Наконец ложа, замок были изготовлены и соединены со стволом. Ружьецо получилось ладным, но тяжеловатым. Расплатившись и забрав ружье, поехал домой. Дома, вдвоем с Сидором, мы занялись почти детским делом – лепили из глины, правда, лепили не детские свистульки, хотя я не удержался и сделал одну для развлечения Миши, а формы для пуль. Из запасов свинца отлили в формы несколько десятков пуль и на возке вы-ехали за город опробовать новинку. Далеко не отъезжали, уж очень велико было нетерпение. Сидор на возке отъехал шагов за сто и поставил в качестве мишени деревянный чурбачок. Я положил ствол на ветку дерева, тщательно прицелился, выстрелил. По тому, что чурбачок даже не пошевелился, и по взметнувшейся справа пыли я понял, что не попал, да и Сидор издалека лишь разводил руками. Я поправил целик, зарядил ружье, снова прицелился, выстрелил. На этот раз пуля задела чурбачок, отщепив щепку опять же справа. Снова я поправил целик, зарядил и выстрелил. Чурбак кувыркнулся и упал. Сидор осмотрел попадание и крикнул:
– Точно в середину.
Мишень перенесли еще дальше, теперь она стояла метрах в ста.
Я прицелился, выстрелил. Чурбак снова упал, было и так понятно, что попал. Сидор поднял чурбак, и я снова повторил выстрел. Опять точное попадание. Мы снова поставили мишень дальше, и я стал стрелять. Мне хотелось уяснить, на каком расстоянии я могу поразить цель, по размерам сопоставимую с поясной.
Выходило так, что смело можно было стрелять метров на двести пятьдесят – триста, дальше уже был большой разброс попаданий, все-таки кустарное производство ствола и домашнее изготовление пуль сказывалось.
Домой я ехал, радуясь как мальчишка: в рязанской дружине и ополчении винтовальных, или по-современному нарезных, ружей не было ни у кого. Гладкоствольные лишь у каждого десятого, да и то точно стреляли лишь метров на восемьдесят-сто. В перестрелке я получал преимущество, цена которого – жизнь.
Глядя на меня и результаты стрельбы, Сидор, вначале относившийся к затее с недоверием, попросил и для себя такое же ружье. Заехав к оружейнику, я заказал еще пару таких же и прикупил запас пороха и свинца. На следующий день Сидор отправился подбирать десяток надежных, знакомых с ратным делом людей в мое ополчение, а дома двое холопов отливали из свинца запас пуль для похода, думаю, в походе это будет обременительно.
Потихоньку, но целеустремленно я готовился к походу. Слишком может оказаться большой цена забывчивости. Пришлось идти к тележнику заказывать повозку наподобие тех, что были в начале двадцатого века на фронтах Первой мировой, – длинную, с дугами сверху для брезента. Задний борт я заказал откидным – легче грузить раненых или грузы, кузнецы сделали рессоры. Во всем, где это было можно, я старался сделать жизнь свою и окружавших меня близких людей более комфортной.
Сидор прикупил лошадей, и мы забрали уже готовую госпитальную повозку, сразу же доставив ее во двор госпиталя, пусть знакомятся и обживают.
Потихоньку Сидор подобрал команду ополченцев из бывших дружинников, охотников, просто лихих и азартных людей. В один из дней я собрал всех на госпитальном дворе. Вооружение было разномастным: у кого копье и щит, у кого сабля, кто-то с одним луком и пустым тулом для стрел. М-да, поговорив с людьми, выяснил, кто чем хорошо владеет, вручил Сидору деньги и отправил на торг к оружейникам, пусть хорошо вооружит команду, мой десяток должен быть вооружен и одет не хуже княжеского. Покончив с вооружением, принялись за одежду, купив одинаковые лазоревого цвета кафтаны и шапки.
Немного подумав, решил прикупить телегу и лошадь, не нести же людям на себе все вооружение в походе и провиант. Поскольку лошадей уже набиралось три, пришлось покупать ячмень, трава, слава богу, была под ногами. Заранее Сидор как старший над ополчением позаботился о провианте – несколько мешков разных круп, сало соленое и копченое, соль, вяленое мясо, мука и зелень – лук, репа.
Наконец, настало время общего сбора. Все ополчение выстроилось на площади перед Кремлем – стояли люди с полным вооружением, лошади с повозками, груженными припасами. Князь с воеводой гарцевали перед строем на лошадях, напротив строя ополченцев стояли несколько десятников и сотников из дружины. После внешнего осмотра князь, проехав перед строем, похвалил меня и моих людей за справную одежду и добротное оружие. После распоряжения князя каждый из десятников пошел проверять припасы, сложенные на повозках. И опять я не ударил в грязь лицом. В итоге оказалось, что снаряжены к походу мои люди лучше всех. Оставалось еще одно дело. Князь назначил общий сбор дружины и ополчения и выступление в поход через три дня. Я взял возок и возничего, подъехал к судну. Надо было перепрятать обнаруженный клад. Сложив деньги и драгоценности в две сумки, я доехал до дома. Поразмыслив заранее, решил закопать найденное в подвале дома. Добавив своего золота, сложил все в сундучок и выкопал яму в углу подвала. Позвал Анастасию, показал ей место хранения клада, объяснив, что деньги на самый крайний случай – все-таки в военный поход ухожу, не на прогулку, могу и не вернуться. До поры до времени деньги не отрывать, пользоваться теми, что в доме, а также доходами с каруселей, госпиталя, лесопилки и сахарного завода. Анастасия всплакнула, я как мог ее утешал, почти каждый второй мужчина уходил в поход, и не все вернутся. Войны, даже самые маленькие и победоносные, не обходятся без жертв.
Настал день сборов, погрузил свое оружие, провиант и одежду в возок. Сидор сел на облучок, и мы поехали на городскую площадь. Дружинники были уже там, стояли неровным строем, со всех прилегающих улиц и переулков подходили ополченцы, подъезжали телеги. Народу набиралось много – дружинников более тысячи и ополченцев приблизительно столько же. Площадь становилась тесновата. Появился князь в походном одеянии, рядом с ним воевода и знаменосец. На утреннем ветерке трепыхался ало-голубой княжеский стяг. Вот подошел митрополит Кирилл с прислуживающими монахами. После молебна нас перекрестили и окропили святой водой.
Воевода привстал на стременах и отдал команду двигаться колонной. Первыми двинулись дружинники, за ними нестройной колонной ополченцы. Во главе своих людей ехали в возках их предводители – купцы, ремесленники и другие горожане. Кто-то смог набрать трех, кто-то десять человек, лишь один боярин Федор Прокопьев ополчил три десятка. Многие были сам-один.
Пыль, поднятая множеством ног, висела над колонной плотным облаком, садясь на провожающих, на воинов, повозки, забивая ноздри и легкие. Люди откашливались и отплевывались, мечтая о том, чтобы скорее выйти на просторы, о боковом ветерке, дабы пыль уносилась в сторону. За день прошли верст двадцать – двадцать пять и остановились на широком лугу. Лошадей отвели в сторону, повозки составили в виде буквы П, внутри пространства развели костерок и сварили кулеш, поужинали. Все оружие и припасы были в повозках, поэтому шли налегке и быстро, даже кольчуги лежали на повозках, только личное оружие – сабли, мечи – висели на поясах. На второй и третий день миновали Плахино и Серебряные Пруды, вышли к Веневу. Там к нам присоединились веневские ополченцы и курские ратники, вместе двинулись на Тулу. На опушке горели множество костров, стояли палатки, паслись лошади. Кто-то прибыл раньше нас. Мы расположились на отдых. Через некоторое время по нашему лагерю пронеслась новость – будем стоять три дня, ожидая запаздывавших. С каждым днем подходили новые группы ополченцев, сотни княжеских дружинников из близлежащих городов и княжеств. Наконец получена команда – наутро выступаем. Снова лесные дороги, пыль. Хорошо, что не было дождей, иначе дороги стали бы просто непроходимыми. За все время, что мы шли, мощеные дороги не попадались. Мелкие речушки мы переходили вброд, более крупные – по существующим мостам или на заранее согнанных к месту переправы лодках. На лодки грузили людей, лошади плыли в поводу. Лишь подводы грузили на неуклюжие паромы. Миновали Алексин, в Калуге присоединились новые люди, и колонна войск растянулась на многие версты. Вот позади Юхнов, Угра, Ельня. Впереди заблестела широкая полоса воды – Днепр. Переправа войск заняла весь день. За это время почти все искупались в теплой не по-осеннему воде. Смыли дорожную грязь, отдохнули. После переправы впереди основной массы войск и по бокам двигались разъезды, все поразобрали с повозок кольчуги и оружие. Мы уже двигались по смоленской земле. Прошли несколько деревень, при нашем прибывании жители разбегались. Уже несколько лет они жили под поляками. Русским везде приходилось несладко, с юга постоянные притязания турок, с востока – татары, с запада – поляки и Литва, с севера – шведы. И каждый старался урвать кусок земли побольше. Из людей старались выжать все, чувствуя, что долго на захваченных землях не продержаться.
К исходу дня показался Смоленск. Пока мы не встречали польских разъездов, видимо, враг был уже извещен и заперся в городе. Перед городом войска разделились, вероятно согласно плану, и начали окружать город. Остановились от городских стен метров за триста, разбили лагерь. Рязанцы стояли вместе, не перемешиваясь с воинами других городов. Конные разъезды постоянно перемещались между лагерем и городом, не давая врагу выслать лазутчиков или внезапно напасть. Поужинав, легли спать.
Утром проснулись от дымков костров. Дежурные уже кашеварили, мы сбегали к реке, ополоснулись и поели каши с салом, запив сытом. Часов около десяти на стенах города появились лучники и стали обстреливать наши конные разъезды, ранив коня. Разъезды подтянулись ближе к нашему лагерю, вне досягаемости вражеских стрел. К полудню ждать на одном месте надоело, я выбрал место на опушке, в тылу наших войск, и вместе с помощниками и своими ополченцами разбил шатер под госпиталь. Поставив рядом свои повозки, приготовили инструменты, холстины для перевязок.
Раненых пока не было, и я решил подойти поближе к городским стенам, захватив с собой свое ружье и взяв для компании Сидора.
Нас заметили, до стен оставалось метров сто пятьдесят, лучники весело что-то кричали на польском и по очереди пускали стрелы. Пока стрелы падали перед нами и не причиняли вреда, но и быть овцою, посланной на заклание, я не хотел. Мы с Сидором переглянулись и почти одновременно стянули с плеч ружья. Для устойчивости улеглись на землю, поляки заулюлюкали, думая, что мы испугались. Ладно, будет вам веселье. Мы прицелились и поочередно спустили курки. Двое поляков, получив по пуле, попадали со стен. Никто из них не ожидал столь точных и дальних выстрелов. Сзади раздался восторженный рев наших воинов. Наши выстрелы привлекли внимание, и теперь за нами наблюдали с обеих сторон.
Между башнями показался высокий поляк в красной шапке. Натянув лук, он пустил стрелу, которая воткнулась в землю буквально перед моим носом. Я тщательно прицелился и выстрелил. Поляк исчез за стеной, то ли был убит, то ли ранен. Веселье стихло. Трое убитых на таком расстоянии внушали уважение. Мы спокойно встали и отошли к своим. Незнакомые люди хлопали нас по плечам:
– С почином! Молодцы! Утерли нос проклятым панам!
Ближе к вечеру ко мне в шатер зашел воевода.
– Как это у тебя получается? Так далеко ружье не стреляет, может, опять чего удумал. Князь видел выстрел, очень подивился попаданию. Лук ведь дальше стреляет.
– У меня ружье не с гладким стволом и круглой пулей, а особым способом сделанное.
Я достал ружье и пули и продемонстрировал. Воевода с удивлением заглядывал в ствол, осматривал пули.
– И где ты только диковины такие берешь?
– Кузнец-оружейник в Рязани сделал по моему рисунку.
– Что дают такие пули?
– Главное – даже и не пули, а ствол с нарезами в нем, при стрельбе из такого ружья пуля крутится как волчок и летит далеко и точно. Сами сегодня видели результаты стрельбы. К тому же здесь стоит прицел, – я показал нехитрое устройство, – он помогает точно прицелиться. Такие же прицелы можно поставить на пушки.
– В походе сделать сие невозможно будет, по возращении в Рязань покажешь нашим кузнецам.
Ночь прошла спокойно. Утром, с восходом солнца, войско привело себя в порядок и построилось на поле. По обеим сторонам и в центре построения стояли пушки. Они и открыли огонь по воротам и башням, пытаясь сделать проломы для дальнейшего штурма.
Стены стояли прочно, а вот ворота покрылись трещинами, от них летели щепки. Ответ поляков не заставил себя ждать: из бойниц крепости открыли огонь тяжелые крепостные орудия. Они были в выгодном положении: если наши воины стояли в открытом поле, то поляков защищали стены, к тому же неприятельские пушки стояли выше наших и стреляли дальше, со стен обзор был хороший.
В стане рязанцев появились первые раненые и убитые, я занял свое место в госпитале. Началась работа – обрабатывал раны, ампутировал раздробленные ядрами кисти и ноги. Шум на поле боя возрос – наши с криками пошли на штурм, пытались пробиться через поврежденные ворота, забросить веревки с кошками на стены.
С потерями для нас штурм был отбит. Со стен поляки выкрикивали обидные слова и делали неприличные жесты. Весь конец дня и часть ночи мы с помощниками трудились не покладая рук. Насколько я знал со слов легкораненых, такие же неудачные попытки штурмовать город были предприняты и другими отрядами – туляков, калужан, москвичей. Кроме потерь, вылазка ничего не дала, слабых мест в обороне нащупать не удалось. В течение недели приступов не повторяли, зализывая раны. В Рязань отправили несколько подвод с ранеными. Делать было нечего, и чтобы досадить противнику, я брал ружье и выходил поближе к крепости. За день своеобразной охоты удавалось "снять" со стен двух, трех, а то и четырех поляков.
Каждое мое попадание встречалось восторженными криками рязанцев и бессильными выстрелами из луков со смоленских стен. Наконец, полякам это надоело, и за мной устроили охоту. Выйдя в поле, я удачно улегся и, поймав удобный момент, сделал выстрел, увеличив личный счет еще на одного. Вдруг в ответ раздался пушечный выстрел, и через мгновение второй, с другого бастиона. Хотя выстрелы оказались неточны. Ядра взрыли землю в десятках метрах от меня, я понял, что моя однообразная тактика меня подвела, почти каждый раз я выбирал одну и ту же позицию. Если бы пушкари стали стрелять не ядрами, а картечью, не сносить бы мне головы. Решив не искушать судьбу, я быстро покинул позицию. Впредь будет наука, надо каждый раз менять место выстрела и при этом маскироваться под местность. Понятия о маскировке у обеих сторон не было никакого. Ратные люди были одеты в яркие одежды, носили шапки вызывающих цветов – красного например, и на фоне окружающей местности сразу бросались в глаза. Надо было браться за ум. Побродив среди тыловых повозок, я выпросил кусок сети, из кусков старых тряпок – зеленой, коричневой, серой, черной – вырезал ножом необходимых размеров кусочки и взялся пришивать к сетке. Вокруг собрались любопытные ополченцы, интересовались, для чего мне понадобилась столь странная сетка и какую такую рыбу я собрался ловить в Днепре. Каждый высказывал свое мнение, я же молча работал, что лишь разжигало любопытство. Закончив работу, я попросил всех отойти на десять шагов и отвернуться на несколько мгновений. В это время я бросился на землю и укрылся сеткой. Когда любопытные повернулись, раздались их растерянные голоса:
– А лекарь где? Неуж один убег рыболовить?
Сначала они переминались, затем стали бродить по площадке. Когда один наступил мне на руку, я вскрикнул и сдернул с себя сеть:
– Вот какую рыбу я собрался ловить.
Каждый подходил и сконфуженно щупал сеть, все стояли недалеко, и никто не мог понять, куда я внезапно подевался. Конечно, сказался эффект новизны, но если с десяти шагов меня не рассмотрели, то что говорить о крепости. Теперь единственное, что могло меня выдать, это был дым от выстрела.
На следующий день я сменил позицию и выбрался на нее рано утром, не так как всегда, выбрав небольшое углубление, накрылся сетью. Поляки вели себя спокойно, ни о чем не подозревая. Вот на стене появилось несколько человек, один из них явно какой-то чин, в желтом жупане и голубой шапке. Вокруг него вертелись чины поменьше. Я тщательно прицелился, выстрелил. Дымок ветром отнесло в сторону, и я прекрасно увидел следы выстрела – шляхтич был поражен в грудь. Поляки как взбесились. Не видя меня под сетью, они беспорядочно обстреливали из луков и нескольких пушек открытое пространство. Не глухие ведь, узнавали звук выстрела моего ружья, он и в самом деле несколько отличался от других, был более резким, что ли. Похоже, я достал не маленького чина, поляки бесновались долго, и когда они успокоились и перестали стрелять, я снова подловил на мушку неосторожно высунувшегося жолнежа. Тот кулем упал со стены в ров. Посчитав день успешным, собрал сеть и пришел к себе.
– Кого-то успешно подстрелил, лекарь, – сказал Сидор. – Видел я, как злились поляки, – боялся, не зацепят ли тебя.
– Как видишь, обошлось.
Несколько дней наши не предпринимали активных действий, но затем выставили все имеющиеся пушки и стали методично обстреливать крепость, метясь в ворота. К средине дня от ворот остались несколько досок, висящих на верхней перекладине. Но когда пешие ратники кинулись на приступ, крепость ожила и стала яростно огрызаться пушками и ливнем стрел. Пока в госпиталь не успели поступить раненые, я как мог помогал своим. Выдвинувшись поближе, я отстреливал лучников и вообще любого неосторожно выставившего свою голову. К сожалению, приступ был снова отбит с потерями для нас. Думаю, что и поляки понесли потери, но за крепкими стенами обороняться легче, и, если есть припасы и продукты, отсиживаться за мощными стенами можно долго.
Почти месяц, то штурмуя по несколько раз в день, то бездельничая, мы просидели на одном месте. Все перезнакомились и периодически, чтобы не углядело начальство, пили пиво или бражку, купленные в ближайшей деревне. С каждым днем становилось прохладнее, осень вступала в свои права, и по ночам приходилось укрываться. Мне в шатре было неплохо, но надо было думать, скоро зарядят дожди, и ни о какой осаде тогда и речи быть не может, хорошо бы унести ноги по раскисшим дорогам. Такая мысль посещала не меня одного, начальство, видно, думало о том же.