- Верно. - Маленький человечек закурил очередную сигарету и глубоко затянулся. Голубые глаза его, удивительно яркие и живые на высохшем как у мумии лице, перебегали с экрана на экран. - Советник Новиков мог бы привести вам убедительную причину упадка астронавтики, а именно: с каждым днем у нас все больше людей и все меньше ресурсов. Мы не можем позволить себе межзвездные экспедиции, как не можем себе позволить представительное правительство. Остатки обоих сокращаются с такой скоростью, с какой только позволяет ваше противоборство с конституционалистами. Хотя, насколько я знаю, не так быстро, как некоторым из вас, господа, хотелось бы. Однако слишком усердное подталкивание правительством социальных преобразований спровоцировало двадцать лет назад Северо-Американское восстание. - Свобода усмехнулся: - А потому мы должны усвоить уроки истории и не доводить департамент астронавтики до бунта. Легче позволить нескольким кораблям полетать еще пару десятков лет, чем штурмовать баррикады из стеллажей, где засядут доведенные до отчаяния бюрократы, размахивая кровавыми флагами в трех экземплярах. Но и вы, мистер Ратьен, не должны ожидать от нас расширения или даже сохранения вашего флота в нынешних размерах.
- Мистер Свобода! - выдохнул Ратьен.
Селим прочистил горло.
- Все мы знаем, что у Советника по психологии своеобразное чувство юмора, - сказал он скучным голосом. - Однако, поскольку он упомянул конституционалистов, я надеюсь, что мистер Свобода собирается перейти к основному вопросу.
Дюжина лиц повернулась к Свободе и уставилась парой дюжин глаз. Он скрыл свой собственный взгляд за вуалью сигаретного дыма и сказал:
- Хорошо. Искушать терпение Советников - опасная забава; лучше я начну искушать хорошеньких горожаночек: подцеплю несколько штук на улице и устрою им сеанс специнструктажа. - На сей раз сердито набычился Ларкин, Советник по пелагокультуре. - Возможно, мне следует ввести в курс дела тех из вас, кто с ним еще не знаком. Я представил новый отчет о конституционалистах Премьеру Селиму, мистеру Чандре и коменданту Северной Америки. Мнения оказались настолько противоречивыми, что пришлось созвать для обсуждения весь Совет Блюстителей.
Свобода кивнул Селиму. Грубое сморщенное лицо Премьера изумленно вытянулось. Можно подумать, Свобода милостиво дает ему разрешение продолжать! Премьер фыркнул, поглядел на лист бумаги у себя на столе и сказал:
- Загвоздка в том, что конституционалисты не политическая группировка. Иначе мы прихлопнули бы их хоть завтра. Но они даже не организованы формально и между ними нет полного единодушия. Их объединяет только философия.
- Плохо, - пробормотал Свобода. - Философия рационализирует эмоции. Вся их философия не что иное, как типичный фрейдистский сдвиг.
- Это что еще за штука? - поинтересовался Новиков.
- Кому же и знать, как не вам, - вкрадчиво отозвался Свобода. - У вас в сей области богатый опыт. Но перейдем к делу. Официально "конституционализм" означает всего лишь систему взглядов, утверждающую, что строение, или конституция, реальной Вселенной является основой для мышления. Антимистицизм, если угодно. Но я вырос здесь, в Северной Америке, где половина населения еще говорит по-английски, и, уверяю вас, в английском языке слово "конституция" нагружено вполне определенным смыслом. Северо-Американский мятеж вспыхнул из-за того, что Федеральное правительство постоянно и вопиюще нарушало - заметьте, не дух бедной латаной-перелатаной Конституции, это бунтовщики и сами умеют, - а букву ее.
- Все, что вы говорите, для меня не новость, - сказал Чанд- ра. - Не думайте, что я не следил за вашими так называемыми философами. Многие из них участвовали в мятеже, или их отцы участвовали. Но они не опасны. Они могут ворчать себе под нос, однако в основном это люди преуспевающие. Им нет смысла затевать еще один бесплодный мятеж. - Чандра пожал плечами. - А потом, большинство из них достаточно умны, чтобы понимать, что Билль о правах, или как его там называют, просто не имеет смысла на континенте с полумиллиардным населением, восемьдесят процентов которого безграмотно.
- Кстати, кто они такие, эти конституционалисты? - спросил Дайлоло из департамента сельского хозяйства.
- В основном североамериканцы, - сказал Свобода. - Я имею в виду - коренные, а не новоприбывшие восточные иммигранты. Но их учение распространяется среди образованных граждан всех рас, по всему земному шару. Проведи вы тотальный опрос, вы бы обнаружили, что четверть грамотного населения - а среди ученых и технарей больше четверти - в основном согласны с этой философской доктриной. Правда, далеко не все они считают себя конституционалистами.
- Иначе говоря, - сказал Чандра, - перед нами не просто еще одна религия. Низы ее не поддерживают. Блюстители, за некоторым исключением, - он бросил на Свободу многозначительный.
взгляд, - тоже, равно как и граждане Верхнего уровня. Все это мне известно и без вас. Я проводил расследование. И установил, что конституционализм в основном исповедуют обеспеченные, но не богатые люди, зарабатывающие на жизнь упорным трудом: трезвомыслящие, добропорядочные, поднявшиеся на одну маленькую социальную ступеньку выше своих отцов и лелеющие надежду, что их сыновья сделают еще шажок наверх. Такие люди не бывают революционерами.
- И тем не менее, - сказал Свобода, - конституционализм набирает все большую силу, не сравнимую с малочисленностью его формальных приверженцев.
- Как это? - не понял Ларкин.
- Вы ведь не трогаете дочерей своих инженеров, правда? - спросил Свобода.
- При чем тут... Объяснитесь, пока я не впаял вам иск за клевету!
Свобода ухмыльнулся. Ларкина он мог сделать одной левой в любой момент.
- У Блюстителей есть власть, - сказал он, - а у остатков среднего класса Земли есть влияние. Чувствуете разницу? Низы не пытаются подражать Блюстителям, они нас даже толком не слушают. Слишком велика между нами пропасть. Их естественные лидеры - граждане из низших слоев среднего класса, которые, в свою очередь, ориентируются на средние и высшие слои своего класса. Мы, Блюстители, можем, к примеру, издать декрет об ирригации Марокко и согнать туда на рытье каналов и верную погибель миллионы заключенных - но только в том случае, если инженер из высшего слоя среднего класса убедит нас в осуществимости проекта. Не исключено, что он сам же его и предложит!
Опасность конституционализма в том, что с его помощью средний класс способен осознать свое потенциальное могущество и потребовать соответствующих голосов в правительстве. Нам это грозит всего лишь летальным исходом, не более.
Воцарилась тишина. Свобода докурил сигарету и принялся за следующую. Воздух со свистом вырывался из горла. Все биомедики мира не могли справиться с тем количеством яда, каким он накачивал свои легкие и бронхи. А что еще у меня в жизни осталось? - мрачно подумал он.
- Господа, речь не идет о непосредственной опасности для нас лично, - заговорил Селим. - Тем не менее Советник по психологии убедил меня, что, если нам небезразлично благополучие наших детей и внуков, мы должны отнестись к этому вопросу со всей серьезностью.
- Но вы же не собираетесь арестовать конституционалистов всех скопом? - всполошился Ларкин. - Как можно, господа! Да все мои технари на ключевых постах, насколько мне известно... То есть, я хочу сказать, это будет катастрофой для всех океанских городов Земли!
- Вот видите? - улыбнулся Свобода. И покачал головой: - Нет, не бойтесь. Помимо практических трудностей повальные аресты могут спровоцировать новые заговоры против Федерации. Я не такой дурак, друзья мои. Я предлагаю подточить корни конституционалистского движения, а не сражаться с ним в открытую.
- Но, послушайте, - вмешался Чандра, - если речь идет о простой пропагандистской кампании против чьих-то верований, вам не следовало собирать весь Совет Блюстителей, чтобы...
- Речь идет не только о пропаганде. Я хочу закрыть школы конституционалистов. Бог с ними, со взрослыми. Пусть думают, как нравится. Мы должны заботиться о подрастающем поколении.
- Надеюсь, вы не собираетесь пустить их щенков в наши школы? - возмутился Дайлоло.
- Уверяю вас, блох у них нет, - сказал Свобода. - Единственное, чем они могут заразить, так это некоторой оригинальностью. Но я не столь радикален. Хотя мое предложение достаточно радикально для того, чтобы нуждаться в одобрении всего Совета. Я хочу возродить старую систему бесплатного всеобщего образования.
После того как стих изумленный ропот - а стих он потому, что Свобода не обращал на него внимания, - Советник по психологии продолжил:
- В измененном виде, конечно же. Я не намерен загонять за парты безнадежные 75 процентов населения. Пускай живут и радуются по-своему. Нам ничего не стоит придумать условия приема, способные оградить школы от наплыва нежелательных элементов. Главное, чего я хочу, - это издать декрет о том, что среднее образование отныне будет финансироваться правительством, а потому обязано соответствовать официальным требованиям. Что означает - моим требованиям. Ремесленные училища, академии, монастыри и прочие полезные или безвредные учебные заведения я не трону. Но школы, проповедующие конституционалистские принципы, скатятся на плачевно низкий уровень. Я выгоню оттуда всех учителей и поставлю на их место преданных, но туповатых госслужащих.
- Поднимется шум, - предупредил Дайлоло.
- Да. Но не очень громкий. Конечно, родители будут против. Но что они смогут нам предъявить? Государство в приступе великодушия решило снять бремя платы за учебу с усталых родительских плеч (откуда оно возьмет деньги - это уже другой вопрос) и позаботиться о том, чтобы детей должным образом учили и адаптировали к общественной жизни. Если родителям непременно захочется внушить детворе свои нелепые идейки - на здоровье, пусть проповедуют по вечерам и выходным.
- Ха! - обрадовался Чандра. - Много они так напроповедуют!
- Вот именно, - согласился Свобода. - Философию нужно впитывать день за днем. Ее не усвоишь за час вечерней лекции из уст усталого папаши, особенно если тебе не терпится пойти погонять мяч. Одноклассники-неконституционалисты начнут высмеивать твои странности, а родителям вряд ли удастся добиться народной поддержки. По таким поводам революции не начинаются. Мы почти буквально убьем конституционализм в колыбели.
- Вы еще не убедили нас, что нам вообще имеет смысл пачкаться с этим убийством, - сказал Новиков.
- Я знаю, в чем причина, - мстительно проговорил Ларкин. - Сын мистера Свободы - конституционалист, вот вам и причина. Десять лет назад Советник порвал с ним отношения, и с тех пор они даже не разговаривают.
Глаза у Свободы побелели. Он вперил их в Ларкина и застыл. Ларкин заерзал, нервно теребя в руках карандаш, посмотрел в сторону, посмотрел назад и утер с лица испарину.
Свобода не отводил взгляда. В зале стало очень тихо - во всех залах, разбросанных по всему земному шару.
Наконец Свобода вздохнул.
- Я представлю вам и подробности, и их анализ, господа, - сказал он. - Я докажу, что конституционализм несет в себе семена социальных перемен, причем перемен радикальных. Вы хотите повторения атомных войн? Или хотите, чтобы буржуазия окрепла еще больше и попыталась заполучить голос в правительстве? Звучит не так угрожающе, конечно, но, уверяю вас, для Блюстителей это конец не менее верный. А теперь, дабы обосновать свое утверждение, я начну с...
Глава 2
Адрес, данный Тероном Вулфом, привел Коффина на пятидесятый этаж некогда престижного дома. Джошуа Коффин помнил, как сто лет назад это здание одиноко возвышалось посреди деревьев и только грязное облако на востоке напоминало о близости города. Но теперь город поглотил здание, окружив его дешевыми пластиковыми коробками жилых домов. При жизни следующего поколения дом окажется на Нижнем уровне.
- Как бы там ни было, - сказал Вулф, - а я прожил здесь всю жизнь и испытываю сентиментальную привязанность к этим стенам.
- Простите? - удивился Коффин.
- Наверное, космолетчику трудно такое понять, - улыбнулся Вулф. - Да и большинству богатых граждан тоже. Они теперь заделались кочевниками почище вас, капитан. В наши дни только Блюстители, имеющие родовые поместья, да самые задрипанные голодранцы, слишком нищие, чтобы переселяться, помнят о своих корнях. - Вулф погладил бородку и язвительно добавил: - Помимо всего прочего, нынче не так-то просто найти подходящее жилище. Население Земли увеличилось вдвое с тех пор, как вы ее покинули, капитан.
- Я знаю, - более резко, чем намеревался, ответил Коффин.
- Но входите же!
Вулф взял капитана за руку и провел с террасы в старинную гостиную с широкими окнами, массивной мебелью и деревянными панелями (не исключено, что настоящими). Книжные полю! уставлены фолиантами и микрофильмами, на стенах - потрескавшиеся от времени картины, писанные маслом. Жена торговца, простоватая и выглядевшая на все свои пятьдесят, поклонилась гостю и ретировалась на кухню. Неужто она и вправду сама готовит? Непонятно отчего, но Коффина это растрогало.
- Садитесь, пожалуйста. - Вулф махнул в сторону неказистого потертого кресла. - Древнее, но весьма функциональное. Если только вы не предпочитаете, по теперешней моде, сидеть по-турецки на подушках. Даже Блюстители начинают находить это элегантным.
Конский волос зашуршал под тяжестью Коффина.
- Хотите сигару?
- Нет, благодарю. - Почувствовав излишнюю категоричность своего ответа, Коффин попытался объясниться: - Люди моей профессии обычно не имеют такой привычки. Видите ли, в межзвездном полете массовое соотношение примерно девять к одному... - Он осекся. - Извините, я не собирался утомлять вас деловыми разговорами.
- Но я ничего не имею против. Затем я вас сюда и пригласил, прослушав вашу лекцию. - Вулф взял из ящичка тонкую сигару. - Выпьете что-нибудь?
Коффин согласился на глоток сухого хереса. Херес оказался настоящий и, без сомнения, баснословно дорогой. Жаль переводить такое добро на человека с неразвитым вкусом, вроде него. Но, с другой стороны, Господь недвусмысленно высказался насчет греха потворства праздным желаниям плоти.
Космолетчик посмотрел на Вулфа. Торговец был дородный, вальяжный, крепкий для своих лет, с аккуратной вандейковской бородкой. Широко расставленные глаза придавали ему немного отрешенный вид, будто какой-то частью своего существа он постоянно наблюдал за миром со стороны. Торговая мантия надета поверх пижамы, на ногах - домашние тапочки. Усевшись, Вулф отхлебнул из бокала, смачно втянул в себя дым и сказал:
- Стыд и срам, что так мало народу пришло послушать вашу лекцию, капитан. Она была чрезвычайно занятной.
- Я не Бог весть какой рассказчик, - совершенно справедливо заметил капитан.
- Зато какая тема! Подумать только - планета у эпсилона Эри- дана, пригодная для жизни человека!
Коффина охватил приступ ярости. Не успел он его обуздать, как с языка слетело:
- С какой стати все хором повторяют, что я летал к эпсилону Эридана? Да будет вам известно: эту звезду исследовали несколько десятков лет назад и не нашли у нее ни одной планеты, где мог бы жить порядочный христианин. Мой "Рейнджер" летал к эпсилону Эридана! Я думал, вы слушали мою лекцию.
- Я перепутал. В наше время так редко обсуждаются вопросы астронавтики. Прошу прощения. - Вулф говорил учтиво, но без тени раскаяния.
Коффин понурил голову, щеки у него пылали.
- Это я прошу у вас прощения, сэр. Я был возмутительно груб.
- Забудем, друг мой. Мне кажется, я понимаю причину вашей нервозности. Сколько лет вы не были на Земле? Восемьдесят семь - из них вы бодрствовали пять лет плюс вахты во время перелета. Это был пик вашей карьеры, ведь мало кому из людей выпадало на долю нечто подобное. А затем вы вернулись. Ваш дом исчез, родные рассеялись по свету, люди и нравы изменились почти до неузнаваемости. И, что хуже всего, никому нет до вас дела. Вы предлагаете людям новый мир - планету, пригодную для обитания, хрустальную мечту всей двухсотлетней эпохи освоения космоса, - а они или зевают, или в открытую глумятся над вами.
Коффин молча вертел в руках бокал. Долговязый, с угловатым лицом типичного янки под шапкой волос, слегка подернутых сединой, он был одет в облегающий китель и черные брюки с безукоризненной стрелкой; на золотых пуговицах поблескивало изображение американского орлана. Даже для сотрудника космической службы такая форма была до смешного старомодной.
- Д-да... - заговорил он наконец, с трудом подбирая слова. -
Я знал, что мир... что мир изменится, когда я вернусь. Естественно. Но я ожидал каких-то других перемен. Мы, то есть я и мои спутники, мы, как и все астронавты, прекрасно понимали, что избрали не совсем обычную жизненную стезю. Но ведь избрали во имя служения человеку, а значит, и Богу! Мы рассчитывали вернуться в космическое общество или по крайней мере в Сообщество астронавтов, своего рода нацию среди наций, - вы понимаете меня? Но рбщество так деградировало... ,
- Немногие пока осознают это, - кивнул Вулф, - однако похоже, что космическим полетам приходит конец.
- Почему? - пробормотал Коффин. - Чем мы провинились, за что нам такая суровая кара?
- Мы сожрали все свои ресурсы и расплодились до безобразия. Так что Четыре Всадника уже выехали на предсказанную тропу. Экспедиции нам больше не по карману.
- Но есть же заменители, новые сплавы... Алюминий наверняка еще остался. А термоядерная энергия, термионное превращение, диэлектрические аккумуляторы?..
- Да, конечно. - Вулф выпустил колечко дыма. - Все это есть, но всего этого мало. Теоретически мы можем произвести термоядерную энергию в неограниченных количествах. Но на одной энергии далеко не улетишь. Легкие металлы и пластики не заменят стали. Машинам нужно топливо. Конечно, можно разрабатывать и скудные месторождения, можно синтезировать органику и так далее. Но стоимость производства неуклонно растет. А все, что мы производим, с каждым годом приходится делить на возрастающее количество людей. Мы даже не притворяемся, что делим поровну, иначе все без исключения тут же скатились бы на Нижний уровень. Богатые нынче богатеют, а бедные нищают еще больше. Обычный исторический процесс: так было в Египте, Вавилоне, Риме, Индии, Китае, а теперь на всем земном шаре. Поэтому сознающие свою ответственность Блюстители (а таких больше, чем кажется на первый взгляд) не считают себя вправе тратить на чисто научные исследования те миллионы, что могут хоть немного смягчить нищету основной массы граждан. Безответственным же Блюстителям вообще все до лампочки.
Коффин, очнувшись от оцепенения, пристально взглянул на собеседника.
- Я кое-что слыхал об учении конституционалистов, - тихо промолвил он. - Вы разделяете их воззрения?