Глава десятая,
в которой выясняется, есть ли жизнь после начала войны
Когда в аудиторию бесцеремонно вторгся офицер из того же корпуса, где некогда состоял Дрэян, и окинул властным взглядом поднявшихся с мест студентов, Фирэ все понял.
Вот уже год, как война между Оританом и Аринорой была объявлена официально. Северяне отчаянно пробивались через бреши в воздушной обороне южного континента, и несколько прибрежных городов уже не единожды были обстреляны с орэмашин аринорцев.
Фирэ оставалось немного до освоения первой ступеньки в кулаптрии - целительство юноша избрал в качестве первого образования. Увы, но в Новой Волне, по мнению взрослых ори, учили уже совсем не так, да и не те. С отъездом Паскома эта дисциплина потеряла многое, потеряла невосполнимо, и бывшего советника в Ведомстве едва ли не обвиняли в измене, ведь нужно же было найти виновного.
Время от времени студентов-целителей со старших курсов выдергивали с ученических скамей и бросали в пекло: кулаптры в боях ценились превыше всего, и не только как специалисты во врачебном деле. Многие обладали умениями, недоступными подавляющему большинству военных, которых больше учили стрелять, чем развивать внутренние силы. Кулаптр, к примеру, имел возможность выходить в некое подпространство, из которого мог как излечивать союзника, так и уничтожать врага. И не только этим ограничивались способности целителей.
Офицер не торопясь прошелся вдоль передних рядов, насмешливо и высокомерно окидывая взглядом вытянувшихся в струнку юношей и полностью игнорируя присутствие девушек. Последние при этом держались по-разному: иные испуганно сжимались, желая, по всей вероятности, стать невидимками, а некоторые, напротив, смотрели с вызовом - кто бравируя, а кто и в самом деле бесстрашно. Но был тайный указ, о котором тем не менее все знали: женщин-кулаптров в огневые точки не направлять (поскольку они впоследствии пригодятся для деторождения и выращивания новых воинов-ори и просто будущих работников взамен убитых граждан), а направлять только мужчин от шестнадцати лет. В связи с этим многие семьи, где росли девочки, собирались и попросту покидали лишенную остатков разума страну, уезжая в никуда - кто на Рэйсатру, кто в Осат, а кто даже в Олумэару.
Вдоволь насладившись произведенным впечатлением, корпусник запустил взор на остальные ряды и безошибочно выловил Фирэ. Тот чуть было не поверил, что это все вовсе не спектакль, если бы офицер не усмехнулся с такой очевидной наигранностью, прежде чем подошел к его столу.
- Кулаптр Фирэ?
- Точно так! - отозвался тот, нахватавшийся от Дрэяна разных гвардейских выражений и в глубине души над ними смеющийся.
В темно-карих глазах офицера проступило одобрение.
- Помню вашего старшего брата, - сказал он, уже не так казенно печатая слог, но тут же спохватился, вспомнив, что находится "при исполнении": - Через час вам надлежит явиться в восемнадцатый корпус. Адрес указан в распоряжении.
И, пришлепнув лист бумаги к столу между учебниками, бывший сослуживец Дрэяна покинул помещение.
Робкие сокурсницы смотрели на Фирэ с жалостью, а все остальные - едва ли не завидуя. Юноша подумал, что вот кто-кто, а отец будет рад этому назначению: младший сын должен искупить грехи старшего и восстановить добрую репутацию их семьи в глазах соседей. Сам же Фирэ, с двенадцати лет, как и большинство ори, живший и воспитывавшийся в интернате при школе и опытных учителях, даже не помнил тех соседей, чтобы заботиться о реноме своей семьи. Он уже мог отдавать отчет своим чувствам и понимал, что отца он не любит, а всего лишь почитает, сообразно требованиям правил общества. Любимыми существами в этом мире были мать, брат, а с недавних пор - вновь обретенная попутчица.
За эти годы Саэти выросла в красавицу и на свою беду привлекала к себе излишнее внимание окружающих. Она уже не раз жаловалась Фирэ на попытки каких-то посторонних мужчин объявить ее попутчицей - те даже не стеснялись являться к ее родителям и лгать в глаза. Хуже, что этими лжецами были военные и люди из Ведомства. Некоторые воспринимали отказ как личное оскорбление и мстили доступными им методами: лишили, например, ее отца работы, вмешивались в ее учебу, заставляя учителей отказываться от занятий с нею. Саэти рассказывала все это и плакала. Но что мог сделать пусть даже очень древний "куарт", попавший во времена великих перемен в тело ничего не решающего юнца? Они с попутчицей воспринимали все это как испытание, наслаждаясь единственным, чем их никто не смог обделить - обществом друг друга, и мечтая поскорее уехать на Рэйсатру к Дрэяну. В его последний день рождения, на шестнадцать лет, Саэти нашла способ еще раз побывать на Можжевеловой Низменности и подарить попутчику полет над Оританом. Он наконец-то смог осуществить свою мечту: снять на камеру и сфотографировать материк почти по всей береговой линии. Юноша и теперь, бывало, включал запись, любовался горами, реками, озерами осеннего Оритана, еще не тронутого снегом, и вспоминал тот многочасовой перелет, смеющуюся Саэти с сияющими глазами и ее шутливо-возмущенные вопли, когда он приставал к ней с поцелуями и объятиями, мешая управлять орэмашиной.
Отец повел себя совсем не так, как ожидал Фирэ. Узнав о распоряжении, он рассвирепел. Совершенно как Дрэян называя соотечественников "эстетствующими идиотами", а военных - бездарными болванами в амуниции, господин Кронодан теперь запоздало сокрушался, что не отпустил на Рэйсатру обоих сыновей.
Устав от его излияний, мама незаметно позвала младшего сына в свою комнату и только там осмелилась высказаться насчет потрясающей своевременности мужниных решений.
- Пусть прокричится, - махнув рукой, сказала она и обняла Фирэ. - Вот, положи в рюкзак. Я собрала там кое-что для тебя.
- Могу я тебя попросить кое о чем, мам?
- Конечно!
- Ты помнишь Саэти?
- Девушку, с которой ты встречаешься? Конечно!
Он заметил блестки седины в густых каштановых кудрях мамы. Увидело, как состарило ее происходящее с Оританом. Она ничего, ничего не могла изменить, но и мириться с этим не хотела, терзаясь от страшных противоречий. Фирэ захотелось срочно найти врага, повинного в ее печалях, и заставить ответить за все. Это было так по-мальчишески, что он слегка удивился.
Глава одиннадцатая,
повествующая, о чем думают на чужбине люди и звери
По закону природы Нат должен был выглядеть уже очень старым волком. Остальные его сородичи, если и доживали до столь преклонных лет, становились облезлыми всклокоченными чудовищами. Иные ходили без зубов, у тех отнимались лапы, у этих - слепли глаза, притуплялся нюх. Нет ничего страшнее для зверя, чем дряхлость. Да что далеко ходить - предшественник Натаути, старый Нат, его отец, ушел к волчьим предкам вместе со своей подругой Бэалиа, когда им было по шестнадцать, что для их племени - солидный возраст.