Он взял бумагу и принялся разбирать кривые буквы, написанные полуслепым вождем.
"Сеньор доктор, друг тхеллуков! - писал Одинокий Лось. - Смерть пришла к людям Каменного ручья. Наши знахари не могут ничего сделать. Белый доктор гринго не может ничего сделать. Уходят в землю наши дети, наши женщины и мулы, и опустели жилища тхеллуков. Люди расскажут. Сеньор доктор добр и мудр, он поможет тхеллукам".
- Что же случилось на Каменном ручье? - спросил Руми, прочитав письмо. - Не чума ли пришла в селения?
- Так еще никогда не умирали, - покачал головой лысый. - И это не чума. Целые поселки вымирают. Сначала дети и старики, потом женщины, потом молодые и сильные мужчины. И гибнет скот. Мы все тоже больны, - он указал на спутников.
- О каком белом докторе пишет Одинокий Лось?
- Белый доктор живет в лагере гринго. И он сам тоже гринго. Три года назад они прилетели к нам из самой Америки, так они говорили. Потом летающие машины белых унесли их. Потом принесли снова. В лагере у них стоят большие черные машины. И гринго направляют трубы на горы и селения.
- Какие трубы?
- Мы не знаем. Черные большие трубы на ножках. Вождь Одинокий Лось говорит, что от труб болеют и умирают тхеллуки. Одинокий Лось мудр, и если он говорит, значит, так оно и есть.
- Но белый доктор лечит вас.
- Он дает пить соленую и кислую воду. Но люди все равно умирают. Тогда доктор гринго разрезает мертвых и смотрит, что у них внутри. А родственникам умерших дает за это деньги.
- Почему вы думаете, что гринго насылают болезнь?
- Гринго говорят, что смотрят в трубы на звезды. Но мы не верим. Хотя они все очень добры и дают индейцам виски. Они очень жалеют тхеллуков. Но все-таки это они насылают болезнь. Так говорит Одинокий Лось. Он знает. И мы знаем.
- Зачем?
- Они не говорят. Вчера прилетел их большой начальник и привез большую трубу. И Одинокий Лось послал нас к сеньору доктору. Пусть приедет, пусть спросит гринго, зачем они мучают тхеллуков. Но сеньора доктора нет…
- Тогда надо прогнать гринго с Каменного ручья.
- За что? За то, что смотрят на звезды? Ведь мы не знаем правды. А разве можно прогнать человека, если не знаешь точно, в чем он виноват?
Руми рассматривал мелкие красные пятна на сухой коже гостей, осунувшиеся лица, запавшие, тусклые глаза.
- А сеньора доктора нет… - грустно повторил лысый.
Индейцы молчали. И молчал Руми.
- Ты поможешь нам? - спросил негромко лысый индеец.
Руми ответил не сразу.
- Я не могу идти на Каменный ручей. И я не знаю, что надо делать.
Нависло долгое молчание.
Потом лысый тяжело поднялся и пошел к мулам. За ним и остальные.
- Подождите, - остановил их Руми. - Дайте мне еще подумать.
Они замерли. И стояли так, пока он думал. Они боялись потревожить его мысли.
- Если вы поедете быстро, очень быстро, когда вы будете на Каменном ручье?
- Наши мулы больны. Но если надо… к полудню мы приедем.
- Хорошо. - Руми встал. - Сзывайте всех здоровых и сильных мужчин, укройте под плащами какое найдется оружие и идите к гринго. Спросите, зачем они пришли и правда ли, что от них идет смерть. Гринго скажут вам всю правду.
- Они не скажут правды.
- Они скажут. И тогда поступайте с ними как воины. Или болезнь отняла у вас смелость?
- Мы не боимся, - тхеллук гордо вскинул лысую голову. - Нам уже нечего бояться. Но у гринго нет правды…
- Вы слышали, что я сказал? Или вы не верите мне, другу сеньора доктора? Гринго откроют вам свои тайны.
Тускло-черные глаза лысого тхеллука смотрели в землю. Под неподвижностью глинисто-смуглого лица таилось недоверие.
- Хорошо, мы передадим твои слова Одинокому Лосю.
Индейцы прощально тронули Руми за плечо и пошли к мулам.
Когда солнце проплыло в небе половину пути, индеец посмотрел на наручные часы - подарок доктора - и стал спускаться к потоку.
Белые - горячие стены электростанции встретили его сонным гудением турбины. Он отомкнул дверь и вошел. Щит с приборами смотрел на Руми красными и зелеными глазами сигнальных ламп, словно спрашивал: "Ну и что ты надумал, Руми?" Индеец хорошо разбирался в сложностях этих приборов, рубильников, сигналов, в переплетении проводов. Он теперь знал душу машины. И все же испытывал перед ней мистический трепет, как перед мудрым богом белых.
Руми остановился у отдельного маленького щитка, отмеченного буквой "V". Слушал голос машины, думал. Машина ждала, она не умела или не хотела подсказать…
Руми думал. И показалось ему, что за спиной, в кресле перед столиком, сейчас сидит сеньор доктор. Сидит, курит сигарету и смотрит в спину Руми.
"Включи рубильник, посмотри на сигнал и на прибор", - спокойный, доброжелательный, ободряющий голос сквозь гул генератора. Так говорил сеньор доктор, когда обучал Руми. "Ты все понял, Руми? Восемнадцатого августа в полдень включишь рубильник", - так говорил сеньор доктор, когда уезжал. А сегодня только семнадцатое…
"Гринго откроют вам свои тайны. Или вы не верите мне, другу доктора?" - так говорил сам Руми сегодня.
Индеец глубоко вздохнул и включил рубильник.
Вспыхнул на щите красный сигнал. Стрелка прибора плавно отошла на десять делений вправо и остановилась, покачиваясь. Руми выждал десять минут по часам и стал чуть заметно вращать штурвальчик реостата. Стрелка пошла вправо.
Через полчаса он вышел и замкнул дверь. День показался еще более ярким, нагретый горный воздух еще пахучее после запахов масел и резины. Ничто не изменилось кругом. Только росло в груди индейца беспокойное желание сказать кому-то о чем-то… Может быть, вот этим камням - о том, что он ослушался приказа.
Когда солнце уже коснулось раскаленным краем далекой сиренево-розовой горы, на тропу нерешительно вышел человек. Рука Руми потянулась к карабину. Но тотчас же он оставил оружие, и совсем иное, недостойное мужчины волнение заставило дрогнуть его тонкие губы - там шла Паула. Она шла к воротам больничной изгороди, настороженно, как пугливый зверек, вглядываясь в молчаливые коттеджи.
Сначала Руми обрадовался - ведь это Паула! Потом рассердился - как она посмела! Потом опять обрадовался - все-таки это была Паула… Он скатился с обрыва и встретил ее у входа, встретил не так сурово, как следовало бы.
- Руми! Послушай меня, Руми! - она так волновалась, что даже не опустила глаз, как подобает девушке при встрече с мужчиной. Избаловал девчонку сеньор доктор!
- Приказано всем уйти, ты же знаешь… - голос Руми звучал не очень уверенно - ведь он и сам нарушил приказ.
- Руми! Отец продал меня кому-то! Не знаю кому! Не спрашивала кому. Просто убежала. Он отобрал деньги, что подарил сеньор доктор, и теперь пьет гуаро. Сеньор доктор говорил, что человек, пусть даже женщина, - не мул, чтобы его продавать! Я не хочу, не хочу, Руми! Не прогоняй меня! Может, я плохая дочь, что ушла. Я старалась быть покорной… Но сегодня что-то случилось со мной… Руми, не прогоняй! Или я уйду за горы, в большие поселки белых людей, о которых рассказывают так много дурного…
Она лепетала сбивчиво, теребя цветастый платок на груди. И вдруг заплакала, тихо, горько, не пряча лица. Руми совсем растерялся и, что еще хуже, не сумел скрыть от женщины своего замешательства. Он взял девушку за руку и совсем неожиданно для себя пробормотал:
- Мне всегда было приятно смотреть на тебя…
- Руми!
Блестящие заплаканные, чуть раскосые глаза заслонили весь мир - скалы, небо, последние лучи солнца, мачту на вершине, тропу, ведущую в Кхассаро…
Руми опомнился и тревожно огляделся. Но все было в порядке, и тропа безлюдна. Солнце провалилось за край гор, из ущелий хлынули торопливые сумерки. Индеец ласково коснулся тугих черных кос:
- Идем.
До рассвета он пролежал над тропой. Но теперь не было одиноко - там, наверху, в шалаше из рифленого железа, свернувшись кошкой, на брезенте спала Паула.
Когда рассвело, Руми пришел к ней. Стоял, опершись на карабин, чтобы видно было тропу, а сам спрашивал и говорил - о многом, обо всем, чего никогда не собирался говорить Пауле. А она сияла улыбкой, блестящими глазами, радостью молодого существа, бежавшего от опасности и грязи. Временами он приходил в отчаяние, злился на себя - не следовало выбалтывать ей так много. Но ничего не мог поделать с собой.
Он поведал ей все про машину, изобретенную доктором, которую придется взорвать. Пауле было хорошо и спокойно, и просто не верилось, что могут быть еще какие-то опасности, взрывы, беды.
- Мы сами строили больницу - как же ты будешь ее взрывать?
И Руми, отогнув прикладом карабина брезент, показал ей дюралевую коробку с батарейками и рубильником.
Прошли сутки, как он включил машину. Что рассказали гринго индейцам с Каменного ручья? Что делается за горами, в главном городе белых людей? А в шалаше Паула… Хорошо, что она убежала из Кхассаро. Зачем такой девушке жить с чиновником? Чиновники сами боятся гринго, никогда не спорят с ними. Но это уж их дело, только бы не трогали индейцев.
Руми было хорошо. И он не знал, что на склоне горы, которая высилась за скалами прохода, несколько белых людей наблюдают за ним в большую рогатую трубу на тонких суставчатых ножках. Он не знал, что двое в пятнистых комбинезонах и зеленых беретах, минуя тропу, по неприступным скалам ловко и бесшумно пробираются к его гнезду.
Руми сидел, уставясь на безлюдную тропу, и мечтал. А в шалаше спала Паула!..
Глава 23
- Хотел бы я знать, что делает Руми, - повторил Багров.
Слейн повел плечом.
- Нам остается только молиться индейским богам, чтобы они надоумили Руми поскорей взорвать "Вериту". Тогда мы, по крайней мере, сумели бы молчать, а это уже победа.
Слейн подошел к двери и постучал согнутым пальцем в заслонку смотрового оконца.
- Алло, сеньоры тюремщики! Будьте гуманны, угостите арестованных сигаретой! Нето отсутствие курева может толкнуть на побег. Эй!
Заслонка отодвинулась, показался недовольный глаз.
- Послушайте, как вас там! Дайте, черт возьми, сигарету!
Глаз сменился толстыми влажными губами:
- Разговаривать с арестованными не положено, - сказали губы металлическим голосом, и заслонка захлопнулась.
Слейн улегся на койке.
- Однако я здорово устал. Здешняя кутузка - не "люкс", но хоть прохладно, отдохнуть можно. Доктор рекомендовал мне больше покоя и меньше волнений. Садись, Гарри, если уж посадили. А то приляг, я подвинусь.
За дверью раздались шаги и голоса, звон ключей. Слейн вскочил с койки и встал рядом с Багровым.
Вошли Флетчер, Мануэль и сыщик в белой панаме. Сыщик бегло оглядел камеру, арестованных и, повинуясь знаку Флетчера, вышел, плотно захлопнув дверь.
- Хэлло, Богроуф! - сказал Флетчер с улыбкой. - Мы так и не успели поздороваться. Честное слово, рад вас видеть, особенно в наручниках. Мир тесен, Богроуф, наши пути опять сошлись и даже в аналогичной обстановке. Только теперь все наоборот - вы скованы и допрашивать буду я, хотя бы и без вашего согласия. Тогда, в лаборатории Санта-Доры, мы кое-что не договорили.
- Сожалею, Флетчер, что не пристрелил вас тогда.
- О, да, в тот раз вы определенно прошляпили, Богроуф! Я говорил, что философия о допустимом и запретном не доводит до добра. Но вы, несомненно, делаете успехи, - Флетчер показал взглядом на свою правую руку, висящую на перевязи.
- Если бы я взял чуть левее!
- Ну-ну, Богроуф, не будьте кровожадным. Для меня и этого вполне достаточно, а ваша карта все равно бита.
- Скажите, Богроуф, - вмешался рыжий Мануэль, - кто все-таки помог вам бежать из лаборатории?
- Шпеер, - не мог не ответить Багров.
- Шпеер?! Чистокровный ариец бывший офицер вермахта?!
- Флетчер, велите ему замолчать, - попросил Багров. - Оба вы мерзавцы, но эта фашистская гадюка…
- Молчать!! - заорал бывший гестаповец.
Багров не успел увернуться, удар рыжего кулака пришелся по виску. Слейн подхватил друга у самого пола.
- Перестаньте, Мануэль, вы поторопились, - поморщился Флетчер. - Вы не в гестапо…
Багров со стоном приподнялся на одно колено.
- Не сердитесь на него, Богроуф, - сказал Флетчер.
Пружиной взметнулся с пола Багров, выбросив вперед оба скованных кулака. Подбородок Мануэля задрался. Ударившись затылком о бетонный косяк двери, он тряпичной куклой рухнул у входа. Флетчер отпрянул и левой рукой вырвал из заднего кармана брюк револьвер. Но следующий удар Багрова пришелся по раненой руке, Флетчер так и не успел спустить предохранителя. В дверь снаружи ударили. Однако Слейн успел всадить железную ножку табурета в проушину решетчатой двери. И очень своевременно - снаружи заколотили ногами и прикладами, заорали что-то. Слейн ухватил Флетчера за ногу и с трудом оттащил в безопасный угол камеры. Здесь вдвоем они одолели Флетчера и скрутили руки его же ремнем. Бледное лицо американца кривилось от бессильной ярости и боли в раненой руке, он стонал и корчился.
- Здоровый парень мой земляк, - отдуваясь, заметил Слейн. - Если бы он не был ранен, нам с этими вот браслетами… Гарри, смотри, немец!!!
Мануэль пришел в себя и, не в силах еще подняться, шарил по поясу, по карману…
- Да стреляй же, Гарри!
Дрожащими после схватки руками Багров спустил предохранитель отнятого у Флетчера револьвера, прицелился и выстрелил. Мануэль раскрыл рот, но крикнуть уже не успел, повалился набок и замер.
В дверь били чем-то тяжелым, табуретка ходила ходуном. Слейн поправил ее и крикнул:
- Эй, вы там! Перестаньте шуметь!
Удары прекратились. Послышался голос сыщика:
- Мистер Флетчер, вы живы?
- Отвечайте же! - толкнул Флетчера журналист.
- Перестаньте дубасить, олухи, - неохотно отозвался тот. - Я связан, и надо мной сидят с пистолетом.
- Ваш босс остается здесь в качестве заложника, - прокомментировал Слейн. - Если попытаетесь ворваться, он будет немедленно убит.
В коридоре тишина. Потом сыщик спросил:
- Мистер Флетчер! Вы слышите меня? Что нам делать?
- Почем я знаю, - буркнул сердито Флетчер и посмотрел на сидящего рядом Слейна. - Собственно, вы-то кто такой?
- Меня забыли вам представить, сэр. Журналист газеты "Экспрессо", американский подданный Джозеф Спенсер Слейн к вашим услугам, сэр.
- Вы из Штатов? Послушайте, мистер журналист! Вы, кажется, деловой человек. Объясните вашему другу, что все это вам не поможет. Так или иначе, на сей раз вы проиграли партию.
- Позволю себе не согласиться, сэр. Наши дела не так уж и плохи. Могли быть значительно хуже. Ну сами подумайте, вы ведь тоже очень деловой человек. Сеньоры тюремщики превосходно знают, сколько вы стоите живой и во что обойдетесь им мертвый… Нет, сэр, пока вы живы, связаны и здесь - нам нечего унывать. А дальше поглядим. Не так ли, Гарри? Но позвольте, сэр, а ведь мы забыли обыскать вас! Кажется, так принято у победителей?
Он ощупал карманы пленника. Нашел запасную обойму к пистолету, чековую книжку, зажигалку и почти полную пачку сигарет. Чековую книжку повертел и засунул обратно в карман, зато очень обрадовался сигаретам.
- Военный трофей! Вы молодец, сэр! Хотите сигарету? Я не жадный.
Он дал Флетчеру прикурить и перебросил пачку и зажигалку другу. Багров понемногу приходил в себя. Несколько затяжек вернули ему самообладание. Он отвел взгляд от Мануэля, с силой потер лоб, звякнув наручниками. Превозмогая слабость, повернулся к пленнику.
- Расскажите, Флетчер, как вы попали в столицу. И что в лаборатории?
Флетчер беспокойно завозился.
- Мне не хотелось бы касаться этой темы, Богроуф…
- Ничего, придется коснуться! Итак, мы слушаем.
- Лаборатория… лаборатория… Мистер журналист, нельзя ли немного ослабить ремень? Режет руки…
- Не считайте нас идиотами, сэр. И что вы все глазеете на мертвеца? Он вам нравится?
- Я думаю о… о его пистолете… - сквозь зубы выдавил Флетчер.
- Эврика! - вскричал журналист. - Мы можем удвоить наш арсенал! Об этом мечтают многие правительства, а нам ничего не стоит! Благодарим вас, сэр, за деловое предложение, оно принято с восторгом!
Он подполз к Мануэлю и вытащил его "люгер", а вместе с ним и связку ключей на никелированном колечке.
- Погляди-ка, Гарри! Мы избавимся от украшений! Давай руки, дружище!
- Импульсы правды… - шипел Флетчер. - Проклятое изобретение! Я действую против своих интересов… Кошмар!
- Ради бога, подождите сходить с ума! - весело кричал Слейн, размахивая затекшими руками. - Ведь вам хотелось что-то рассказать? Ну не томите! Что же было в лаборатории?
И они услышали санта-дорский вариант дня "Вериты".
Все началось в горах на Каменном ручье, где группа сотрудников лаборатории проверяла действие новой радиоактивной установки. Секретные работы велись под видом астрономических наблюдений за искусственными спутниками земли, и официальная сторона дела была в полном порядке. Истинный характер эксперимента знали немногие, и эти немногие надежно молчали.
Эксперимент проходил удачно - наконец-то! Жители индейских селений, находившихся в зоне облучения, без всякой видимой причины постепенно - в зависимости от интенсивности излучения - теряли работоспособность, заболевали непонятной для них и для большинства врачей болезнью и в конце концов умирали. В первую очередь погибали более слабые - дети, старики. Молодые и здоровые еще могли некоторое время выполнять несложные работы. Если теперь излучение и прекращалось, их все равно ждал смертельный исход, хотя течение болезни затягивалось. В любых случаях облученные теряли способность к воспроизведению потомства. Пробы воды и грунта с подопытного участка почти не показали радиоактивного заражения. Военный врач, входивший в состав экспедиции, регулярно производил вскрытие трупов и собрал блестящий материал для диссертации. Словом, все шло как нельзя лучше, и Флетчер вместе с представителем Пентагона вылетел к Каменному ручью для заключительных наблюдений.
…Флетчер как будто совершенно примирился с необходимостью разоблачения своих секретов перед Слейном и Багровым. Говорил деловито, рассудительно, не скрывая удовлетворения успехом экспедиции, как будто речь шла действительно о новом телескопе. Волнение и даже негодование зазвучало в его голосе, когда он дошел до повествования о событиях, происшедших 17 августа…
В этот день к лагерю американцев потянулись группы окрестных жителей, больных и ослабленных, но странно возбужденных. Шестеро, спотыкаясь, несли на плечах носилки, в которых лежал похожий на мумию вождь по имени Одинокий Лось. Носилки опустили у крайней палатки, индейцы присели на корточки. Флетчер, не ожидая от больных людей никакой каверзы, приветствовал их как мог торжественнее, оказал знаки внимания вождю и собственноручно поднес старику стаканчик виски. Врач, обрадованный таким скоплением больных, поспешно делал записи в блокноте. Пришли и индейцы отдаленных поселков, не входивших в зону радиации. Это насторожило американцев, тем более что собралось уже около сотни туземцев.