголеватый молодой человек в клетчатом пиджаке, он поставил ногу в изящном лакированном с плоским носком ботинке на подставку внизу у пола и попросил коньяку. Румяному и по-детски круглому лицу он пытался придать надменное выражение. Губы презрительно кривились. Он, очевидно, изнывая в безделье, наблюдал сцену разговора мужчины с официанткой и хозяином. Переложив сигарету в другую руку, он двумя пальцами поднял рюмку за тонкую ножку и, сощурившись, посмотрел напиток на свет. На тыльной стороне ладони сине-зеленым пауком расплылась татуировка. Все на нем было новое, с иголочки: и костюм, и обувь, и цветной, в радужных завитушках, широкий и модный галстук. От фигуры веяло парикмахерской и довольством.
Отпивая маленькими глотками коньяк, повернулся к хозяину, еще брезгливее скривил губы и, растягивая слова, словно жуя их, назидательно произнес:
- Почему вы пускаете в свое заведение разный сброд, который изводит девушек непотребными, похабными расспросами? Здесь приличное место, и нечего шляться всяким прощелыгам и подонкам, им давно пора в богадельню.
Одноглазый приподнял голову с ладони и недоуменно, будто еще не полностью отрешился от затаенных личных мыслей, уставился на говорившего.
- Об этом я спрашиваю вас, хозяин! - продолжал, повысив голос, молодой человек. - И прошу ответить. Да, да, прошу!
Бармен вскинул на него глаза, нахмурился, но тут же словно через силу улыбнулся и миролюбиво произнес:
- Слава богу, мистер, мы живем в свободной демократической стране, и любой может посещать то, что ему вздумается, если он, конечно, не безобразничает, ведет себя благопристойно, не нарушает порядок. А насчет подонка, то я извиняюсь, но честнее и благороднее человека, чем мистер Грег, он, кстати, когда-то был полицейским, мне не приходилось встречать, и это не только мое мнение.
- Выдумаете? - протянул молодой человек. - Однако запоете по-другому, когда это кривое чучело распугает клиентов. Вы правильно изволили заметить, мы живем в свободном мире и вольны ходить туда, куда заблагорассудится, где не появляется всякое отребье и не пристает с пошлыми предложениями к юным девицам. А если это извращенный тип, таких сейчас хоть пруд пруди?
- Но он не приставал пи с какими предложениями.
- А я заявляю, приставал, и он, несомненно, маньяк.
- Мистер Грег порядочный и образованный человек. Тем более вы же видите, он инвалид, без руки и глаза, будьте милосердны, - пробубнил хозяин.
- Вот именно, - отрезал клетчатый. - Пусть отправляется со своими горестями и дурацкими расспросами в церковь или молельный дом каких-нибудь мормонов, а не действует на нервы культурным людям, не отравляет настроение тем, кто хочет развлекаться за свои денежки, приобретенные, может быть, ценою здоровья и жизни.
Приходится лишь удивляться, куда смотрят наши блюстители порядка. Мы их содержим - платим жалованье не за то, надеюсь, чтобы разное образованное нищее хамье портило нам жизнь, а вам репутацию заведения. - Он обратил лицо к посетителям, будто призывал их в свидетели.
Многие сочувственно закивали.
- Эдак вы еще и вонючих ниггеров сюда напустите, чтобы они, изображая обезьян, лазали по люстрам? - Он громко захохотал.
- Ну что вы? - засуетился бармен. - Он скоро уйдет. Успокойтесь, пожалуйста, он не засиживается допоздна.
- Правильно, уйдет. И я уйду. И никогда больше не появлюсь здесь, где могут оскорбить и унизить, да и посоветую сделать то же друзьям, а у меня их немало, особенно среди морских пехотинцев. - Он фыркнул, стряхнул пепел в опустевшую рюмку и высокомерно посмотрел на хозяина. - Вот так, учтите это, милейший.
Деньги звякнули о стойку. Не дожидаясь сдачи, он выпятил грудь и, смотря прямо перед собой, проследовал прочь. У выхода обернулся и погрозил хозяину пальцем.
Бармен с досадой смахнул ладонью монеты в открытый ящик и направился к столику в углу.
- Помолчите, Джекки, - тот, кого называли Грегом, встал, - у меня нет одного глаза, но есть оба уха. Я все слышал, понимаю, старина, и не обижаюсь. Кстати, вы не видели кинофильм "Каждый умирает в одиночку"?
- Нет, мистер Грег. Я не хожу в кино, предпочитаю телевизор. Но вы меня не так поняли, - заканючил он. - Приходите, когда пожелаете, я очень уважаю вас, поверьте. Мало ли что наболтал этот хлыст. И откуда они берутся? То хиппи, то йиппи, то черт их знает кто. И теперь эти, с виду похожи на людей, а за душой одна спесь. Хапанул несколько тысчонок в каком-нибудь легионе наемников, остался в живых и строит не бог весть что.
- Не надо, Джекки. Не надо. А фильм этот обязательно посмотрите, советую, поучительная и жизненная история. Я ухожу. Пусть эти сволочные пижоны не портят свои сволочные нервы. Они всегда помнят, что живут в свободной стране, даже тогда, когда лишают других не только свободы, но и жизни. Так-то, Джекки. Прощайте. Этот юнец - кто он там, коммивояжер или недобитый вояка, вероятно, прав, мне действительно пора на свалку, в этом сволочном мире я задержался слишком долго, здесь больше нечего делать. Поеду в Гонолулу, к этой коричневой деве. - Он указал крючком на проспект. - Лопать бананы, бататы, маниоку и вкушать прелести духовные. Точка, Джекки, счастливо оставаться, старина, не поминайте лихом.
- Полноте, мистер Грег. - Хозяин слегка придержал его за рукав. - Не обращайте внимание, приходите, когда пожелаете, всегда рады, мы столько лет относились к вам с уважением, а этот лоботряс, чтоб ему провалиться, вел себя нагло и оскорбительно, и хорошо, что его ноги здесь больше не будет.
- А ты, Билли Бонс, плюнь на этого подонка, - заметил, проходя мимо, бородатый парень в техасах и рубахе, завязанной на голом пузе концами. - Плюнь, старик, и разотри ножкой. - Он шаркнул, показывая, как это сделать.
Человек осторожно отстранил руку бармена и, слегка шаркая подошвами стоптанных расхлестанных желтых туфель, направился к двери. На пороге он лукаво подмигнул официантке и, как могло показаться со стороны, весело помахал над головой рукой.
- Бедный мистер Грег, - прошептала девушка. - Как мне его жалко, он такой тактичный, добрый, умный и несчастный.
- Больше всего ему самому жалко себя, - задумчиво произнес хозяин. - Он горд, и считайте, Моника, сегодня вы видели в последний раз одного из достойнейших людей.
- Вы думаете, он больше не придет? - Официантка подняла полукруглые тонкие, как черные нитки, брови. - Куда же он денется, одинокий калека? Боже мой, и почему так не везет хорошим людям?