* * *
- Ну, что там она?
Соуле кивнул на тяжелую перекошенную дверь.
- Питаться отказалась, господин, - пожаловался стражник, чересчур уж слезно, чтобы тайный определитель поверил его сытому огорчению.
- Да что ты? А может, и бьет она там сама себя?
- Вы же сами велели, чтобы ни пальцем…
- Велел, велел.
Соуле отодвинул его и вошел.
Обняв колени, Танрэй сидела на соломенном тюфяке в углу низкой камеры. От непривычно яркого света его тусклой лампадки она прищурилась. Тайный молча подошел почти вплотную и знаком повелел встать.
- Что с сестрами? - спросила она, поднимаясь.
- Здесь я спрашиваю…
- Ты молчал, вельможный.
- …и я же первым начинаю разговор!
- Уже, как видишь, не первым.
Дерзкая! Но что хороша - того не отнять. Остерегаться таких красавиц следует, равно как и уродливых. Что та, что та крайность от мраковых затей исходит. А у сестрицы ее, тоже лицом удавшейся, еще и печать на лице имеется - пятнышко на щеке, маленькое, но выпуклое, верный признак.
- Сестры твои сознаются сейчас в ваших темных делах, противных Превеликому. И ты расскажешь, а потом я подумаю, как помочь твоей заблудшей душе.
Танрэй отвернулась и опять села, полностью равнодушная теперь ко всему.
- Мальчика-то хоть отдали отцу или и его сгубишь, чтобы нас виноватыми выставить?
Он поразился. Здесь были владения страха. Попадая сюда, даже здоровые бугаи-воины, заподозренные в ворожбе, блажили и каялись. А ведьма говорила на равных и, кажется, давно разгадала его замысел. Соуле впервые в своей жизни ощутил тень уважения к женщине.
- Ты из племени хогов, так? - не ответив ей на вопрос о Миче, вымолвил тайный.
- Да ведь и ты не из здешних, вельможный господин! - почти точь-в-точь повторила она слова владыки, как подслушала.
Соуле наотмашь, безо всяких чувств ударил ее по лицу. Ведьму отбросило на тюфяк, а из прокушенной изнутри щеки полилась кровь, стекая с краев губ.
- Не чувствую я никакой боли, не старайся, - осклабив красные зубы, прохрипела она, сплюнула и поднялась. - Я ведь ведьма, а наше сословие к пыткам равнодушно, али не знаешь, хог?
Он ударил еще раз, уже кулаком в скулу.
- Изувечишь - говорить не смогу, хог. Да тебе, видать, и не надо.
- Надо. Поверь, я найду массу способов изувечить тебя так, чтобы все тело твое было сплошной раной, а язык остался цел. Познакомить тебя с колыбелькой? Слыхала о такой? Нет? Ну так слушай: это два листа железных, соединенных "домиком". Посадят тебя на ребро того "домика", а на ноги тяжести примотают. И тогда посмотрим, чувствуешь ты боль или нет. Кто пробовал, говорят, что на любовные утехи мало похоже, не того любовника седлают.
В глазах ее зажглась ненависть, и он улыбнулся: дело движется!
- Есть еще каруселька. Милое дело: руки тебе за спину выкрутят, за них привесят, на ноги, опять же, груз - и давай на колесе катать туда-сюда, да рывками. Детская забава, одним словом! Кто катался - блажили от счастья. Но не будем спешить, мы с малого начнем, да и то если говорить откажешься. Знаешь ли ты хога Тимаратау?
- Вот от тебя услыхала - теперь буду знать…
- Знавала ли ты его прежде?
- Откуда мне его знать, вельможный Соуле? Мы десяток лет в бегах. Как наш поселок разорили степняки, так мы с сестрами и скитаемся по свету, горя никому не приносим. Думаешь, нам без хога Тимаратау не о чем печалиться?
Она, конечно же, не лгала. Каждое ее слово было правдой, и Соуле знал, что скрывать ей нечего. Но эти три чужачки смертями своими должны сослужить великую службу его государству, и они ее сослужат.
- Есть сведения, что вы разбойников на продуктовые обозы наводили, чтобы горожан голодом заморить, а душегубы с вами за то провизией делились. Или не так все было, скажешь?
- Ты бы, вельможный Соуле, хоть позвал кого послушать речи свои заливистые. А то много ли стоит придумка твоя без ротозея-зрителя?
Соуле улыбнулся:
- Зрителей хочешь? Будут тебе зрители. Больше, чем тебе хотелось бы… А сейчас, ведьма, тебе придется принять учение Превеликого и отказаться от службы мраку.
Танрэй плечи поджала:
- Да я разве против? Что делать-то надо?
Он фыркнул:
- Ничего-то у вас, продажных баб, святого нет! Я проверял, как скоро отречешься ты от своего покровителя. А тебя и на миг не хватило.
- От кого мне отрекаться-то, вельможный Соуле? Кабы знала, так отреклась бы… Ты дорогу покажи.
- Будет тебе дорога. Это доска такая, с гвоздями. Походишь еще, - пообещал он и голос свой, ставший вдруг женским, услыхал как со стороны. И если бы видел себя Соуле глазами пленницы, то узнал бы в синеглазом лице своем ее черты.
Выглянув за дверь, тайный определитель окликнул стражу: "Она ваша!" - а сам, выйдя из камеры, встал сбоку от двери - слушать. Внутрь с топотом вошло пятеро здоровенных мужиков.
Поначалу не слыхать было голоса Танрэй, только возня да вопли: "Вот ведьма!", "Ворожишь, тварь?", "Руки ей держите, руки!". Судя по звукам, летали детины там по всей камере - сильна была пока еще дочь хогова племени, не измотана пытками. Злился Соуле все больше, до тех пор пока не услышал сдавленный ее вскрик, мужской хохот и пыхтение.
- Водой ее, чтоб ожила! - рявкнул начальник караула.
- Смотри-ка, а ведь девицей была!
- Это она нам глаза отводит!
Соуле вернулся на третий день и едва узнал былую красавицу в истерзанной заключенной.
- Отпираться по-прежнему будешь? Не наводила, значит, грабителей на обозы? Не имела сношений с Тимаратау-хогом и не шпионила в его пользу?
Он надел перчатку, чтобы не измазаться в крови, и схватил ее за лицо. Ударом огромной силы, погашенным от неожиданности не сразу (он-то думал, что она все выкачала, борясь с насильниками), отбросило его к двери. Тут уж Соуле разгневался не на шутку. Он ответил ей тем же, она врезалась в стену и пришла в себя нескоро, а когда очнулась, то все тело ее было парализованным, кроме языка. Так он и обещал.
- Ты… - простонала она, - ты не силой своего Превеликого ворожишь… Тебя сила звезд и сила чрева земного, как всех, питают… Ты даже не веришь в своего Превеликого!
- Тебя это так удивляет?
- Ты лжец и погань.
Он пропустил ее оскорбление мимо ушей. Даже порадовался, что наконец-то она вышла из себя, а значит, стала слаба и уязвима.
- А сможешь ли, ведьма, отвадить отсюда Тимаратау-хога вместе с войском его? Я помог бы, сил нам на них вскладчину хватит… Они уж совсем недалече, теснят нашу армию, в городе беспорядки. Согласна?
Она молчала.
- Коли не согласишься, так все, что делается с тобой, с сестрами твоими в три раза сильней делаться будет. Ты пока еще не видела лютых пыток, а они уже их испытали.
- Глупости ты говоришь, вельможный Соуле. Не остановить нам, даже будь нас больше, целую армию - тем более, ежели не врешь, несметную.
- Так и говори, что не хочешь. Он тебя подослал, в угоду ему ты и служишь!
Соуле вернул ей возможность двигаться, но Танрэй все равно не пошевелилась.
- Ты женщина или мужчина? - спросила только.
- Надо будет волком стать - я стану, - вкрадчиво пообещал тайный определитель, не сводя с нее стального взора. - Так что ж, изгонишь армию Тимаратау или мне велеть приготовить для тебя карусельку?
Танрэй отвернулась, и они поняли друг друга.
* * *
Толпа ликовала: вот везут виновниц всех бед! Сейчас на лобном месте свершится казнь трех ведьм - и отхлынет осаждающая стены стольного града рать нечестивого Тимаратау-хога!
Избитых, изувеченных - самой старшей из сестер отрезали нос и уши, певице клочьями драли мясо из груди, а предсказательнице вывернули руки на "карусели" и "колыбелькой" покалечили детородные органы так, что идти и сидеть она не могла, лежала на соломе в телеге, полумертвая - везли их на грохочущих повозках на городскую площадь. Стража отгоняла швырявшуюся камнями шпану, чтобы не перепало ненароком возницам и мулам.
А с балкона главной городской башни на процессию взирали тайный определитель и его духовная свита. Не было только владыки: уехал он с сыном в провинцию, да не вернулся еще обратно.
* * *
То и дело пробуждаясь от толчков наскакивающей на камни телеги, Танрэй лежала на сырой и вонючей соломе. Она не слышала ни выкриков проклятий, ни лязга оружия, ни визга хлыста, ни размеренного перестука копыт и колес. Она даже не чувствовала боли и запахов смердящего города. Ей все было едино, силы давно ушли вместе с кровью, которую чуть ли не до последней капли выжали из нее на пытках, оставив ровно столько, чтобы доковылять до столба и не умереть, не испробовав последней, уже не самой страшной после всего, пытки.
Тут к месту, не к месту, но вспомнился разговор с чернобородым владыкой - тот, где вопрошал он о судьбе наследника. Может, правы они, называя ее пособницей мрака? Ведь сказала она ему тогда только половину правды: что, невзирая на кривую спину, вырастет теперь из Миче хороший воин. А может, надобно было сказать как есть? Или вовсе от лечения отказаться? Да поверил бы он ей разве, когда надежду выходить ненаглядное чадо получил? Злословьем бы счел, разгневался, а толка бы от того отказа, как с яйца, кочетом снесенного. Еще скорее бы в подземелья свезли…
Неспроста судьба лишила Миче ума и здоровья, а Танрэй вот вмешалась. Тем, наверное, она на руку злу и сыграла, а вовсе не тем, что исцелила болящего. Болящие - они ведь тоже разные бывают. А тут знала - и отказать не решилась. Вот это и есть грех, за то кару и несет…
Теперь вырастет из него разбойник, каких не видывал свет, свергнет и убьет родного отца много лет спустя. Только не было в том ее видении Соуле - с ним-то как обойдется Природа? Как распорядится им Превеликий, в которого он сам не верит?
- Вылезай, тварь! - гаркнули над ухом.
И увидала она высоко над площадью церемониальный желтый плащ тайного определителя, а улыбку его клеймом на себе ощутила и лишь бы вопреки ему силами собралась и встала.
* * *
Уж близок был Тимаратау, и засевшие за стенами крепости воины приготовились к осаде. А на лобном месте стояли, покачиваясь от бессилия и плечом поддерживая друг друга, три искалеченные женщины. И вместе с разъяренной толпой слушали они приговор тайного определителя. Глашатай каждое слово выкрикивал, точно вбивая клинки в тела нечестивых прислужниц мрака, а горожане швыряли в мракоделок камни и проклятия.
И вот вдруг у одних городских ворот приключилась сумятица. Не успели еще воины хога-полководца пустить в ход сокол, как кто-то изнутри вероломно отпер засовы, тихомолком перерезав горло по очереди всему караулу у того места. Предатель то был, из своих. Шпион.
От других ворот кинулись было отбивать поток, но можно ли сдержать бурный океан, если лодка опрокинута?
* * *
Осененная предсмертным воспоминанием, Афелеана поняла, что спасения не будет. Торопливо отлепив сухой кусок из смеси пагубных трав, прикрепленный на обратную сторону нашейного амулета в незапамятные времена на какой-нибудь такой вот случай, она сжала его в трясущейся руке.
- Старшая из ведьм, Афелеана, приговаривается к казни через отрубание головы…
Палач молодецки крякнул, подбоченился и подкинул в руке тяжелую секиру.
- Сестер ее - Танрэй и Эфимелору - решено предать заживо очищающему пламени костра!
В толпе радостно завыли. Уже схваченная за плечи, безносая Афелеана вдруг дернулась, разломила кусок снадобья и втолкнула в руки девочек по половинке:
- Глотайте - и выходите! Глотайте и выходите отсюда к проклятым силам! - страшным гнусавым голосом заверещала она и глухо застонала, когда палач со всей дури швырнул ее лицом на плаху.
Эфимелора мигом проглотила зелье, ахнула, ухватилась за разодранное горло. А Танрэй не смогла поднять ко рту связанные, да еще и вывороченные и перебитые руки.
- Держите! - вскочив с кресла и ткнув пальцем в ее сторону, крикнул Соуле. - Отберите яд!
Схваченная, Танрэй смотрела в стекленеющие глаза Эфимелоры, которой уже не было с ними, а потом услыхала глухой удар. Из-под громадной секиры на мостовую выкатилась обезображенная голова Афелеаны.
И ровно в тот же миг один из защитников города ловким ударом обезглавил молодого кочевника из войска хога. Мальчишка тот десять лет назад спасен был беглыми каторжниками во главе с самим Тимаратау, да вот нашел свою кончину в чужой стране…
* * *
Задыхаясь и страшно кашляя, Афелеана вскочила с земли, и на заплетающихся нечувствительных ногах, будто и впрямь тело отделили от головы, ее швырнуло в прибой. Попутчик-Учитель подхватил ее, поднял, мокрую и едва живую, привел в чувство.
- Что там случилось? Это у Паскома? - спрашивал он.
- Следи… за… нашими!
Хрипло вымолвив это, она вдребезги расшибла пространство и ринулась на радугу Паскома и его тринадцати.
* * *
Паском проснулся и, ухватившись за горло, сипло втянул в себя воздух. Не сразу он сообразил, что голова его на месте, что кругом - озадаченные лица его учеников, а сам он Учитель, кулаптр, принявший участие в гипнотической выдумке собственного тринадцатого ученика. Но странной, очень странной и противоестественной была та выдумка. Разве может такое быть на самом деле? Разве способен человек на такие зверства? Возможно ли, чтобы людей калечили и жгли ни за что, а все смотрели и не только не пытались остановить преступление, но и ликовали, точно сами вечные и их собственные шкуры не горят? Что-то не то с фантазией Ала, коли порождает она подобных чудовищ. Или…
- Как… он силен!..
- Кто?
- Их общий страж, - Учитель указал на неподвижных Ала и Танрэй. - Он там един в нескольких лицах, а должен быть только стражем мира За Вратами у Ала, и более ни у кого…
Из расползшихся дыр в пространстве к ним вломились другие Учителя - среди них и Афелеана, и Солондан - и с ними ученица Солондана, певчая пташка Эфимелора. Девушка казалась смертельно больной, словно яд она выпила не там, а здесь и теперь умирала.
Внезапно послышался ужасный стон. Танрэй не пошевелилась, однако это стенание шло из ее груди. Никто еще не ведал подобной боли.
- Ее жгут, жгут заживо! - сипя и хрипя, закричала Афелеана. - Она почему-то не смогла выпить яд, Паском! Вытаскивать их надо, и сейчас же!
- У нее были перебиты руки, - Эфимелора кинулась к подруге, зарыдала в голос и обняла ту за голову.
Ученики ахнули в немом ужасе. Перебиты руки? Выпить яд? Да видано ли такое изуверство?!
- Он не пускает, - ответил Паском. - Он изгнал оттуда всех, кроме них двоих, и захлопнул ловушку. Он невероятно силен!
И, словно в подтверждение его слов, на берег прорвались Паорэс, попутчик Эфимелоры, пропущенный на чужую радугу матерью Танрэй, которая осталась с учениками, отправив Солондана на помощь Паскому. Закашлялись и подскочили Рарто со своей попутчицей.
- Мне отрубили голову! - крикнул Рарто.
- И мне! Вероломно! - подтвердила его подруга.
- И меня убили, - Паорэс провел ребром ладони по шее. - Я даже в битве не поучаствовал, в другом городе сидел…
- Всем нам отрубили голову, кто был там лишним… кроме Эфимелоры, - заметила Афелеана, и все, пытаясь понять, к чему она клонит, посмотрели на девушек, одна из которых пыталась привести в сознание вторую.
- Ты что-то поняла? - спросил Паском.
- Может быть. Надо проверить. Эфимелора, сосредоточься, девочка! Попробуй еще раз войти туда, к ней… Если зацепишься за нее, тащи ее сюда любым способом.
Паорэс присел рядом с попутчицей и ради поддержки взял ее за руку:
- Давай! Я рядом!
Та застонала от ужаса, но подчинилась.
Танрэй кричала, ужасно кричала, не разжимая губ, сердцем и душой своей.
- Я созову всех! - решила Афелеана, покуда подруга Танрэй пыталась пробиться в жуткий мир. - Иначе они все там погибнут, Паском!
- Уж где горе идущему, там горе и ведущему, - пробормотал Паском, предпринимая очередную попытку втиснуться туда, где даже оболочка его была окончательно и бесповоротно умерщвлена.
* * *
- Вот и ты! - прошипел Соуле и, выхватывая меч из ножен на бедре, кинулся к ступенькам.
- Куда ты, пресветлый? - окликнули его из свиты, но он даже не отозвался.
Последние крики ведьмы смолкли - видать, испустила дух. Костер затухал так скоро, словно разожжен был колдовством, а не искрой Превеликого и Единственного. Никто на обгоревшую дочерна мракоделку не глядел - все в ужасе бросилась врассыпную от воинов Тимаратау, что легко завладели крепостью.
Как полоумный, несся тайный определитель навстречу хогу-полководцу. Так мчит охотничий пес на медведя, зная, что за спиной его божество - хозяин с арбалетом.
Ведомый криками любимого, но едва узнаваемого голоса, Ал стегал взмыленного мула, однако поспел только к ее смерти и увидел обугленный труп на столбе. Мертвая сестра, Эфимелора, лежала рядом с обезглавленной грузной женщиной у черной от крови плахи.
Яростно закричав, взмахнул Тимаратау-хог своим легким и длинным мечом, а враг его в разлетающемся желтом плаще выбежал на площадь и понесся ему навстречу.