Разговаривать было больше не о чем, всё уже обговорено не по одному разу, и я заснул. Однако через час меня подняли доктора и велели в срочном порядке освободить койку.
В непонятках что к чему собрал я свои вещи, скинул больничную пижаму, переоделся в родной выстиранный камок и вышел из палатки. На каменной площадке перед длинными палатками с красными крестами, где мы обитали, стояли десять автомашин, полные раненых и покалеченных солдат. Ого, вот и он, результат нашей грандиозной победы над ордой, про которую Симаков только пару часов назад рассказывал. Видимо, в полевом госпитале при экспедиционном корпусе мест не хватило, вот остальных и поволокли за тридевять земель.
- Сашка, - мимо меня пронеслась старшая медсестра Анастасия Павловна, - не стой, помоги раненых разгрузить.
Сказано - сделано, бросил рюкзак и сразу же включился в работу. Силёнки у меня уже есть, окреп за недельку, руки и ноги на месте, так что надо помогать докторам и медбратьям. Вдвоем ещё с одним бойцом, кажется, из разведки парень, подскочили к ближайшей автомашине, откинули борт и приступили к извлечению раненых солдат. Наша с разведосом задача проста - принимать снизу бойцов или тела и класть их на носилки. После этого уже работа медбратьев. Если человек не дышит, они его в покойницкую палатку тянут, а если бредит или матом ругается, тогда в смотровую.
- Саня, - я протянул разведчику руку, - позывной Мечник.
- Жека, - представился он, - позывной Орлик.
- Будем знакомы.
- Блин, - протянул Жека, разглядывая окровавленные борта автомашин. - Сколько здесь людей… Интересно, а нас теперь куда?
- Скорее всего, в расположение подразделений.
До вечера мы проболтались в госпитале, и, только когда я увидел своего командира, идущего рядом с Ерёменко‑младшим, появилась хоть какая‑то определённость.
- Товарищ капитан, - окликнул я Черепанова, который, так же как и мы, сменил пижаму на камуфляж, и за его плечами болтался рюкзак, - разрешите обратиться.
- Не надо, - махнул он рукой, - знаю твой вопрос. Всем приказано срочно к штабу бригады подтягиваться.
Нормально. Через десять минут, пройдя через ряды пустых бригадных палаток, мы остановились на плацу возле штаба, небольшого и аккуратного двухэтажного домика, пристроились к строю, где уже было человек пятьдесят из разных подразделений, и замерли в ожидании. Прошло ещё полчаса, отцов‑командиров видно не было, с нами только капитаны, а люди всё подходят и подходят.
Наконец, когда на плацу скопилось уже около двухсот солдат и офицеров, из домика вышел начальник штаба, полковник Юрин, среднего роста пожилой пухленький мужик с абсолютно лысым и гладким черепом, отблескивавшим на солнце, как полированный шар. Рядом с ним горой возвышался непонятно как здесь оказавшийся майор Ерёменко, который, по идее, должен был находиться в расположении батальона.
- Бойцы! - стоя на высоком крыльце, обратился к нам полковник Юрин. - Час назад региональные лидеры подняли мятеж против нашего президента, которому все мы присягали на верность. Некоторые части территориальных войск, уповая на то, что многие регулярные и гвардейские подразделения нашей армии находятся на севере и заняты истреблением дикарей, перешли на сторону мятежников. Однако их выступление закончилось провалом и наши товарищи из Второй гвардейской бригады оказывают им достойный отпор. Через полчаса сводная боевая группа нашей бригады должна выступить на столицу и оказать им помощь в деле подавления мятежа. Старшим офицером сводной боевой группы назначается майор Ерёменко.
Вперёд выступил командир моего батальона, оглядел строй солдат, и посыпались команды:
- Спецназ, разведка и мотострелки на выход, через десять минут всем быть у Южных ворот лагеря! Черепанов, проследи! Всем остальным разойтись по местам и заниматься своими делами. Исполнять!
Полковник Юрин пытался что‑то сказать нашему майору, видимо, был против того, что не все солдаты отправляются в столицу, но тот, не обращая на него внимания, только сплюнул на кирпичи плаца и зашагал в расположение роты связи.
Нас оказалось человек пятьдесят, кто относился к силовым подразделениям батальона. Ещё пятерых связистов с рациями за плечами привёл наш комбат. Только он появился, как заурчали моторы и на дороге появились девять наших батальонных "Уралов", которые везли две роты бойцов нашего батальона, одну полную, из новобранцев, и нашу, в которой оставалось всего двадцать человек.
Увидев знакомые лица, мы с Черепановым запрыгнули в машину, и я тут же получил свой верный АКС, бронежилет, каску, гранаты, разгрузку и РД с двойным боекомплектом. Норма, а то с одним ТТ и ножом что‑то не очень хотелось против мятежных территориалов воевать. Можно, конечно, мы же спецназ, воины без страха и упрёка.
"Уралы" выстроились в колонну, к нам присоединились несколько чудо‑броневиков - уже неизвестно какая по счёту попытка наших бригадных мастеров сделать замену приходящим в негодность БТРам, майор дал команду, и мы тронулись в путь. Такая вот судьбина: с утра ещё валяешься на койке, девушке симпатичной улыбаешься и на свидание с ней сговариваешься, а уже к вечеру едешь бронеколонной в столицу, чтобы уже с утра поступить в распоряжение СБ Кубанской Конфедерации. Служба, однако.
В нашем "Урале" находился перепуганный радист, выдернутый комбатом из расположения его роты, он сильно нервничал и прижимал к груди свою драгоценную рацию. Путь был не близкий, и Черепанов приказал радисту включить его аппарат, приник к наушникам и информацию, которую черпал из эфира, передавал нам. Посидев пару часов за аппаратом, капитан как‑то резко посмурнел, снял наушники, и пришла моя очередь новости узнавать. Сообщения были очень даже интересные и заставляющие на происходящее в Краснодаре взглянуть несколько с другой стороны.
Из незакодированных переговоров, которые вели растерянные командиры территориальных подразделений, было ясно, что Симаков и СБ переиграли всех и мятеж спровоцировали сами. Сначала безопасники распустили слухи, что вольности республиканские заканчиваются. Затем в администрации президента проект указа засветили, по которому территориальные войска должны были перейти в ведение недавно образованного Министерства внутренних дел. А сегодня с утра сам Симаков выступил с заявлением о том, что он остаётся правителем Конфедерации. У республиканских царьков выбор был невелик - принять новые правила игры или рискнуть и попробовать силой удержать свои вольности. Надо сказать, что из десяти так называемых республик против президента выступили только три: Кореновская, Кропоткинская и Белореченская. Остальные субъекты Конфедерации, такие как Майкопская, Новороссийская, Тихорецкая, Павловская, Тимашевская, а также самая большая и богатая Приморо‑Азовская, из которой был родом Симаков, и, разумеется, недавно присоединившаяся Ростовская, остались в стороне.
Около полудня почти две тысячи солдат территориальных войск и наёмники с трёх сторон вошли в город, их не сдерживали, хотя могли. Шансов у повстанцев не было, но они были убеждены, в первую очередь провокаторами СБ, что гвардия, ВБР и сами спецслужбы готовы оказать им всяческую поддержку. Мятежные войска, ликующие и довольные своим продвижением по улицам столицы, вышли на пересечение улиц Красной и Северной, и вот тут‑то их и встретили бойцы Второй гвардейской бригады, которые быстренько намотали территориалов на гусеницы своих танков и колеса БТРов. Немногих выживших в бойне мятежников, насколько я понимал, блокировали в районе трёхэтажных новостроек на улице Седина.
Теперь другой вопрос: а мы там зачем, если и без нас управились? Ответ на поверхности. Гвардия должна была подтвердить свою преданность президенту, который в ближайшее время станет самым настоящим диктатором, или кем он там сам себя назовёт. Вторая бригада показала, за кого она, дело оставалось за остальными, и в столицу выдвигались не только мы, но и сводные моторизованные группы остальных гвардейских подразделений. В тот момент я окончательно понял, для чего мы все едем в столицу, и стало мне как‑то не по себе. При взгляде на нашего командира группы и его хмурое лицо мне стало ясно, что и он это понимает.
Ранний летний рассвет мы встретили на пересечении улиц Новокузнечной и Седина. Выгрузились из машин, построились, и выглядел наш сводный отряд весьма внушительно и грозно. Двести солдат, затянутых в бронежилеты, в касках, с оружием, и всё это на фоне недалекого пожара. Как выяснилось, ждали только нас, и представители других гвардейских подразделений уже успели отметиться в деле наведения порядка. Очередь за нами.
Перед нашим строем прохаживался крепкий усатый мужчина с суровым и умным лицом. На нём был френч, который часто называют полувоенным, небольшая армейская фуражка, а на ногах мягкие кожаные сапоги. Это был начальник СБ Конфедерации Михаил Александрович Терехов, самый настоящий генерал, первый, какого я видел в своей жизни. Кого‑то в этой одежде он мне напоминал, какую‑то картинку из древней книги, переворошил свою память, и всплыло имя - Иосиф Сталин. Ха, действительно, похож, только ростом повыше да в плечах пошире, а так самый настоящий Иосиф Виссарионович с плакатов, вождь и мудрый учитель.
- Товарищ генерал, - козырнув, доложился наш комбат, - сводная боевая группа Четвёртой гвардейской бригады прибыла в ваше распоряжение.
- Хорошо. - Терехов устало кивнул. - Для чего вы здесь, понимаете?
- Так точно. - Голос нашего майора звучал глухо и нагонял какое‑то уныние.
- Там, - генерал кивнул в сторону трёхэтажного недостроенного дома на улице Седина, - десятка два мятежников и человек тридцать наёмников из племени каратянцев. Всех зачистили, и только эти ещё держатся. Мы их не трогали, для вас оставили. Вперёд, майор! Поступать с ними как с "беспределами"! Уничтожь их - и докажешь, что ты верен президенту и Конфедерации.
- Кровью вяжете?
- Да, это самый надёжный способ. Итак, майор, работаете?
- Будет сделано, товарищ генерал.
Терехов нас покинул, а майор разбил бойцов на штурмовые группы, и через пять минут мы рванулись в атаку. Действовали наши воины грамотно, не первый день воевали, а вот территориалы и наёмники оказались бойцами слабенькими, палили почём зря в окна недостроенного дома из своих карабинов, таким образом надеясь нас остановить. Нет уж, не выйдет. Наши снайперы выбивали мятежников одного за другим, а под их прикрытием и мы в новостройку вломились. Скоротечный бой - и только трупы вчерашних граждан Конфедерации да горцев, хотевших подзаработать, говорили о том, что в этом доме был ещё кто‑то помимо нас. Работа сделана, и Четвёртая гвардейская свою преданность режиму доказала.
Интересно, если наше государство будет жить дальше, что напишут историки об этом дне? Точно не знаю, но наверняка там будут слова про централизованное управление государством и укрепление вертикали власти. Остальное зависит от того, кто будет у руля: сторонники Симакова - мы красавцы и миротворцы, а если противники - тогда каратели, ублюдки и сволочи. "Забавно", - подумал я в тот момент и, усмехнувшись, вышел на улицу. Начинался новый день моей жизни, и растрачивать его на сожаления и траур по мятежным солдатам территориальных войск, которые рискнули и проиграли, ни я, ни мои товарищи не собирались.
Глава 12. Караимский Имамат. Севастополь. 20.09.2057
Жаркое лето 2057 года прошло без каких‑либо катаклизмов и очень спокойно. После того как были подавлены все выступления мятежных территориалов против президента Симакова, наш батальон пополнили людьми, и начало осени застало нас на побережье Чёрного моря. Причиной тому, по крайней мере официальной, стали участившиеся нападения пиратов из бывшей Турции. Повадились урюки на рыбацких баркасах к нашему побережью подходить, посёлки грабить и людей воровать. В общем‑то это не наша зона ответственности, есть Третья гвардейская бригада, остатки некогда могучего Краснознаменного Черноморского Флота, но людей у них мало, в трёх батальонах всего семьсот морских пехотинцев и во флотилии ещё триста пятьдесят моряков на двух чудом живых военных кораблях. Мало? Вот то‑то же, что мало, и пришлось к охране побережья нам и некоторым подразделениям из ВБР подключаться.
Среди наших бойцов ходил упорный слух, что ожидается чуть ли не вторжение из‑за моря, но я в это как‑то не верил. Пираты - ребята отчаянные, что наши, которые на Украине по побережью от Скадовска до Одессы сидят, что трабзонские кончелыги, что болгары, бывшие братушки, все они свирепые черти, спору нет. Однако, чтобы на нас всерьёз наехать, это нет, и пока ни одна приморская республика большой десант не потянет. Вот стянуть чего‑нибудь или небольшой налёт организовать - это да, вполне возможно, и дело даже не в нашей силе, а в том, что ни у кого нет средств доставки большого количества бойцов по морю. Скорее всего, как мне думалось, наше пребывание на побережье связано с нашим соседом, Туапсинской Республикой, которая уже почти год ведёт бои с племенем каратянцев за Гойтхский перевал и единственную уцелевшую до сегодняшних дней автомагистраль, связывающую их территорию и земли Конфедерации.
Чует моё сердце, что готовится аннексия независимой республики, а заодно и горцам, и нам, гвардейскому спецназу и войскам быстрого реагирования, подтягивающимся к побережью, предстоит идти впереди всех. Если верить нашим радиостанциям, то и горцы и приморцы выдохлись, у тех и других по полтысячи штыков на передовой линии, без боеприпасов и вооружения, и в резерве сотни по три бойцов. Против нашей ударной группы в полторы тысячи солдат и офицеров, прошедших войну с "беспределами" и сосредоточившихся сейчас в Новороссийске, туапсинцы долго не выстоят, а горцами займётся другая армейская группировка, наступающая со стороны Горячего Ключа.
Впрочем, это только результат моих наблюдений и домыслов, а пока мы сидим в районе Геленджика уже неделю, пиратов не наблюдаем и нашу нынешнюю работу воспринимаем как вполне заслуженный отдых. Солнечно, тепло, побережье Чёрного моря, сосновый бор, и мы, три сотни головорезов, загорающих на пляже. Благодать. Конечно, не хватает женщин, и в Новороссийск, ясно видимый на другой стороне бухты, не отпускают. Пока ещё мы терпим, и самоволок в батальоне не случалось, но мыслишки в этом направлении уже блуждают.
День, когда мы узнали, что же нам предстоит, начинался вполне обычно - подъём, зарядка, завтрак и построение для поднятия государственного флага.
- Общее построение! - без десяти минут восемь звучит команда нашего командира роты и по совместительству командира группы капитана Черепанова.
Строимся возле базы отдыха "Взлет", где мы проживаем, здесь весь наш батальон, включая комбата Ерёменко и штабных офицеров. Всё как обычно за исключением одного - на левом фланге вместе с нами стоят два десятка крепких парней с шевронами морской пехоты на камуфляже.
Флаг взвился, достиг своего положенного места и затрепетал на ветру, а Ерёменко, взобравшийся на небольшую трибуну, напротив строя, повёл речь. "Ну, - думаю, - сейчас он нам начнёт рассказывать про тяжёлое положение в Туапсинской Республике и о том, что мы должны протянуть руку помощи горожанам, которым прямо‑таки не терпится вступить в нашу Конфедерацию". Однако нет, речь пошла совсем о другом городе, который находится от нас несколько дальше, чем Туапсе, и совершенно в другой стороне.
Севастополь - вот что заинтересовало наше Верховное командование. Город русских моряков, так его до Хаоса называли, и что там сейчас творится, никто из нас сказать точно не мог. Были слухи о том, что лет тридцать назад, еще в Эпоху Хаоса, город попытались подмять под себя уцелевшие крымские татары, но чем дело кончилось, никто точно не знал, поскольку рвануло сразу несколько городских арсеналов. В народе гуляли две основные версии произошедшего в Севастополе. Одна гласила, что арсеналы подорвала группа смертников‑шахидов, а другая - что подрыв произвели последние защитники города‑героя, не желавшие сдачи в плен. Как же всё было на самом деле, вряд ли кто‑то теперь узнает, но факт остаётся фактом, город не уцелел, большую его часть поглотило море, а что осталось, превратилось в кучи строительного мусора.
Однако что‑то всё же уцелело, и, как нам поведал Ерёменко, недавно были задержаны беженцы, пытающиеся на лодках переправиться через Керченский пролив и нелегально попасть на территорию Конфедерации. Разумеется, их допросили, и стало известно, что раньше они жили в районе Симферополя, но весной их посёлок был уничтожен, а сами они попали в рабство. После этого три месяца они работали на разборе завалов возле Инкермана. Выяснилось, что захватили их боевики Караимского Имамата, которые ставили своей целью возрождение Крымского Ханства в границах тысяча четыреста какого‑то года. Вот так, не больше и не меньше. Цель великая и достойная, если посмотреть со стороны, вот только нашим генералам совсем не хотелось, чтобы караимы добрались до оружейных складов, а президенту совсем не понравилось то, что кто‑то держит в рабах наших братьев по крови.
Было принято волевое решение, и в столичных штабах родился план операции "Бросок". Наша задача в этой операции предельно проста. Вместе с двумя батальонами морской пехоты, штурмовым батальоном из Первой гвардейской бригады и сводной сапёрной ротой ВБР погрузиться на три самоходные баржи и БДК "Цезарь Куников", один из наших военных кораблей, и под прикрытием другого корабля, СКР "Ладный", достигнуть Севастопольской бухты, высадиться на берег и уничтожить караимов. После этого, само собой, освобождение рабов и продолжение работ по очистке городских развалин.
Скоро приказы отдаются, да не скоро дело делается, и перед походом в Севастополь предстояло неделю готовиться к этому событию. Именно для этого к нам и прибыли прикомандированные морпехи. Майор, что хотел сказать, сказал, покинул трибуну, а мы разошлись по ротам, и началось наше дополнительное обучение.
С морскими пехотинцами общий язык нашли быстро, свойские парни, без понтов и показного героизма, твёрдые профессионалы, не раз показавшие себя в деле, так что тому, что они говорят, можно было верить. Началось всё с краткого рассказа о кораблях нашего ВМФ, на которых нам предстояло участвовать в десанте.
Начну с нашей ударной силы, корабля, должного охранять наш покой в походе. Сторожевой корабль "Ладный" был включён в состав КЧФ в далёком 1981 году, это получается 76 лет назад, старичок, однако, но на ходу. Водоизмещение, длина, ширина, осадка, силовые установки - нам это всё было не так интересно, а вот вооружение удивляло, а потому и запомнилось. Две двухствольные артустановки АК‑726, два четырёхтрубных торпедных аппарата, два реактивных бомбомета РБУ‑6000 "Смерч", четыре пусковые установки "Раструб" и две установки "Оса‑МА‑2". Это должно впечатлять, и я впечатлялся, но мне сразу же объяснили, что из всего этого вооружения работают только АК‑726 и один из бомбомётов, всё остальное давно пришло в негодность и демонтировано. На их места наварены турели под самые обычные станковые пулемёты, которые должны выставляться на боевые посты в случае боя. С одной стороны, от прежнего, некогда грозного боевого корабля осталось очень мало, а с другой, он всё ещё на ходу, и более грозного корабля, чем он, во всём Чёрном море не существует.