- Между прочим, срывать зло на вещах - дурной тон! - Туня подобрала отброшенную в угол указку, хотела выпрямить, но посмотрела вдоль оси, прищурив один глаз, и передумала: - Пускай так остается. Так даже красивее!
Дядя Исмаил покрутил тощей шеей, точно его душил воротник, даже, по-моему, зубами заскрежетал. Видя такое дело, папа поспешил спасти положение:
- Не обращай внимания. У нее же ни на волос чувства юмора.
- У меня оно тоже иногда иссякает, - добавила мама, поправляя прическу. И села за стол. Она уже закончила возню на кухне - кибер-подносы плавали туда-сюда, организовывая дяде Исмаилу "легкий ужин". Видно, маме очень уж хотелось поговорить, если она свалила сервировку стола на киберов - в этом тонком деле она никогда не доверяется автоматам. - Ну, малыш, рассказывай наконец, как живешь?
- А чего рассказывать? На Земле те же новости быстрее, чем наверху, распространяются. Пока я добирался к вам из космолифта, меня трое остановили с расспросами о ТФ-Проекте. Зря я, видать, в форму вырядился… Да, а еще один юный пионер по видео случайно наскочил. Узнал, извинился и от имени звена потребовал, чтобы я у них на сборе выступил.
Мама улыбнулась:
- И ты согласился?
- Куда ж денешься? Хозяева Земли подрастают… - Дядя Исмаил подбавил в тарелку салата, придвинул голубцы.
- Ну вот, еще одно звено целиком переманишь в космонавты! - Папа грустно наклонил голову, точно к чему-то прислушивался, и быстро зашевелил над столом пальцами левой руки.
Он у нас с мамой органист. Обучает музыке ребят. А космос не признает. "Не понимаю, - говорит, - как это столько людей уходит в безмолвие? В вакууме нет звуков. И музыки нет. Значит, человеку там не место. Человек не должен без музыки…" И яростно шевелит пальцами, будто покоряет гибкие чуткие клавиши своего мультиоргана. Он и меня хотел к музыке приохотить, но я дальше простых этюдов не продвинулась. Зато люблю на папу смотреть, когда он играет. И когда задумывается, вот как сейчас, тоже люблю…
Папа закруглил движение руки, словно взял какой-то особенный, слышный одному ему аккорд. И задел стакан сока. Стакан покатился по столу, загремел совсем не в такт папиным чувствам. Папа спохватился, покраснел. И спросил, сглаживая неловкость:
- Значит, скоро штурмуете световой порог?
- Уже двести космонавтов прошли Камеру, - прожевав, ответил дядя Исмаил.
- А вы-то тут причем? Вам-то чем гордиться? - проворчала я, запуская в пролитый сок жука-уборщика.
Жук зажужжал, принялся утюжить лужу на скатерти.
Честно говоря, обижать дядю мне не хотелось - злые слова вырвались сами собой. От возмущения! С какой стати он не обращает на меня внимания? Называется, пришел в гости! Взрослые, если их двое среди детей - еще так-сяк. Лишь бы не забыли, зачем собрались. А уж если трое, да еще мужчины - все: или про хоккей, или про космос, другого не жди!
Дядя Исмаил поначалу хотел рассердиться. Даже щеки надул и носом зафыркал. Но потом вдруг засмеялся и сказал:
- Да, конечно, как раз я и ни при чем. Я ведь на разведочном "Муравье" ползаю. Ты же видела - это карлик с длинным любопытным носом… Вот научимся строить засветовые корабли таких миниразмеров - глядишь, и я полетаю. Только это еще не скоро будет. Разве вот ты вырастешь, слепишь для меня коробочку, по знакомству, а?
Я важно кивнула:
- Попробую.
- А чтоб это случилось быстрее, выпьем за твое восьмилетие… - Дядя Исмаил опрокинул над стаканом яркую бумажную бутылочку, понюхал колпачок, подмигнул мне и закончил: - Выпьем за тебя ананасного сока. И пожелаю я тебе три вещи и еще одну: доброты, изящества и хорошей работы.
Он замолк, тщательно намазывая себе икрой кусочек поджаренного хлеба. Я знала дядину слабость изъясняться долго и мудрено, но тут все-таки не выдержала:
- А еще одну?
- А еще одну… - Дядя Исмаил проглотил, подумал, закатил от удовольствия глаза и погрозил пальцем Туне: - Только чтоб твоя крокодилица не услыхала… Пожелаю я тебе веселого мужа!
Слух у Туни был тонкий. Она взвилась чуть не до потолка:
- Как можно так забываться?
Никто в ее сторону и бровью не повел. А мама жалостливо покачала головой и заметила со вздохом:
- О себе подумай, малыш! Все твое ровесники переженились, даже Стас Тельпов. И тебе давно пора. А то в чем только душа держится!
Мама почему-то считает, если дядя Исмаил женится, то сразу потолстеет. А по мне пусть лучше остается худым, чем скучным.
Тут уж Туня не выдержала, застонала, подплыла к папе, потолкалась антеннами в руку:
- Разрешите увести девочку спать? Не годится ребенку слушать взрослые разговоры.
Папа, скрывая улыбку, посмотрел на часы:
- Пожалуй, и правда пора. Без четверти двенадцать.
Нет, это ж надо! Они теперь будут веселиться, праздновать мой день рождения, а меня отправляют спать! Где ж справедливость?
- Попрощайся перед сном, - поучала Туня. - Скажи родителям "Спокойной ночи"…
Вот те на! А подарок?
- А подарок? - вслух закричала я. Глаза мои против воли застлало слезами. Чувствую, разревусь сейчас - как какая-нибудь детсадовка. И стыдно, и ничего не могу поделать!
- Фу ты, память дырявая! Чуть не забыл, зачем ехал… - Дядя Исмаил в притворном испуге хлопнул себя ладонью по лбу. Достал из кармана куртки каталожную карточку с перфорацией. Протянул мне: - Владей.
Я повертела карточку в руках, Ничего особенного. Кусок картона, на нем знаки: шесть цифр, три латинских буквы. И все. Ну, ровным счетом ничегошеньки. Мне стало еще обиднее. Нижняя губа у меня сама собой потяжелела и оттопырилась. Я ее прикусила побольнее, но она ползет, не слушается.
Стерла я слезы с ресниц, спросила дрожащим голосом:
- Что это?
- Да-да, объясните скорее, что это? - Туня заломила ручки и едва не рвет на себе антенны, всем видом своим отчаянно вопя: "Люди! Ребенок плачет! Что ж вы стоите? Бегите, спасайте, ребенок плачет!!!"
Дяде Исмаилу и в голову не пришло, что он переборщил. Он не спеша встал, промокнул губы салфеткой; посмотрел карточку на свет:
- Здесь все написано. Видишь, дырочки? Это перфокарта.
- Понимаю, не маленькая, - досадливо перебила я, сердясь на дядю за его манеру объяснять все с самого начала. - Только зачем она мне?
Моего дядю не так легко сбить с толку. Он положил перфокарту в блюдце и с шутливым поклоном преподнес мне:
- А как же! Вдруг кто-нибудь засомневается или не поверит? Ведь я дарю тебе астероид…
- Астероид? - удивилась я. Вот это да! Кто еще, кроме дяди Исмаила, мог до такого додуматься?!
- Астероид? Алене? Ты шутишь! - Папа безнадежно махнул рукой.
- Астероид? Странная фантазия. Такой громоздкий, неровный… - Мама даже расстроилась. - Алена обязательно оцарапается…
- Это нелогично - дарить небесные тела! - воскликнула Туня, - Он же так далеко! Какая от него польза?
- Не понимаю, чего вы переполошились? - Дядя Исмаил пожал плечами и так посмотрел на всех, словно он по крайней мере раз в неделю приносил нам в пакетике по небольшому астероиду. - Обыкновенная малая планет. Спутник Солнца. Микроскопический собрат Земли. Вообще-то астероиды бывают разные. Но этот крошечный, чуть побольше вашей квартиры…
- И ты даришь мне целую планету?
- Астероид! - поправил дядя. - Я его позавчера открыл. Рядом пролетал. Свеженький….
- И он будет мой? Насовсем? И я могу делать с ним что угодно? - Я еще не верила своему счастью.
- Твой. Насовсем. Что угодно. Так и в Солнечном Каталоге зарегистрировано. Можешь убедиться.
Туня осторожно отобрала карточку, сунула в щель перфоприемника на брюшке, перебросила изображение на большой настенный экран. Отворилось окно в космос. И там среди звезд кувыркался кусок породы. Скала. Остров в пустоте. Я во все глаза смотрела на астероид, боясь, что дядя Исмаил поднимется и скажет: "Налюбовались? Я пошутил". И выключит экран. Растает изображение. А вместе с ним растает и мой подарок. Но астероид кружился как заводной и исчезать не собирался. Подумать только! Мой собственный астероид! Весь целиком! Это и диктор подтвердил: перечислил цифры и буквы, которые на карточке, назвал параметры орбиты. А после: "Аленкин астероид. Принадлежит пожизненно или до иного волеизъявления Алене Ковалевой". И мой солнечный позывной, полностью. Это ж любой запросит Информаторий, а ему диктор этак вежливо и непреклонно: извините, мол, дорогой товарищ, астероид уже занят. Принадлежит Алене Ковалевой. Значит, мне!
Тут же не то важно, что у меня ни с того ни с сего собственность появилась. Другой проживет - улицы его именем не назовут. А в мою честь целая планета: Аленкин астероид. Хочешь не хочешь, загордишься. Постараешься всю жизнь не уронить.
Взяла я у Туни карточку, ткнулась дяде Исмаилу в колени, еле выговорила: "Спасибо!" Дядя Исмаил прижал мне ладонью волосы на затылке, пощекотал пальцем шею:
- Ну же, ну же, Аленушка! Чего ты разволновалась? Кому-то монояхты дарят. Надувные города. Аэролеты. Даже маленькие космопланы. А я уж что смог…
- Да что вы, дядя! - бормочу я. - Это же такой подарок! Такой подарок! Вы ничего не понимаете…
Ничего-то он не понимал. Да ведь астероидов же еще никому в жизни не дарили. Я же самая первая. Ведь это целая планета. Хоть и крошечная, с нашу квартиру, а все же настоящая планета. С ума сойти!
Обвела я взглядом комнату - и все мне в ней другим показалось. Всех на свете я люблю, всех на свете понимаю, могу сейчас без труда угадать, кто что думает.
Вот Туня застыла в недоумении. Не может сообразить, улыбаться или ругаться. Ох, не одобряет няня моих слез. И подарка, естественно, тоже не одобряет. Считает, это жадность моя слезами выливается. Собственнические инстинкты проснулись. А у меня и в мыслях ничего подобного. Я совсем из-за другого плачу, чего ей, глупой, не одолеть своим кибернетическим умишком!
В уголке дивана мама с папой, обнявшись, о чем-то шепчутся. Слов не слышно, но я почему-то и так знаю: "В наше время детям планет не дарили. Как теперь Алене жить с астероидом на шее?"
А дядя Исмаил на ушко мне шепотом:
- Не волнуйся, Олененок, я орбиту астероида чуть-чуть подправил. Каждый год в твой день рождения он будет над городом пролетать. На высоте девяносто шесть тысяч двести километров, запомнишь?
Я вскочила, машу рукой, слова сказать не могу. Потом обняла дядю Исмаила, улыбаюсь ему в плечо. Подумаешь, девяносто шесть тысяч! Да хоть бы и целых сто! Ерунда. Чепуха. Чепухишечка. Можно летать каждый день, если хочется. Тоже мне, расстояние - четыре часа туда, четыре обратно!
Я даже обрадовалась, когда Туня повела меня спать. Она помогала мне раздеться, постелила постель, а я прижимала к груди карточку и глупо улыбалась, потому что слезы давно кончились. Укрылась я с головой одеялом, оставила маленькую щелочку и посмотрела на свет сквозь дырочки в карте. Мелкие такие дырочки, будто иголкой проколоты. Еле заметные для человеческого глаза. А поднесешь к самому зрачку - весь мир виден.
Так и заснула с карточкой в руках. И всю ночь снился мне розовый пузатый астероид. Он кувыркался меж звезд и играл со мной и с Туней в чехарду.
2
- Завтракать я сегодня не буду! - заявила я, едва открыв глаза. - И зубы чистить тоже, баста!
Туня зависла напротив кровати, сложила ручки под брюшком и посмотрела на меня с такой неизбывной печалью, что я сдалась:
- Ладно. Зубы, так и быть, вычищу. А завтракать - ни-ни! И не проси.
Няня моя никогда не хватается сразу за несколько дел - там, мол, разберемся. Оглядываясь, она поплыла в ванную. Я, заплетая ногу за ногу, следом. У раковины я постояла, посмотрелась в зеркало. Растянула губы пошире. Скусила из тюбика кусочек витаминной пасты, которая сразу же разбухла, запузырилась и заиграла на зубах, приятно холодя язык. Я выполоскала рот. Подышала чем-то антивирусным. И начала задумчиво крутить краники душа.
Мыться мне тоже не хотелось, и я все думала, как бы отвлечь нянино внимание, отделаться от процедур. Туня проверила температуру воды в бассейне, недовольно поворчала, разгадав мое намерение ограничиться душем. А когда я разделась, изловчилась и втолкнула меня в барабан. Тут все сразу заходило ходуном, на меня посыпались хлопки и шлепки, покатились огромные мыльные пузыри, от которых надо увернуться, а не то они, касаясь кожи, громко лопаются и ужасно щекочутся…
- Ах ты, предательница! - закричала я, кидаясь за Туней.
Вообще-то я барабан люблю. Но зачем же так нечестно впихивать? Да еще ножку подставлять? Я бы, может, поломалась-поломалась и сама пошла. А теперь получается - против воли…
Бегу я за Туней - и ни с места: барабан под ногами крутится словно беличье колесо. Я на боковую стенку - и по реечкам, по реечкам вверх. А ступени подо мной вниз… Тунька совсем рядом маячит - руку протянуть. Уж почти ее настигла, а она - раз! - и на другую сторону. Раскачалась я на канате, перелетела барабан - чуть-чуть не достала. Можно сказать, между пальцами она у меня прошмыгнула. И сходу в бассейн. И кверху брюхом плавает. Я ласточкой в воду. Дошла до дна, изогнулась, выныриваю. Ищу роботеску - а она из-под воды дерг меня за пятку!
Лягнула ее в нос. Она взвизгнула. И взмыла под потолок. Нащупываю пружинную доску, надавливаю. Ка-ак взлечу! Но Туня же метеор какой-то, а не робот: вжик, трах! - и снова под водой. Зацепиться я не успела, рухнула с высоты, меня батуд встретил и давай подкидывать! Накувыркалась я вдосталь - и с разгона, и боком, и через голову. Соскочила. И зигзагами меж пузырей на выход. Маленькие пузыри перескакиваю, под большими проползаю, на бегу в какие-то ворота протискиваюсь, на жердочке балансирую, по круглым кочкам прыгаю - цирк! Барабан все новые фокусы выкидывает. В него, может, целая тысяча упражнений заложена. Но я не уступаю, не удираю, лезу напролом. Настигаю наконец Туню. Наматываю на руку ее веревочный хвостик:
- Ага, попалась?
Понимаю, конечно, она сама мне поддалась. И уже не сержусь. Почесала роботеску между глаз - она прямо-таки растаяла от удовольствия. Барабан распахнулся, выпустил нас. И мы пропели на два голоса: "Здоровье в порядке, спасибо зарядке!" Туня встряхнулась - и уже сухая. А я растерлась жестким полотенцем - ох, хорошо! Натянула шорты, майку. Чувствую, под ложечкой засосало. А Туня, вредина, так понимающе, с заботой:
- Проголодалась?
И захлопотала так, как одна она умеет… Да еще мама… Съели мы две порции яичницы, взбили грушевый сок. Ела, разумеется, я, а Туня причмокивала да похваливала…
Сегодня обещали хорошую погоду, поэтому я вылепила себе легкие сапожки. И бегом на лестницу, стараясь захлопнуть дверь перед самым Туниным носом. На пороге вспомнила про дядин подарок. Вернулась. Вынула из-под подушки карточку. И думаю: "Какой же смысл спускаться в лифте? Это с астероидом-то в руках?"
- Туня! - Я умоляюще оглянулась. - Давай через окно, а?
- Что ты! Папа рассердится! - Туня испуганно замахала ручками.
Вспомни она про маму, я бы поверила и не сопротивлялась. Но папа?! Да папа ни в жизнь на меня не рассердится! Уж я-то знаю! И продолжаю уговаривать, делаю вид, что не разбираюсь в ее хитростях:
- Тунечка! Лапушка! Да ведь ему же никто не скажет. Никто-никтошечки!
Туня не любит меня огорчать, и я часто этим пользуюсь. Стоило мне подольститься, и она сразу же размякла:
- Ладно. Через окно так через окно. Только через кухонное, чтоб тетя Маня не увидала.
Блюстительница чистоты (раньше сказали бы - дворник) тетя Маня женщина строгая. Насоришь нечаянно, расковыряешь случайно стенку гвоздиком, цветок где-нибудь не там вырастишь, - все: ни "Проньку" завести не даст, ни на косилке не покатает. А то, гляди, без улицы оставит. Для меня хуже нет наказания - остаться без улицы: дышать домашним стерилизованным воздухом все равно что дождевую воду пить. Ни вкуса, ни запаха. Нет уж, лучше тете Мане на глаза не попадаться.
Расстелилась моя Туня ковриком. Легла я животом, обхватила ее за шею. Она в меня всеми четырьмя ручками вцепилась - и вывалилась из окна, Мягко-мягко, без крена, без толчков поплыли мы к земле. На балконе сорок шестого этажа Шурка Дарский глаза выпучил: "Все видел, все знаю, сейчас же тете Мане пожалуюсь!" Показала я ему язык. Тоже мне, ябеда-терябеда! Небось, разреши ему, сам бы за мною следом сиганул!
Туня спускалась не торопясь. Ребятишки (кто был дома!) высовывались из окон, махали руками, кидали вдогонку надувные шары. Такой поднялся переполох - уж какая там тайна! Теперь бы только от дворника улизнуть! Мы меж колонн, меж колонн, нырнули под портик и приземлились за клумбой. Слышу - тюх-тюх-тюх! - подкатывает тетя Маня верхом на "Проньке". Мы называем "Проньку" Красота-без-живота: он похож на корыто пустотой вниз, и этой пустотой он всасывает мусор. Тяга ужасная - того гляди, человека втянет! "Специально для непослушных детишек!" - пугает нас тетя Маня. Мы, хоть и понимаем шутки, держимся подальше.
Ну, хватаюсь я за Туню, чтоб не сдуло. А Туня в сторонку - и уже цветочек нюхает. До того безвинная - точь-в-точъ с Примерной странички букваря. "Мое, мол, дело сторона. Никто из окон не летал. А кто летал, те давно уж удрали, и след простыл!"
Прикидываю, на какое наказание соглашаться. Дома мне сидеть никак нельзя - кто расскажет ребятам про астероид? А коли так, смело топаю навстречу дворнику, зажмуриваю глаза и выпаливаю сходу все как есть: "Тетя Маня! Виновата. Простите, через окно вылетела…"
Тунька перестала цветочки нюхать, затрясла посеревшими от ужаса антеннами. А тетя Маня покивала. И спрашивает:
- Ну и как? Понравилось летать?
- Очень. Душа замирает. И сердце в пятки уходит.
Про пятки я ввернула нарочно: взрослые любят, когда мы чего-нибудь боимся, когда можно на выручку придти. Тетя Маня засияла добрыми морщинками и пальцем мне грозит:
- В пятки, говоришь? Ишь, озорница! А ты их мыла с вечера? Сердце надо в чистоте содержать, а не в пятки… Эх, придется, видно…
Сделала тетя Маня паузу, от которой у меня и в самом деле душа замерла. "Без улицы оставит или без косилки? Неужели все-таки без улицы?" Я состроила умоляющую мину:
- Тетя Маня, вы такая справедливая, жалостливая. Пожалуйста, не оставляйте меня сегодня дома. Очень прошу…
- Да я и не собираюсь. - Тетя Маня пожала плечами. - А вот грависпуск, похоже, придется для вас, шельмецов, устанавливать. В других домохозяйствах я уже видела такие… Потерпите недельку!
Сказала - и дальше на "Проньке" потюхтюхала. Стою - ничегошеньки не понимаю. Еле опомнилась, догнала ее:
- Выходит, и на косилку пустите?
- А чего ж? Приходи. Через час вон те липки будем причесывать. Вконец разлохматились!
Я в ладоши захлопала и закричала изо всех сил:
- Слава работникам двора! И мне подарили астероид! Он у меня ручной! Хотите посмотреть?