Примерно через час Павлыш понял, что больше не в состоянии сидеть в лаборатории, и пошел к себе отдохнуть. Людмила, вроде, и не заметила его ухода.
Павлыш лег на койку, заложив руки за голову. Он не стал раздеваться. Голова раскалывалась так, что все становилось безразлично - лишь бы боль прошла. Он понимал, что надо встать и думать, что - то делать… И лежал. За иллюминатором была чернота. Без звезд.
Если они не улетят, то следующий виток отступления будет еще короче. Потом еще короче… Наверное, все же надо попытаться взлететь. У них в случае удачи будет три дня. Три дня полета, может, связь с проходящим кораблем… Мало ли бывает случайностей… Взлететь, взлететь, убежать отсюда…
Послышался стук в перегородку. За перегородкой была каюта Варнавского. Стук повторился. Он был тихим, осторожным. Павлыш заставил себя подняться. Хорошо бы оставить голову здесь, на койке.
Павлыш вышел в коридор. Никого.
Он заглянул в каюту.
Варнавский лежал. Лицо его было синим.
- Павлыш, - сказал он, - у нас всего несколько минут. Слушайте.
Варнавский старался говорить быстро, но губы плохо слушались его.
- Я почти кончил, - продолжал Варнавский. - Времени не хватило. Сами понимаете. Да закройте дверь, они могут услышать! Если они снова сделают прыжок обратно, пленки погибнут. Я наговорил на пленки, понимаете, и пленки погибнут, потому что я уже не могу писать.
Варнавский повторял фразы, словно хотел вдолбить их в голову Павлышу:
- При обратном переходе пленки стираются. А мне в следующий раз уже не вспомнить. Пружинный эффект снижает деятельность мозга. Снова мне не сделать. Возьмите пленки.
- Вы думаете, что я взлечу?
- Нет. Вы не взлетите. Это невозможно. Вы должны взять пленки. Никому ни слова. Они пленники чувства долга. Если можно что - то сделать, надо делать. Это парадокс. Он никуда не ведет. Если они еще раз сделают прыжок, то я уже не сделаю теории. Понимаете? Тогда я зря жил. Мне легче умереть, если я жил не зря. Мне нужно умереть, чтобы жить не зря. Все очень просто, вы возьмете пленки, и пока никому ни слова. И потом сделаете еще одну вещь. Очень просто. Я знаю. Пульт управления компьютером, который высчитывает и производит прыжок, под станцией. Там люк, вы видели. Вам нужно спуститься туда сейчас. Это просто. Вам надо взять что - то тяжелое и спуститься. Возьмите этот камень. Сувенир, я его взял как сувенир. В день прилета. Я думал увезти его на Землю. Камень, который путешествовал во времени. Возьмите его. В правой части пульта под стеклом контакты подачи энергии на установку. Разбейте стекло. Разбейте стекло и контакты. Вы поняли? Они не смогут вернуться во времени. И тогда моя работа будет цела. Это самое главное. От человека остается только работа, вы понимаете? Вы должны это сделать…
Варнавский закрыл глаза. Павлыш увидел, как его рука, вся в синей сыпи, тянется к камню, лежащему на столе.
- Ну! - сказал Варнавский хрипло.
Павлыш подошел к столу. Кассеты лежали аккуратной стопкой.
- Три верхних, - сказал Варнавский, не открывая глаз.
Павлыш взял кассеты.
- Теперь идите. Камень! Камень!
Павлыш стоял.
- Я не могу, - сказал он.
- Идиот. Вы убийца…
В словах не было чувств. Была только усталость.
- Я понимаю, - сказал Павлыш. - Но, может быть, не сотрется?
- Сотрется. Обязательно сотрется. Вы же видите, что я не могу подняться. Я прошу вас! Не только ради меня. Ради Людмилы, Светланы, ради вас самого! Вы же не перенесете ускорения времени. Никто не перенесет. Жертвенность - это плен.
То, что просил сделать Варнавский, было самым простым, разумным, и, вернее всего, Варнавский был прав - выход один. Павлыш мысленно уже спустился к компьютеру и разбил стекло. И тогда еще через день, задыхаясь от боли, Варнавский умрет. Инвариантно. Как если бы это была станция геологов. Но оставался маленький шанс, оставалась надежда на чудо - еще три дня, послезавтра Варнавский проснется здоровым, у него и у них будет еще три дня. И что - то получится. Ничего не получится, понимал Павлыш, но послушаться Варнавского - означало убить его.
- Ну как вы не понимаете, - повторял Варнавский. - Я сам не могу дойти. Я опоздал. Я хотел кончить и опоздал.
Голова Павлыша раскалывалась. Он протянул руку к камню. Но рука не послушалась его.
Вошел Карл.
- Вы здесь? - он ничуть не удивился. - Людмила говорит, что есть надежда. Она говорит про какие - то квасцы. Она просит вас прийти. Как ты, Павел?
- Он тоже трус, - сказал Варнавский. - Он, как и ты.
Штромбергер взглянул на Павлыша.
- Я вас понимаю, - сказал он.
7
С квасцами ничего не получилось. Людмила просто очень хотела, чтобы получилось. Но прошел час, прежде чем Павлышу удалось разубедить Людмилу. Павлыш понимал, что уходить нельзя. Прошли еще минуты. Потом Светлана упала в обморок. Тихо съехала на пол.
- Ну вот! - Людмила сказала это так, словно Светлана притворялась.
Павлыш наклонился над Светланой, расстегнул ей ворот.
- Вам помочь? - спросила Людмила.
- Нет, сейчас я сам все сделаю. В этом, по крайней мере, я разбираюсь.
Он с трудом поднялся, подошел к медицинскому шкафу.
Людмила тоже поднялась.
- Я пойду к Павлу, - сказала она. - Карл забудет сделать ему укол.
Карл не дал ей уйти - он вошел в лабораторию.
- Я сделал укол. Он спит. Не ходи. Что со Светланой? Ей плохо?
- Ему не лучше? - спросила Людмила.
Павлыш дал Светлане понюхать старого доброго нашатыря. Когда она пришла в себя, заставил выпить фирменную смесь - ее Павлыш изобрел на четвертом курсе. Весь институт принимал перед экзаменами. Целый месяц Павлыш был самым популярным человеком на курсе.
- Как накопители? - спросила Людмила.
- Завтра, - сказал Карл. - Боюсь, что сегодня еще не хватит энергии.
- В прошлый раз хватило четырех дней.
Карл развел руками.
- Ночью я буду сидеть у него сама, - сказала Людмила. - Вы спите. Все спите. Завтра переход. Мне нужно, чтобы все были бодрые.
- Прости, - сказала Светлана.
И в этот момент мигнул свет. Раз, два.
- Что такое? - спросила Людмила. - Еще этого не хватало!
Павлышу показалось, что станция вздрогнула. Чуть - чуть.
- Что случилось? - закричала Людмила. Она первой побежала к двери. Остальные за ней. Павлышу пришлось подхватить Светлану - ноги ее плохо держали.
Со стороны они, наверное, выглядели смешно. Им казалось, что они бегут, а они плелись, держась за стены.
Дверь к Варнавскому была открыта.
Кровать пуста.
- Где он? - Людмила готова была вцепиться в Карла ногтями. Павлыш оставил Светлану, она сразу прислонилась к стене, и попытался встать между Карлом и Людмилой. - Почему ты ушел?
- Он не мог встать, - сказал Карл. - Я знаю, в таком состоянии он не мог встать. Он спал.
Людмила уже не видела их, она смотрела вдоль коридора. Потом бросилась в его конец. Павлыш не сразу понял, почему. Потом увидел, что Людмила рванула дверь в переходник - шлюзовую камеру. Она решила, понял Павлыш, что Варнавский вышел наружу. Чтобы погибнуть.
- Нет, - сказал Карл. - Этого быть не может. Ты же знаешь, если человек выходит в шлюзовую, раздается сигнал по всей станции. Ты же знаешь.
И все же Людмила начала набирать код на двери, потом потянула ее на себя. Дверь отошла с трудом.
Внутри загорелся свет. Зазвенел резкий сигнал. Внешний люк был заперт.
- Где же? Где же, где же? - как заклинание, повторяла Людмила.
Светлана, перебирая руками по стене, дошла до трапа вниз, к компьютеру. У трапа валялась пустая полоска от таблеток.
Людмила тоже увидела ее.
Она первой спустилась по трапу.
Варнавский лежал головой на пульте. В руке, среди осколков стекла виднелся камень. Варнавский не выпустил его.
Он был мертв. Павлыш почему - то подумал, что он был мертв уже когда разбивал стекло. Разумеется, в его состоянии невозможно было добраться до пульта. Он не мог спуститься по трапу, он просто упал вниз. Уже потом Павлыш узнал, что у Варнавского была сломана рука. Не та, конечно, что с камнем.
Людмила молчала, пока они поднимали Варнавского. Лицо его было спокойно.
Потом Павлыш пошел спать. Время на планете спешило, и надо было выдержать, пока оно успокоится, догнав вселенную.
Ложась, Павлыш вынул из кармана кассеты Варнавского. И спрятал их к себе в сумку, на самое дно. Он отдаст их Людмиле потом, когда она придет в себя.
Он заснул быстро, проваливаясь в бесконечную пропасть, словно под наркозом. Последней его сознательной мыслью было: "А все - таки Карл дал себя уговорить. Не до конца. Но дал. Он ушел и не пустил Людмилу…"
Несколько раз Павлыш просыпался. После коротких, бегущих кошмаров. Часы его тела никак не могли смириться с тем, что время вокруг движется неправильно.