– Твоя ирония здесь не к месту. Она имеет возможность свободно ходить по замку, живет там в полном достатке, как королева. Но она там совсем одна, и выйти за пределы замка не сможет никогда. Впрочем…
– Ну, говори! - в воздухе явно запахло интригой и Максиму уже не терпелось узнать суть увлекательной тайны.
– На стене замка крупными буквами написаны три загадки. Никто толком не знает: кем и когда они были придуманы. Если найдется способ их разгадать, то, согласно распространенной легенде, принцесса будет освобождена.
– Так это ж плевое дело!
– Дело, может быть, и плевое, да плевать слишком далеко. Во всяком случае, это никому еще не удалось. Ни на одну из загадок до сих пор не найден ответ.
Минуты две Максим молчал в знак того, что все понял, сказать точнее - не понял ничего, то есть главного: как следует воспринимать только что услышанное.
– Приятель, а ты случайно не сочиняешь?
Со стороны Придумаем последовал глубокий вдох и медленный долгий выдох, озвученный протяжным "м-м-м…".
– Ну вот, опять! Опять триста тридцать пять! Все, кто впервые услышат эту историю, в нее ни в какую не хотят верить, пока сами не сунутся в тот замок и не услышат рева разъяренных псов.
– Ладно, ладно… Считай, что верю. Мы ведь можем отправиться прямо сейчас?
– Если не секрет: куда?
Максим гордо вскинул голову, величественным жестом поставил одну ногу на кладку кирпичей, хотел даже поправить галстук, да вспомнил, что галстуков не надевал ни разу в жизни. Но все это было лишь прелюдией к его словам:
– К вечеру принцесса, если таковая существует на самом деле, должна быть свободна!
Придумаем еще раз тяжело вздохнул, потом вытер вспотевшее от палящего солнца лицо, поправил неуклюжий, вечно съезжающий колпак и устремил множество своих взоров куда-то вдаль.
– Послушай, отчаянная голова, к вечеру мы едва успеем добраться до самого замка. Если тебе уж так хочется поломать голову над этими загадками, то давай отложим этот подвиг на потом. Еще немного и зайдет солнце.
– А какая в том помеха?
– Ты что… на самом деле ничего не соображаешь? С облаков, что ли, свалился? Наступит конец света!
Максим медленно-медленно повернулся назад и откровенно изумленным взглядом уставился на странноватого рассказчика легенд. Похоже, тот и сейчас говорил всерьез. Не желая задавать глупых вопросов, Максим принялся размышлять самостоятельно: "Значит, так: зайдет солнце, везде станет темно… Ну вот тебе и "конец света"! Тут, впрочем, можно обойтись и без эзоповского языка.".
– Сказал бы проще: наступит ночь.
Придумаем пожал плечами и произнес:
– Ты извини, мне пора браться за работу. Раствор стынет.
Позванивая колокольчиками, он принялся разгребать завалы мусора и с головой погрузился в свое дело. Максиму интересно было наблюдать, как стены башни вырастают на глазах. Придумаем выкладывал кирпичи предельно аккуратно, желая продемонстрировать гостю все мастерство собственного ремесла. Зажатый между единственным пальцем и ладонью мастерок только и мельтешил перед взором, окунаясь то в раствор, то в воду, то в кирпичную кладку. Колокольчики постоянно позванивали, придавая будничному труду некую торжественность.
– Ну, я пошел, - сказал Максим, - мне надо еще многое посмотреть.
Придумаем так увлекся работой, что не расслышал этих слов. Расставив как опоры свои шесть ног, он занимал очень устойчивое положение и мог без труда дотянуться до любого уголка своего строительства. Остальные ноги бессмысленно болтались в воздухе, но могли в любой момент заменить уставшие.
Максим тихо удалился. Оказавшись внизу, он сделал прощальный знак рукой и снова окунулся в объятия простор и долин, все изучая, все разглядывая и делая из всего собственные выводы. Он был из числа тех, кому засевшая в голову идея, как заноза, не дает покоя до тех пор, пока не будет оттуда удалена или, а такое тоже случалось, реализована. Но тут надо бы согласиться с мыслью, что освобождение из мрачного, жуткого плена некой распрекрасной принцессы даже в сказках является делом весьма-весьма нелегким. Вдохновленный собственной отвагой (да, да: именно отвагой - мифологическим геройским чувством, которое, оказывается, на самом деле существует, и впервые посетило его душу), он решил самостоятельно отыскать путь к этому замку, навести там порядок и, если понадобится, навставлять кое-чего обитающим там злым силам. Максим ни минуты не сомневался, что если рассказ о принцессе не вымысел, упоминание о каких-то загадках не вздор, то есть, если там в темнице действительно томится очаровательная пленница, то она будет освобождена при первом же удобном случае. Здесь все средства хороши: ум, сила, храбрость и уже упоминаемая выше воинская отвага. Приписывать на свой счет такое количество добродетелей Максим конечно же не решался (из скромности или из их отсутствия), но он дал себе твердое обещание, что в крайнем случае он собственными руками разрушит стены этого замка, и почувствовал, как в его душе ожил воскресший из глубин веков дух рыцарских подвигов.
Он уже воображал себя спасителем прекрасной леди, с боем и доблестью вырвавшей ее из власти темных сил. Разгоряченная фантазия рисовала все тонкости этой картины: руины развалившегося замка, принцесса, протягивающая ему руку для поцелуя. Максим склонил перед ней колено. Он был одет в медные доспехи с золотым шлемом. Длинный меч грациозно сверкал в солнечных лучах, на его эфесе непременно должен красоваться какой-нибудь драгоценный камень: изумруд или сапфир. И почему камень только один? Пускай их будет несколько. И почему только на рукоятки меча? Пусть все доспехи с ног до головы будут густо ушиты драгоценными камнями. А главное - золота, золота побольше…
Проснувшись от грез (для этого нужно было только хорошо мотнуть головой), он вернулся в действительность. Незнакомый рельеф местности породил в нем сомнения: не сбился ли он с пути? Может, замок находится совсем в другом направлении, а увидеть его отсюда, из гущи леса, не представлялось возможным. Проблема усугублялась еще и тем, что, кажется, начинало темнеть. Хотя солнце было скрыто облаками, оставляя на небосводе лишь размазанную красноту, оно явно клонилось к горизонту Будущей Бесконечности. И пока не наступил "конец света", нужно было срочно ориентироваться на местности. Максим подумал, может, лучше все-таки вернуться домой? И тут он задал себе вопрос, бывший очевидным с самого начала: а где, собственно, его дом?
Он уже в который раз обращался за помощью к своей памяти, желая знать, где раньше жил и чем занимался. Но память словно вырезали из головы… На душе возникла слабая тревога. Долго находясь в нерешительности и сомнениях, Максим не успел заметить, как совсем уже стемнело. Горизонт догорал угасающим огнем заката, а вверху над головой появились светлые извивающиеся линии. Они тянулись по всему небосводу и, если где-то и отсутствовали, то это из-за облаков. Линии все без исключения были кривые и изогнутые, не представляя собой ни правильных геометрических фигур, ни вообще чего-то определенного.
Кажется, придется заночевать в лесу…
Раздались голоса, движение, шум… Все ближе и ближе. Вот уже стали различимы бегущие фигурки. Некие существа. Их было несколько, более точное число сказать трудно, так как число иррациональное. С большого расстояния да еще в обманчивых сумерках они казались маленькими лесными гномами странноватой внешности, так как трое из них были левые, один правый, а остальные с несколько вызывающей бессмысленной антисиметрией: сложно было разобрать, что является руками, что ногами, где еще продолжается туловище, а где уже начинают расти головы. Загадочные существа куда-то сильно спешили, приминая под собой перину пышной травы, и все в один голос кричали:
– Конец света! Приближается конец света!
Шум исчез так же незаметно, как и возник. Гномы скрылись в закоулках позднего вечера. С неким философским пафосом Максим подумал: "Когда я стану старым, выжившим из ума шизофреником, я тоже буду бегать по лесу и кричать: "Приближается конец света!". Во прикол будет!". Откуда-то подул ветер, меняя погоду и настроение. Он хотел соорудить себе из веток небольшой шалаш, но едва этим занялся, как усилившийся ветер в один момент развеял всю его постройку. Деревья тревожно зашелестели и, пошатываясь, стали издавать стоны. Максим еще раз оглянулся. К счастью, оси координат светились в темноте, и Центр Мироздания, как спасительный маяк, был виден с любой точки местности.
Может, пойти туда?
Неплохо было бы укрыться в башне Придумаем или хотя бы в хижине Милеуса. Но что сейчас об этом говорить: ни к тому, ни к другому в темноте дороги не найти.
Тем временем ветер ни на шутку озверел. Кажется, он дул от горизонта в сторону Центра Мироздания. Сверху уже полетели первые сломанные ветки, и впервые Максим испытал серьезный страх. Он принялся шарить глазами по земле в поисках какого-нибудь оврага. Надежным укрытием это не назовешь, но все же…
Темнота еще боролась со светом, не победив его окончательно. Поэтому все предметы, хоть и потеряли свои цвета, но были видимы довольно отчетливо. Максим поднял голову и… замер в недоумении.
Координатные оси Х и Y были как-то неестественно загнуты кверху, словно на мир смотрели через огромную кривую линзу, уродующую все масштабы и расстояния. Горизонт приподнялся над землей, волоча за собой леса, долины, горы и моря. Все, что было вдали, теперь лежало как бы на наклонной плоскости, и мир превратился в большую вогнутую чашу, с каждой секундой становящуюся все глубже. Максим с нарастающим ужасом наблюдал, как оси координат прямо на глазах ползут вверх, загибаясь по краям и принимая форму сначала гиперболы, а затем полуокружности. Левая и Правая Бесконечности, равно как Будущая и Прошлая, уже не были на безграничном удалении друг от друга. Между ними существовало вполне реальное расстояние. Все линейные размеры искажались, внося сумятицу не только в само бытие, но в чувства и мысли наблюдателей происходящего.
В мире уже не существовало никаких других звуков, кроме рева ветра. Еще минута, и Максим стал свидетелем удручающей картины. Деревья издавали предсмертные возгласы и под напором ветра с корнем выворачивались с земли. Едва почуяв свободу, они неслись по касательной к поверхности в направлении Центра Мироздания. С гор полетели обломки скал, снося и уничтожая все на своем пути. Почва повсюду потрескалась, а моря и реки хлынули в ее бездонное чрево.
Находясь под влиянием лишь ужаса и недоумения, Максим все же смог заметить одну странность: почему-то ветер не сносит его самого. Он бы должен уже давно погибнуть, но, благодаря непонятной устойчивости, продолжал оставаться на месте. Все вокруг кувыркалось и летело к Центру Мироздания: деревья, трава, комки земли, скалы, град камней и песка, а там, в нулевой точки отсчета, словно водоворотом, вся материя засасывалась в бездну небытия.
Все ревело и грохотало, содрогалось в конвульсиях и стонало от отчаяния. Земля тряслась, небо шаталось из стороны в сторону, будто с горизонтов его раскачивали разозленные атланты, которым надоело держать его на своих плечах. Лес редел с каждой секундой, превращаясь в первозданную пустыню с глубокими рытвинами.
Кажется, миру на самом деле конец…
Максим почему-то в этот момент пожалел о башне Придумаем, который так долго и старательно выкладывал сто двадцать шесть этажей. Пожалел также, что не успел освободить принцессу, хотел еще о чем-то пожалеть, но, взглянув наверх, был поражен новым удивлением. Оси Х, Y, - Х, -Y, Z над головой сомкнулись в одной точке, и пять Бесконечностей были слиты воедино. Произошла геометрическая инверсия, когда бесконечная площадь проецируется на внутренность круга, очерченного бывшей линией горизонта. И теперь все Мироздание располагалось внутри огромной сферы, которая стремительно сжималась.
Мир сворачивался в точку.
Максим увидел, как все уменьшилось в своих размерах. Немногие оставшиеся деревья стали чуть выше его пяток. Долины, ранее казавшиеся бескрайними, сейчас можно было просто перешагнуть. Он увидел миниатюрные горы со снеговыми шапками, не более ладони маленькие лужи, бывшие морями, ручейки рек. Сфера продолжала сжиматься и очень скоро в диаметре достигла его роста. Максим уперся правой рукой в искореженную землю, левой - в какой-то океан, из которого выплеснулись остатки воды, отчаянно надеясь остановить вселенскую катастрофу, но он стал сжиматься вместе с этим миром, почему-то не испытывая при этом никаких болезненных ощущений, потеряв к тому же способность чувствовать и рассуждать. И все вокруг стало неразборчиво-серым…
Потом чернота…
Наконец все стихло: нет ни звуков, ни образов…
Исчезло какое-либо ощущение происходящего.
Лишь бесконечно малая точка, поглотившая в себе все существующее, умножив его на ноль, являлась концом (а возможно - и началом) всему, чему суждено было быть.
Глава минус шестая
И снова безжизненная тьма… Раскинулась во всех направлениях и погубила все, что способно было погибнуть, даже само время, чтобы оно не смогло отсчитывать секунды, остающиеся до конца ее властвования.
Но конец все же наступил - конец безмолвию и угрюмому небытию. Резкая вспышка света, предвещая глобальные перемены, встревожила сонливую вечность, качнула маятник остановившегося времени и прогнала проклятую тьму в недосягаемую даль.
Вскоре и свет начал охладевать, как бы теряя силы в борьбе с темнотой, и тогда, как прежде, стали появляться какие-то образы, очертания, звуки и запахи… Из океана идеального Несуществования, с самой глубины мертвой виртуальности начали всплывать на поверхность некие реалии. Что-то опять рождалось…
… и родилось, прояснив рассудок калейдоскопом буйных красок.
Максим стоял в Центре Мироздания и прежде, чем в нем проснулась хоть какая-то мысль, он внимательно разглядел свои руки, ноги, одежду: снова чистую и отглаженную. Затем он сделал шаг назад и вздрогнул - спина наткнулась на что-то твердое, но обернувшись, облегченно вздохнул: это была ось Z. Она по-прежнему, пронзая небо и облака, натянутой нитью богов устремлялась в бесконечную высь: туда, где, предположительно, их обиталище. Почти не ощущая собственного тела, Максим сел на траву, прижался спиной к оси Z, а его губы, вряд ли находясь в гармонии с рассудком, долго шептали ребус из двух фраз:
– Я сошел с ума… мир сошел с ума… я сошел с ума… мир сошел с ума… я сошел с ума… мир…
Головоломка никак не решалась, он сильно мотнул головой и, наконец придя в сознание, громко произнес:
– Так кто же из нас двоих истинно-сумашедший?
Только теперь он мало-мальски принялся размышлять. Он чуть ли не по минутам помнил все события вчерашнего дня, в том числе предсмертную агонию Мироздания и его гибель. Так что же является сном: вчерашний апокалипсический кошмар или это призрачное утро? Он пристально оглядел знакомую местность: цветущее поле, лес, путеводную тропинку, все изгибы которой в точности сохранились, а главное - ни следа от прошедшей катастрофы, ни единой вмятины на земле, ни одной сломанной ветки дерева. Максим кинул взгляд в сторону Прошлой Бесконечности. Три солнечных острия уже выглянули из-за горизонта, проткнув утренний сумрак. А скользящие по небу облака, подобно кривым зеркалам, отражали его лучи, придавая им самые невероятные оттенки. Мир беззаботно играл своими красками и, кажется, манил новыми тайнами и загадками.
Тут Максим вдруг вспомнил про хижину Милеуса - это хлипкое неустойчивое строение. Что стало с ней? Он спешно направился вдоль своей тропинки в сопровождении уже знакомого ветерка. Сверху лилась симфония птичьих голосов, снизу чуть слышно, почти виртуально шелестела трава. Везде, куда бы он не направлялся, природа встречала его радостным возбуждением. Еще вчера все это в его душе отражалось таким же ликованием, но сегодня он был встревожен и задумчив. Утомившись от быстрой ходьбы, он присел под какое-то дерево, нижние ветви которого тотчас услужливо наклонились, создавая заслон от солнечных лучей.
– Я же вчера своими глазами видел, как все погибло!
Даже Пляшущие Фрукты перестали развлекать его взор. Максим долго и старательно размышлял, пытаясь на основе абсурдных фактов и, увы, слабой логики выстроить убедительную для ума версию происходящего. Иногда он разговаривал сам с собой вслух, желая, может быть, привлечь в свои собеседники деревья, умудренные долголетием. Но лес молчал, признавая свое бессилие ответить на подобные вопросы. В знак согласия деревья иногда одобрительно трясли листвой, а когда они, подобно Максиму, находились в недоумении, то еле слышно поскрипывали. В этих неразборчивых звуках при желании можно было услышать любую фразу.
Путь продолжался. Максим интуитивно чувствовал, что вот-вот должна показаться поляна Милеуса. Уже позади Свихнувшееся Дерево - пожалуй, символ всего Мироздания. Ну вот… вот, наконец, и поляна. Вопреки ожиданию картины разбросанных щепок и соломы, хижина стояла целехонькая и без единого намека, что ее только что вновь отстроили. Несомненно, это та самая хижина, которая была здесь вчера. Только покосившееся набок оконце, раньше казавшееся безобразным и уродующим весь ее вид, теперь выглядело просто излишеством фантазии дизайнера. Фантазии, воплощающей идеи модернизма и сюрреализма. Единственная ставня была полуоткрыта и от капризов ветра покачивалась из стороны в сторону.
– Так! Давайте договоримся: вы меня не трогаете, и я вас не трогаю! - обратился он к Злым Одуванчикам.
Гигантские растения не снизошли до ответа. Их стволы гордо торчали из земли, а огромные пуховые шапки чуть приминались от касаний ветров. Максим стукнул в дверь и долго ждал ответа. Стукнув еще пару раз и не услышав приглашения, он уже на правах друга сам заглянул внутрь.
Никого…
На душе опять стало тревожно. Идиотская мысль, но она навязывалась сама собой: а может, никакого Милеуса и не было? Мир играет с его рассудком какими-то глупыми образами… Может, вообще ничего здесь нет? Но только он собрался уходить, как услышал знакомый голос:
– Заходи, заходи…
Очутившись внутри, он обшарил взором каждый уголок. Был ли то очередной розыгрыш мистических сил или глупая галлюцинация, но одно несомненно - хижина пуста. И тут мелькнула тень догадки. Он подошел к зеркалу и рядом с собственным отражением увидел… ну конечно же! Суелима! Тот весело улыбался:
– Привет!
– А… как бы это…
– Ты хочешь спросить, где Милеус? Он пошел нарвать грибов, они растут в соседнем лесу и бывают свежи только по утрам. Уже в полдень их начинает подтачивать червь, а к вечеру, перед наступлением конца света, от них остается только кожура, не пригодная даже для того, чтобы на нее поглядеть… Ему что-то передать?
Максим кивнул. Почти равнодушно. После вчерашнего светопреставления он вряд ли был способен чему-либо удивляться.