Меня пробил нервный смех. Я помнил то, что происходило со мной с самого детства. И в то же время я помнил кое-что о Ките и о Никите Латышеве, студенте философе. Не так, как если бы это были мои воспоминания. Примерно так, словно посмотрел о них фильм. Подробный, яркий и красочный.
Соломон Моисеевич глянул на меня поверх очков.
- Я сказал что-то веселое, Никита Евгеньевич? Или вы немного переутомились накануне предстоящих выборов?
Посмотрев на имиджмейкера с некоторой неприязнью, я поспешно придал лицу доброжелательное выражение. Полагаю, он понял, что я недоволен. Ну, так на это я и рассчитывал.
- Что вы, Соломон Моисеевич, что вы! Просто задумался над тем, как окружение накладывает отпечаток на любого человека. Среда обитания, так сказать…
Про себя же я подумал: тебе бы мои проблемы, козлобородый. Выборы - мелочь, не выберут - ладно. А вот то, что налоговая инспекция треплет нервы третий месяц, - проблема. И два невозвратных кредита, о которых еще не знают инвесторы, - бомба замедленного действия. И еще много чего… Я же пока хочу работать, а не ехать на постоянное жительство в Калифорнию. Там хорошо, но двух недель отдыха вполне хватает. Деньги нужно делать здесь.
- Тогда позвольте с вами попрощаться, - проблеял имиджмейкер. - Хочу напомнить, сегодня вечером у вас съемка для клипа.
- Для клипа? - переспросил я. - Что, по-вашему, я в эстрадные певцы собрался? На "Фабрику звезд"?
- Не для клипа. Для рекламного ролика. Простите, - быстро поправился имиджмейкер.
Так-то. Контролируй свои слова! Других ловить каждый умеет.
Козлобородый убрался из кабинета, я присел в кресло. Болела голова. За последние три дня спал в общей сложности часов восемь. Да и сны были рваными, запутанными. Не сны, а кошмары. На один день восьми часов сна больше, чем достаточно. А на три - маловато.
Итак, судьба выкидывает порой странные коленца. С точки зрения Кита, я оказался в шкуре того, кого совсем недавно грабил. Преуспевающий банкир, бизнесмен… У меня влиятельный отец, подающий надежды младший брат, полтора миллиона долларов на счету в Нью-Йоркском банке… Что еще нужно для счастья? Но это с его точки зрения… А я вижу ситуацию совсем по-другому. Мне просто стали доступны воспоминания других людей.
На самом деле, нигде я не оказывался. Я всегда жил так. Родился, учился в самой обычной школе. Увлекался историей и каратэ, брал на себя много общественной работы. Мы жили, как все. Потом дела отца пошли в гору, а тут еще и перестройка… Переехали из двухкомнатной квартиры в двухэтажный особняк, который отец построил за каких-то полтора года. Я закончил экстерном институт. Мог бы и не заканчивать, но без диплома все будут смотреть на тебя, как на быдло, зарвавшегося нувориша. А сейчас я подумывал о защите кандидатской диссертации. Дел-то - пять тысяч "зеленых". Только обратиться нужно к надежным людям, чтобы все по закону было. Мне же не просто диплом купить нужно…
А теперь мое сознание скачкообразно претерпело некоторые изменения. Еще вчера я не подозревал ни о каких дипломаторах, монадах, и не был готов к тому, что мир устроен почти по Лейбницу. Кстати, и с теориями Лейбница я был знаком довольно приблизительно. Вспоминалось что-то из школьных факультативных курсов, а может быть, из "сна" о студенте-философе. Тот, похоже, был специалистом, чего обо мне не скажешь.
Однако все свои воспоминания, реальные и навеянные, я воспринимал почти как должное. Меня не удивляло присутствие частичек памяти Кита или философа Латышева. Мне даже казалось, что я понимаю механизм внедрения воспоминаний. Я словно бы обменивался памятью с обитателями других вселенных…
Бррр, жутко было бы попасть в те миры, где жили Кит и студент, въяве! У меня свои проблемы, но работать асфальтоукладчиком на частных стройках в заштатном городишке или бандитской "торпедой" - увольте! Хотя "торпедами", наверное, не работают. Это, скорее, призвание. Неужели и я на это способен? Мог бы стать таким вот Китом?
В кабинет вошла Надя, мой секретарь.
- Никита Евгеньевич, посетители. Утренний прием, пять человек дожидаются…
- Зови. По одному, - приказал я.
Ох уж эти посетители…
- Специалистов собирать не будем?
- Да ну их, наших специалистов… Сам справлюсь…
Я провел рукой по небритой щеке. Щетина кололась. Ничего, избиратели потерпят. Пусть видят, что я близок к народу. И что о них думаю денно и нощно - побриться некогда. Ночами не сплю.
Первой вошла ушлая старушонка в довоенном ватном пиджаке, чем-то похожая на старую и больную крысу.
- Никита Евгеньевич, дом сгорел, все пропало! Помогите, чем можете! - начала она прямо с порога.
Я взглянул в листок, поданный Надей. Пенсионерка, Раиса Трофимовна, семидесяти одного года. Живет поблизости - на Колхозной улице. То-то внешность ее мне знакомой кажется. Не первый раз, наверное, на прием пришла.
- И что же, Раиса Трофимовна, помочь вам больше некому? Дети, внуки, родственники есть?
- Есть, Никита Евгеньевич, есть! - завздыхала старушка. - Сын шофер, получает не очень много. А дочь - учительница, я ей сама с пенсии деньжат подбрасываю постоянно. Двое детей.
- Заявление на помощь написали?
- Написала, - с готовностью кивнула старушка. Быстро, будто боясь, что я вскочу с кресла и убегу, протянула лист в клеточку, исписанный неровным почерком.
Я взглянул на листочек. Просит десять тысяч. Ну, бабка, ну, дает! Десять тысяч! Да это же твоя пенсия за полгода, старушка!
- А кредит не хотите взять? - осторожно попытался я подтолкнуть посетительницу в нужном направлении.
- Кредит ведь отдавать надо, - резонно ответила бабка.
- Надо, - вздохнул я. - А у вас источников дохода, кроме пенсии, нет?
- Да семечками на улице не торгую. Совестно как-то… Я ведь бывший педагог все-таки…
А, так вот почему я эту бабку знаю! Она у нас в школе работала. Учительницей начальных классов. Да, у учителей пенсия низкая…
И не помочь нельзя - выборы, и помочь весьма затруднительно. Десять тысяч - сумма солидная… Меньше дашь - обидится. Они ведь все думают, что у меня денег - куры не клюют. Но выход всегда найдется. Тут же, при старушке, я продиктовал письмо мэру, попросив, как кандидат в депутаты, оказать ей помощь, пришпилил к заявлению, улыбнулся. Была проблема моя, стала проблема городской администрации. Пусть изыскивают средства в бюджете. Правда, их там нет - но это уже не мое дело. Я еще не депутат.
- Поможет власть. Как не помочь? Ждите, Раиса Трофимовна. Через пару месяцев помощь выделят. После заседания городской думы.
- Хоть бы чем сейчас помогли, - вздохнула старушка. - Кастрюль - и то нет. Оплавились все. Я уж не говорю, крышу перекрывать, деньги-то на крышу… Сама во времянке живу, суп сварить не в чем. И не из чего…
Я тяжело вздохнул. Все выборы. Без расходов не обойдешься.
Полез в ящик стола, достал сторублевую купюру. Потом подумал, добавил полтинник.
- Возьмите, Раиса Трофимовна. Чем могу.
- Спасибо, - сказала бабка. И как-то странно поджала губы.
Мало, что ли? Так я на всех не напасусь. Если каждому давать хоть столько, завтра с утра тут очередь выстроится в два километра. Без налога с неба упали деньги, а они еще и недовольны…
Вошедшего следом за Раисой Трофимовной мужичка я отправил в центр занятости с сопроводительным письмом. Денег он, к счастью, не просил - хотел работать. На работу его устроят вряд ли, но участие я проявил, внимание оказал.
Еще двое больных просили деньги на операцию. Это - святое. Больным помогать надо. Каждому дал по триста рублей. Одному, правда, нужно было шесть тысяч, а другому - пятнадцать, но это не те суммы, которые я могу жертвовать безболезненно. Особенно в дни приема - будь неладны эти выборы!
Пятая дамочка, вся в золоте, просила помочь в оплате обучения дочери. Нет, совсем люди стыд потеряли! Хоть бы оделась скромнее, сережки с бриллиантами на двадцать пять тысяч сняла… Впрочем, письмо мэру я опять написал. Пусть она о нем плохо думает, а не обо мне. А уж он ей разъяснит, кому помощь полагается.
Выпроводив последнюю посетительницу, я налил в стакан итальянской минеральной воды, смочил горло, закурил. Не люблю курить, не люблю минеральную воду… А надо курить, надо пить эту дрянь… Иначе не найдешь общего языка с деловыми партнерами. И водку пить приходится, хотя я предпочитаю красное вино или чешское пиво… Казалось бы, влиятельный человек, а пожить в свое удовольствие не получается никак!
В уголке сознания словно проснулся Кит. Посмотрел на меня искоса, сплюнул сквозь зубы. Неудобно ему было и за меня, и за себя. Ведь я - это и он тоже…
- Бабке, у которой сгорело все, хотя бы "пятикатку" сунул. Да и больным-доходягам по тыщонке-две дать можно было. А остальных - послать по-простому, без реверансов, - заявило мое второе я.
Я был с ним, в общем-то, согласен. Потому что я - это тоже он. В какой-то мере. Сволочью становишься с этой работой. Каждую копейку считаешь, долю процента на каждой сделке. А кто не считает - улицу подметать идет. Или, как мужичок-посетитель, в поисках работы рыщет. Не я выбираю, как мне себя вести. Ситуация диктует поведение.
Студент Латышев, когда я попробовал взглянуть на ситуацию с его точки зрения, вообще остался в недоумении. Как, имея несколько миллионов долларов, можно не помочь людям в пустячных для меня и таких важных для них просьбах? Не заплатить за работу имиджмейкеру, трем журналистам, что вчера снимали меня с утра да вечера, экономя предвыборный фонд? Да вот так! Нецелесообразно. Потерпят. Им редактор команду дал, вот они и работают. Редактору я заплатил - и заплатил хорошо. А что журналисты, весь день без обеда просидевшие, меня проклинают - не проблема. В эфире скажут то, что нужно. Тебе этого и не понять, молодой неудачник и идеалист! Кит, тот скорее с ухмылкой этот эпизод оценил. Видел во мне коллегу - кидалу.
Тихо звякнул интерком, стилизованный под колокольчик.
- Слушаю, Надя.
- Никита Евгеньевич, к вам тут из налоговой инспекции. Требуют немедленно доложить.
- Кто?
- Оксана Сергеевна Кареткина. Старший налоговый инспектор.
- Пусть зайдет через пять минут. У меня посетитель.
Надя, конечно, знала, что просители меня покинули, а Соломон Моисеевич из кабинета давно ушел. Видела. Но с черного хода, мимо приемной, вполне мог кто-то зайти. И выйти тем же путем. Не каждый мой посетитель должен попадать на глаза другим. Даже моему секретарю. А уж тем более - работникам налоговой инспекции или других контролирующих органов.
Если с Соломоном Моисеевичем и, тем более, с просителями я мог разговаривать небритым и даже неумытым, то с Оксаной Сергеевной такой номер не пройдет.
Настроение из расслабленно-вялого перешло в деловое, действия обрели целеустремленность. Пройдя через короткий коридорчик, я вышел в санузел. Здесь у меня и душ, и умывальник, и, понятное дело, туалет. Быстро выдавив на щеки пену, я принялся работать одноразовым бритвенным станком.
Конечно, Оксана Сергеевна еще та стерва. Но она гораздо лучше, чем Афанасий Игнатьевич, лысый мужичок с отвисшими щеками, который ошибки в отчетах чуял, казалось, своим крупным носом. Неужели Наталья Викторовна, начальник налоговой, решила сменить гнев на милость? Или Афанасий Игнатьевич подхватил очередную простуду? Состояние простуженности было у него перманентным, он постоянно болел, но когда температура инспектора не поднималась выше тридцати восьми, он стойко шел на службу, заражая всех окружающих неведомо где подхваченными вирусами. Взяток эта пожилая сволочь не брала, что меня особенно раздражало.
Побрившись и смыв остатки пены, я снял со стеклянной полки первый попавшийся одеколон. Их мне дарили на двадцать третье февраля, Новый год и иногда даже на День рождения. Если учесть, что поздравлять с праздниками всегда являлась толпа народа, а самому раздаривать подаренные одеколоны было неловко, можете представить, сколько склянок с ароматной жидкостью скопилось у меня в шкафу. Две полки в три ряда. Несколько флаконов стояли сверху, на полочке в душе. Брился я, как правило, не дома, а на работе. Да что там брился - я здесь практически жил.
Запах взятого наугад одеколона оказался приятным, цитрусовым. К чести моих поздравителей, дешевые одеколоны они дарили редко. Но использовать такое количество парфюма я был не в состоянии. Разве что пить? Или сдавать в магазин? Без гигиенических сертификатов торговая инспекция покоя не даст… Да и выручка мизерная. Вот если бы просителям можно было вместо денег одеколоны отдавать! Но журналюги из неконтролируемых газет пронюхают, и такой скандал выйдет…
Не прошло и пяти минут, как меня было не узнать. Поспешно почистив зубы отбеливающей пастой, я вернулся на рабочее место, нажал кнопку селектора.
- Пригласите Оксану Сергеевну, пожалуйста.
Инспектор вошла в кабинет, бодро цокая высокими каблучками. Сразу видно - она-то ночью выспалась. Круглое личико свежее, словно сияет, волосы блестят. Оксана Сергеевна не писаная красавица, и, думаю, сама это понимает. Носик капризно вздернут, глаза немного печальные, припухшие, ротик небольшой, тоже какой-то капризный, челка кудрявая на лоб падает… Нет, она не страшная, но и красивой ее никак не назовешь. Зато фигурка у девушки - просто обалдеть. Поэтому, несмотря на солидный ранг старшего налогового инспектора, ходит Оксана Сергеевна исключительно в мини-юбке, и все мужчины оборачиваются ей вслед.
Вот и сейчас сверкнула гладкими коленками, и, плавно выступая, остановилась на середине кабинета. Садиться не спешит. Знает, что и сидя выглядит отлично, но хочет продемонстрировать свою новую юбочку и прозрачную блузку со всех сторон. Пусть я и подконтрольный, зависимый от нее сейчас субъект - неважно.
- Здравствуйте, Оксана Сергеевна. Присаживайтесь, пожалуйста.
- Доброе утро, Никита Евгеньевич. Не выспались? Дел много или отдыхали хорошо?
- Какой уж тут отдых…
Так и хочется сказать: тебе-то какое дело? Но не скажу. И она знает, что я не скажу. Стоит, улыбается. Потом села. Коленки, опять же, ко мне. А что же, соблазнительное зрелище. Не скажу, чтобы трусики видно было, сидит девушка пристойно. Но при размерах юбки - отчего бы и не увидеть что-то лишнее? Я даже слюну сглотнул и глаза отвел.
- Что же вы, Никита Евгеньевич, налоговые органы в заблуждение вводите? - переходит в наступление инспектор. - Согласно вашему отчету, у вас словно бы и доходов нет. А по нашим прикидкам, вы двадцать миллионов налогов не заплатили.
- Да что вы, Оксана Сергеевна, какие двадцать миллионов? У меня оборот меньше. А прибыль и подавно. К тому же, как мы можем государство обманывать? У нас специалисты квалифицированные, законопослушные…
- Перейдем к отчету, - заявляет наш ревизор и на стол перед собой отчет кладет.
Вот она и хозяйка положения. Я должен со своего места встать, подойти к ней, стул подставить и рядом сесть. Если не хочу стоя слушать, или не видеть, в чем она меня обвиняет. То есть не иметь фактуры для дискуссии.
Гладким лакированным ноготком Оксана Сергеевна подозрительные строчки подчеркивает. Я уверенно что-то ей объясняю, на законодательство ссылаюсь. Время от времени мои сотрудники в кабинет лезут. Увидят, что босс не один, и назад. А ведь Надя всех предупреждает, что у меня инспектор! Думают, у них вопросы самые важные. Или они мне чем-то помочь могут…
Приказал я секретарю, чтобы и близко к двери никто не подходил. Теперь Надя силой посетителей останавливать будет. И по телефону соединять ни с кем не станет. Разве что мэр приедет или начальник милиции. Тогда Надя позвонит, доложит. Но они ведь у меня не каждый день бывают.
В некоторых местах претензии Оксаны Сергеевны липовые, и сама она это прекрасно понимает. В некоторых вопросах я душой кривлю, и она об этом хорошо осведомлена. Но нарушения ведь доказать надо! А кое-где мои хваленые специалисты на самом деле ошибки сделали. За это с них строжайше взыщется. Но сейчас я их защищаю. Перед лицом инспекции мы - одна команда. Разбор полетов - после.
Час спорим, два. Инспектор разгорячилась. Кондиционер в кабинете я специально отключил - может, уйдет быстрее. От волос у нее духами пахнет. "Шанелью". Не той, что номер пять, какой-то другой. Но то, что "Шанель", точно знаю. У меня на запахи память хорошая, и приятные ароматы я очень люблю.
Оксана Сергеевна меня обвиняет, я ей с каменным лицом возражаю. Потом зевнул. Раз, другой. Ее это особенно возмутило. Вскакивает, кричит:
- Никита Евгеньевич, настройтесь на рабочий лад! Я лицензию вашего банка приостановлю!
- Лицензию моего банка только Центробанк отозвать может, - объясняю я. - Вы в худшем случае счета арестуете. По решению суда. Это совсем другая операция.
- Полагаете, только у вас в банке специалисты работают? В других местах - недоучки?
- Нет, специалисты не только у нас. Но у нас - лучшие.
Покраснела Оксана Сергеевна, щеки огнем горят, рот приоткрылся - не знает, что сказать. А я думаю - ну, зачем весь этот балаган? И она знает, чего от меня хочет. И начальник налоговой ей определенные указания дал. Относительно суммы, на которой можно сойтись. Я не о взятках, о налогах.
- Может, кофе выпьем? Ты устала, я вижу. А я с утра крошки во рту не держал.
Оксана еще больше возмутилась. Она при исполнении, а я к ней на "ты" да еще и кофе предлагаю, хотя обеденное время не наступило. Только собралась она мне отповедь дать, я ее в охапку сгреб, поцеловал крепко да на диван понес.
На блузке пуговицы некоторые оторвать пришлось, ну а юбка нам совсем не мешала. Мало ее было и незаметно.
Не скажу, что кожаный диван, даже широкий - самое удобное место для интимного общения с девушками. Но пикантность какая-то в скрипучей упругой коже есть.
Минут через сорок пошел я кофе заварить. А Оксана свою блузку принялась разглядывать. Смотрела на меня она теперь, правда, спокойно, без гнева. Я бы даже сказал - удовлетворенно.
- Куплю я тебе новую блузочку. Любую, - обещаю, хотя знаю, во что мне "любая" блузка выльется. - А сейчас в шкафу посмотри. У меня рубашек и маек там много, что-нибудь себе подберешь.
- Да как я мимо секретарши твоей пойду? Ты, Латышев, совсем уже озверел! И не соображаешь ничего!
- Не беспокойся, все я соображаю. Через черный ход тебя выведу.
- А охранники?
- Охранники - мужики. Они и не заметили, в чем ты пришла, не поймут, в чем уходишь.
- Такую миленькую блузочку не заметить… Это надо без глаз быть. Впрочем, у тебя охранники такие долдоны… А в инспекции что скажут?
- Тебя домой завезут, переоденешься полностью. Чего из мелочей проблемы делать?
Заварил я кофе, достал конфеты и печенье. Чувствую, легче немного стало. Да и Оксана подобрела, даже об ошибках в формах речь не пытается завести.