… оставь все как есть, потому что конец света по сути своей не имеет смысла, а раз так, то его не будет. Оставь ее - дай ей уйти, либо живи с ней до последнего дня, честно, спокойно и достойно, и это будет хорошая жизнь, на которую вы оба получили право…
Анна улыбнулась.
- Все будет хорошо, правда?
Я кивнул.
- Конечно. Иначе быть не может.
Только сейчас я понял, что грядущего поворота событий она не ожидает. Действительно не ожидает.
Я полагал, что это понимание повергнет меня в шок, в ужас - ничего подобного не случилось. Просто стало ясно, что нужно сделать еще одну вещь.
- Ее звали Ирина, - начал я. - Ирина Архангельская. В нашу группу она пришла на третий курс после колледжа. Ты сама понимаешь, филфак - просто цветник в плане девушек, а я на потоке единственным парнем. И никто не понял, что я нашел в Ирэн. Конечно, она была милая, симпатичная, но на общий взгляд из толпы не выделялась. Ничем.
Наверно, это была любовь. Как НЛО: все о нем говорят, но мало кто видел. Настоящая, взаимная. Навсегда. Наверно, это было для нас слишком много. Зависть богов, видишь ли.
В горле запершило. Я отхлебнул кофе и не почувствовал вкуса. Анна смотрела прямо на меня, и в ее взгляде не было дешевой надуманной, слезливой жалости. Только… я не понял, что это было.
- Потом у нее обнаружили рак. Конечно, пытались что-то делать, были химиотерапии… но мне казалось, врачам по большому счету она безразлична. Теперь я, конечно, понимаю, что был неправ, но тогда… Видишь ли умирать больно. Гадко и некрасиво. А боль Иры тогда была и моей болью, и, сделав тот шаг, я сделал его и для себя тоже.
Анна слушала, не перебивая. Я понимал, что говорю не то и не так, и осознание собственной беспомощности приводило меня в бессильную ярость.
- Я убил ее, Анна. Приложил к лицу подушку и держал, пока она не перестала дышать.
Анна коротко ахнула.
… Когда тебе все еще больно, ты не сумеешь рассказать об этом. Не сможешь подобрать правильных и простых слов. Не выразишь до конца того, что гложет и мучит - да и будет ли смысл в этом выражении, когда рана еще свежа, и нет больше в мире никого, кроме тебя и твоего бессильного страдания, невозможности все изменить и даже рассказать об этом.
- Потом я уехал. Просто взял билет на ближайший поезд и оказался здесь. Стал работать в школе, затем решил найти что-нибудь похуже - сам себя наказывал. Потом радио, газета, чтоб ее черти взяли. И под конец епархиальный следственный отдел, самое дно. Джибрил, кстати, назвал такую жизнь самоубийством в рассрочку; я с ним вполне согласен.
Анна молчала. Мелькнула мысль о том, каким она видит меня сейчас, и погасла. Это неважно. Совсем неважно.
Часы показывали половину восьмого. Солнце неумолимо сползало в закат, вечерний город - белый, розовый, золотой - плыл за окном, и я вдруг почувствовал, что горе мое уходит, утекает, словно вода из сложенных ладоней - навсегда, невозвратимо, и боль, перетянувшая горло, становится памятью. Действительно светлой памятью о бесконечно любимом и потерянном человеке.
- Господи, - только и смог прошептать я, ощущая, что воистину рождаюсь заново. И только теперь я понял, что анна говорит, расслышал ее слова:
- Его звали Дэн. Единственный и уникальный в своем роде, нефалим, получеловек-полудух. Когда Джибрил проводил собственную игру, я выжила только благодаря Дэну. И мне понадобилось потерять его навсегда, чтобы понять: я люблю. Исцелитель полагает, что с Дэном все в порядке, но я точно знаю, что он давно умер. В коридоре долго не живут, а самостоятельно из них выходить Дэн не умеет, - мне показалось, что Анна не рассказывает мне, а говорит сама с собой. - Мы потеряли их навсегда, Кирилл. Нам ничего не остается, как смириться. Потому что никто не знает, как еще быть.
- Тогда я верю: в небесах
Нас ждут. Нас помнят. Нас узнают, - произнес я, слегка удивившись тому, что запомнил последние строки сонета, и взял Анну за руку, сжал тонкие холодные пальцы. - Все будет хорошо, не так ли?
Анна кивнула. Шмыгнула носом. А часы отзвенели восемь, и я подумал, что надо бы поторопиться. И еще - что я не смогу сделать то, что собираюсь.
Мысль пришлось отогнать.
Анна встала. Холодные пальцы выскользнули из моей ладони.
- Пойдем? - промолвила она. Я нервно сглотнул и тоже поднялся.
Все? Все… Кто-то незримый шепнул на ухо: пора.
- Пойдем.
Мне не хотелось причинять ей боль. Не разбей она тогда ту проклятую чашку, все давным-давно закончилось бы, и меня бы теперь не донимал этот гадкий холод в животе и омерзительный вкус меди во рту.
Пора-пора-пора…
Я приблизился к Анне вплотную. Теперь до меня доносился запах ее духов, легкий, цветочный, едва уловимый и очень дорогой. Минимум косметики. Ухоженные волосы.
Ты о чем думаешь, черт бы тебя побрал?!
Ни о чем. Просто хочу ее запомнить.
Нож в специальном чехле был закреплен у меня на ремне за спиной. Очень хороший нож, хоть и самоделка, еще с детдомовских времен - тонкое лезвие, костяная наборная рукоять, которая так удобно ложится в ладонь. Уникальная вещь.
Пора же! Пора!
- Прости, - произнес я, заводя руку за спину. - Прости.
И тогда она поняла.
В ее широко распахнутых потемневших глазах я увидел собственное отражение: за что? Почему именно ты? А рукоятка ножа уже скользнула в мою руку, и я осознал, что уже не могу остановиться: мной движет чужая, властная воля.
- Прости, - повторил я, а потом увидел происходящее словно бы со стороны: удар; нож входит в тело, будто в арбуз - сперва с трудом, потом легче, как в мякоть; Анна содрогается и оседает на пол; на воздушном летнем платье растекается безобразное кровавое пятно.
Все? Все.
Не помню, сколько я просидел на полу рядом с остывающим телом. Ощущение было таким, словно кто-то грубо и неумело вырезал мне душу, а после, не найдя в ней ничего интересного, запихал обратно. По всей видимости, это сделал я сам. Старым ножом, который сработал для меня старший, бывалый товарищ по детскому дому. Мертвая Анна лежала рядом, и теперь я окончательно понял, насколько мерзкой и грязной может быть человеческая смерть. Никому не нужное тело, кусок мяса - полно, да Анна ли это? Анна Алтуфьева, студентка филфака, прекрасная певица, добрый, хороший человек - какое отношение она имеет к этой сломанной кукле на полу? И где теперь Анна? была ли она вообще? Что от нее осталось - неужели только это, неуклюже распластавшийся по линолеуму рыжеволосый манекен?
Меня мутило. Кухня качалась в невидимых волнах, вверх - вниз, вверх - вниз. Откуда-то доносился звон часов, уже десять.
Я провел ладонями по лицу. Надо было взять себя в руки и поживее. Надо было встать, подойти к зеркалу и позвать. Надо было…
Первая попытка подъема мне не удалась, и я снова привалился к стене, выравнивая дыхание. Как он там говорил? - достаточно будет и просто полированного стола? Но до стола еще нужно добраться.
А вон та вещичка, пожалуй, подойдет. Я протянул руку и негнущимися пальцами подтянул к себе за ремешок сумочку Анны, которая невесть как очутилась на полу. Открыл ее: внутри обнаружился дешевый блокнотик в паре с дешевой же ручкой, выключенный сотовый в пластиковом чехле, носовой платок, связка ключей и косметичка, из которой я выудил простенькое прямоугольное зеркальце, из тех, какими пользовались модницы еще при Советской власти. Отражение мне не понравилось, и, отведя взгляд, я произнес:
- Korat, numa i tu.
То, что заклинание таки вспомнилось и выговорилось, показалось мне чудом. Тотчас же чья-то рука ухватила меня за шкирку, подняла и усадила на табурет. Я увидел молодого человека в круглых черных очках, который склонился над мертвецом, дотронулся до шеи и кивнул.
- Ну вот и все, - сказал он. - Спасибо вам.
- Она мертва? - прохрипел я. Слепой повернул голову в мою сторону и ответил:
- Абсолютно. Совсем не мучилась, если вас это интересует.
Я закрыл глаза.
- И что теперь?
Корат вздохнул. Обошел стол, сел на стул у окна; я услышал, как звякнула чашка с давно остывшим кофе.
- Примерно через сутки дух покинет тело, - сказал Корат. - Могу предположить, что тогда в Совете произойдут значительные перестановки. Провозвестнику припомнят покушение на Совершенного, думаю, что Стратег потеряет свое место Главы Совета, слишком много было проколов. А Пряхи - ну Совершенный совладает и с ними.
Для этого мне понадобилось убить человека.
- Конец света не для нас, - проронил я. - Мы не увидим его.
Лицо Кората было непроницаемо дружелюбным и внимательным.
- Благодаря вам, - он растянул губы в улыбке. - И не считайте себя киллером, друг мой, на самом деле вы - Спаситель.
Именно так, с большой буквы.
- И Миссия состоится?
- Разумеется! - теперь улыбка слепого ангела была искренней. - Дальше все пойдет по плану, не извольте беспокоиться.
Я зажмурился, потряс головой. Рассыпанные волосы Анны в закатных лучах отливали золотом.
Все еще будет, Анна. Все еще будет, жизнь ведь всегда продолжается, не так ли?
Корат отставил в сторону пустую чашку и хотел было что-то сказать, но тут воздух в дверном проеме сгустился, обретая плотность и объем, а затем послышался легкий треск, пахнуло озоном и из распахнувшегося отверстия выступил Джибрил с улыбкой именинника на поцарапанной физиономии.
- Ну, брат…, - вымолвил он. - Ну, удружил…
И архангел, которого я топил в вонючем фонтане, заключил меня в объятия. Его одежда источала аромат мяты, я снова закрыл глаза.
- Ах, молодец! Всех выручил! Ты ж моя умница, не подвел.
- Ты погоди радоваться, - подал голос Корат. - Лучше вазелин готовь, вам еще завтра клизму поставят. Скипидарную. Ведер по триста каждому.
Джибрил презрительно хмыкнул.
- Совершенный нам спасибо скажет. Стратег уже дырки под ордена крутит, прости за выражение.
Корат усмехнулся.
- Если он отделается отставкой без мундира, то ему повезет. Пряхи распустились, прости за каламбур; пять вариаций за два года; про историю с Совершенным я вообще молчу. Еще и Светоносный в Совете пристроился. Восхитительно.
- Отмажемся, не впервой, - сказал Джибрил с интонациями отца Серапиона, наконец-то выпустил меня из объятий и нагнулся к телу. На Анну он смотрел, как охотник на редкую, интересную добычу, которая множество раз уходила от него, но, в конце концов, попалась в западню. Носком ботинка Джибрил поддел ее под скулу, голова перекатилась вправо, и я увидел, что глаза Анны открыты.
Что в них отражается? Неужели мое лицо, лицо убийцы?
- Мы убиваем тех, кого любим, - откликнулся Джибрил. - Как там у Уайлда, Корат? "Любимых убивают все", не так ли? "Добрейший в руку нож берет, чтоб смерть пришла быстрей".
От его цинизма мне стало дурно.
- Сволочь, - всхлипнул я. - Сволочь проклятая.
Джибрил приблизился ко мне. Запах мяты стал сильнее.
- Корат, - задумчиво позвал архангел, - а он совсем плох. Кирилл, эй, - твердая ледяная рука шлепнула меня по щеке, потом еще и еще. - Держись, друг, держись. Ты нам нужен, слышишь? Ты ей нужен.
- Ненави… - прошептал я и сполз в темноту.
Память возвращалась урывками. Сперва я услышал голоса, но слов не разобрал: говорили явно не по-русски. Затем мелькнул свет, я увидел свою сумку на полу, брошенную на нее газету. Снова тьма и голоса, непонятная речь. Свет; клевок шприца в руку; тьма. Наконец я пришел в себя, сразу вспомнил о том, что Анна мертва, а меня ждет билет на поезд и следовало бы поторопиться.
- Кажется, он вернулся.
Женский голос, низкий и приятный, казался знакомым. Я попробовал открыть глаза и взглянуть на его обладательницу, но веки словно налилась железом.
- Исцелитель, - позвала женщина, - нужна ваша помощь.
В лицо подули, и я услышал щелчок пальцами. Крибле - крабле - с корабля - бли, поднимите мне веки, не вижу.
Обнаружилось, что лежу я в собственной спальне, в которую набилась уйма народу. Джибрил, Корат, Варахиил, белобрысый улыбчивый паренек рядом со мной, красавица-блондинка, два сверхблагородных туза с осанкой больших начальников, еще шестеро пижонов пониже рангом и…
Анна.
Она сидела на стуле, закинув ногу за ногу и с сигаретой в руках. Красивая и живая. Каждая черточка ее облика рождала ощущение невиданной доселе, невероятной мощи; казалось, в ней волнами ходит электричество. Неизвестно, почему, но мне вдруг захотелось отодвинуться подальше; жаль, что тело не послушалось.
- Господа, - промолвила она, - позвольте представить: Кирилл Александрович Каширин. Мой личный друг. Человек, обеспечивший выполнение Миссии.
Гости обернулись от нее ко мне и почтительно согнулись в поклоне. Видно было, что Корат прав: свои скипидарные клизмы небесные чинуши таки получили - выглядят пришибленно и долго еще не задумывают затевать собственные игры за спиной начальства.
- Привет, - выдавил я. - Надеюсь, ты меня простишь?
Анна усмехнулась, и я похолодел.
- Простить? За что? - она затянулась, выпустила струйку дыма в потолок. - Ты должен был сделать это раньше, только и всего.
И тогда я понял со всей возможной безысходностью: Анны, которую я знал, больше нет. В таком знакомом теле теперь не та, которую можно любить, не хрупкая, нежная и ранимая девушка, а божество, мудрое, страшное в своей мудрости, суровое и наказующее.
И мне стало жутко. По-настоящему.
Эпилог
Миссию продолжает клон. Можно не сомневаться, что она будет выполнена.
Я уверяю себя, что сейчас по Земле ходит прежняя Анна. Поверить не получается. Видимо, слишком многое ушло в никуда вместе с бракованным телом, а Совершенный Дух, очищенный от примесей, утратил человеческую составляющую и не скоро ее обретет. Ведь память о событиях и переживаниях все-таки меньше, чем события и переживания, не правда ли?
Поэтому я стараюсь встречаться с новой Анной реже. Ее постоянные спутники, Узиль и Дэн, этому только рады. Кстати, покинув тело, Совершенный первым делом кинулся искать своего нефалима. Нашел. Теперь у них все отлично.
Стратег, изрядно "помятый" Анной (ему припомнили все до единого просчеты по всем мирам, очень пригодился архив Кората), по-прежнему возглавляет Совет, который предпочитает сидеть, как мышь под веником и особо не выступать, тем более, что при новой Анне вся их власть - чистой воды декорация. Светоносный, к примеру, попробовал покачать какие-то права и мигом отправился в родное пекло, к вящей радости Стратега. Варахиил, ожидавший повышения по службе, наоборот, был послан в Голландию, курировать разведение тюльпанов. Джибрил был прав, говоря ему, что Анна не дура и не любит продвижений за свой счет.
Ну да что я все о небесах да о небесах.
Отец Серапион переведен в Ярославль, где возглавил такой же следственный отдел. Теперь моим шефом является отец Макарий, его заслуженно зовут Снулым Карпом, а все проблемы с ним решаются с помощью ста грамм. Работается отделу хорошо.
Милена вышла замуж. Тьфу-тьфу-тьфу, не за меня, зачем ей такие хлопоты? Глеб, счастливый муж, надеется к зиме стать не менее счастливым отцом и уже зовет меня в крестные. Я за них рад. Ребята достойны добра, и они его получили.
Я по-прежнему сыскарь без претензий. Не перерабатываю: отец Макарий отдел особо не загружает. Недавно удалось на три дня вырваться в Питер, побродить по знакомым улицам, вспоминая… На могиле Ирэн очень хороший памятник, с которого смотрит красивая, но чужая девушка; мать Ирины, встреченная случайно, меня не узнала. Сидя в поезде и глядя в окно, я думал, что возвращаюсь домой.
Добрый доктор Андрей "Воробей" Дюбре выписывает мне другие таблетки и в меньшей дозировке. Недавно он женился и настоятельно рекомендует мне сделать сходный шаг, разумеется, в терапевтических целях. Я, как правило, улыбаюсь и говорю, что подумаю. Ох уж эти женатики, так и норовят переманить нас, холостяков, в свой мир.
По вечерам, после ужина, я выхожу во двор с газетой, усаживаюсь на скамеечку, но никогда не читаю. Просто смотрю по сторонам, слушаю шум машин с улицы и голоса играющих детей, куртуазно здороваясь со старушечьим патрулем. Соседки считают меня безобидным сумасшедшим - ой, бабы, легко ли на такой-то работе; соседи или степенно возражают - "дуры вы, бабы, как есть дуры"; я просто молчу и размышляю.
Все, что случилось и случится с нами - что это? Невозможный выигрыш в игре непостижимых сил, сорванный джек-пот? Это закатное солнце, стрижи и дети, запах цветущей маслины - что это, неужели чудо? бывают ли чудеса? бывают ли для нас? какую цену я заплатил за то, чтобы взглянуть на это чудо? Мала она или велика?
Кто знает?
Небеса молчат. Да я и не жду ответа.