- Да пошлите вы к лешему это совещание, что вы прицепились с ним. Тот, кто создает традиции, вправе и нарушать их. Я нарушаю традицию - значит, есть для этого веские причины. - В трубке снова послышался смех. - Плюньте на все и всех и подъезжайте. Поговорим. Вы же еще, если меня не подводит память, не наведывались в мою обитель?
- Да, мистер Бартлет.
- Вот и сделайте милость. Увидите нору Хитрого Опоссума, вы ведь так, паршивцы, окрестили меня. Я жду вас. - В трубке раздались гудки.
- Что он сказал, дорогой? - нетерпеливо спросила Джин.
- Велел послать к черту, пардон, к лешему, совещание, плюнуть на тебя и сейчас же явиться пред его ясные очи. Уму непостижимо. Старикан явно что-то замыслил серьезное, не таков он, чтобы по пустякам ломать распорядок дня и гонять персонал. Инте-ре-сно, какая же его укусила муха?
- Не гадай на кофейной гуще, а отправляйся немедленно. - О'Нейли вскочила и выбежала из кабинета.
Грег медленно положил трубку на рычаг и задумался. Для чего он понадобился шефу? Зачем тот отменил оперативку? Наконец, почему голос его был такой, словно старик выиграл кучу денег, не знает, что с ней делать, и надеется получить от Фрэнка дельный совет.
Он потянулся к лампе и нажал черную кнопку. Почти тотчас в проеме показалось озабоченное лицо Джин. Она огляделась и спросила:
- Ты звал, Фрэнк?
- Сейчас звонил шеф.
- Господи, у тебя склероз, я же слышала. Удивляюсь, чего ты медлишь. Видимо, он занемог и не может приехать сам?
- Совсем нет. Он здоров, как бык. Здесь что-то другое. К сожалению, я даже отдаленно не представляю, что именно.
Грег, волнуясь и сбиваясь, передал содержание разговора.
О'Нейли опустилась в кресло и, прищурившись, взглянула лукаво. - Я, кажется, догадываюсь, о чем пойдет речь. Насколько мне известно, если шеф нарушает привычки, разговор будет на служебную или финансовую тему. Подобные беседы он всегда проводит в своей резиденции. То есть и на этот раз шеф остается шефом и отнюдь не изменяет принципам. Так случилось: одна традиция наскочила на другую, он пожертвовал менее важной. Просто, как карандаш.
- Ты думаешь? - Фрэнк присел на подлокотник ее кресла и нежно провел ладонью по ее волосам.
- Почти уверена, - протянула Джин, слегка отстранилась от его руки и отвела взгляд.
Грегу показалось, что она знает значительно больше, но не считает нужным сказать ему все.
- Ты только будь паинькой, повыдержанней, не торопись с окончательным решением. - Она опять хитровато посмотрела на него.
- С каким решением? - Он удивленно вскинул брови.
- Это мне неизвестно, но интуиция подсказывает мысль: шеф хочет тебе что-то предложить. - Она встала.
- Только интуиция и мысль?
- Разумеется.
- И вот Иммануил Кант когда-то изрек: "Мысль без содержания пуста, а интуиция без концепции слепа".
- Хватит блистать эрудицией и пустословить - марш к боссу. Нехорошо заставлять начальство ждать. Поезжай, желаю удачи. - Она чмокнула его в щеку и выскочила за дверь.
Грег влез в свой видавший виды, купленный полтора года назад "рено", резко тронул с места, круто развернулся и выехал на магистраль. Обгоняя то одну, то другую машину, он никак не мог отделаться от назойливой, как зудящая осенняя муха, мысли: Джин вела себя по меньшей мере необычно, что-то недоговаривала. Намекнула о каком-то предложении. Неужели Хитрый Опоссум посвятил в свои планы секретаршу? Невероятно, не в его манере, да и где и когда он мог это сделать? Шеф неделю не появлялся в бюро. А по телефону? Вздор. Ладно, что зря ломать голову, через каких-то полчаса все прояснится и станет на свои места.
"Рено" прошелестел покрышками по мелкоребристому съезду с легкого, словно парящего в воздухе, моста через широкую мутную реку, свернул на обсаженную одинаковыми кудрявыми липами узкую асфальтовую дорогу и понесся по прямому, как луч, шоссе.
* * *
Бартлет жил за городом Его небольшой каменный дом, облицованный без всякой системы и симметрии черной и салатного цвета плиткой, утопал среди густых, в беспорядке посаженных зарослей белой акации. К дому через живую, аккуратно подстриженную изгородь колючих растений вела мощенная кирпичом дорожка.
Фрэнк подкатил к самому коттеджу, заглушил мотор и вылез из машины.
Он огляделся.
Да, место для житья старик выбрал замечательное. Все выглядело как на рекламном проспекте или рождественской открытке, так и тянуло на синем небе, над крышей написать: "Ищите, да обрящите вечный покой и райские кущи" или еще что-либо идиллическое и сусальное.
Тихо. Много зелени чистый деревенский воздух напоен до предела запахом сена и парного молока. Опрятный, ухоженный особнячок, крытый красным шифером. Под пылающим расплавленными пятнами солнца зеркальным стеклом окна, совершенно лишенного переплета рамы, маленький водоем, выложенный серыми, в пролысинах замшелыми валунами в тонком обрамлении стрел камыша. Вокруг него цветочные клумбы, гладиолусы, георгины, пионы. Все убрано, ухожено, подстрижено и подкрашено. Чувствовалась чья-то заботливая и хозяйственная рука.
Грег, осторожно ступая, словно боясь повредить дорожку, прошел к широкому крыльцу, поднялся на две ступеньки и потянулся к кнопке звонка. Он не успел ее нажать, дверь распахнулась, и на пороге появился широко улыбающийся, воздевающий вверх руки, как Христос на картине, Хитрый Опоссум.
- Здравствуйте, Грег, заходите, милости прошу, - он чуть посторонился, пропуская гостя в дом. - С моей стороны было нелюбезностью до сих пор не пригласить вас, но уж так складывались обстоятельства, - он засмеялся и всплеснул руками, - я исправил это недоразумение, и сегодня, надеюсь, мы прекрасно проведем время. Проходите в холл.
Фрэнк очутился в темноватом, обитом по стенам деревянными некрашеными панелями, просторном коридоре, в который выходило несколько застекленных дверей.
- Вот кухня, - указал Бартлет на одну, - здесь ход на веранду, а там к моим аквариумам. Это холл, дальше кабинет и спальня.
- Вы живете один? - спросил Грег.
- Да, если не считать садовника, он же сторож, он же повар и он же все прочее. Этот человек служит у меня много лет, мы привыкли друг к другу. Проходите.
В большой круглой комнате, кроме двух пуфиков у стены, нескольких удобных мягких кресел, низкого столика, настенного бара и большого цветного телевизора, не было никакой другой мебели.
Весь пол закрывал белый как снег синтетический лохматый ковер. Фрэнк даже остановился на пороге, не решаясь ступить па эту девственную белизну.
- Хе, хе, хе, - мелко и раскатисто засмеялся Бартлет. - Идите смелее, он не пачкается, даже если вы перед этим прошлепали по колено в грязи - она к нему не липнет, как подозрения, хе, хе, к супруге Цезаря, а, высыхая, скатывается, хе, хе, как с гуся вода. Кроме того, здесь есть и другая выгода, чисто психологическая, - ковер сбивает спесь с некоторых зазнаек. Пойдемте в кабинет, там мы сможем спокойно и неторопливо обсудить все.
Они пересекли комнату и очутились в просторном помещении с двумя широкими окнами, выходящими в сад. Стены до самого потолка занимали шкафы с книгами. Сквозь стекла поблескивали разномастные корешки книг. В центре, немного ближе к окнам, стоял большой письменный стол с наглухо закрытыми тумбочками, перед ним другой, маленький, точно такой же, как и в конторе. Вообще, за небольшим исключением, обстановка напоминала ту, что и в "Гуппи". Чувствовался стиль Бартлета. У противоположной стены - широкая тахта с зеленой обивкой - шеф вообще любил зеленый цвет. Два кресла у столика и третье за письменным столом.
- Садитесь где захочется. - Бартлет приблизился к окнам, посмотрел в сад и опустился в кресло. - Вас не удивляет, что у меня нет штор?
- Немножко.
- Эти стекла поляризованные. Удобно?
- Мне кажется, очень. - Грег сел в кресло.
- Это тоже с умыслом, обезоруживает посетителей - делает их беззащитными, создает иллюзию, что они открыты для обозрения, - добавил Бартлет. - Не предлагаю сигары и выпивку - знаю: вы лишены этих пороков. Ну а мне, надеюсь, позволите. Я не оскорблю ваших пуританских замашек?
- Пожалуйста, шеф, сделайте одолжение.
Бартлет поднялся, достал из небольшого бара пузатую коричневую бутылку, бокал и сифон с содовой. Бросил щипцами кусочек льда, плеснул наполовину виски и разбавил водой. Затем удобно устроился в кресле, вынул из деревянного ящичка сигару, откусил кончик и закурил.
- Перейдем к делу. - Он отхлебнул глоток. - Два дня я проверял финансовую деятельность нашей фирмы. В среднем мы получаем доход около десяти тысяч в месяц. Чистая прибыль пять. И чуть более двадцати - страховочный фонд. После долгих раздумий я решил уйти на покой. Да, да, не удивляйтесь. Хочу пожить в свое удовольствие, не утруждая себя заботами. У меня к вам деловое предложение. Фирма со всеми атрибутами переходит в ваши руки, я устраняюсь и юридически и фактически. Вы же согласно заготовленному контракту до конца моей жизни выплачиваете 50 процентов дивиденда, а сами ведете дела, как вам заблагорассудится. Ваше мнение?
- Это так неожиданно, мистер Бартлет. - Грег вылупил глаза. - Я просто не могу реально осознать, что вы хотите отойти от дел, не представляю вас почивающим на лаврах.
- Представите. Это бесповоротно. - К потолку потянулась струя дыма. - Скажу откровенно, вы мне симпатичны, обладаете в полной мерс теми качествами, которые должны быть у настоящего детектива. Кроме того, у вас есть и то, чего нет у меня - не будем уточнять, - и вы вполне сможете сделать так, что бюро будет и дальше идти в гору. Я не стану мешать, работайте как сочтете нужным. Потребуются консультации - не откажу, но вмешиваться или зудеть под руку - отнюдь нет.
- Поверьте, шеф, я еще не могу прийти в себя от столь, я бы сказал, лестного предложения и теплых слов в мой адрес. Я растерян и абсолютно не подготовлен к такому разговору.
- Да полноте. - Он махнул рукой. - Давайте говорить без реверансов. Принимаете вы предложение или нет? Может быть, у вас какие-то встречные требования или пожелания? Или вам кажется, я запросил лишку и буду вас эксплуатировать?
- Извините, но надо подумать. - Грег встал. - Ваше предложение делает честь, однако по силам ли мне руководство бюро со столь солидной и испытанной репутацией? Обладаю ли я в должной мере талантом дельца и администратора? Мне необходимо подумать и собраться с мыслями.
- Садитесь. Что вы поднялись? Похвально, если хотите все обдумать, надеюсь, это не дипломатический трюк. Действуйте и впредь аналогично: даже когда вы сразу согласны, все равно попросите время на размышление - это подчеркивает серьезность подхода к вопросу и отсутствие легкомыслия. Думать нужно всегда. Я дам вам время. Один день. Завтра в тринадцать ноль-ноль сообщите о своем решении. Я приеду в контору утром. Договорились?
- Хорошо, мистер Бартлет. Это меня устраивает.
- Чудесно. - Шеф встал. - Теперь, когда дела в принципе закончены, пойдемте, я покажу вам своих рыбок, признайтесь, о моем увлечении часто зубоскалят в бюро?
- Не очень, но бывает, - улыбнулся Грег.
- Я не принадлежу к оголтелым коллекционерам, хотя и занимаюсь этим уже сорок лет. Я не перестаю удивляться и восхищаться целесообразности, мастерству и безграничной фантазии природы. Пока нам приготовят обед, познакомимся с экспонатами, если, конечно, вы не возражаете.
- С огромным удовольствием. Я тоже люблю природу. Да и редко нам приходится общаться с ней в наш технический век.
- Да, редко. Это и делает людей подчас жестокими и циничными. Правда, я не думаю, что отпетый негодяй среди садов, цветов и животных станет менее негодяем или тотчас раскается и начнет перевоспитываться. Отнюдь нет. Он просто, мне думается, очутившись в непривычной ситуации, в раздражении начнет вырывать с корнем деревья, топтать в исступлении цветы и рубить головы всем бессловесным тварям.
Вот если начать с азов, с детства, роль природы явно положительна. Во всяком случае, ребенок, пригревший бездомного котенка, при всех прочих равных условиях окажется значительно выше в нравственном положении, чем свернувший этому котенку шею.
Грег вспомнил, что нечто подобное он когда-то слышал от Стива.
Помещение, где располагались аквариумы, похоже на большую застекленную и увитую растениями веранду. От пола до потолка на деревянных подставках стояли аквариумы разнообразной конструкции.
В центре был бассейн, над его выложенным цветными камушками цементным основанием приблизительно на фут возвышались стенки из толстого голубоватого стекла, вставленного в алюминиевые рамы. Некоторые сосуды подсвечивались лампочками, другие, наоборот, были затенены и даже закрыты искусно сделанными шторками. В воде, в переплетении разнообразных водорослей, от тонких, словно невесомая паутинка, до глянцевых и мясистых, как округлые листья фикуса или магнолий, плавали экзотические обитатели немыслимой формы, расцветки и рисунка. На каждом аквариуме аккуратная табличка, на ней бисерным почерком шефа написано: что за экземпляр, когда и откуда поступил, где живет и в каких условиях, чем питается, как размножается и многое-многое другое, то есть почти все об этом виде. Таблички напоминали уложенные в обоймы из пластика листочки замысловатой картотеки.
Бартлет неторопливо ходил меж аквариумов, останавливался перед тем или иным экспонатом и очень увлекательно, подчас с шуткой рассказывал о нем, перемежая повествование высказываниями древних мудрецов и философов, отрывками из легенд, мифов, книг путешественников и исследователей. Грег поражался глубине знаний шефа, неподдельному интересу и увлеченности водной фауной и флорой. У него даже мелькнула мысль: избери Бартлет профессией именно эту, он мог стать знаменитым ихтиологом и имя его было бы куда более популярно, чем сейчас в среде криминалистов, хоть и здесь он значительно преуспел.
Часа два спустя, когда они закончили осмотр коллекции, в дверях появился высокий, сухопарый пожилой негр, совершенно седой. Он остановился в проеме и тихо-тихо постучал костяшками пальцев по стеклу.
- О! Уже готово. Спасибо, Мартин, сейчас придем. Кстати, - Бартлет повернулся к Грегу, - познакомьтесь - это тот самый человек, о котором я вам говорил. Когда-то он служил у меня на торпедном катере рулевым, мы воевали на Тихом океане, и так и остался со мной. Пойдемте обедать, по этой части Мартин большой дока, правда, не знаю, угодит ли он вам, я ведь гурман вегетарианских, рыбных и блюд из продуктов моря. Думаю, вам понравится, ведь они не только очень питательны, - он со смехом похлопал ладошкой по животу, - но и удивительно вкусны.
Обед был действительно хорош. Чувствовалось: хозяин и слуга понимают толк в блюдах, которые подавались на стол, и не жалеют денег на их приготовление.
Блаженно развалясь в креслах, они пили кофе, когда Фрэнк, поставив чашку на блюдце, спросил:
- Мистер Бартлет, можно задать вам один не совсем обычный, вернее, совсем необычный вопрос?
- Пожалуйста, мой друг. - Он тоже опустил чашку на стол и потянулся за сигарой. - Постараюсь удовлетворить вашу любознательность.
- Почему у вас нет семьи?
- Что? - Рука шефа повисла в воздухе, а брови поползли вверх.
- Почему вы холост и не обзавелись семьей? - немного смутился Грег. - Извините, если я не то спросил. Но мне казалось странным, имея все возможности, остаться одиноким бобылем.
- Отчего же, я отвечу. - Он взял сигару и обрезал кончик. - Потому что я трус.
- Вы трус? Полноте, я же слышал совсем другое. Будучи на флоте, вы получили несколько наград именно за храбрость, а начиная постигать азы сыщика, нередко попадали в очень опасные ситуации.
- Не льстите, Грег, я трус, правда, в другом плане. Не подумайте, что я боялся или боюсь женщин, мне не чужды плотские утехи, скорее даже наоборот. Но тем не менее я не стремился жениться и обзавестись семьей. Да, я боялся той непререкаемой ответственности, которая ложится на человека, на его совесть, когда он дает жизнь себе подобному. Во времена молодости мое будущее было туманным, и кем я стану после войны, не ответила бы и самая искушенная хиромантка - миллионы людей, сняв военную форму, искали место в мирной жизни. Сомнения, неуверенность и колебания. А время неумолимо текло. Когда же грядущее несколько определилось и стало вроде бы стабильным, то есть таким, когда ты уверен, что завтра не умрешь от голода и холода - я был уже относительно стар. Парадокс - то думать о семье было рано, а то поздно. А больше всего я боялся, как бы меня не прокляли мои же отпрыски за то, что они появились на свет, что я ввел их в мир и ничем не обеспечил будущее ни морально, ни материально. Вот чего опасался я, а пока размышлял, струилось время, и вернуть его назад невозможно. Сейчас мне почти семьдесят - жизнь прошла, меня вряд ли вспомнят добром, но и никто, надеюсь, не будет откровенно и злобно проклинать. Это-то я и имел в виду, когда говорил о трусости. Семья - слишком ответственно. К сожалению, сотни тысяч людей относятся к ней как к чему-то обязательному, закономерному и само собой разумеющемуся. Вот и появляются изгои, наркоманы, преступники.
- Трудно согласиться с вами, очень это мрачно, так можно дойти и до полного отрицания семьи, до опустошения планеты, - начал Фрэнк.
- А со мной и не надо соглашаться. Я же высказал субъективное мнение. Это не диспут в поисках истины. Что же касается отрицания семьи, то, давая право на семью, государство должно обеспечить его экономически и морально, иначе это фарисейство и пустой звук.
- Задумываться о том, что вы говорите, мне кажется все равно, что ежеминутно вспоминать о неизбежности смерти. Не приведет ли это к полному упадничеству и пессимизму, а как результат - к массовому психозу и самоубийству? - произнес Грег.
- Сможет, мой друг, если встать в позу стороннего наблюдателя и констататора фактов человеческой мерзости. В этом вся суть. Я мечтаю написать книгу, основанную на документах, дать анализ нравственному и моральному тупику, в котором мы очутились. Кроме того, меня интересует поведение самого человека. Вы не читали Чехова?
- Чехова?
- Да, это русский писатель.
- Извините, к сожалению, нет, но слышал о нем.
- У него есть, на мой взгляд, замечательное высказывание, дающее как бы прицел, направление деятельности на то, как сделать людей счастливыми. Смысл в следующем: в них должно быть все прекрасно: одежда, лицо, тело, мысли и душа.
- А любовь? - спросил Фрэнк.
- У человека с прекрасной душой и мыслями будет и прекрасная возвышенная любовь.
- Сомневаюсь - мне приходилось видеть изумительных людей, женатых на злющих и истеричных чудовищах.
- Я имел в виду, когда этими качествами обладают оба.
- Но это может привести к какому-то стандарту, патентованной аморфной семье.
- Вам не нравятся стандарты? - удивился Бартлет.
- В людях да.
- Мне кажется, стандарты хороши везде, но когда следуют им разумно. Стандарт - это скелет, прочный и надежный, а вот все остальное, так сказать, "человеческие слабости", придает лишь индивидуальность. Вы представляете, что такое генетика?
- Весьма смутно. Мне как-то не приходилось с этим сталкиваться. Вернее, меня подобные проблемы не волновали.