* * *
Вскоре обе они привыкли к этим встречам и даже друг к дружке. Через полтора месяца от лишнего жирка в теле Танрэй не осталось и воспоминаний, и фигура ее обрела идеальную форму, какой она была в восемнадцать лет.
Иногда женщины уезжали глубоко в джунгли, чтобы, раздевшись донага, спокойно купаться в водах Кула-Шри. В одиночку Танрэй никогда не решилась бы на это: в реке водились злобные ящеры, похожие на громадные пупырчатые бревна, однако присутствия Ормоны они все отчего-то боялись. И не только они - даже москиты держались от них подальше.
Ормона почти перестала огрызаться (ей, кажется, было не до острот, но Танрэй не понимала, что с нею происходит) и даже позволила себе пару раз лестно высказаться о заслугах ученицы. И все же близко к себе жену Ала она подпускать не намеревалась, несмотря на ее искренность и открытость. Подобная предосторожность не позволяла Танрэй задавать вопросы о ее самочувствии, на редкость дрянном и с каждым днем становившемся все хуже, из-за чего Ормона совсем исхудала и даже не смотрела в сторону своей гайны в отсутствие ученицы. Единственная мысль, владевшая последнее время Ормоной, была "Скорей бы уже они вернулись!" Она повторяла ее про себя денно и нощно, как заклинание, она застряла в этой фразе, словно оса в меду.
- Слушай, - однажды, лежа на теплом песочке у реки, сказала Танрэй.
Ормона приоткрыла один глаз и покосилась на нее. Танрэй перевернулась на живот и стала набирать горсти песка, а потом поочередно высыпать его из кулаков.
- Ормона, а что если попробовать договориться с северянами из Тепманоры?
Женщину будто подстегнули раскаленным хлыстом:
- Откуда ты знаешь про Тепманору? - подскочила она.
- Мы однажды говорили с Зейтори…
Вот болтун! А еще мужчина… Ормона скрипнула зубами, но виду не подала, чтобы не вспугнуть важного свидетеля тяжких преступлений говорливого орэ-мастера.
- У нас ведь все выходит из строя, а на Оритан рассчитывать уже нельзя. Так почему бы нам не попробовать решить все миром с аринорцами из Тепманоры? То, что наши государства грызутся между собой, совсем не означает, что и люди должны поступать так же! - Танрэй стряхнула налипшие песчинки с красивых грудей, которые портила только россыпь неизбывных конопушек. Даже Ормона не отказалась бы иметь такую грудь, как у нее, но никогда бы в том не призналась, разве что самой себе - саму себя она не обманывала ни в чем.
- Если бы все было так просто, мы давно бы уже сговорились… У них диктатор, Ведомство для них ничто, они подчиняются исключительно правителю.
- Но разве ты не хотела заняться этим?
Ормона фыркнула:
- Мало ли чего я хотела! Если бы это было осуществимо, я еще три года назад поехала бы туда, будучи куда как в лучшем виде, чем теперь…
- Куда лучше-то? - немного обиделась Танрэй - видимо, поняла, что если Ормона так высказывается о самой себе, то какого же она мнения о ней, маленькой и рыжей неумехе!
- Ладно, будет с тебя лести. Посмотрим, какие новости привезут Сетен с Паскомом…
Танрэй со вздохом улеглась на бок и подперла голову рукой:
- Мне за них страшно. Когда до нас доходят слухи, что там творится, я схожу с ума. Как мог Оритан, как могла Аринора докатиться до этого? Где древние "куарт", ведущие людей по их Пути?! Что с нами со всеми, Ормона?
- Смерть проверяет всех на прочность. Значит, мы не годимся для ее проверок…
- А жизнь?
- А жизни, по-моему, уже давно на все наплевать.
И, закусив губу, Танрэй смолчала. Она не нашлась, что ответить.
* * *
Сердце бешено колотилось, когда он входил в жилище родителей. После интерната Тессетен вернулся туда, где родился и вырос, а родители по традиции переехали в дом, где росла его мать.
С отцом у него всегда были доверительные отношения, а вот мать, кажется, сына побаивалась с самого детства. Он напугал ее своим видом при рождении, и забыть это она была не в силах. Хотя по-своему, наверное, любила. В глубине души.
Отец встретил его у дверей. Совершенно седой, пожилой северянин все еще был удивительно красив и даже статен в свои восемьдесят два. Со спины их можно было перепутать с сыном, которому сейчас было только сорок.
- Да не иссякнет солнце в твоем сердце, - сказал он Тессетену. - Ты с плохими вестями?
- Нет, - обнимая отца, ответил тот. - Наоборот - с хорошими.
В порядком выцветших от старости глазах мелькнул лучик:
- С хорошими? Как непривычно! Но я спросил, потому что мама твоя тяжело болеет - не хочу ее пугать дурными вестями…
Сетен огляделся. Тут пахло пылью и умиранием. Этот дом, некогда принадлежавший деду с бабкой, был ему чужим. Родители матери ненавидели зятя-аринорца, и неприязнь их перекинулась на светлоголового внука, еще и удвоившись из-за его безобразия. Сетен всегда старался спрятаться от них, чувствуя все, что испытывали они при виде "этого маленького чудовища". Сердце его наполнялось чернотой, схватывало болью, лицо курочило судорогами, превращая его в ходячий кошмар, и он сломя голову бежал прочь, чтобы где-нибудь отлежаться, переждать…
- Хочу опять предложить вам переезд на Рэйсатру, отец, - сказал он. - Крепко подумайте.
Старик покачал седой головой:
- Я поехал бы с тобой, Сетен, но мать совсем плоха. Ей не выдержать дороги… Хочешь увидеть ее? Она недавно тебя вспоминала, хотя вспоминать что-то ей все труднее и труднее. Ты все время кажешься ей мальчишкой, каким был перед отъездом в интернат…
- Так всё плохо?
- Да… плохо… Когда кулаптры занимались в Эйсетти своими прямыми обязанностями, а не войной, они говорили, что ей осталось немного. Не знаю, что они имели в виду, но с тех пор она протянула уж больше трех лет… Иногда думаю - скорей бы уж отмучилась… Время от времени она приходит в себя, спрашивает, нет ли от тебя известий, интересуется, как твоя жена. Словом, когда сознание прочищается, она что-то соображает… Но длится это недолго, потом опять наступает помрачение… Это все от плохих сосудов, как говорили кулаптры… ее мать закончила тем же…
Они поднялись к спальне матери. Договорив, отец пустил Сетена вперед.
От былой красы южанки не осталось и следа. Тессетен вообще не узнал бы в этой изможденной старухе свою мать, увидь он ее в другом месте. В точности как и приятель-Ал на Ариноре, Сетен появился на свет у своих родителей поздно, только в отличие от Ала ни сестер, ни братьев у него не было. Но мама всегда, до последнего, выглядела очень молодо, и красота ее не иссякала. Что же сотворила с нею эта проклятая многолетняя хворь, с которой не смог справиться даже Паском, не раз пытавшийся поставить бедную на ноги!
Она спала. На столе возле кровати стояла беломраморная фигурка танцовщицы, и Тессетен удивленно обернулся.
- Да, да… С недавних пор она полюбила ее и заставила принести из чулана.
Сетен ощутил горечь, но улыбнулся в ответ:
- Как же она негодовала когда-то, узнав в ней себя…
Отец кивнул:
- А теперь она мечтала бы хоть немного походить на нее, на ту себя… А ты… совсем забросил?..
- О, из камня - да. Нет времени. Но глиной иногда забавляюсь - она помогает собрать мысли, даже если просто мнешь ее бесцельно в руках…
- Не бросай. Пусть хоть что-то тешит душу. Когда вы уезжаете?
- Завтра. Я нарочно пришел так, чтобы у вас не было времени передумать, если согласитесь. Я позову помощников, они все запакуют и быстро перенесут на корабль, а сами мы полетим на орэмашине.
- Нет, прости… Жаль тебя разочаровывать, но мы уж как-нибудь тут… А тетка Ормоны что же - поедет? Жива она?
- Я не нашел ее. Соседи говорят, что она куда-то уехала, но не знают куда… А еще у многих ори в Эйсетти сыновья на войне, и они отказываются ехать, хотят дождаться мальчишек на Оритане.
Старик покачал головой и присел на скамью у входа:
- Всё перевернулось… К сыну покойного Корэя заходил?
- Да. Мы были у них с Паскомом. Учи… советник хотел забрать отсюда их, а главное Фирэ - это брат одного нашего гвардейца, но господин Кронодан и его жена в один голос отказались: мальчик сейчас служит где-то на Полуострове Крушения близ Рэйодэна.
- Сколько ж ему, если служит?
- Не уточнял. Семнадцать, восемнадцать… Молодой, в общем.
- Молодой…
Тут больная зашевелилась, выходя из сна. Сетен сбросил плащ на пол и встал у изголовья на колени, чтобы видеть ее лицо вблизи. Непонятная судорога прокатилась у него от подбородка ко лбу - в точности как там, на корабле, когда он был рядом с истинной попутчицей и чувствовал себя как после волшебного сна о мече - сказочно богатым и не по-земному счастливым…
Старуха раскрыла ввалившиеся глаза и уставилась на него. Запавшие синеватые губы ее растворились, и она хрипло каркнула:
- Кто вы?!
- Это Сетен, сын наш, - обреченно махнув рукой, подсказал отец.
Она недоверчиво вперилась в лицо гостя:
- Сетен?!
- Да, мам, - ответил Тессетен.
Услышав его голос, нисколько не изменившийся за много лет, старуха чуть-чуть успокоилась:
- Ты, видно, снишься мне теперь. Я всегда мечтала, чтобы ты был таким, и потому ты мне таким и снишься… Я, мой мальчик, в плену у этого тела, если его можно назвать телом.
Речь ее становилась все более внятной и последовательной, а болезнь будто бы попятилась, и вот уже черты прежней красавицы проступили на бледном лице, только волосы по-прежнему седы да голос надтреснутый, старушечий…
С удивлением следил за нею муж. Давно она не приходила в себя так надолго…
Они говорили о том, о сем, но Сетен все не решался сказать про отъезд, зная, что отцу это может не понравиться.
- Мне часто снится твоя жена, - вздохнула старуха. - Она стоит у меня в ногах и смотрит, смотрит. Мне так жаль ее…
- Жаль? - удивился Тессетен, подумав, что ослышался. - Жаль Ормону?
- А! Не твоего ума это дело. Не говорит - значит, не хочет. Вот твой отец знает обо мне всё - и что хорошего? - она полушепотом рассмеялась. - Мужчина не должен знать, что творится у его жены в потрохах, иначе это уже не муж, а сиделка…
Отец пожал плечами, соглашаясь, но не издал ни звука.
- Мам, о чем вы говорите?
Она вяло махнула рукой и тут же уронила сухую кисть обратно на одеяло, оглаживая и перебирая ткань, словно на ней выросли волосы.
- Ты только попроси Ормону, когда приедешь туда - пускай она меня отпустит. Я знаю, она привязана к нам с тобой, ко всему, что связано с тобой, и потому держит меня тут и не позволяет уйти… Но я устала. Не надо больше этого. Ты ей скажи. Просто скажи.
Тессетен растерянно обернулся к отцу за подсказкой, и тот покрутил рукою вокруг головы.
Голос матери стал слабеть, речь - путаться, и вскоре больная снова заснула.
- Вот так чаще всего и бывает, - полушепотом сказал старик, прикрывая дверь, когда они вышли. - Всё-то ей мерещится, что Ормона на нее смотрит и смотрит. Заставила убрать зеркала - не хочу, говорит, чтобы она еще и на меня жертвовала. Выдумала себе что-то и чудит… Тяжело с нею стало. Было нелегко, а стало еще хуже.
Но Сетен все же не мог расстаться с мыслью, что слова матери не лишены основания, какими бы странными ни казались те речи.
Они проговорили до глубокой ночи, пока в доме не стало темно на те несколько летних часов, которые отводил Оритан своим жителям на отдых.
- Обычно я не включаю свет после заката, - признался отец. - Ни к чему дразнить габ-шостеров - их теперь знаешь сколько развелось! Да и свечи нынче - удовольствие дорогое.
- У вас еще есть время передумать и поехать со мной.
- Оставь. Пусть все идет своим чередом. Наше время закончилось - начинается что-то новое, грядет незнакомое…
- …в лязге металла… - задумчиво договорил Тессетен, глядя на ветхие окна комнаты. - Отец, они собираются использовать ракеты распада против Ариноры.
Старик посуровел:
- Всё вернется к истокам. Мы сотрем самих себя, и нам придется всё начинать заново.
- Видимо, так… Видимо - так…
Глава четырнадцатая,
выясняющая, приходят беды от разума или все же от его отсутствия
Уроки в Аст-Гару на Ариноре шли своим чередом. Восьмилетние астгарцы обучались счету. Маленькая Каэн-Тоэра, покусывая кончик своей тоненькой белокурой косички, решала задачку. В учебной комнате стояла тишина, только малыши сосредоточенно поскрипывали грифелем на своих досочках.
И неожиданно тишина взорвалась безумным воем.
- Поднимитесь с ваших мест, - приказал учитель. - Встаньте в ряд возле двери…
Каэн-Тоэра слышала от родителей о войне и уже знала, что будут взрывы, от которых нужно прятаться, прятаться долго, глубоко под землей. Ей стало страшно, так страшно, что отнялись ноги и руки. Девочка присела на корточки у стены и зарыдала. Раздались смешки других детей, но их заглушал идущий отовсюду жуткий вой.
- Каэн-Тоэра, что ты? - спросил преподаватель, склоняясь над нею. - Вставай, нам нужно идти!
- Я… н-н-н… я н-не хочу… н-не хочу умирать… - захлебываясь спазмами, промычала малышка. - Г-где мама?
- Каэн-Тоэра, но это лишь учебная тревога, разве ты не знаешь?!
Однокашники подняли ее на смех:
- Поверила! Поверила!
Ее ручонки ходили ходуном. Господин Уин-Луан поднял ее, прижал к своей груди и поторопил остальных.
- Это неправда, да? - шептала она в ухо учителю, заметно успокоившись. - Это неправда?
- Неправда, Каэн-Тоэра, неправда!
Они покинули сфероид здания школы и теперь спускались куда-то вниз, по лестнице в шахте запасного выхода. Освещение здесь было тусклым, и даже смельчаки, недавно дразнившие Каэн-Тоэру, перетрусили и начали хныкать. А ей было спокойно обнимать шею Уин-Луана и знать, что все это понарошку.
Учитель вел их по длинным подземным переходам. Потом они очутились в большой, круглой и хорошо освещенной комнате с множеством дверей. Девочка увидела, что здесь уже находятся другие дети и учителя.
Поставив Каэн-Тоэру на пол, господин Уин-Луан подошел к пожилой женщине и о чем-то спросил.
Девочка протяжно, уже с облегчением вздохнула и, стирая сквозь всхлип непросохшие слезы, улыбнулась. Многие ребятишки затеяли игру, гоняясь друг за другом, однако наставники тут же призвали их к порядку.
Они пробыли здесь недолго. Чей-то голос объявил, что тревога закончена и можно возвращаться на свои места.
Вновь построив ребятишек гуськом, учителя стали выводить их из большой комнаты. Только теперь Каэн-Тоэра смогла понять, как глубоко под землей они находились. Ее ноги даже устали подниматься по ступенькам.
Еще несколько следующих дней однокашники дразнили девочку трусихой, а она и впрямь вздрагивала теперь от любого резкого звука и виновато улыбалась.
Та пожилая женщина, с которой разговаривал господин Уин-Луан в убежище, была начальницей их школы. После условной тревоги ей пришлось собрать совет. Не один Уин-Луан пожаловался, что некоторые ученики были смертельно напуганы воем сирен.
- Однако мы должны точно знать, как вести себя в случае настоящего нападения Оритана! - разводя руками, оправдывалась начальница. - Это было правительственное распоряжение. Мы были обязаны провести учение.
- Я лишь надеюсь, что это не повторится, - сказал Уин-Луан, и другие учителя-астгарцы согласно закивали.
- Кто знает… - начальница вздохнула. - Просто в следующий раз постарайтесь заранее подготовить малышей к этому испытанию…
- Это ужасно… - еле слышно пробормотала одна молоденькая учительница, зарделась и опустила голову.