Сколько слез впитала ее подушка на громадном, но пустеющем ложе: самой женщине хватило бы и маленького уголка, чтобы всласть выспаться, да вот сон не шел! Сколько раз она корила себя за то, что не проснулась тогда вовремя в повозке и не ушла с тем, к кому на самом деле лежало сердце. Совсем недавно Танрэй наконец поняла, что они не рисковали ничем: после физической близости "куарт" попутчиков наконец объединялись, силы многократно увеличивались - и ничто не было бы им преградой на пути. А сейчас тот маленький отрядик наверняка погиб вместе с их вожаком, ни слуху о них, ни духу. Мысли о том, как могло бы быть, порождали иные мучения. Много лет не испытывавшее настоящей любви, тело ее страдало, и запретить ему желать Танрэй простым велением воли не могла. А размышления о попутчике неизбежно приводили к этим навязчивым и томительным мыслям. Она тихо стонала в подушку, ласкала саму себя, но понимала в отчаянии, что все не то, что это такой же обман, как ее жизнь с Алом. Как-то раз мелькнула идея подпустить к себе кого-нибудь другого, и она даже знала, кто обрадовался бы ее решению: не раз она ловила восхищенные взгляды одного из молодых помощников Кронрэя, созидателя, высокого красавца-ори. Но едва, убедив себя, Танрэй подошла к нему просто поговорить, все внутри взбунтовалось. Прежде ничего не имея против этого человека, после таких мыслей она испытала к нему отвращение и убежала прочь.
Она стояла у окна и смотрела на звездное небо. Ей казалось, рядом стоит кто-то, кого она мечтала бы ощущать возле себя, и тоже смотрит ввысь.
- Всё не спите, атме, - шепнула за спиной Хэтта, разрушая иллюзию. - Завтра снова будете бледная и едва живая.
Она распустила длинные золотые волосы подруги-хозяйки и медленно, плавно, стала расчесывать их гребнем, от затылка к самым коленям. Только Хэтта умела причесывать ее, не дергая волоски и не доставляя никакой боли. Глаза начали слипаться от неги. От удовольствия потершись ухом о собственное плечо, Танрэй вернулась в постель, свернулась там клубочком и сонно пробормотала:
- А мне ведь теперь столько же лет, сколько было Ормоне, когда…
- Да не казните вы себя понапрасну! Спите, спите, атме. Завтра день у вас тяжелый, - завораживающе низким грудным голосом напевала кхаркхи, а ее сильные, привычные к труду руки легко массировали спину хозяйки, навевая сон и отгоняя все тревоги. - Жалко мне вас, вас с птенчиком… - проговорила она, когда Танрэй уже крепко спала. - Пусть бы вам наконец повезло…
А Танрэй спала, и ей снилось, что она несет кому-то аллийский меч, ищет, заглядывая в лица, и не находит нужного. "Как ты прикоснулась к заветному мечу? Он позволяет это только хозяину!" - спрашивает чей-то голос, а она уже знает ответ, древний, как само оружие предков. "Аллийский меч подчиняет себе хозяина, а женщина подчиняет себе любой аллийский меч. Всякая из нас может взять чей бы то ни было меч и увидеть в нем то, что ей нужно!" И голос отвечает: "Что ж, сердцу твоему известно больше, чем разуму. Ты достойна лучшей участи. Иди, просто иди вперед!"
И раскрываются Врата, раздвигаются стены Лабиринта, пропуская ее в Неведомое.
* * *
Вот последний камень извлечен. Фирэ почувствовал, как остановилась кровь, как замерло в груди. Выдохнув, он присел к передатчику:
- Учитель! Вы слышите меня?
- Да, мальчик, - послышался в ответ тенор Тсимаратау.
- Мы освободили коридор. Путь открыт.
- Так в чем же дело? - в голосе Учителя прозвучала улыбка. - Спускайтесь!
- Да, да, сейчас. Только переведу дух.
Фирэ наладил объектив камеры, чтобы заснять все, что внутри. Увы, он не чувствовал присутствия устройства так, как чувствовал в прошлое свое пребывание в этой пещере. Да, вот здесь бродила та рыжая бестия, которая потом едва не лишила его жизни, вот здесь он дремал в своем шатре… Не было только этого постоянного фона - музыки иных сфер, порождаемой "куламоэно". Однако он не ошибся: Тиамарто чувствовал все и глазами звал его поспешить.
С небольшой группой ученых-аринорцев, которых узнали еще в плену гор Гивьерр-Барре, кулаптры и пара гвардейцев стали спускаться в глубь горы, однако через пару тысяч ликов снова уперлись в завал.
- Не будет этому конца! - ругнулся Фирэ.
Камней оказалось меньше, чем при входе, и неуклюжие машины вместе с автономно работающими диппами расчистили коридор за три часа. Теперь, когда землю перестало лихорадить после катаклизма, в пещерах отсутствовало ощущение тревоги, но Фирэ не находил себе места: он не меньше всякого другого посвященного мечтал отыскать легендарное "место вечной жизни". Тиамарто и ученые болтали ни о чем и обо всем, смеялись, а Фирэ пытался представить, каким он будет, этот "куламоэно" - исцеляющий смерть…
Как назло, спустя сто шагов открылся третий завал.
Ругаясь на чем свет стоит, Фирэ отправился к выходу. Продолжать раскопки сегодня было уже нельзя: все устали, настала ночь. Тиамарто отнесся ко всему философски: не сегодня, так завтра.
Они разожгли костер и расселись вокруг него неподалеку от входа в пещеру. Техника и диппы остались у завала.
- Проклятые силы, не удивлюсь, если мы завтра войдем в пещеру и увидим, что все камни снова на своих местах, а машины замурованы между вторым и третьим завалами! - с досадой сказал Фирэ. - Это какая-то мистика!
Ученые засмеялись, а ему было не до смеха. Все эти подлости на пути порядком надоели. Со своим южным юношеским темпераментом он явно проигрывал северной терпеливости аринорцев и слишком рано повзрослевшему соотечественнику. Тиамарто с абсолютной невозмутимостью помешивал похлебку в котле и, посмеиваясь, нет-нет да и вставлял словечко в тираду приятеля. Фирэ и сам не ведал, насколько сейчас он был похож на своего вспыльчивого старшего брата в глазах того, кто хорошо знал Дрэяна, в течение нескольких лет служа с ним в одном отряде.
- Как такое случилось?
- Это неведомо, фондаторе! - развели руками гонцы Тау-Рэи. - Мы не знали их прежде, никого, кроме советника Паскома, но Паском умер…
- А Помнящая Афелеана?
- Афелеана? Не встречал такой… Но если она там, при дворе…
- И я - даже не слыхал о ней…