Чувствуя себя ужасно, смертельно усталая, Мэри потащилась к лестнице. Сейчас она ляжет, положит на глаза примочки из трав и начнет считать игуан.
На верхней площадке она повернулась и сказала:
- Покончите с пиццей - и по домам.
В ответ она услышала глухое урчание.
Споткнувшись на пороге, она шагнула в комнату и повалилась как подкошенная на постель.
Еще один веселый вечер в жизни разведенной женщины.
Страхи, потрясения и Бродячие Мертвяки.
Она положила на глаза примочки из трав и обратила невидящий взгляд к потолку.
Оттуда в ответ будто кто-то на нее посмотрел.
Понятно: разгулялись нервы.
И если этот проклятый пес не замолчит, она оставит его где-нибудь на обочине дороги с запиской в пасти.
Она сделала глубокий вдох и начала считать своих игуан. А те проходили мимо, не отрывая почему-то ног от земли и дружелюбно на нее посматривая.
"Подземелья и драконы" перебрались в комнату для игр; играли все, кроме Эллиота, он почему-то скуксился и ушел к себе. Он заснул и видел теперь тревожащие, странные сны: линии, сходясь под углом, образовывали огромные схемы пространственной перспективы и очерчивали контуры дверей, все новых и новых, и эти двери вели… в космос. Он пробегал сквозь них, но дверям не было конца.
Надо сказать, что тревогу испытывал не он один: Харви перегрыз наконец веревку и сбежал со своего поста на заднем крыльце. Он проскользнул в комнату Эллиота и подошел к кровати, внимательно осмотрел спящего Эллиота, потом его полуботинки: может, съесть их? Нет, себе дороже. Но как-то неуютно сейчас: совсем неплохо было бы развлечься. Полаял на луну, но никакого удовольствия не получил. Что-то странное появилось у них во дворе, и шерсть у Харви от этого стояла торчком, а сам он временами негромко поскуливал. Что же там такое? Непонятно. Без особого усердия он начал, негромко причмокивая, себя вылизывать, потом внезапно услышал звук, который уже слышал до этого.
Эллиот услышал тоже и приподнялся в кровати.
Харви зарычал, ощетинился, его взгляд испуганно заметался. Очень захотелось укусить кого-нибудь, но кусать было некого, и он затрусил рядом с Эллиотом из спальни вниз по лестнице к черному ходу - на задний двор.
А не первой молодости существо из космоса, поспав на песчаном склоне, встало и направилось опять к дому.
Во всех окнах было темно. Он нашел калитку, на ней щеколду, нажал на нее пальцем ноги, как, очевидно, полагалось нажимать, и вошел в калитку так, как вошел бы землянин. Однако его напоминающая очертаниями грушу тень на залитой лунным светом лужайке напомнила ему, что он и земляне далеко не одно и то же. По какой-то причине животы землян не обрели в процессе развития той приятной направленной книзу округленности, которая отличала его живот, не стали животами основательными, связанными, так сказать, самым непосредственным образом с местностью. Мышцы землян, и в том числе мышцы живота, были натянуты на решетку из костей так туго, что, казалось, еще немного - и разорвутся.
То ли дело он: центр тяжести у него расположен низко, поэтому тело у него устойчивое, а сам он склонен к созерцательности.
Размышляя об этом, он заковылял через двор туда, где росли овощи: было абсолютно необходимо еще раз увидеться с ними и обсудить свои дальнейшие планы. Но его нога наступила на металлический конец мотыги, и ее черенок, мгновенно поднявшись, стукнул его по лбу.
Инопланетянин издал вопль и повалился навзничь, а потом нырнул в кукурузу, росшую рядом; в эту минуту распахнулась задняя дверь дома, и оттуда выскочил тот же молодой землянин, а с ним съежившийся от страха пес.
Светя фонариком, Эллиот кинулся через двор к сараю и направил свет внутрь.
Снова холодный луч остановился, вздрагивая, на садовых, инструментах; Харви прыгнул в него и вцепился зубами в мешок с торфом, и хотя настроение у пса после этого заметно улучшилось, пасть у него теперь была набита мхом. Ввергнутый в немоту, он заметался, бросаясь на тени.
В это время старый ботаник в кукурузе приник к земле, крепко сжимая в руке большой огурец, приготовившись драться.
Стебли кукурузы раздвинулись, показалось лицо мальчика; мальчик пронзительно закричал и бросился ничком на землю.
Космический гость, пятясь, вылез из кукурузы и, шлепая по земле большими ступнями, заспешил к калитке.
- Не уходи!
В голосе мальчика было тепло, такое, какое бывает в голосах молодых растений, и старый ботаник обернулся.
Их взгляды встретились.
Пес носился по кругу, лаял, из пасти у него вылетали куски мха.
"Какое странное питание!" - подумал престарелый ученый. Зубы Харви поблескивали в лунном свете, но мальчик схватил собаку за ошейник и крикнул опять:
- Не уходи!
Однако старый ботаник уже выходил за калитку, во мрак ночи.
Мэри проснулась, примочки из трав по-прежнему лежали на ее веках, и почему-то ей показалось, будто дом не стоит прямо, а опрокинулся набок. Она встала, надела халат и вышла в коридор.
Из комнаты для игр доносились детские голоса.
Ее малютки… Она вздохнула. Уже подходя, она услышала голоса Тайлера. Стива и Грега, которым было сказано идти домой. Конечно, как и следовало ожидать, ее словами пренебрегли. И, конечно, они остались ночевать в ее доме.
Терпение ее иссякло.
Она закуталась в халат и приготовилась перейти в наступление, но дверь была наполовину открыта и внутри в такт тихой музыке вспыхивал красный свет: работало их самодельное светомузыкальное устройство.
Действует успокаивающе, нельзя не признать.
И вообще… в этом есть что-то творческое, ведь так?
И тут, вихрем взлетев по ступенькам и промчавшись мимо нее, в комнату ворвался Эллиот:
- Ребята!.. Я видел на заднем дворе чудище!
- Чудище? Ха-ха!
- Это… домовой! Фута в три ростом, руки длинные-длинные! Он сидел в кукурузе.
- Закрой дверь, а то мама проснется.
Дверь закрылась. Мэри побрела в свою комнату. Дом вовсе не перевернулся, перевернулось в голове у Эллиота. Перевернулось вверх дном.
- Здесь, на этой самой поляне…
Инопланетянин прислушивался к голосам людей, до сих пор рыскавших у места приземления корабля.
- …буквально выскользнул у меня из рук!
Тот из них, кто, по-видимому, был главным, со связкой звенящих, нанизанных на кольцо металлических зубов, поворачивался во все стороны. Остальные с глупым видом кивали. Потом главный сел в свою самодвижущуюся повозку и уехал, остальные последовали его примеру. Был уже день, и теперь здесь не осталось ни одного землянина.
Инопланетянин печально смотрел на следы приземления.
Теперь даже для того, чтобы только поднять руку, ему приходилось напрягать все силы. Сказывалось отсутствие пищи. Чудодейственных питательных таблеток, содержащих в себе все необходимое для него и его товарищей, на Земле не было. Он попробовал было ягоды кизила, но их вкус его крайне разочаровал, к тому же в них были косточки. Уже десять миллионов лет он собирал дикие растения, но за это время ни разу не возникала необходимость выяснить, какие из них съедобны, а какие нет, и начинать выяснять это теперь было поздно.
Чего бы он только не дал сейчас за одну крошечную питательную таблетку с заложенным в нее запасом жизненной силы!
Он забился глубже в кусты и там съежился, ослабевший, подавленный. Конец явно был близок.
Эллиот мчался на велосипеде по направлению к холмам. Почему туда, он сам не знал. Будто его велосипед туда притягивает магнитом. Ощущение у Эллиота было такое, будто велосипед сам знает, куда ехать, а его просто на себе везет.
Эллиот был из тех мальчишек, кого сверстники называют дрянцом. Он плутовал в игре. А в голосе его вдруг появлялась, как джинн из бутылки, невыносимая, режущая уши пронзительность, и каждый раз, будь то дома или в классе, Эллиот этим противным, пронзительным голосом говорил то, чего говорить как раз не следовало.
Все обязанности, какие только можно было переложить на плечи других, он перекладывал, надеясь, что за него все сделают мать или старший брат, Майкл. Было и другое. Можно было составить длинный-предлинный список всякого другого, и в этот список среди прочего вошли бы и очки с толстыми стеклами. Короче говоря, Эллиот был невротик в самом расцвете заболевания - настоящее дрянцо. Уготованный ему судьбой жизненный путь вел в никуда, а если бы на карте человеческой души можно было указать какое-то место назначения, то Эллиота ожидали впереди заурядность, мелочность и подавленность. Но случилось так, что в этот день жизненный путь Эллиота, отклонившись от первоначального направления, повел его к холмам.
Велосипед привез его в лес. Эллиот спрыгнул на землю и перевел велосипед на другую сторону усыпанной сухими ветками просеки. Странно: велик ржавый, весь во вмятинах оттого, что он так часто бросал его где придется, оставлял под дождем, но сегодня катит легко, как никогда. И казалось, несмотря на ржавчину, что велосипед блестит как новенький.
Эллиот вел его через лес, по извивающейся тропинке. Дойдя до поляны, он сразу всем своим существом ощутил: здесь произошло что-то невероятное. Все здесь хранило память об огромном космическом корабле. Близоруко щурясь сквозь очки на траву, где эта память неизгладимо отпечаталась, Эллиот почти видел корабль, который еще недавно был здесь.
Сердце Эллиота громко стучало, и если бы у него в груди был свет, этот свет бы уже горел. Немыслимо огромная энергия, витавшая до сих пор над поляной, коснулась лба Эллиота, и лоб запылал.
Старый ученый в кустах неподалеку старался не обнаружить своего присутствия. Вот-вот он испустит дух, и зачем видеть это посторонним?
Что же касается землянина, то он теперь делал что-то непонятное. Он достал небольшой мешочек, вынул из мешочка что-то совсем маленькое. Положил это на землю, прошел несколько шагов, положил точно такое же, сделал опять несколько шагов и опять положил, и еще раз, и еще, и в конце концов землянина не стало видно, он исчез за поворотом.
Древний путешественник, собрав последние силы, пополз из кустов посмотреть, что молодой землянин положил на землю. Любопытство было наихудшей чертой его характера, но в его возрасте менять себя было поздно.
Он выполз на поляну и увидел, что оставил там молодой землянин круглую таблетку, удивительно похожую на космические питательные таблетки, служившие пищей на корабле. Он перевернул ее у себя на ладони. На ней было отпечатано нечто не поддающееся расшифровке: М&М.
Он взял таблетку в рот и подождал, пока она растворится.
Восхитительно!
Сказочный вкус!
Он заковылял вслед за Эллиотом, подбирая и съедая одну таблетку за другой, и силы возвращались к нему, а с ними и надежда…
Мэри подала ужин. Сегодня она приготовила одно из своих фирменных блюд, консервированные макароны с сыром, и туда бросила (завершающий штрих, чтобы придать блюду изысканность) горсть орехов кэшью.
- Эллиот, ешь.
Эллиот сидел, как всегда сгорбившись, над тарелкой, и вид у него был такой, будто он приготовился, надев маску с трубкой, в эту тарелку нырнуть.
Увы, ребенок у нее депрессивный.
Мэри вспомнились другие обеды, когда Эллиот был совсем маленький, а она и отец Эллиота швыряли друг в друга ножи для масла. Куры отскакивали от стен, с потолка сталактитами свисало пюре, и соус капал прямо на головку Эллиота. Конечно, это не прошло для него бесследно.
Она попыталась разрядить атмосферу непринужденной болтовней:
- Кстати, какие костюмы вы придумали себе на Хэллоуин?
Этот жуткий вечер уже не за горами; в ее доме побывает несколько сот детей, они будут фальшиво петь и нахально на нее пялиться.
- Эллиот будет домовым, - съязвил Майкл.
- А пошел ты!.. - огрызнулся Эллиот.
- Молодой человек, - Мэри постучала вилкой по стакану Эллиота, - ешьте ваши макароны.
- Никто мне не верит, - с горечью сказал Эллиот, и взгляд, которым он смотрел на аппетитное кушанье, стал еще сумрачней.
Мэри ласково погладила его руку.
- Не то что совсем не верим, милый, но…
- Он был настоящий, клянусь!
Эллиот смотрел на нее через толстые линзы полными мольбы глазами.
Мэри повернулась к Герти, младшей в семье; ей было всего пять, но она уже требовала себе все.
- Герти, детка, кем ты будешь на Хэллоуин?
- Бо Дерек, мамочка.
Изнемогающее под бременем забот сознание Мэри заполнил целиком, вытеснив все остальное, образ ее малютки дочери: она представила себе, как та голышом, мокрая, шествует по тротуару мимо их дома. Бо Дерек! Чтобы отвлечься от этих мыслей, она занялась едой, но Майкл решил снова клюнуть Эллиота.
- Может, - сказал Майкл свысока, как он часто разговаривал с младшим братом, - это была игуана?
- Игуан мне и так девать некуда, - сказала Мэри тихонько одному из орехов кэшью.
- Никакая это не игуана, - обиженно буркнул Эллиот.
- А ты знаешь, - сказал Майкл, - некоторые думают, что в канализационных трубах водятся аллигаторы.
"Вот именно, аллигаторы, - подумала Мэри. - Может, вместо игуан начать считать аллигаторов? Все-таки разнообразие".
Она повернулась к Эллиоту.
- Эллиот, Майкл хочет только сказать, что тебе, наверно, просто показалось. Такое бывает. Нам всем, и очень часто, мерещится всякая всячина…
Ей, например, очень часто мерещится, будто она входит в магазин самообслуживания и видит в отделе двухдолларовых вещей попавшее туда по ошибке платье от Диора. И потом в кафе-автомате ослепляет всех своим видом.
- То, что я видел, померещиться не могло, - стоял на своем Эллиот.
- А может, - предположил Майкл, - это был маньяк?
- Прошу тебя, Майкл, - сказала Мэри, - не засоряй голову Герти такими разговорами.
- Мамочка, а что такое маньяк?
- Человек в плаще, детка, всего-навсего.
Почему головы у детей забиты всякой чушью?
Почему приходится слушать за столом бесконечные споры? Где милая болтовня, которая должна бы стать приправой ко второму блюду - замороженным рыбным палочкам?
- А может, - бубнил Майкл, не обращая внимания на ее мимический приказ умолкнуть, как не обращал никогда внимания на все другие ее приказы, - а может, это был эльф?
Эллиот отбросил вилку.
- Какой эльф, дерьмо?!
- Эллиот, ты никогда больше не употребишь этого слова за столом. И вообзе в нашем доме.
Поставив локти на клеенку, Эллиот навалился на стол.
- Папа бы мне поверил.
- Так почему бы тебе не позвонить ему и не рассказать? Если у папы до сих пор не отключили телефон, а скорее всего отключили.
- Не могу позвонить, - ответил Эллиот. - Он в Мексике вместе с Салли.
Когда имя ее бывшей подруги было произнесено вслух, Мэри постаралась не обнаружить своих чувств, а только ниже склонилась над тарелкой с рыбными палочками. Какими жестокими бывают ее дети, особенно Эллиот!
- Если увидишь ЭТО снова, чем бы оно ни оказалось, не подходи близко. Крикни меня, и мы позовем кого-нибудь, чтобы от нас ЭТО убрали.
- Кого-нибудь вроде собаколова? - спросила Герти.
- Совершенно верно.
На заднем крыльце негромко зарычал Харви.
- Но ведь ему сделают лоботомию, - сказал Эллиот, - используют для опытов или еще чего-нибудь.
- Что же, - сказала Мэри, - будет знать, как лазить по чужим огородам.
Городок уже спал, когда ЭТО крадучись двинулось от опушки к домам. О том, что существует лоботомия, инопланетянин не знал, зато знал, что из него могут сделать чучело.
Перепончатые ступни обремененного годами существа неслышно несли его к дому мальчика. Инопланетянин спустился по песчаному склону, и тот, кто увидел бы его след, мог бы подумать, что два утконоса проволокли здесь большую дыню.
В доме Эллиота было темно, свет горел только в одном маленьком окошке.
Вращая огромными глазами - вверх, вниз, в одну сторону, в другую, - он заглянул через ограду. Собаки нигде не видно.
Так… упереться в задвижку пальцем ноги, как, видимо, принято на Земле… и все в порядке, верхом на калитке он въехал внутрь.
Да, чудодейственные М&М вернули ему силы и волю к жизни. Через тысячу лет корабль вернется; если таблеток М&М хватит на это время, он, быть может, как-то дотянет.
Глупый старик!
Никогда ему не вернуться туда.
Он поднял глаза к небу, но тут же их опустил: слишком стало грустно. Нет, никакое количество М&М его не спасет, раз товарищи по экипажу о нем забыли.
Почему они его оставили?
Неужели не могли подождать его чуть дольше?
Закрыл за собой калитку он тоже ногой. Очень важно усвоить, как у землян принято делать то или другое и как надо вести себя в тех или других случаях, только тогда сможет он подружиться с ними.
На цыпочках он пересек задний двор. К своему удивлению, обнаружил, что юный землянин спит в мешке около грядки с овощами.
Землянин спокойно дышал. Из полуоткрытого рта выходил прозрачный туман: ночь была холодная.
Внезапно глаза мальчика открылись.
Эллиот посмотрел вверх в огромные глаза, глаза как две медузы-аурелии с едва различимыми щупальцами энергии в глубине, в глаза, заполненные до краев древним и страшным знанием, в глаза, зрению которых, казалось, доступны все атомы его тела.
А инопланетянин, не отрывая взгляда, смотрел на мальчика, испуганный тем, что он теперь видел так близко: нос у землянина выступает вперед, уши большие и торчат наружу, но безобразней всего глаза, маленькие и темные, как глазки кокоса.
Но тут глубоко сидящие маленькие глаза молодого землянина замигали, и старый ученый прочитал в них ужас. Чтобы успокоить землянина, он протянул ему длинный палец.
Эллиот завизжал, судорожный рывок - и он освободился от спального мешка; потом, не выпуская мешка из рук, вскочил на ноги; инопланетянин отпрыгнул в сторону и, споткнувшись о собственную ногу, издал сверхзвуковой писк, в ответ на который из темноты явилась летучая мышь, но лишь на короткий миг, ибо встреча со страшилищем из космоса отбросила воздушного грызуна назад в ночь, где он и исчез, стуча зубами от ужаса и лихорадочно работая крыльями.
Зубы у Эллиота в это время отбивали дробь, ноги дрожали, волосы на затылке встали дыбом.
А где же защитник дома, Харви?
Он на веранде, выходящей на задний двор, и у него тоже зубы отбивают дробь, ноги дрожат, а шерсть стоит дыбом. До смерти перепуганное животное то прижмется к полу, то, бросившись на дверь, отскочит от нее, как мячик; нос его наполнен запахом, непохожим ни на один из тех, что он узнал за свою жизнь, запахом беспредельных пространств, которые ни одному здравомыслящему псу никогда не захочется исследовать. Он снова лег на живот, попытался сквозь щель в двери просунуть морду наружу, но просунулся только кончик носа; до него докатилась новая волна того же неизвестного запаха, и он сжался от страха и начал грызть щетку.
Существо из космоса снова шагнуло неуверенно к Эллиоту.