- А то, что мы не можем терять время на волокиту. Ты в состоянии вложить пять тысяч долларов за аппарат для съемки электронных изображений? Ты знаешь, что я имею в виду, - его изобрели в самом конце войны. Возможно, ты еще получишь назад свои деньги. Самое главное - это то, что ты сможешь отправиться на тот склон холма, где ты нашел двигатель, и сфотографировать почву - так мы получим сохраненное электронами изображение двигателя, которое сможет убедить циника, который снова приобретает все большее влияние в этом городе. Этот тип не верит ничему, пока не увидит своими глазами, и дает от ворот поворот, если нельзя представить какие-то свидетельства.
Энергия и интерес, проявленные этим человеком, были заразительны. Пендрейк встряхнулся.
- Я улетаю немедленно. Где я могу взять эти камеры?
- В городе есть одна фирма, которая продает их правительству и другим разным исследовательским институтам для геологических и археологических целей. А теперь послушай, Джим. Мне совсем не хочется тебя задерживать таким способом, и я бы предпочел, чтобы ты пошел со мной ко мне домой и познакомился с моей женой, однако при использовании подобных камер существенную роль играет фактор времени. Эта почва открыта дневному свету, и с каждым днем изображение теряет первоначальную четкость.
- Я еще увижусь с тобой, - сказал Пендрейк и отправился к двери.
Отпечатки получились превосходными, изображение двигателя на них не вызывало ни малейших сомнений. Пендрейк сидел в гостиной, с восхищением глядя на глянцевые снимки, когда из офиса телефонной компании прибыл посыльный.
- Вас вызывают из Нью-Йорка, - сообщил посыльный. - Абонент ждет, вы будете разговаривать?
"Хоскинс", - решил Пендрейк, хотя не мог представить, что же Нед может делать в Нью-Йорке. Однако услышав в телефонной трубке первые же слова незнакомого голоса, он вздрогнул.
- Мистер Пендрейк, у нас есть основания считать, что вы все еще привязаны к своей жене. Будет очень неприятно, если что-то произойдет с ней в результате вашего вмешательства в дела, куда вам лучше не лезть. Будьте осмотрительней.
Потом последовал щелчок. Этот резкий звук все еще звенел в голове Пендрейка и спустя несколько минут, когда он шел, ничего не видя перед собой, по улице. Только одна-единственная мысль четко повторялась в его уме: "Расследование закрыто".
Началась череда бесконечных дней. Не в первый раз у Пендрейка мелькнула мысль, что именно этот двигатель вывел его из долгого периода спячки. И то, что он сразу же бросился на поиски, поскольку каким-то шестым чувством понимал, что, кроме двигателя, у него ничего в жизни не осталось. Теперь было еще хуже. Он пытался вернуться к своему прежнему прозябанию. И не смог. Почти бездумные поездки на Денди, которые некогда длились от рассвета до наступления темноты, закончились на второй день в десять часов утра и больше не возобновлялись. Совсем не потому, что ему больше не хотелось ездить на лошади - просто жизнь оказалась чем-то большим, чем бездельным существованием. Трехлетняя спячка закончилась. На пятый день он получил телеграмму от Хоскинса:
"В ЧЕМ ДЕЛО ВПР Я ЖДУ ТВОЕГО ОТВЕТА ТЧК НЕД".
С тяжелым чувством Пендрейк разорвал телеграмму на мелкие кусочки. Он собирался ответить, но так и не смог найти нужные слова для ответа, когда спустя два дня получил письмо.
"…Не могу понять твоего молчания. Я заинтересовал комиссара Блейкли, и несколько ребят из технической службы уже звонили мне. Через неделю я буду выглядеть круглым идиотом. Ты купил камеру - я навел справки. Наверное, у тебя есть эти снимки, так ради всех святых дай мне знать…"
Пендрейк ответил так:
"Я выхожу из игры. Мне очень жаль, что я доставил тебе беспокойство, но я узнал кое-что, что заставляет полностью пересмотреть мои прежние взгляды на все то дело, и я не могу открыть тебе, в чем именно они заключаются".
Пусть его последние слова и были правдивыми, но высказываться подобным образом было неблагоразумно. Эти офицеры из действующих ВВС - когда-то и он был в их числе - не могли до сих пор примириться с тем фактом, что мир радикальным образом изменился после войны. Угроза Элеоноре заставила бы их просто действовать с большим нетерпением, а ее смерть или ранение зафиксировали бы в списке потерь - еще одна запись, так, небольшой фактик. Хотя, естественно, они примут меры предосторожности… Но ну их к черту!
На третий день после того, как он отправил письмо, к воротам коттеджа подкатило такси, и из него выбрались Хоскинс и какой-то бородатый гигант. Пендрейк впустил их, со спокойствием перенес представление великому Блейкли и холодно выслушал град вопросов своего друга. Через десять минут Хоскинс раскалился добела.
- Ничего не понимаю, - ревел он в ярости. - У тебя ведь есть эти снимки, верно?
Ответа не последовало.
- Какими они вышли?
Тишина в ответ.
- Что ты узнал такого, что изменило твою точку зрения? Ты что, узнал нечто, касающееся того, кто стоит за всей этой историей?
Пендрейк с болью подумал, что, наверное, ему нужно было наплести что-нибудь в своем письме, а не делать глупые компромиссные заявления. То, что он сообщил, лишь еще больше возбудило их любопытство и послужило причиной этого столь яростного допроса.
- Позволь мне поговорить с ним, Хоскинс. - Пендрейк почувствовал облегчение, когда заговорил комиссар Блейкли. Уж лучше иметь дело с незнакомцем. Хоскинс пожал плечами, устраиваясь на диване, и, заметно нервничая, закурил сигарету.
Великан начал холодным и решительным тоном:
- Я думаю, что мы имеем дело с психологическим неврозом. Пендрейк, вы помните, что примерно в 1956 году один парень заявил, что у него есть двигатель, который получает энергию из воздуха? Когда репортеры исследовали его машину, то они обнаружили тщательно запрятанный аккумулятор. А потом, через два года, - продолжал комиссар холодным решительным тоном, - одна женщина утверждала, что видела русскую подводную лодку в озере Онтарио. Ее история становилась все более и более неправдоподобной по мере роста масштабов исследований, проводимых военно-морскими силами, и в конце концов она призналась, что все это выдумала, чтобы привлечь к себе интерес друзей, а когда дело закрутилось, у нее уже не нашлось решимости признаться сразу в правде. Ну, а в вашем случае я считаю, что вы поступаете умнее их.
Это оскорбление вызвало кривую усмешку на лице Пендрейка. Он стоял, смотрел в пол и почти безучастно выслушивал обрушивающиеся на него словесные нападки. Он ощущал себя где-то далеко-далеко от этого рокочущего голоса и был ошеломлен, когда две огромные руки схватили его за лацканы пиджака, в лицо воинствующе уткнулось красивое бородатое лицо, а оглушающий голос рявкнул:
- Это правда, не так ли?
Пендрейк думал, что он спокоен. Он не испытывал гнева, когда одним нетерпеливым движением головы разорвал двойную хватку здоровяка, схватил его за воротник пальто и вынес его, брыкающего и удивленно вопящего, в коридор и вытолкнул за дверь с сеткой на веранду. Еще мгновение - и Блейкли оказался на травянистом газоне. Там он вскочил на ноги и что-то проорал благим матом. Но Пендрейк уже отвернулся. В дверях он столкнулся с Хоскинсом. Тот был в пальто и в шляпе. Он сказал ровным голосом:
- Вот о чем я должен напомнить тебе… - Он произнес речитативом слова присяги на верность Соединенным Штатам. И он так и не узнал о своей победе, потому что спустился по лестнице и больше ни разу не обернулся. Такси, которое дожидалось их, умчалось прежде, чем Пендрейк успел осознать, какую перемену вызвали в нем последние слова его друга.
Этой же ночью он написал письмо Элеоноре. На следующий день он в указанный час - 15.30 - отправился вслед за письмом. Когда дверь большого белого дома открыла толстушка-негритянка, у Пендрейка на мгновение создалось впечатление, что сейчас ему скажут, что Элеоноры нет дома. Но нет, его провели по знакомым коридорам в сорокафутовую гостиную. Венецианские шторы на окнах были закрыты, и Пендрейку понадобилось несколько секунд, чтобы разглядеть в сумраке очертания фигуры стройной молодой женщины, поднявшейся навстречу ему.
Из темноты он расслышал ее голос, резкий, такой знакомый, вопрошающий:
- Твое письмо многое оставило необъясненным. Однако я в любом случае собиралась встретиться с тобой, но никогда не думала, что так. Так что же мне угрожает?
Теперь он мог ясно разглядеть ее. И на мгновение он только и мог, что стоять на месте, пожирая ее глазами - ее стройное тело, каждую черточку ее лица, ее темные волосы, обрамлявшие его. Он вдруг понял, что она покраснела под его испытывающим взглядом. И он торопливо начал свои объяснения:
- Я собирался выйти из всего этого дела. Но как раз в тот момент, когда, после того, как я выкинул из дома Блейкли и мне казалось, все на том и закончится, мой бывший армейский друг Хоскинс напомнил мне, что я присягал на верную службу своей стране.
- Ого!
- Для твоей же безопасности, - продолжал он, уже более решительно, - ты должна на какое-то время уехать из Кресцентвилля и затеряться в безграничном Нью-Йорке, пока все это дело не будет закончено.
- Ясно! - Взгляд ее темных глаз ничего не говорил. В ней ощущалось какое-то странное напряжение, она даже уселась в кресло. Наконец Элеонора спросила: - Голоса тех людей, мужчины с пистолетом и того, кто звонил, какими они были?
Пендрейк подумал, прежде чем ответить.
- У одного был голос молодого человека. У второго - пожилого человека.
- Нет, я не это имела в виду - а особенности речи, тон, степень образованности.
- А! - Пендрейк уставился на нее, а потом произнес, растягивая слова: - Я не думал об этом. Я бы сказал, что они были очень образованными.
- Англичане?
- Нет. Американцы.
- Вот это я и хотела узнать. Значит, никакой примеси иностранного?
- Ни малейшего акцента.
И теперь они оба, как вдруг понял Пендрейк, почувствовали себя спокойнее. Его восхитило то, с каким хладнокровием она встретила сообщение об угрожавшей ей опасности. В конце концов, ведь она не подготовлена была противостоять физической расправе. Прежде, чем он успел продолжить эту мысль, она спросила:
- Этот двигатель… какого он рода? У тебя есть хоть какое-либо предположение?
Уж точно - какое-либо предположение! У него, кто столько ночей провел, наблюдая в темноте за работой двигателя…
- Скорее всего, - ответил Пендрейк, тщательно подбирая слова, - это результат огромной по объему исследовательской работы. Ничто столь совершенное не может возникнуть из ниоткуда, не имея мощной базы, подготовленной работой других людей. Но даже тогда нужен кто-то, кто должен был испытать озарение истинного гения. - Потом он добавил задумчиво: - Должно быть, это атомный двигатель. Он не может быть ничем иным. Ничто другое не сопоставимо с его возможностями.
Элеонора внимательно посмотрела на него, не совсем уверенная, что же ей теперь сказать. Наконец она спросила с более официальным тоном:
- Ты не против того, что я задаю эти вопросы?
Он знал, что это означает. Она внезапно почувствовала, что смягчается. Пендрейк подумал: "Черт бы их побрал, этих сверхчувствительных людей!"
Он поторопился заверить ее:
- Ты уже прояснила многие важные вопросы. Но вот к чему они приведут - это уже другое дело. Можешь ли ты сделать какие-либо предположения?
Последовала пауза, потом Элеонора, растягивая слова, ответила:
- Я понимаю, что у меня нет соответствующей подготовки. У меня нет научного образования, но я участвовала в исследованиях и у меня есть навыки этой работы. Я не знаю, глупым ли покажется тебе мой следующий вопрос, но все же: когда считается, что будет создан атомный двигатель?
Пендрейк нахмурился, потом ответил:
- Мне кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду. До какого времени создание атомного двигателя было невозможным?
- Что-то вроде того, - согласилась Элеонора. Глаза ее ярко блестели.
Пендрейк задумался.
- Я много читал об этом в последнее время. Возможно, уже в пятьдесят четвертом, но более вероятен 1955-й год.
- С тех пор прошло довольно много времени - достаточно много.
Пендрейк кивнул. Он знал, что она собирается сказать, и это было здорово, но все же ему хотелось, чтобы она сама произнесла это.
И она сделала это через секунду:
- Есть ли какой-либо способ проверить, над чем с тех пор работал каждый ученый, занимающийся исследованиями в этой области в нашей стране?
Он наклонил голову.
- Сначала я отправлюсь к моему старому профессору-физику. Он один из тех вечно молодых стариков, которые всегда идут в ногу со временем.
Ее голос, бесстрастный и ровный, прервал его.
- Ты что, собираешься лично заняться поисками?
Она невольно взглянула на его правый рукав, а потом покраснела. Пендрейк не сомневался, что она вспомнила в эту секунду. Он быстро произнес, со слабой улыбкой:
- Боюсь, что больше некому. Как только я что-нибудь узнаю, я отправлюсь к Блейли и принесу ему свои искренние извинения. Но до тех пор, с правой рукой или без нее, я сомневаюсь, что есть кто-либо более подходящий для этого, чем я. - Он помрачнел. - Конечно, все дело в том, что однорукий человек очень приметен.
Элеонора снова взяла себя в руки.
- Вот что бы я предложила: приобрести себе протез и лицевую маску. Те люди, скорее всего, были в лицевых масках обычного типа - ведь ты так быстро распознал маскировку. Тебе нужно достать более надежную, военного образца.
Она встала и закончила ровным голосом:
- Что же касается того, чтобы покинуть Кресцентвилль, то я уже написала письмо в фирму, где я прежде работала, и они наняли меня на прежнюю должность. Вот ради этого я и хотела встретиться с тобой. Сегодня же вечером я уеду, и с завтрашнего дня ты волен заняться своими расследованиями. Желаю удачи.
Они стояли друг против друга. Пендрейк глубоко был ошеломлен внезапным окончанием их встречи и ее словами. Они расстались, как два человека, которые испытывали огромное нервное напряжение.
"И это, - подумал Пендрейк, выйдя на освещенный солнцем двор, - правда".
Он провел в Кресцентвилле ночь. Нужно было нанять кого-либо, кто присматривал бы за коттеджем, и среди прочих дел предстояло отвезти Денди в конюшню большого белого дома. Примерно в полночь Пендрейк принимал ванную перед отходом ко сну.
Он лежал на спине в ванной и снял повязку с обрубка правой руки. В последние несколько дней он причинял ему некоторое неудобство и даже боль. Сняв повязку, он наклонился, чтобы окунуть четырехдюймовую культю в теплую воду.
И остановился.
Он не верил своим глазам.
Потом из его рта вырвался крик.
Дрожа, Пендрейк окунулся с головой под воду. Затем снова посмотрел. Никаких сомнений не было. Его рука выросла в длину на добрых два дюйма. И уже были заметны слабые очертания пальцев и кисти, крошечные, но безошибочно угадываемые - выглядевшие как искривления гладкой плоти.
Лишь около трех часов ночи он смог расслабиться до такой степени, что смог уснуть. К тому времени, как ему показалось, у него уже имелось единственное объяснение подобного чуда. За все эти последние суматошные дни он находился вблизи только одного предмета, который отличался от всего остального в этом мире, - двигателя. И теперь он действительно должен найти его. У него мелькнула странная мысль насчет владельца этой машины. Из-за всего происшедшего, из-за этой секретности и угроз, а теперь - и этого, ему стало казаться, что его права на владения этой вещью все время укрепляются. И, лежа в постели, он уже не сомневался в том, что этот чудесный двигатель принадлежит тому, в чьих руках он находится.
Глава 4
Было 8 октября, за полночь. Пендрейк шел по хорошо освещенной улице района Ривердейл Нью-Йорка, склонив голову под сильными порывами восточного ветра. Он смотрел на таблички с номерами домов: 418, 420, 432.
Дом под номером 432 был третьим домом от угла, и Пендрейк прошел мимо него к фонарному столбу. Повернувшись спиной к ветру, он еще раз при хорошем освещении изучил свой драгоценный список - окончательная сверка. Сначала он намеревался проверить каждого из семидесяти трех американцев из этого списка в алфавитном порядке. Но потом подумал, что ученые из фирм типа "Вестингауз" или "Рокфеллер", имевшие небольшие частные лаборатории, в которых физики и профессору проводили индивидуальные исследования, являются наименее вероятными кандидатами. Первые - в виду невозможности сохранения секретности, последние - потому что для создания двигателя нужны большие средства. После этого осталось только двадцать три частных предпринимательства.
Даже эта задача была исключительно сложной для одного человека. Постоянное напряжение от возможного попадания в ловушку оставило отпечаток усталости на его лице, не лучшим образом сказывалось на его физическом состоянии, особенно на растущей правой руке. А это была всего лишь одиннадцатая попытка. Другие оказались настолько же безрезультатными, насколько и рискованными.
Пендрейк спрятал список и вздохнул. Задерживаться дольше смысла не было. Сейчас первым в его списке в алфавитном порядке значился институт Лэмбтона, чей ведущий физик, известный ученый доктор Макклинток Грейсон, жил в третьем доме от угла.
В тот момент, когда он протянул руку к парадной двери погруженного в темноту здания, он испытал первое разочарование - вопреки его смутным надеждам дверь оказалась запертой, и это означало, что все двери, сквозь которые он проходил ранее в своей жизни, иногда даже не обращая внимания, что они заперты, являлись свидетельством того, что уэльсский замок можно сломать почти бесшумно. Однако, намеренно пытаясь открыть дверь, ему казалось, что на этот раз все может статься по-другому, но он, отбросив все колебания, схватился за ручку. Замок с едва слышным звоном ломающегося металла, подвергшегося сильнейшему давлению, хрустнул.
В чернильной темноте холла Пендрейк простоял несколько секунд, напрягая слух. Но, кроме стука собственного сердца, он не услышал никаких других звуков. Он осторожно направился вперед, освещая путь перед собой фонариком и просматривая таблички на дверях. Вскоре Пендрейк понял, что необходимо подняться на второй этаж и там продолжить поиски нужного кабинета. Перепрыгивая через четыре ступеньки, он поднялся по лестнице.
Коридор второго этажа был весьма широким. Пять дверей были закрыты, а две открыты. Первая открытая дверь вела в спальню, вторая - в огромную уютную комнату, обставленную шкафами с книгами. Войдя в нее на цыпочках, Пендрейк вздохнул с облегчением. В одном углу стоял письменный стол, небольшой шкафчик для бумаг, повсюду располагалось несколько напольных светильников. Быстро осмотрев комнату, он прикрыл за собой дверь и включил тройной торшер рядом с креслом у стола.
Он снова несколько секунд простоял, напряженно прислушиваясь. Откуда-то доносился звук размеренного дыхания. Но других звуков не было. После дневной работы обитель доктора Грейсона мирно отдыхала, как это и должно было быть, подумал Пендрейк, усаживаясь за стол и начиная читать бумаги.
В два часа ночи он понял, что нашел человека, которого искал. Доказательством являлась написанная наспех записка, затерявшаяся среди массы прочих бумаг, сваленных в одну кучу в одном ящике. Записка была следующего содержания: