Фил тем временем махнул рукой и потянул его за плечо, видно, решив пока его не убивать, может, еще пригодится… Филу на самом деле тоже было нелегко. Во сне - ему редко снились сны, но в машине это наконец случилось впервые за несколько месяцев - он видел, как они с Риком идут по залитому светом утреннему шоссе под рюкзаками. Себя Фил не видел, но Рик был прекрасен - чуть загорелый, с сильно отросшими темными блестящими волосами, в незнакомой какой-то белой одежде, едва ли не рыцарской котте, которая так естественно смотрелась на солнечной трассе, будто бы все было наконец на своих местах… "Смотри, - сказал Рик, оборачивая к другу светлое, безвозвратно светлое лицо, глаза его сияли, блестели волосы, откинутые благодатным ветром, сияла полоска белых зубов… - Смотри, это они. Это за нами. Мы успели."
Но кто были они, Фил так и не узнал. Потому что Алан начал трясти его за плечо.
Если бы здесь был Рик, а не его никчемный братец…
- Мой брат бы не расстроился, - как нарочно растравляя ему душу, изрек белобрысый придурок. На самом деле Филу хотелось заткнуть его каждый раз, как тот произносил слово "брат". Так надменно, с таким скрытым самодовольством, словно заявляя на Рика свои права - даже сейчас, когда тот был в беде, когда его почти что не было… Это мой брат, между прочим. А ты здесь и вовсе ни при чем.
Фил не ответил - зачем тут отвечать, зачем вообще отвечать человеку, которому приятно ковыряться гвоздиком в чужой ране… Он просто рывком оторвал его от фонаря и мрачно кивнул на противоположную сторону улицы, где виднелись огни ночных магазинов. В любом случае зверски хочется есть, и если надо как-то скоротать эту ночь - еда, в общем-то, помогает не заснуть… А потом - либо на вокзал, либо марш вперед по шоссе, голосуя наудачу проезжающим грузовикам…
Когда они переходили улицу, вокруг что-то тихо зашуршало. Фил сначала подумал, что показалось - волосы у него были жесткие и не сразу пропустили к коже головы холодные капли; но шедший рядом Алан произнес едва ли не радостно: "Ой, дождь… Первый в этом году!"
Первый в году, но вовсе нежеланный дождь припустил тем временем сильнее, и улицу пришлось перебегать. Вот ведь, везет, как военнопленным, мрачно думал Фил, дергая на себя дверь ярко освещенного магазинчика. Было заполночь, и тут, в провинции, в такое время суток на что-нибудь лучшее, нежели эта забегаловка, рассчитывать не приходилось.
Магазинчик и правда был забегаловкой - наполовину кабаком. Половину его, отгороженную невысокой стеклянной стенкой, занимала компания парней - человек десять, вовсю прожигающих жизнь за напитками в розлив. Не глядя на них, Фил подошел к прилавку, за ним неуверенно переминался с ноги на ногу Алан со струйками воды, ползущими по щекам, как слезы.
- Мадам, дайте, пожалуйста, два батона. И паштет печеночный. И пакет кефира.
- Н-нет… не надо кефир, - стон пришел со стороны Алана, но Фил даже бровью не повел.
- И пакет кефира, пожалуйста… Обезжиренного.
- Так надо кефир? - продавщица, дебелая тетенька с ярко-красными крашеными ногтями, переводила усталый полночный взгляд с одного клиента на другого. - Юноши, сначала определитесь, а потом…
- Надо, конечно, - железным голосом сказал Фил, отсчитал три с половиной марки (немало за такие мелочи, но что вы хотите от ночного магазина?) и обернулся к выходу. Алан, видно, на что-то решившись, оперся ладонями о прилавок и звонко добавил:
- Еще бутылочку пива… "Феникс", темного. И шоколадку.
Фил, не тратя слов, взял незадачливого покупателя шоколадок за локоть и попросту вытащил вон из магазина. Лицо совершенно безрадостной тетеньки за прилавком озарилось чем-то вроде улыбки. Похоже, скучно жить в этом городишке, и малое представление - в радость…
Смотрите, вот мы, бродячий цирк, клоуны Фил и Ал. Устраиваем показательные сражения в магазинах, работаем круглосуточно…
Дождь тем временем усилился, струи его звонко шелестели об асфальт. Алан вырвал свой локоть из крепких рук и привалился к стене магазинчика, обладавшей, к счастью, отличным металлическим карнизом - или навесом - о который дождь барабанил вовсю.
- Фил! Какого же Темного…
- У нас мало денег.
- У нас общие деньги, - капризно выговорил проклятый инфант, корчась, чтобы уместиться под крышу вместе с рюкзаком. Его лицо в оранжевом свете, с полосками воды по вискам, выглядело заплаканным.
- И что? - Фил скрестил руки на груди, чувствуя себя педагогом в детском саду.
- Да так… Почему-то ими с первого дня распоряжаешься ты. И еду всегда выбираешь ты, и всегда… самую противную. Я, между прочим, этот кефир… с детства ненавижу и не могу выносить, вот! И паштет… И кильку, - выплюнул это слово с настоящей ненавистью, - в томате.
Фил не знал, рассмеяться ему или заорать. Представление продолжается. Номер следующий - "Папа, дай конфетку".
Вместо ответа он расстегнул куртку, извлекая из поясной сумочки кошелек, и бросил его Алану. Тот не успел поймать, кожаный мешочек шлепнулся о витрину. А потом - на асфальт.
Алан молча поднял его и с гордым и независимым лицом удалился в магазин. Филу было тошно на него смотреть, он привалился к стеклу спиной, застегнулся и потер виски руками. В такую дрянную погоду не погуляешь по шоссе, похоже, надо все-таки отправляться на вокзал. Придется войти обратно и своим появлением еще раз потешить продавщицу, но что же делать, надо же вызнать дорогу. Штука в том, что больше всего на свете Фил ненавидел вступать в разговоры с незнакомыми людьми, и будь он один - просидел бы всю дождливую ночь тут, под навесом, или в каком-нибудь подъезде…
…Обернулся он как раз вовремя. Ал, сквозь туманное стекло особенно бледный и расплывчатый, взялся за ручку двери с обратной стороны. Другой рукой он прижимал к груди приобретения - темную желтоватую бутылку и две длинных палочки шоколада… "Принц", еще бы нет.
Парень, высокий и темный, один из тех, что пили за столиком, был у него за спиной. О чем-то, кажется, спросил… Ал, кажется, что-то ответил.
В этой сцене тончайший нюх Фила моментально почуял опасность. Так быстро, как только мог, он сбросил рюкзак прямо наземь и шагнул вперед, к стеклянной двери… Но не успел на какую-то секунду: картинка отпечаталась у него в голове, пока он длинным шагом преодолевал пространство - чужак кладет руку Алу на плечо, цыпленочек ее стряхивает, толкает его в грудь… Изумительно нелепым и бесполезным жестом. Будь Фил ночным любителем подраться - он бы за такое убил.
Парнюга за стеклом, видно, рассудил подобным же образом. Когда Фил ворвался-таки в магазин, все уже было довольно-таки плохо - Ала держал за локоть один любитель справедливости, другой, джинсовый, еще огибая разделительную стенку, уже находился в полете, чтобы двинуть цыпленочку в нос, а господа Третий, Четвертый, Пятый и Так Далее уже толпой сгрудились за спиной господина Второго, очевидно, по-своему стремясь принять участие в происходящем.
Тетенька с красными ногтями пронзительно орала, и из ее речи Филов разум вычленил только два элемента - "полиция" и "убирайтесь". Похоже, незапятнанная честь ее заведения была этой даме дороже, нежели исход гладиаторского боя. Однако мозги Фила уже стремительно перестроились на военный режим - на это хватило секунды, и рыцарь Меча и Креста превратился в смертоносную машину. Он чувствовал обостренно, будто бы видел сразу всей кожей; это помогло ему, перехватывая и заламывая руку господина Второго, одновременно наддать пинка господину Пятому, решившемуся на атаку с фланга. Алан тоже не дремал - он умудрился, невзирая на рюкзак, лягнуть г. Первого в лодыжку и высвободить, наконец, руку; но рюкзак ему явно не помогал в битве - какой-то еще г., возможно, Седьмой, в обход Фила рванул его за этот неудобнейший агрегат так, что бедняга поскользнулся на плитках пола и грохнулся на колени.
А далее, как сказал бы хронист, сие было превеликой жалости достойно. Фил дрался хорошо - если он какое-то умение в себе и ценил, так это именно умение драться; но среди господ нападающих был один добрый сэр в красной дутой куртке, который тоже кое-что понимал в этом искусстве. Кроме того, их оказалось семеро. Ал выбыл из строя довольно скоро - его за шиворот выволок из магазина г. Первый, где и принялся методично пинать во все доступные места. Фил, тоже желая как можно скорее очистить помещение - но не настолько, чтобы стать вовсе недоступными для обетованного полицейского правосудия - рванулся за ним, и драка продолжилась уже под навесом, в голубоватом свете витрины, где под ногами валялся всеми позабытый, похожий на брошенную собаку Филов черный рюкзак.
…Да, неприятная вышла история. И кончилась она неприятно - в полицейском участке. Фил уж было обрадовался своим успехам - он отвлек всех господ от Алана на себя и продержался до приезда полицейской машины - но судьба не была благосклонна: прибывший по продавщицыному вызову полицейский оказался не кем иным, как отцом одного из вышеупомянутых господ. А именно - господина в джинсовой куртке.
Оказалось, что неизвестные бродяги по ночам от нечего делать, упившись пивом "Феникс", нападают на местных беззащитных ребят… Кроме того, оных ребят было совсем не семь, а трое. Растреклятое пиво "Феникс", бутылку с которым в пылу сражения кто-то разбил о косяк, сослужило недобрую службу. К счастью, господин Первый не успел испробовать битое стекло на Аланской физиономии, зато облил его всего темно-желтой жижей, и теперь чистюля Ал вонял не лучше любого алкоголика. Фила после напряжения всех душевных и физических сил слегка трясло; он с трудом соображал, что к чему, пока их сажали в полицейскую машину с зарешеченным задним стеклом. Из разбитого лба текла кровь - кажется, у одного из этих гадов было кольцо-кастет, в глаз, наверное, метил… Однако Фил, как ни старался он в незнакомом городе не запятнать себя чем-нибудь непоправимым, тоже совершил немало. Самым печальным из его свершений была сломанная вражеская рука - сын полицейского инспектора Вильгельма Паула получил сие увечье в первые секунды боя, когда был перехвачен в прыжке с кулаком, нацеленным в Аланское лицо.
…Ждать добра двум узникам не приходилось. Правда, любящий отец, перед тем, как запереть обидчиков отпрыска, напоил их холодным чаем с их собственными бутербродами. Кефир, который им разрешили извлечь из рюкзака по просьбе опять включившего свое обаяние Ала, был выпит, хлеб - съеден. Ночь предстояла, по крайней мере, под крышей - проблема ночлега решилась сама собой. Но самое худшее откровение выбило у Фила почву из-под ног - кошелька у них больше не было.
Ал не мог даже отдаленно припомнить того момента, когда он с ним расстался. Вроде, был в руках. А потом… Потом все это началось, и дальше осмысленная нить воспоминания обрывалась. Конечно, там были не все деньги - умный Фил сразу разделил их на две части, и одну положил во внутренний карман своей куртки. Но и здесь судьба не улыбалась странникам - куртку в процессе битвы с Фила рванули, разодрав молнию сверху донизу, и когда приехали полицейские, ее пришлось поднимать с мокрой земли, где она валялась, как подстреленная ворона. Личную карту Фила - слава Богу, хоть ее не утратили! - один из полицаев извлек из глубокой лужи; остальные же карманы куртки остались пусты. Да, более ста марок и - почему-то - телефонная книжка. Исчезли также шариковая ручка и маленький складной нож, про который Фил давно уже позабыл. Вот так.
…Наутро Фил все-таки задремал. Он сидел, широко расставив ноги и откинув черноволосую голову на деревянную спинку, приоткрыв рот… Во сне ему явились не образы, а какая-то мысль, которую он понял внезапно и очень остро - что-то связанное с Алом, со сломанной рукой того джинсового мордоворота, с Папой, с Примасом Республики, к которому странники и направляли свои стопы, и с Ватиканом…
(как только ты увидел, Фрей, что его сейчас ударят в лицо, ты - потерял себя, потерял мозги - вырвал ручку из стеклянной двери, сломал -)
Но мысль осталась незавершенной, потому что (- и при чем тут брат, чей брат -) за решетчатой дверью оглушительно загромыхал засов, и молодой веселый голос прервал Филов сон на одиннадцатой минуте.
- Эй, выходите, узники контрреформации! Давайте, голуби, просыпайтесь, на казнь пора.
Алан встряхнулся, как щенок. Фил выпрямился, щуря саднящие глаза - всякий раз от недосыпания у него слегка портилось зрение. Шея затекла и ломила, и бок, Темные его побери… Фил чувствовал себя совсем разбитым. Сжал зубы, поднялся на ноги рывком.
…Молодой и веселый полицай, перемалывая челюстями жвачку, проводил их в кабинет младшего инспектора. Это оказался усталый, очень канцелярский дяденька лет тридцати, осмотревший их с головы до ног с жалостливым презрением. Он похлопывал по столу их личными картами, забранными еще вчера, и под глазами у него были синие круги, а в пепельнице дымился окурок.
- Ну, садитесь, что ли… Эрих и Филипп, герои дня.
Они, не сговариваясь, совершенно синхронным движением опустились на край кожаной скамьи. Инспектор скользнул взглядом по разбитому лицу Фила, по всей его потрепанной фигуре.
- Да, парень, здорово тебе досталось… Ладно, давайте оправдывайтесь. Я вас внимательно слушаю.
- Мы же уже вчера все рассказали, вы даже на пленку записывали, - дернул Аланчик плечом, будто муху сгонял. Вчера он долго умывался под краном в туалете, уничтожая липкую пивную грязь, и теперь выглядел даже довольно сносно.
- А-а… По-прежнему выставляете себя как потерпевших?
- Ну, что-то вроде этого, - осторожно высказался Фил, не желая спорить в открытую, но и уступать не собираясь. - Нас ограбили, сэр. Это в самом деле так. Кроме того, все, что мы делали - это защищались.
Ну разуй же ты глаза, не будь непроходимым идиотом… Или негодяем. Подумай мозгами, могли ли два безобидных странничка с рюкзаками, один из которых и драться-то не умеет, первыми напасть на компанию разжиреших, пьяных и довольных местных громил - наверное, с единственной целью оставить в их руках все свои деньги? Наверное, это такой способ благотворительности, да?
Полицейский крякнул, потянул из пепельницы дымящийся окурок. Посмотрел на него тоскливым взором и ткнул обратно. Алан тихонько вздохнул.
- Да верю я вам, парни, верю… Не такие уж вы идиоты, чтобы к нашим малышам приставать. К тому же те, как водится, напились. Однако факты - вещь упрямая: тяжкие телесные повреждения наблюдаются только с противоположной стороны. А за это можно и на неделю-другую в камеру попасть, тем более что наш старик своего наследника любит.
- Отпустите вы нас, сэр, - неожиданно тихо попросил цыпленочек. - Нам… Нельзя задерживаться. У нас друг умирает.
Фил ощутил горячий прилив крови к щекам и сдержался, чтобы не двинуть трепача локтем по ребрам.
- Какого Темного… - прошипел он, хватая и стискивая худые пальцы спутника, но полицейский заметил это движение и сощурился.
- Интересно… В самом деле, куда же господа столичные студенты направляются в конце учебного года?
- Мы не можем сказать, - быстро ответил Алан, и Фил даже глаза прикрыл от отчаяния. Разве так говорят с полицейскими, боже ты мой… Да он делает все, чтобы мы тут задержались. И не на недельку - на месяц-другой. Если их сейчас не приняли за каких-нибудь торговцев наркотиками, то это самое удивительное везение в филовой жизни.
Но, видно, запас невезухи, приготовленный судьбой на будущий месяц, весь растратился вчера. Полицай тяжело встал - оказалось, что он довольно грузный, только лицо у него худое; прошествовал к двери. Отворил ее.
- Валяйте.
- Как?.. - не сразу сообразил Фил, даже не приподнимаясь.
- Да так, отсюда. Надоела мне ваша история. За сломанную Паулову руку вам бы не мешало посидеть недельку за решеткой - но, с другой стороны, если уж справедливость восстанавливать, то вам тоже влетело. Вы мне тут не нужны.
- Можно идти? - не веря своим ушам, бодро приподнялся Алан.
- И поживей. Заберите свои личные карты и проваливайте. Вещи возьмете на проходной.
- Спасибо, - сказал Фил сдержанно, подымаясь осторожно - чтобы не потревожить больной бок. - Мы… действительно не виноваты.
- Да верю я вам, верю. Иначе бы не выпустил. Советую убраться из города… И поживее. И не влипать здесь больше ни в какие истории.
И когда они уже переступали порог, добавил негромко, и Фил увидел вблизи, какие же у него черно-синие круги усталости вокруг глаз.
- Я наших парней знаю… Они не подарок, в самом деле, не подарок. И дрались вы неплохо - двое на… сколько их там было? Вряд ли трое. Ладно, давайте отсюда, не задерживайтесь.
- Так, - выговорил наконец Фил, когда они прошли уже несколько метров вдоль по улице. Солнышко светило ясно, отражаясь в свежих ярких лужах, и Ал шагал в своей короткой рыжей курточке беззаботно и радостно, словно опьяненный свободой. Он едва ли не перескочил через открытую решетку канализации, куда, шумя и сверкая, стекала вода из длинного ручейка меж двумя озерами на потрескавшемся асфальте. Волосы его, недавно расчесанные - не где-нибудь, а в полицейском участке! - блестели, когда он встряхивал головой. Кажется, цыпленочек отлично выспался.
- Так… Отпустить нас отпустили. Спасибо этому дядьке. Что дальше делать будем? Планы есть?
- Можно в церковь сходить, - безоблачно отозвался Алан, шагавший впереди и не подумавший обернуться.
- Что? - отозвался Фил таким голосом, что тот волей-неволей все-таки оглянулся через плечо и замер, уже заранее открывая рот, чтобы возразить. - Ты издеваешься или серьезно?
- Серьезно… Воскресенье, кроме того…
- Вот же ты моя умница. Мы в чужом городе без гроша за душой, при этом не можем возвращаться, потому что должны держать путь на юг и нам надо спешить… На какие шиши мы будем сегодня жрать, ты не подумал?
- Это ж Сен-Винсент, - чрезвычайно логично возразил умный Ал, слегка шевеля плечами, чтобы привести покосившийся рюкзак в вертикальное положение. На стене серого кирпичного дома, сухого и теплого от солнца, завозилась его коричневая тень. - Здесь же есть знаменитый собор… На всю страну знаменитый. И если мы все равно не знаем, что нам делать, можно бы туда пойти… Ну, посмотреть собор и помолиться насчет хлеба и крова на сегодня. И вообще.