Элеонора по опыту знала, что спорить с принцем - дело гиблое, но порой, если ей удавалось игнорировать все его дурацкие выходки, он снова начинал вести себя как нормальный человек. Правда, это происходило не часто. Даже, можно сказать, редко.
- Роджер, - начала она спокойно, - если вы в первый же вечер откажетесь от совместного обеда, то оскорбите капитана Красницкого и его офицеров...
- Не пойду! - выкрикнул он, а затем, сделав чудовищное усилие, постарался взять себя в руки.
Теперь он дрожал всем телом. Крошечная каюта была слишком мала, чтобы вместить его бешенство и раздражение. Каюта принадлежала капитану, она была лучшей на корабле, но по сравнению с дворцом или, на худой конец, кораблями личного флота императрицы, на которых привык путешествовать принц, эта комнатушка своими размерами напоминала клозет.
Принц глубоко вздохнул и повел плечами.
- Да, я жопа. Но на обед все равно не пойду. Извинитесь там за меня, - сказал он и вдруг совершенно по-мальчишески улыбнулся. - У вас это хорошо получается.
Элеонора недовольно покачала головой, но волей-неволей улыбнулась в ответ. Временами Роджер бывал обезоруживающе очарователен.
- Договорились, ваше высочество. Увидимся завтра утром.
Она сделала шажок назад, чтобы можно было открыть дверь, и шагнула из каюты в коридор. И чуть не наступила на Костаса Мацуги.
- Добрый вечер, мэм, - сказал камердинер, выглянув из-за вороха одежды и аксессуаров.
Ему тут же пришлось нырнуть обратно и шарахнуться в сторону, чтобы избежать столкновения с морским пехотинцем, охранявшим дверь. Невозмутимое лицо морпеха не дрогнуло. Уморительные прыжки камердинера могли рассмешить кого угодно, только не императорских телохранителей. Солдаты ее величества Особого полка славились умением сохранять каменное выражение лица, что бы ни происходило вокруг. Иногда они даже устраивали соревнования, выясняя, кто из них самый выносливый и терпеливый. Бывший главный сержант Золотого батальона установил рекорд выносливости, умудрившись простоять на посту девяносто три часа - при этом он не ел, не пил, не спал и ни разу не отлил. Кстати, последнее, как он позже признался, было самым трудным. В конце концов он потерял сознание от обезвоживания и общей интоксикации организма.
- Добрый вечер, Мацуги, - ответила Элеонора, давя рвущийся наружу хохот.
Ей с большим трудом удалось сохранить серьезное выражение лица: суетливый малорослый слуга был так нагружен разнообразным барахлом, что она едва угадывала его фигуру.
- Мне жаль огорчать тебя, но наш принц не примет участия в общей трапезе. Так что все это, - указала она подбородком на груду одежды, - ему вряд ли понадобится.
- Что? Как? - пискнул Мацуги, невидимый под грузом. - О, не беспокойтесь. Тут и домашняя одежда, чтобы он мог переодеться после обеда - я полагаю, он захочет переодеться. - Он извернулся, и над кучей тряпок возникла его круглая лысеющая голова, красная как мухомор. - Но это же ужасно неловко. Я специально выбрал для него замечательный костюм цвета охры.
- Ну, может, притащив ему эти наряды, ты его немножко успокоишь, - снисходительно улыбнулась Элеонора. - Лично я его, кажется, только раздражаю.
- А я понимаю, почему он расстроен, - заверещал камердинер. - Мальчика отослали в какую-то глухомань, с абсолютно бессмысленным поручением - это уже само по себе неприятно, но заставить принца королевской крови лететь на простой барже - худшее оскорбление, какое я могу вообразить.
Элеонора поджала губы и нахмурила брови.
- Незачем сгущать краски, Мацуги. Рано или поздно Роджер должен смириться с тем, что на члена королевской семьи возложена огромная ответственность. И подчас это означает, что чем-то приходится жертвовать.
"Например, пожертвовать достаточным количеством времени для того, чтобы к "шефу" персонала добавить еще и этот самый персонал", - молча прошипела Элеонора про себя.
- И не надо поощрять его капризы, - произнесла она вслух.
- Вы заботитесь о нем по-своему, мисс О'Кейси, а я - по-своему, - огрызнулся камердинер. - Оттолкните ребенка, презирайте его, оскорбляйте, прогоните из дома его отца - и чего, по-вашему, вы этим добьетесь?
- Роджер давно уже не ребенок, - раздраженно возразила Элеонора. - И мы не можем нянчиться с ним, купать и одевать, как младенца.
- Нет, конечно. Но мы можем позволить ему дышать свободно. Мы можем дать ему образец для подражания - и надеяться, что в конце концов он вырастет таким же, как мы.
- Образец для подражания? Ты имеешь в виду вешалку для одежды? - отбрила О'Кейси. Это был старый и уже поднадоевший им спор, в котором слуга, похоже, выигрывал. - Так вешалка из него уже получилась, и великолепная!
Мацуги взглянул в глаза Элеоноре, как бесстрашный мышонок, сцепившийся с кошкой.
- В отличие от некоторых людей, - фыркнув, Мацуги смерил взглядом простенький костюм Элеоноры, - его высочество умеет ценить красоту. И его высочество представляет собой нечто большее, чем вешалка. Пока вы этого не уясните, вы будете получать ровно то, чего ждете.
Он пронзительно глядел на нее еще несколько мгновений, затем нажал локтем дверную ручку и вошел в каюту.
Роджер с закрытыми глазами лежал на кровати в своей крошечной каюте, старательно изображая опасное спокойствие.
"Мне двадцать два года, - думал он. - Я принц Империи. И я не стану плакать только потому, что мамочка вывела меня из себя..."
Он услышал, как с шумом открылась и снова захлопнулась дверь, и сразу понял, кто вошел. Запах одеколона Мацуги моментально распространился по всей каюте.
- Добрый вечер, Костас, - радушно приветствовал принц вошедшего.
Уже само появление камердинера подействовало на него успокаивающе. Независимый от чужих мнений, Костас всегда понимал, чего стоит его принц на самом деле. Если Роджер вел себя недостойно, Костас давал это понять, но во всех остальных случаях камердинер поддерживал его, невзирая на любое давление.
- Добрый вечер, ваше высочество, - сказал Костас, уже успевший разложить легкий домашний костюм, напоминающий спортивный ги. - Не желаете ли помыть голову сегодня вечером?
- Нет, благодарю, - сказал принц с безотчетной учтивостью. - Я полагаю, ты уже слышал - я сегодня не обедаю со всеми.
- Да, я знаю, ваше высочество, - ответил лакей, а Роджер перекатился по кровати, сел и с кислой миной оглядел помещение. - Жаль, конечно. Я приготовил прекрасный костюм. Цвет охры прекрасно оттенил бы ваши волосы.
Принц еле заметно улыбнулся:
- Неплохо придумано, Кос, но - нет. Я слишком устал, чтобы быть вежливым за столом. - Роджер выразительно прижал ладони к вискам. - Я все могу понять: Левиафан - ладно, праздник Вытаскивания Сетей - ладно, гремучее масло и все такое прочее... Но почему - почему, ради всего святого! - ее величество матушка решила запихнуть меня в эту богом проклятую каботажную посудину?
- Это не каботажная посудина, ваше высочество, и вам это хорошо известно. Нам требуется очень много места для размещения телохранителей. Если бы мы отказались от этого транспорта, альтернативой был бы только авианосец. Пожалуй, это несколько чересчур, не находите? Правда, я согласен, наш корабль несколько... поистрепан.
- Поистрепан! - Принц издал ожесточенный смешок. - Теперь это так называется? Я поражаюсь, как эта развалина вообще держит атмосферу. Она такая древняя, что пари держу: у нее корпус весь в сварных швах! И, кстати, не удивлюсь, если корабль работает на двигателе внутреннего сгорания. Или вообще на паровом! Вот Джон наверняка получил бы авианосец. Даже Алике дали бы авианосец! Но только не Роджеру! Только не крошке Роджу!
Мацуги закончил раскладывать многочисленные предметы одежды, еле-еле разместив их в крохотном пространстве каюты, и с покорным видом отступил к стене.
- Должен ли я доставить ванну для вашего высочества? - спросил он многозначительно.
Роджер, уловив упрек в его голосе, стиснул зубы.
- Хочешь сказать, я должен перестать скулить и взять себя в руки?
Камердинер только слабо улыбнулся в ответ. Роджер покачал головой.
- Я слишком раздражен, Кос. - Он оглядел свою каюту площадью в три квадратных метра и снова тряхнул головой. - Мне необходимо место для работы. Найдется на этой посудине уголок, где я смог бы в тишине собраться с мыслями?
- К казармам примыкает спортивная площадка, ваше высочество, - подсказал слуга.
- Я же сказал "в тишине", - сухо произнес Роджер.
Он предпочитал держаться подальше от военных, заполонивших корабль. Больше того, он не желал принимать участия в жизни Бронзового батальона, хотя и числился офицером на действительной службе. Четыре года пребывания в академии помнились принцу главным образом презрительными взглядами и насмешками за спиной. Терпеть то же самое от собственных телохранителей - это уже перебор.
- Сейчас почти все на обеде, ваше высочество, - напомнил Мацуги. - Вы сможете позаниматься, и вас никто не побеспокоит.
Хорошенько размяться... как это соблазнительно! Роджер, помедлив, решительно кивнул:
- Да, Мацуги. Так и сделаем.
Когда с десертом было покончено, капитан Красницкий многозначительно посмотрел на мичмана Гуа. Молодая женщина с кожей цвета красного дерева, покраснев еще гуще, поспешно встала из-за стола и подняла бокал вина.
- Леди и джентльмены, - стараясь говорить четко, произнесла она. - Здоровье ее величества императрицы! Долгих лет царствования!
Все хором подхватили здравицу, после чего командир корабля откашлялся.
- Мне очень жаль, что его высочество нездоров, - улыбнулся он капитану Панэ. - Можем мы чем-то помочь? Сила тяжести, температура, атмосферное давление в его каюте соответствуют земным стандартам - насколько это по силам нашему главному инженеру.
Поставив на стол почти нетронутый бокал вина, Панэ вежливо поклонился:
- Я уверен, его высочество поправится.
Он мог бы сказать много чего еще, но благоразумно сдержался. В случае успешного выполнения задания капитану Панэ предстояло занять командный пост на очень похожем кораблике. Только побольше. Намного больше. Как и все офицеры Императорского особого полка, Панэ подчинялся общепринятым правилам продвижения по службе. В результате плановой ротации кадров он должен был стать командиром батальона 502-го тяжелого штурмового полка. Поскольку 502-й был основным наземным боевым подразделением Седьмого флота и без него не обходилась ни одна заварушка с пречистыми отцами, то капитану, естественно, предстояло участвовать в регулярных боевых операциях. А это замечательно. В принципе, войну он не любил, и все же только битва, с ее азартом и накалом страстей, служившая лучшей "проверкой на вшивость", определяла, достоин ты носить гордое звание морского пехотинца или нет. И потом, приятно снова впрячься в нормальную работу.
Для офицера, оттрубившего на службе более пятидесяти лет, командная должность в Императорском особом и тяжелом штурмовом была пределом мечтаний. Все остальные варианты считались понижением. После перевода оставалось только дождаться отставки - или, наоборот, производства в полковники, а затем в бригадные генералы. Фактически последнее означало работу с бумажками: Империя не выводила войска на поля крупных сражений уже два столетия. Грустно думать, что свет в конце туннеля уже виден - и это прожектор локомотива...
Капитан Красницкий ждал продолжения диалога, но пауза затянулась, и он понял, что больше ничего от молчаливого морпеха не добьется. С примороженной к губам улыбочкой он повернулся к Элеоноре.
- Мисс О'Кейси, я полагаю, все ваши подчиненные уже вылетели на Левиафан, чтобы подготовить встречу принца?
Элеонора основательно хлебнула вина - явно выйдя за рамки приличий - ив упор посмотрела на Красницкого.
- Я и есть все мои подчиненные, - ледяным тоном отрезала она.
Это означало, между прочим, что никого никуда заранее не посылали. Это означало, что с той секунды, когда она ступит на землю Левиафана, она должна будет надрываться как каторжная, улаживая и согласовывая мельчайшие детали, которые должен был подготовить ее так называемый персонал. Персонал, шефом которого ее назначили. Этот чертовый невидимый и неощутимый персонал!
Капитан космического корабля внезапно осознал, что все это время бродил по минному полю. Улыбнувшись и отпив из бокала, он обернулся к сидящему слева от него инженеру. Уж лучше завязать какой-нибудь непритязательный светский разговор, чем раздражать человека, приближенного к императорскому двору.
Панэ еще раз смочил губы в вине и как бы невзначай бросил взгляд на сержант-майора Косутич. Она тихо болтала с корабельным боцманом. Поймав взгляд капитана, Ева невинно приподняла брови, словно спрашивая: "Ну, и что вы от меня хотите?" В ответ Панэ еле заметно пожал плечами и покосился влево, на сидевшего рядом с ним мичмана.
Интересно все же, что каждый из них думает по этому поводу?
ГЛАВА 3
Панэ швырнул электронный планшет на стол, втиснутый в крохотный штабной кабинетик.
- Я думаю, мы предусмотрели все, что можно в этих поганых условиях. Конечно, если ничего экстренного не произойдет.
Косутич философски пожала плечами.
- Ну, на пограничных планетах, где процветают предприимчивые индивидуалисты, босс, убийцы попадаются редко.
- В общем, да, - согласился Панэ. - Но мы окажемся довольно близко и к Разбой-Зиме, и к пречистым. Достаточно близко, чтобы заставить меня дергаться.
Косутич кивнула и решила не задавать вопросы, крутившиеся в голове. В задумчивости потрогав серьгу - матово мерцающий золотистый череп со скрещенными костями, - она взглянула на старинные наручные часы.
- Пойду сделаю обход. Выясню, сколько людей дрыхнет на посту.
Панэ улыбнулся. Он уже дважды участвовал в экспедициях в составе полка, но застать на посту спящего или даже просто стоящего в небрежной позе не довелось ни разу. Дисциплинированные телохранители всегда находились в повышенной боевой готовности. Хотя... проверить никогда не мешает.
- Развлекайся, - сказал он.
Мичман Гуа, закончив возиться с экипировкой, оглядела каюту. Все было в полном порядке. Она взяла черную сумку, лежавшую у ног, и нажала кнопку. Люк открылся. Где-то в самой глубине сознания заверещал тоненький голосок. Но он был слишком тихий.
Гуа вышла из каюты, свернула направо и взвалила сумку на плечи. Сумка была необычайно тяжелой. Ее содержимое наверняка должно было привлечь внимание службы безопасности при проверке корабля - стандартная, в общем, процедура, обязательная, если на борт должен подняться член императорской семьи. Проверка имела место... и - никаких претензий. В конце концов, военный корабль предназначен для транспортировки морской пехоты с полным комплектом вооружения, боеприпасов и, естественно, взрывчатых веществ. В число последних входили, например, и шесть сверхплотных брусков мощнейшей химической взрывчатки, идеально подходящие для будущей операции. Гуа осталась довольной. Должность баталера - офицера, отвечающего за материальное снабжение, - обеспечила ей свободный доступ к этому веществу. Пожалуй, "осталась довольна" - это слишком слабо сказано. Честно говоря, она просто светилась от восторга.
Каюта Гуа, как и большинство личных кают, прилегала к внешней обшивке корабля. Путь к инженерному отсеку предстоял не близкий, но должен был принести удачу... несмотря на жалобное поскуливание внутреннего голоса.
Она шагала по коридору, приветливо улыбаясь редким полуночникам, блуждающим по спящему кораблю. Ее видели всего несколько человек, причем издали, и ни у кого никаких подозрений не возникло. Свои ночные прогулки, совершаемые довольно регулярно, она объясняла простой бессонницей. И была недалека от истины, поскольку она действительно страдала от бессонницы, хотя и не такой уж "простой", особенно нынешней ночью.
Изгибающиеся коридоры гигантской сферы, эскалаторы, опускавшие Гуа все ниже и ниже, окольным маршрутом вели мичмана к инженерному отсеку. Длинный извилистый маршрут позволял ей избегать часовых, размещенных в стратегически важных точках. Взрывчатку их датчики не почуют, если только она не подойдет к ним вплотную, - но моментально засекут мощный энергоблок бисерного пистолета, засунутого в ту же сумку.
Коридоры по мере приближения к центру громадного шарообразного корабля становились все уже. Вот и последний лифт.
Гуа оказалась в прямом проходе, ведущем к взрыво-устойчивому люку. Сбоку от люка, закрывая своим телом пульт управления, стоял один-единственный морской пехотинец в черной с серебром униформе Дома Макклинтоков.
Когда дверь лифта открылась, рядовой Хагези встрепенулся, рука его сама собой дернулась за оружием. Но, узнав офицера, он почти тотчас успокоился. Хагези часто видел, как мичман Гуа гуляет по кораблю, однако в инженерный отсек она забрела впервые.
"Может, ей скучно? - подумал он. - А может, и мне чего перепадет?"
Однако же в любом случае долг не оставлял ему выбора.
- Мэм, - произнес он, снова насторожившись, поскольку мичман подходила все ближе, - это охраняемая зона. Пожалуйста, покиньте территорию.
Гуа еле заметно улыбнулась - перед ее взором возникло перекрестье прицела. Сунув правую руку внутрь сумки, она сняла пистолет с предохранителя и перевела в режим непрерывной стрельбы - все пять "бисерин" должны были вылететь почти одновременно. Пятимиллиметровые стеклянные шарики, покрытые тонкой стальной оболочкой, под воздействием электромагнитов, встроенных в ствол, приобретали невероятную скорость. Отдача была жуткая, но все пять бусин вылетели из ствола прежде, чем руку мичмана буквально выбросило из задымившейся сумки. Пули, пронзив тонкую кожаную стенку, продолжили смертоносный полет к часовому.
Хагези среагировал мгновенно. Пехотинец Императорского особого обязан быть быстрым. Но с того момента, когда инстинкт просигналил ему об опасности, и до того, как первый шарик угодил прямо в грудь, у срлдата было меньше одной восьмой секунды.
Верхний слой тяжелого мундира был сделан из огнестойкой синтетики, по виду имитирующей шерстяную ткань. Защиты от пуль материал не давал - для этого предназначался второй слой, полимерный, реагирующий на кинетический удар. Проникновение пули в этот слой вызывало мгновенную перестройку химических связей, и мягкая ткань превращалась в броню, по прочности не уступающую стали. Униформа Императорского особого имела свои недостатки, в частности ее можно было разрезать, но это искупалось легкостью и практически неуязвимостью для легкого стрелкового оружия.
Однако у любого материала есть предел прочности. У молекулярной брони морпеховской униформы он был очень высок - и все-таки существовал. Первая бусина при соприкосновении с полимерным слоем разрушилась, и мельчайшие металлические и стеклянные осколки брызнули вверх, усеяв подбородок и горло часового черными точками, словно перцем. Это произошло в тот миг, когда пальцы пехотинца легли на рукоятку личного оружия, а сам он, сместив центр тяжести, начал опускаться, точнее падать, в позицию для стрельбы с колена. Вторая бусина ударила в китель пятью сантиметрами выше первой. Она также разлетелась вдребезги, но избыточная кинетическая энергия, не успев перераспределиться, ослабила внутримолекулярные связи полимера.