V
Вторую свою встречу с Куликовым в трамвайном депо Парс также решил из фильма исключить. В ту ночь Куликов казался несколько озабоченным. Парс был проницателен и эту озабоченность отметил, но интересоваться причиною не счел нужным: все тайное рано или поздно становится явным. Куликов принес новые кассеты и навоевался там, на ленте, всласть, а потом с восторгом наблюдал, как упражняется Парс. За оставшийся час концовки двух лент были изменены до неузнаваемости: Парс вложил в них все свое мастерство. В общем, он занимался этим не без интереса: давало себя знать старое увлечение менбиа.
Парс опять лег в кресло. Он старался заглушить в себе волнение размышлениями о композиции снятого фильма, но тревога не проходила. Неужели он боится, что его деятельность раскрыта и его, нарушившего запрет, накажут по всей строгости? Нет, не то… Время строгостей давно в прошлом… Он постоянно возвращался мыслями к самому Куликову - и вдруг понял, Что тот - причина беспокойства. "Но причем здесь Куликов? Я всегда решал поставленные перед собой задачи, - думал Парс. - Я захотел снять настоящий фильм, и я снял фильм. Так в чем же дело?"
Он внезапно поднялся и перешел в соседнее помещение. Возвратился он оттуда уже со сканнером. Фильм он портить не хотел и на всякий случай вынул блок воздействия. Теперь он мог проникнуть в свой фильм, взглянуть на чужой мир глазами Куликова, но изменить что либо был не в состоянии.
Куликов на экране не спеша поднимался по лестнице. Парс удобно улегся, поглаживая большим пальцем гладкую поверхность сканнера, зажатого в ладони. Через минуту он уже походил на спящего, сознание его было там, в прошлом, в другом мире, где усталый Куликов, ругая сломанный лифт, одолевал одиннадцатый этаж нового дома в далеких новостройках.
Николай, широко распахнув дверь, улыбнулся ему как старому знакомому.
- Я, признаться удивлен, - сказал он, пожимая Куликову руку. - Так быстро? Я думал, вы к вечеру появитесь.
- А долго ли надо, чтоб эту глупость проглядеть, - небрежно сказал Куликов.
Из комнаты неожиданно показался Тигран.
- А-а, Тиграша! - сказал Куликов и похлопал Тиграна по плечу. - И ты тут? А как же наши пельмени?
Они прошли в кабинет Николая. Куликов положил на стол кассеты и развалился в кресле, задрав носок ботинка выше головы.
- Не посмотреть ли нам кино? - ухмыляясь предложил он.
Николай старался сохранять невозмутимость, но видно было, что удается ему это с трудом.
- Какое желаете? - спросил он с натянутой иронией.
- Без разницы. Да вот это, хотя бы, - Куликов протянул одну из принесенных кассет.
Николай мельком посмотрел название и передал кассету Тиграну.
- Поставь!
- Покрути-ка там подальше, - лениво заявил Куликов. - Посмотрим конец.
- Да что там конец смотреть! - сказал Тигран. - Сто раз уже смотрел. Ну убьют его в конце, и все!
Николай пристально поглядел на Куликова.
- Прокрути! - резко приказал он Тиграну.
Тосиро Мифунэ положил ладонь на рукоять меча. Пора. Неслышной стремительной походкой он двинулся вперед. Вот, легкий и неуловимый, минует он охрану здания и проскальзывает по лесенке в узкий коридор, где часовой-боевик не успевает поднять автомат и обезглавленное его туловище уже валится на пол.
Вновь стремительный, летящий шаг… Его пытаются остановить в переходах, за поворотами, опять на лестнице, но каждый раз - короткий взмах меча, и преграда устранена. Но вот комната самого Босса. Пальцы пяти охранников на спусковых крючках. Меч Мифунэ превращается в разящую молнию, тело его взлетает в немыслимом прыжке, и пятеро как подрубленные тяжело оседают на пол, роняя автоматы. И тут выступают еще двое - два самых быстрых меча Империи. А за спиной Мифунэ из отверстия в стене выдвигается дуло пулемета. Первый из врагов делает едва уловимое движение, но его меч рассекает пустоту, и он валится лицом вниз, как будто случайно наколовшись на меч Мифунэ. Второй выжидает, но Мифунэ уже обходит его, кружит, прикрываясь от нацеленного пулемета. Еще несколько движений, невероятный полет - и голова врага раскалывается, словно спелый арбуз. Огненная лавина обрушивается на Мифунэ, пули визжат, разбивая стены, но тело Мифунэ движется в невиданном ритме какого-то нечеловеческого танца, и белое его кимоно по-прежнему непорочной белизны. Вот он опять летит, боком и сверху наваливаясь на стену, меч пробивает ее, сдавленный стон - и пулемет смолкает…
Куликов невозмутимо поигрывал кончиком ботинка, Тигран застыл с открытом ртом, вцепившись в спинку кресла, а Николай, вытащив из кармана платок, тщательно протирал им очки. Лицо Николая было опущено вниз, и о его выражении Куликов мог лишь догадываться.
- Ты где такую фирму взял? - спросил наконец потрясенный Тигран.
- Места знать надо! - снисходительно усмехнулся Куликов и опять взглянул на Николая. Реакция Тиграна его не интересовала.
Николай уже справился с собой и принял прежний невозмутимый вид.
- Я не буду спрашивать тебя, - начал он медленно, - как тебе это удалось. Ты ведь все равно не скажешь.
Куликов величественно качнул головой и подумал про себя, усмехаясь: "Ну артист, точно артист!"
- Мне это нравится, - сказал Николай. И, указав на две оставшиеся кассеты, спросил: - Эти тоже такие?
Куликов снова кивнул.
Николай выдвинул ящик, достал оттуда бумажник и выложил медленно одну за другой три сотенные купюры.
- Это аванс.
Он растворил секретер и выбрал десяток кассет. Двумя столбиками они легли поверх купюр.
- Если ты сможешь такое сотворить с этими…
- То получу втрое больше… - перебил его Куликов. Николай что-то прикинул про себя и кивнул.
- Договорились.
Куликов взял купюры и с видом прожженного дельца посмотрел сквозь них на свет. "Тьфу ты, черт!" - подумал он вдруг. - Что за пошлая комедия?" Он резко поднялся и сгреб кассеты со стола.
- Да… - с наигранной задумчивостью сказал Николай, когда они были уже в коридоре. - Наука - вещь великая! Человеческий разум, как видно, неисчерпаем!
Куликов усмехнулся, но ничего не ответил. Ему стало совсем противно.
- Послушай-ка, - словно только догадавшись, сказал Николай. - А ведь я тебе помочь могу. У меня аппаратура фирменная, и тачка есть, если перевезти что надо…
"Хитришь, гад!" - подумал Куликов.
- Сам обойдусь, - грубо буркнул он.
"Да ничего страшного! - уговаривал он себя, спускаясь по бесконечной лестнице. - Ничего такого не произошло. Просто я воспользовался обстоятельствами. А почему бы не взять, да и не воспользоваться? Я же не собираюсь этим всю жизнь заниматься, плевать я хотел на этих деятелей. Он-то, бизнесмен, небось теперь за деньги показывать станет, а оригинальные кассеты - роскошь невероятная, он в три раза больше заработает. Пусть вот и делится. А что мне оставалось делать? Все равно кассеты возвращать. Выкручиваться как-то надо…"
Несколько ободренный этой мыслью, он принялся высчитывать возможные доходы. Он готов был даже сократить время своих собственных упражнений менбиа. "Положим, останется полтора часа, - думал он. - Если хирургическое вмешательство начинать в конце фильма, то ленты три за дежурство можно делать. А там - плохонький какой-нибудь видео, и к черту всех! Зато видео, свой, собственный! И фильмы настоящие… И все сразу изменится…"
Но на душе было скверно.
VI
В прихожей зазвонил телефон. Куликов бросил тузить спинку своего старого дивана, снятую и подвешенную на стене, и выскочил из комнаты. Когда-то, еще на первых курсах института, он занимался боксом, и небезуспешно. Были достижения, награды; он выступал за сборную института и в районных, и в городских соревнованиях. Однако потом он немного расслабился, пропустил тренировку, другую, в конце концов потерял форму и с досады занятия прекратил. Но теперь ему отчего-то подумалось, что стоит, пожалуй, привести себя в порядок - это поможет ему упражняться менбиа.
- Алло?
- Куликов? - просипел в трубке незнакомый и словно простуженный голос.
- Я у телефона, - несколько растерялся Куликов.
- Куликов! В понедельник вечером, в восемь ноль-ноль, тебя будут ждать в садике у рынка. Все понял?
- Кто, кто говорит?
- И не забудь кассеты. Коля - это не фирма! Афиноген даст больше. Понял?
- Какой Афиноген, какой Коля, какие кассеты! Что вы мне голову морочите?
- Приноси, приноси. Заплатим полтора куска за десяток.
- Не знаю я никакого Афиногена! - Куликов раздраженно бросил трубку на рычаг.
"Что за чертовщина? Что за Афиноген! - с беспокойством спрашивал он себя. - Откуда они знают про Николая, про кассеты? - Он вернулся в комнату и с размаху влепил удар в спинку дивана. - Этого мне еще только не хватало!"
Телефон зазвонил опять.
- Не ломайся, парень, не надо! Афиноген шутить не любит, понял? Так что в понедельник в восемь ноль-ноль…
Трубка противно загудела.
Куликов подумал, прикинул и решил не ходить. Была у него мысль: "А почему бы и нет? Если они согласны дать больше, то почему бы не воспользоваться?" Но он быстро с этой мыслью расправился. Не хапуга же он какой-нибудь, в самом деле! Он уже договорился с Николаем, тот производил впечатление человека интеллигентного, - это уже не так мало. А эти? Кто их знает? Какая-нибудь темная компания! И полезут еще в его дела, до Парса докопаются… Нет! К тому же как он потом с Николаем объясняться станет? Это же нечестно! Он сидел на диване и представлял разговор с Николаем, как он, Куликов, станет придумывать всякие увертки, лгать, отводя глаза. Противно! Поймав себя на чувстве неловкости, Куликов даже вскочил с дивана, весело попотчевал спинку "прямыми левыми" и с удовольствием посмотрел в зеркало. Он разом вырос в собственных глазах. "Нет, конечно, я не хапуга! - думал он с неожиданной радостью. - Хапуги щепетильными не бывают. А мне стыдно стало".
В среду после работы в парке было собрание. Куликов скучал на последнем ряду в небольшом актовом зале, думая только об одном: о завтрашней встрече. Зуд ожидания начинался у него уже за двое суток, все мысли упирались в Парса и в сканнер. Он тупо слушал начальников цехов, потом урывками - главного инженера: "Деталей нет, какой-то цех не укладывается в сроки…"; на выступлении профорга он заскучал совершенно и перестал слушать. Потом было совещание, его попросили остаться, даже несколько слов сказать попросили, и он даже говорил - что-то совсем уж бессмысленное. "Смешно! - подумал он. - Там где-то другие цивилизации, вещи фантастические придумывают, а эти все о трамваях и о трамваях".
Домой Куликов возвращался поздно. Давно уже стемнело, пошел мокрый снег, первый в этом году; фонари сумрачно блистали; неуклюжие приземистые деревья вдоль улицы с толстыми стволами и пучком редких веток на макушке кривились безобразно в мутном тумане. Под ногами хлюпало. Возле дома неделю назад вывалили кучу стройматериалов, да так, видно, и позабыли. Куликов свернул в темную подворотню, неуверенно нащупывая выбоины в асфальте. "Где-то здесь должна быть лужа" - вспомнил он. Неожиданно перед ним выросли две фигуры.
- Куликов? - спросил простуженный голос.
- Ну, я… - ответил Куликов, отступая к стене. - Что вам нужно?
- Поговорить с тобой только. Два словечка…
- Некогда мне, я тороплюсь, - пробормотал Куликов. "Худо дело", - подумал он и сжал кулаки.
- Послушай, дружок, тебя же предупреждали: Афиноген шутить не любит. Сегодня какой день?
- Да не знаю я никакого Афинргена! - Куликов прижал плечо к стене, быстро подставив бок. Резкий удар пришелся в бедро. Метили, видно, в живот. "Что ж, реакция не подвела. Может, пробьюсь", - с надеждой подумал он и резанул правой, целя в ближнего.
- Ого! - сказал тот хрипло с каким-то даже добродушием. - Мальчик порыпаться решил.
Они не торопились. Разошлись немного, совсем приперев Куликова к стене и отрезая ему пути к бегству. Попривыкшими к темноте глазами Куликов разглядел в руке у дальнего что-то похожее на дубинку. "Ну, громилы, приготовились ведь!" - подумал он с возмущением. Первый удар он отразил, но рука онемела враз, и одного из громил он на мгновение потерял из виду. Это и решило дело. Он и не понял, как оказался на земле, успел только скорчиться и принять новый удар плечом. Несмотря на занятия боксом, драться он не любил, и навыков обыкновенной уличной драки у него не было. Но бесконечные ленты-боевики кое-чему научили: он перекатился на живот, поджал под себя колени и рукой прикрыл голову. Другой уперся в асфальт и сделал попытку прыгнуть вперед, но не успел. Еще один сильный удар повалил его окончательно - в ту самую лужу, которую несколько минут назад он нащупывал в темноте. "Ну не убьют же, в конце концов", - успел он подумать и покорно, без движения скрючился в луже. Но они больше не били. Очевидно, это не входило в их планы.
- Афиноген шутить не любит! - снова услышал он сиплый голос. - Готовь кассеты, дурак!
Они ушли. Куликов с трудом поднялся во весь экран и стал счищать грязь с куртки. "Вот сволочи!" - думал Парс, лежа, словно спеленутый, в кресле со сканнером в руке. Бодрящие потоки воздуха скользили по его лицу, но все впустую. Одно лишь радовало Парса: то, что загодя вынул блок воздействия. Он не выдержал бы, помог Куликову, и пленка была бы испорчена. И пользы никакой - ведь это было уже, было - в прошлом.
VII
Время близилось к часу ночи. Возвращавшиеся на ночлег трамваи подходили один за другим. На улице подморозило, и холодный воздух от ворот добирался до уголка, где сидел Куликов, проникал в короткие рукава казенного ватника, за ворот, который Куликов пытался застегнуть и который то и дело расстегивался снова - мал ватник, и пуговицы через одну. Было зябко и неуютно. Но зато скоро, через час с небольшим, должен появиться Парс.
Петренко подошел незаметно и встал за спиной Куликова. Потом несмело прокашлялся.
- Я посижу тут, что ли? - робко попросил он.
- Посиди, - равнодушно ответил Куликов.
Кряхтя Петренко присел на низенький табурет. Сегодня он казался почти что трезвым. Щуплый, в таком же, как и у Куликова, старом ватнике, который висел на нем мешком, в старой, замасленной кепке, он, сам того, очевидно, не желая, возбуждал сострадание. Оба долго молчали, прислушиваясь к визгу трамваев и крикам рабочих, заканчивавших смену.
"Сколько ему лет? - неожиданно подумал Куликов. - Тридцать, сорок, а может, и все пятьдесят?" Он впервые рассмотрел вблизи лицо Петренко. Было оно землистого цвета, одна бровь чуть выше другой, один глаз обыкновенный, второй - узкий и как бы придавленный сверху.
- Слышь, Петя? - смущенно сказал Петренко.
Куликов всем своим видом изобразил глубокую задумчивость. Ему совсем не хотелось разговаривать. Да и о чем ему было разговаривать с этим хануриком? Если презирать Тиграшку и ему подобных у него еще хватало энергии, то на работяг вроде Петренко он просто не обращал внимания. К тому же он и думал сейчас о другом.
Петренко вздохнул и опять замолчал. Суета вокруг них еще больше усилилась: подходили последние трамваи. - Петь, а Петь? - проговорил Петренко.
- Ну что? - стараясь скрыть раздражение, отозвался Куликов.
Петренко выудил из кармана какие-то листки.
- Петь, будь другом, а? - Он принялся неуверенно мять листки в руках. - Понимаешь, я тут к Вальке сегодня заходил, к сыну своему. Ты не думай, он у меня - не просто… Он у меня в кружке, в математическом!
- Поздравляю! - усмехнулся Куликов. Петренко послушно усмехнулся в ответ.
- Я, понимаешь, нахвастался ему сдуру, что сам тоже когда-то… В общем, понимаешь, черт дернул! - Он несчастно развел руками.
- Действительно, черт дернул! - съехидничал Куликов. Петренко опять смущенно заулыбался.
- Петь, так может, посмотришь, а? Я ведь ему наобещал, как же я теперь…?
- Времени нет, - холодно сказал Куликов. - Занят я.
- Так ты не сегодня, завтра там или когда еще… Вид у Петренко был униженно-просящий. Куликову неожиданно стало неловко. Он отвел глаза в сторону. "Надо помочь человеку", - неуверенно подумал он. И хотя опасался, что над задачками ему придется еще попотеть, все же протянул руку и взял у Петренко листки.
- Ладно, давай ваши задачки. Только вот не знаю, когда удастся… У меня, видишь ли, голова нынче плохо работает. - И доверительно добавил, стараясь загладить свою прежнюю грубость: - Угостили меня вчера… по голове…
Куликову нестерпимо захотелось рассказать про вчерашнее, чтобы кто-нибудь, пусть хоть Петренко его выслушал и пожалел.
- Угостили? - переспросил Петренко.
- Ну да… Двое… Дубинками работали. - Он замолчал, невольно ожидая долгих расспросов и жалостливых соболезнований.
- Вот гады! - проникновенно сказал Петренко. Помолчал, потом добавил: - А у меня тоже как-то было такое. Железякой так съездили, что я потом два месяца в больнице провалялся. Операцию даже делали. Доктор-то старенький такой, говорил: "Смотри, Петренко, голову береги. Что случится, так враз на тот свет и отправишься". Вот так, парень! - Он гордо погладил пальцем бровь - ту, что опускалась над узким глазом. - Значит, берешь задачки? - спросил он снова.
Куликов бросил листки на стол. Он уже жалел о своей откровенности.
- Ты не думай, - совсем разошелся Петренко. - Я знаешь как здорово в школе учился. Один раз на эту, олимпиаду, ездил аж в другой город. Я и сам решить могу, если только мозгами хорошенько пошевелить…
"Правильно, - желчно подумал Куликов. - Так мне и надо! Нечего слюни перед всякими распускать… У него и без меня забот хватает".
- Ладно, - перебил он Петренко, - спать пора! Петренко послушно встал.
- Ну, я двинусь тогда, - сказал он, как-то сразу поникнув. Он опять стал похож на прежнего малоразговорчивого Петренко. Опустив плечи, он отправился в свою яму под трамваем.