Принцесса была прекрасней всех - усомниться в этом факте было равносильно утверждению, что солнце не самое яркое светило в Мироздании, а Диоген - не самый строгий подвижник аскетизма. Подобно тому как солнце есть абсолют всякой яркости, ось Z - предел высоты и недосягаемости, а вечерний конец света - идеал всего хаотичного и разрушающего, так и принцесса Витиния воплощала собой совершенство всякой красоты. Той самой красоты, которая могла быть творением только безымянного Мастера и недосягаемым чудом для самого могущественного волшебника.
Устав от бремени собственных размышлений, Максим еще какое-то время слонялся по лесам и полянам в пассивном, туповатом созерцании всего происходящего. Сейчас он смотрел на мир как на движущиеся картинки, не обладающие ни духом, ни даже внутренним содержанием. Он изредка срывал цветы и подолгу всматривался в их орнамент - конгломерат красок, причудливых форм и обаятельных запахов. Еще с самого первого дня пребывания в Мироздании его никогда не покидало навязчивое ощущение, что цветы - лишь похожи на цветы, деревья - лишь подобие деревьев, все вокруг пронизано зыбким, едва уловимым туманом неясности и некой аморфности.
Эмпирическое восприятие мира также давало какую-то фальшь. Если очень-очень приглядеться, если очень внимательно прислушаться… Наступал вдруг момент, когда нереальность происходящего становилась почти несомненной. Потом опять - колебания и неуверенность. Всего лишь один момент, какой-то миг, и чувства снова становились неспособными что-то ясно различить. Трудно было понять: стоит ли он на самом деле на земле или делает вид, что стоит? Да и земля ли это? На все три вопроса ответы однозначные: нет, нет и нет. Максим признался себе, что если бы не эти замысловатые линии вечернего неба, если бы не отчаянное вламывание в собственную память, он бы никогда не заметил этой одурманивающей подделки.
Принцесса - вот где глубина и ширина его скорби, и вершина мимолетной радости.
Наконец появился ее замок, сначала украдкой показавшись из-за густых веток, а затем встав во всю высоту и затмив собою добрую четверть обозреваемого неба. Солнце уже минуло ось Z и, отметив половину пути, двинулось навстречу Будущей Бесконечности. А сумрачный вечер темной антизарей должен был уже совсем скоро появиться из Прошлой, сгущая все краски Мироздания своими злыми чарами. Максим присел на одинокий скучающий камень и стал терпеливо ждать…
Ближе к вечеру, как и договаривались, начали потихоньку собираться вместе. Первым пришел Лодочник, как всегда, с собственными аксессуарами - двумя длинными веслами, зажатыми в правой части. Весла довольно комично смотрелись на фоне зеленой травы, но сам Лодочник был серьезен как никогда. Похоже, он слегка запыхался, и его средняя часть то и дело вздымалась от частого дыхания.
Чуть позже прискакал Милеус, в руках у него был небольшой букет цветов с замысловатой мозаикой красок. Первым делом он торжественно сообщил, что пересчитал все деревья вокруг своей поляны. Их оказалось сто сорок шесть, как и в предыдущие дни. Деревья, следуя его логике, не убывали, но и не прибавлялись. Затем он еще что-то долго рассказывал про Суелима, и чем тот занимается, живя в своем зеркале. Но Максим почти ничего не слышал, он равнодушно смотрел на почерневшую корягу, вершину которой пытается уж в третий раз покорить отважный жук-альпинист.
Следующим к замку приплыл поэт Алан, и скучная проза жизни сразу была разбужена его рифмичными афоризмами:
– О небо! Свет на мир пролей!
Ведь я опять среди друзей!
Буквально за этой фразой послышался многоголосый звон маленьких колокольчиков - это бежал Придумаем. Он всюду спешил: и в строительстве, и в ходьбе, и даже в разговоре, наверное, желая как можно скорее настигнуть недосягаемую бесконечность.
– Я не опоздал? - скороговоркой спросил он и присел рядом с Лодочником. - Если опоздал, то скажите хоть к какому событию?
Максим сочувственно вздохнул. Жук все же смог вскарабкаться на вершину коряги, и теперь с гордостью там воссел, шевеля длинными усами. Господина Философа пришлось ждать с полчаса, он прибыл последним, да впрочем, его старость и почтенная седина были достаточным для того оправданием. Солнце уже сближалось с горизонтом, и сумрак начал распространяться из Прошлой Бесконечности, умерщвляя свет и наполняя воздух вечерними запахами.
Максим, движимый холодным этикетом, если не сказать грубее - рефлексом, обвел всех приветливым взглядом и каждому почтительно улыбнулся. Взгляд, улыбка и сама почтительность даже на расстоянии выглядели явно неестественными. Никто, впрочем, не предал этому значения. Все молчали. Все чего-то ждали…
– Не знаю, - начал он, - насколько будет интересным для вас все то, что я скажу, и насколько вы вообще этому поверите, но высказаться мне необходимо…
Он сделал долгую и томительную паузу, провожая взором заходящее солнце. Молчание его друзей подобно вечеру меняло свои оттенки - из любопытствующего стало каким-то тревожным, даже нет: настороженным.
– Я хочу спросить: помнит кто-нибудь из вас, как он появился в этом мире?
Затянувшаяся пауза была уже достаточным ответом.
– Что касается меня, - сказал Придумаем, - то мне, кажется, то ли шесть лет отроду, то ли шестьдесят, то ли шестьсот. Точно не помню. Но всю сознательную жизнь я занимался строительством известной всем башни. Правда, она великолепна? Вернее, сначала у меня в голове родилась идея, а потом я взялся строить.
– Ну, а что было до этого? Как ты родился? Кто твои отец, мать?
Придумаем протер несколько своих глаз, его нижний рот искривился в легком недопонимании, а верхний неуверенно произнес:
– До этого… ничего не было… я всегда был таким, каков есть.
Следующим заговорил Лодочник:
– А я всю жизнь служил на пароме. Про родителей забыл, но знаю, что в детстве я был намного больше, чем теперь - мог достать даже до облаков. Сейчас стал маленьким, а к старости стану еще меньше.
– А у меня все определенно. Я - вечен! Ни начала, ни конца. - Уверенно заявил Философ. - Это ясно вытекает из моей второй теоремы биоэнергетики. Вся жизнь прошла в пещере над непрестанным размышлением о смысле нашего бытия.
Дальнейших пояснений не требовалось. Бессмысленность сбросила с себя маски благоразумия и предстала совершенно обнаженной. Лишь много позже Максим поймет, что своими вопросами залез в запредельную область, где происходит сбой программы. Но это потом, а теперь…
– Я в этом мире уже седьмой день. Появился невесть откуда и невесть зачем, а главное - непонятно куда. И каждый битый час ломаю себе голову над вопросом: что же все это такое? - Он указал рукой на лес, обвел взором поле и продолжал: - Но у меня словно стерли память, вот почему я долго не в состоянии был разобрать: где правда, где миф, что такое логика, а что есть абсурд, и чем они отличаются друг от друга, в чем связь причины и следствия и есть ли следствие без причины? Однако, стена заблокированной памяти начинает давать пробоины, и откуда-то из глубины стали всплывать бывшие в прошлом образы, некое новое осмысление происходящего…
– Максим, - вдруг прервал его господин Философ. - Ты знаешь, я сам очень люблю мучить себя вопросами подобного рода, но пока совсем не пойму: к чему ты клонишь? Зачем ты нас здесь всех собрал?
– Терпение. Для начала вот что: кто может ясно и доходчиво объяснить, почему именно я каждое утро нахожусь в Центре Мироздания? Почему во время конца света только лишь мое тело не подвергается пространственным деформациям? Почему я беспрепятственно смог проникнуть в царство Зла, где оказаться никто из вас не в состоянии? Кто нарисовал эти координатные оси Х, Y, Z? Они возникли в процессе творения Хаоса?.. Но почему тогда они такие идеально прямые и целенаправленные?
Все продолжали молчать. Но молчание каждого имело свой характер. По правде сказать, только один Философ, ну может, еще Придумаем до конца осознавали всю глобальность поставленных вопросов и вообще пытались в них вникать. Милеус отрешенно внюхивался в свои цветы, Алан наверняка был поглощен творчеством, Лодочник размышлял о чем-то глубоко личном. При этом все предано смотрели в глаза Максиму. Тот как-то резко изменил тон своего голоса и тихо, почти отрешенно произнес:
– Если б вы только знали, что чудес вообще не существует. Это логическая бессмыслица. Чтобы по слову какого-то там волшебника прямо из ничего возникло яблоко или чего-то там еще…
– Но я видел чудеса! - уверенно заявил Лодочник, давая понять, что он полноценный соучастник беседы.
– И я! - поддержал Милеус больше из чувства солидарности, чем из собственных убеждений.
Максим вздохнул: угнетенно, обреченно, равнодушно. Потом едва заметно кивнул головой и сказал в пустоту:
– Да… здесь можно увидеть все что угодно.
Разговор все больше залезал в словесные дебри. Тогда Философ, заинтригованный туманом всего сказанного, нетерпеливо спросил:
– Скажи, наконец, в чем дело? Ты звал сюда нас только для того, чтобы громогласно заявить, что не веришь в чудеса? Ну и на здоровье! А может у тебя есть собственная концепция Мироздания? - его проволочные руки неуклюже жестикулировал, когда он произносил это, а рот-синусоида постоянно менял свою амплитуду.
– Есть…
Прежде, чем произнести решающие слова, Максим долго вслушивался в отдаленные голоса лесной тишины. И всматривался в эти… только теперь как-то внезапно и вдруг он осознал, что перед ним не было ни одного человеческого лица. Ни одного внятного образа. Словно эти… существа родились под небрежной кистью художника-абстракциониста… Да кто же они? Уж в который раз затянувшееся молчание становилось для всех удручающим. Необходимо было заканчивать свою мысль.
– Дело в том, что мир в котором мы находимся - его вообще НЕ СУЩЕСТВУЕТ.
Повисшая над самой головой тишина, казалось, готова была раздавить своей тяжестью.
– То есть… как?
– Обыкновенно. В одном, господин Философ, вы были правы, утверждая, что наш мир возник из пустоты. Ведь по своей сути пустотой он и является.
Лодочник произнес голосом исполненным недоверия:
– А как же леса, горы? Как же моя река, небо, облака? Ты хочешь сказать, что ничего нет?
– Поверьте, когда я это осознал, мне было просто не по себе! Один миг прозрения и… все перевернулось с ног на голову.
Снова воцарилось напряженное молчание, незримой стеной отделяющее Максима от его собеседников. Разумеется, они не верили. Да и способны они были хоть во что-нибудь верить? Вечер уже вступал в свои законные права, все вокруг постепенно угасало, яркие краски меркли, уступая место многотональным переливам сумрака. На небе стали вырисовываться привычные любому глазу изогнутые линии. Он этого и ждал.
– Знаете, что натолкнуло меня на эту идею? - указательный палец был направлен в самый центр небосвода. - Посмотрите наверх, посмотрите очень внимательно… Видите эти светлые линии?.. Конечно, кто же их не видел? Но хоть кто-нибудь наконец мне сможет объяснить - что это такое?
Вопрос адресовался, несомненно, к Философу, да и он уже не впервые его выслушивал. Загадочные для всех времен небесные полосы с бледным фосфорирующим светом образовывали некие волнистые зигзаги, разветвленные между Бесконечностями. Их всю жизнь воспринимали как явление само собой разумеющееся, незыблемый постулат бытия: как солнце, воздух, саму землю. А может, это были небесные трещины, если сверху, как утверждали некоторые легенды, находится твердь? Кто его знает… И ответ Философа не внес никакой ясности в эту проблему:
– Я уже говорил, что линии - непознанная тайна веков. Их значение еще никому не удалось разгадать. Одни лишь домыслы…
– Вот когда я дострою башню в бесконечное число этажей… - негаданно встрял Придумаем со своей навязчивой идеей. - То обещаю, всем расскажу что там такое: потрогаю их своими руками! Потерпите еще немного, а еще лучше - помогите мне со строительством.
Последнее высказывание Максим вообще пропустил мимо ушей. Он продолжал:
– Простите меня за резкую мысль, но это, увы, вам и не дано знать. Потому что я - единственный среди вас ЧЕЛОВЕК. А теперь слушайте, что я скажу: эти линии… - он вдруг замолк.
– Ну!
– Эти линии… - Максим еще раз вскинул голову кверху, словно еще сомневаясь в собственной догадке. - Это извилины человеческого мозга!
Сказано, конечно, впечатляюще. Но выраженная идея явно требовала дальнейших пояснений.
– Вывод очевиден: мы с вами находимся не в каком-то там мире, а внутри чьего-то сознания! Мы просто выдумки, как и все это эфемерное Мироздание. Глупо это, трагично иль совершенно безразлично, но все мы являемся чьими-то мыслями, а что вы видите вокруг - лишь плод чьей-то фантазии… Теперь, кстати, все предельно просто объясняется. А я-то долго ломал себе голову над вопросом: что же такое конец света? Как трактовать столь вопиющую бессмыслицу? И каким образом целая вселенная возникает из небытия? - его голос звучал все громче и проникновенней, подобно голосу воодушевленного проповедника, как некий судейский приговор: окончательный и бесповоротный. - Сейчас стало все ясно как светлым днем: когда о нас начинают думать, мир как бы появляется, пока думают - он как бы существует, а как только перестают думать - все исчезает. Наступает так называемый "конец света".
Максим резко замолчал, точно надорвал свой голос. На самом же деле он просто решил сделать паузу и попытаться понять, какое впечатление произвела его речь на остальных. Пока безрезультатно. Все с недоумением смотрели на господина Философа. В подобных вопросах он был единственным и признанным авторитетом. Если с этими рассуждениями согласится он, то согласятся все. Если же он их отвергнет - Максиму суждено будет остаться наедине со своим мнением. И сам Философ это хорошо понимал. Его профессиональная гордость была явно травмирована. Неужели многолетние неустанные труды вот так в одну секунду могут оказаться перечеркнуты робкой надуманной гипотезой, состоящей из нескольких слов?! Неужели он так долго и настойчиво исследовал лишь какую-то иллюзию?! Сами вопросы выглядели настолько вздорными, что к ним долго не подбирались подходящие ответы.
Философ долго смотрел своими глазами прямо в его глаза. Трапеция, окружность и равнобедренный треугольник: в них блестели маленькие зрачки научной мысли, огоньки мудрости, светочи какого-то чуждого иррационального мышления. Этот взгляд… кажется, был даже сострадательным. Так могут смотреть преподаватели на недалеких абитуриентов. Так, несомненно, посмотрел бы академик на юного мальчишку, который пришел ему сообщить, что вся мировая наука пошла не тем путем, то есть не тем, что записан в его маленькой шпаргалке.
Но Философ выше всех своих достоинств ценил доброту и вежливость:
– Послушай, Максим. Во-первых: ты мне друг, другом и останешься. Конечно, никому не запрещено иметь собственное мнение, пусть ошибочное. Но все-таки не кажется ли тебе, что твои умопостроения уж слишком малоосновательны. Из чего ты исходишь? Из переменчивых чувств? Из никому непонятной интуиции? Из невозможности объяснить феномен конца света?.. Я вполне допускаю, что эти линии на небе слишком похожи на ваши… извилины. Ну и что? Уже давно я открыл, что они также схожи с кривизной поверхности грецкого ореха. Согласен? Но я отнюдь не делаю поспешных выводов, что внутри всякого ореха существует такое же Мироздание.
Впрочем, он зря распинался. Максим его почти не слушал, смотрел куда-то в сторону и полностью погрузился в самого себя. Далее в разговор вступил Придумаем:
– Ты всерьез думаешь, что мы существуем внутри какого-то мозга?
– Да мы вообще НЕ СУЩЕСТВУЕМ! Этот термин для нас неприменим. Фантомы и призраки и то более реальны, чем мы! Сейчас просто закройте глаза и попытайтесь мысленно представить себе некое сказочное существо, радостно прыгающее по поляне. Нарисуйте рядом лес, координатные оси, если так удобней. И что из этого? Оно на самом деле радуется? Прыгает? Какова же его масса?.. Вы открываете глаза, перестаете о нем думать - и его нет. Менее, чем мираж! Так и…
– А знаете, - неожиданно встрял Милеус, - я представил себе такого маленького Зюзипузика, у него мохнатые уши как у меня…
– Дослушайте же до конца! Потом про зюзипузиков поговорите! Главная мысль, которую я хочу сказать: так и этот мир. Он нам кажется бесконечным, осязаемым и вполне правдоподобным. То есть не кажется, а лишь кажется, что кажется… Тьфу! Я уже запутался в своих словах. Ну, в общем, смысл ясен!
Однако ничего ясного и осмысленного пока не наблюдалось. Милеус слегка обиделся, что его великолепный рассказ так бестактно прервали, и снова увлекся разглядыванием цветов. Поэт, на лице которого отсутствовала какая-либо мимика, казалось, продолжал оставаться равнодушным. Впрочем, несколько раз он хотел что-то произнести, но тут же умолкал: может, не клеилась рифма к словам или боялся сказать несуразицу. Лодочник после задумчивой полудремы открыл наконец свои деревянные губы:
– Лично я чужд столь глубокомысленных рассуждений. Я живу своей простой жизнью и воспринимаю ее так, как оно есть.
Здесь не было решения проблемы, зато присутствовала откровенность.
– А мне неприятно, что я лишь чья-то выдумка! Хочу быть самим собой! - вдруг воскликнул Милеус. Никто даже не понял, как следует расценивать его реплику: то ли он поверил сказанному, то ли по своему обыкновению взболтнул очередную чепуху.
Максим, о чем-то вспомнив, продолжал:
– Все вы знаете, что я ходил в долину Абсурда и что я там видел. Странные вещи: исчез Центр Мироздания! На небе появилось абсолютно круглое солнце! Не было всех этих линий, но вместо них вечером появились звезды - эти маленькие прекрасные огоньки, словно рассыпанные крупицы света. Еще тогда меня преследовало ощущение, что все это мне знакомо, но оглохшая и ослепшая память отказывалась что-то комментировать, а вы, господин Философ, сказали, что это форма умопомешательства. Но сейчас я определенно знаю и уверен: там, в долине Абсурда, я увидел настоящий, РЕАЛЬНЫЙ МИР. В нем действительно нет центра с координатными осями, в нем круглое солнце, а по вечерам сияют звезды. Там нет волшебников и чудес, но действуют лишь физические законы. И уж разумеется, по вечерам там не бывает этих вселенских апокалипсисов - мир тот устойчив и вечен, потому что он существует НА САМОМ ДЕЛЕ. Я чувствую, что есть какая-то связь между мной и той далекой реальностью, но не могу вспомнить - какая.
Философ скептически покачал головой:
– Мыслимо ли вообразить на небе круглое солнце?..
Сумрак постепенно окутывающий Мироздание пеленой вечерних тонов, делал его еще более таинственным и необъяснимым. Максим бросил испытывающий взгляд на мрачный замок. В это время суток он выглядел просто зловеще, зияя собственной чернотой и создавая некую дыру в потемневшем пространстве.
– Ну что? Может, вам будет интересно услышать ответ на третью загадку? Вы ведь помните ее текст?
Придумаем кивнул и выразительно произнес:
– "Я до минус трех считал,
В том была необходимость.
И, взглянув вокруг, понял,
Что наш мир…".
Все взоры уставились на Максима. Тот выдержал пару испытывающих секунд и добавил:
– ЕСТЬ ПРОСТО МНИМОСТЬ.
Наконец ЭТО было произнесено, и молчаливое поднебесье вняло странным словам. А он, не дожидаясь чьей-либо реплики, продолжал: