Я еще раз вспомнил Юлю. Почему так - если ты хочешь, тебя не хотят, если ты можешь, другие не могут, если тебя хотят - не хочешь уже ты? Или у меня одного характер такой?
- Ты закусывай, Гена, закусывай… Я как-то икру не очень.
Действительно, икры я в свое время переел - когда дорвался. Мог себе позволить. Бывало, две банки в день съедал. Даже толстеть начал. А потом на нее смотреть противно стало. И на прочие деликатесы. В природе все разумно устроено. Для меня теперь лучше вареной картошки с домашним соленым огурцом да растительным маслом - обычным, подсолнечным, нерафинированным - ничего нет. И, конечно, есть эту картошку приходится редко. На работе - пища из ресторана, на приемах - та же икра да мясная нарезка. И в гости когда идешь, все стремятся в грязь лицом не ударить. Те же дорогие и привычные закуски на стол выставляют.
- Вы бы, Никита Евгеньевич, не ходили сегодня никуда, - заявил Лыков. Видно было, что он захмелел, но не чрезмерно. - И посетителей лучше принимать не надо. Гасан - мужик горячий. Это завтра он остынет, покушение готовить начнет. А сегодня может просто убийцу подослать. Внаглую. Это самое опасное. От неподготовленного покушения еще тяжелее защититься, чем от заранее спланированного. И я, хоть вы меня и отпустили, в подсобке посижу…
Я усмехнулся. Умеет Гена обрадовать нанимателя! "Покушение готовить начнет"… А что, и правда, Гасан начнет. Нужно будет прокурору сдать имеющийся на него компромат. Вреда не будет. Раз уж мы враги, пусть из тюрьмы покушение готовит.
- Нет, домой иди. Проблемы будут, что выпил на работе - я позвоню жене, объясню.
У Гены даже челюсть слегка отвисла. А мне что, жалко? Человеком надо быть. Хотя бы иногда…
Посидели немного, поговорили о жизни, и пошел Гена домой. К жене и дочке. Ну а я очередной отчет читать начал. Сотрудникам моим доверять можно, но с оглядкой - когда проверяешь каждую строчку.
Посетителей сегодня на самом деле не предвиделось. День неприемный, разве что знакомый какой зайдет. Поэтому я очень удивился, когда Наденька сообщила по телефону:
- Никита Евгеньевич, здесь к вам господин Удуков по вопросу дипломов. Говорит, вы непременно его увидеть захотите.
Я едва с места не вскочил. Нет, нужно все-таки оружие купить. И держать пистолет в ящике. Этот Удуков сейчас в приемной, отшвырнуть Наденьку для него не проблема, хоть она и стеной на защиту моего кабинета станет. А у меня только и есть в запасе, что черный ход в коридор. Почему, спрашивается, секретарь мне об этом Удукове докладывает, а не охрана, что на входе стоит? Впрочем, он мог солгать, что идет к какому-то начальнику отдела, а свернуть в приемную. Нужно будет ужесточить пропускную систему!
Впрочем, хотел бы этот Удуков ко мне ворваться, уже ворвался бы. А мне через черный ход бегать - людей смешить. К тому же, что там за дипломы? Какие еще дипломы?
И тут я догадываться начал. Поначалу мне показалось, что Удуков запросто может быть порученцем Гасана. Фамилия говорила в пользу такой версии. Но теперь я сообразил: фамилия визитера слишком уж походила на название средства, которое некий Дипломатор дал студенту Латышеву. И фраза "по поводу дипломов", наверное, тоже на это намекала. Была в своем роде кодовой.
- Пригласите, - предложил я Наде.
Спустя несколько секунд дверь кабинета открылась, и на пороге появился невысокий, с достоинством держащийся мужчина лет пятидесяти. В темных волосах пробивалась седина, разрез глаз был восточным. Небольшая бородка клинышком, дорогой приличный костюм. В чем-то Удуков даже походил на моего имиджмейкера.
- Здравствуйте, - жизнерадостно заявил мужчина с порога. - У вас здесь серьезная пропускная система, однако! Еле пробрался. И не обращайте внимания на мой внешний вид! Я не Удуков. Я Дипломатор. Но нельзя же мне было так представляться вашему секретарю, Никита Евгеньевич? Не пустили бы… Верно?
- Верно, - кивнул я. - Присаживайтесь.
Не скажу, что появление Дипломатора я воспринял спокойно. Да, мне было странно помнить что-то о Ките, о студенте-философе… Но я помнил о них, как о своих фантазиях, которые не могут слишком обеспокоить. Я вспоминал те события, как сюжетную канву прочитанной накануне вечером книги. Как эпизоды из увиденного некогда фильма. Как детали очень реального сна, в конце концов. И эта память скрывалась в глубине моего сознания.
С таких вот снов, наверное, начинается шизофрения. А вот так - когда в твоем кресле появляются граждане мефистофелевского вида, представляющиеся Дипломаторами - она прогрессирует.
- Готов внимательно выслушать ваши вопросы, - безапелляционно заявил Дипломатор, удобно, можно даже сказать, по-хозяйски, расположившийся в кресле.
- Вопросы? - хмыкнул я, стараясь не потерять лицо. - Перефразируя известное высказывание, заявлю, что обычно вопросы здесь задают мне. Если только человек не пришел наниматься на работу.
- Нет, на работу к вам я не хочу, - сурово заявил Дипломатор. - Вы слишком много заставляете людей работать.
Ничего себе заявления! Нашел капиталиста… Хотя, в общем-то, я и есть капиталист. По терминологии Кита - мажор. И что мне так Кит дался? Вот студента-интеллигента почти и не вспоминаю…
- Я и сам много работаю. Только так можно чего-то достичь.
- Нет, не только так, - возразил мой собеседник. - Прежде чем что-то делать, нужно это обдумать. А ваши сотрудники зачастую бросаются выполнять одну вашу команду, затем следует другая, третья… Суеты много, толку мало.
Мне стало даже как-то не по себе. Давненько не слышал таких речей! Но возмутиться как следует что-то мешало.
- Вы-то откуда знаете, господин Удуков?
- Знаю, потому что интересуюсь происходящим вокруг. В орбиту вашей работы втянуто много людей. Вы на многих оказываете влияние. К тому же, я все-таки предпочитаю, чтобы вы называли меня Дипломатором. Собственно, Никита, я и есть Дипломатор. Мы же говорили во время предыдущей встречи, что имена - пусты. Особенно у таких существ, как я.
- И все-таки существ? - поднял бровь я. - Человеком вы себя не считаете? Так кто же вы тогда? Падший ангел? Посланник дьявола?
Дипломатор по-доброму улыбнулся.
- Нет, я слишком люблю людей. А дьявол - ненавистник. У меня же только и есть, что любовь к людям. Благодаря ей, я могу общаться с вами, как разумное существо с разумным существом. Благодаря любви, действует мой УДУК. Да и все мы живем полной жизнью только потому, что любим. Все мы любим. Даже самые отъявленные негодяи.
Я вздохнул. Становилось тоскливо. Если бы я захотел послушать проповедь, мог бы сходить в церковь. Или к каким-нибудь сектантам.
- И все-таки, мы ведь в прошлом не встречались. Только в снах.
- Все спят и видят сны, - четко ответил Дипломатор. - Наша жизнь - сон. А сон - это жизнь. Мы действительно встречались, хотя вам и кажется, что этого никогда не было. Но даже по времени вашей монады прошло совсем немного времени.
Я решил опустить заявления относительно монад. Это студент разбирался в монадах и прочей ерунде. Мне не до того. Деньги нужно зарабатывать, о насущных вещах заботиться. А что касается того, что мы встречались… Внутренне я в это, как ни странно, верил. И спорить с Дипломатором не собирался.
- Так вы человек или нет? - повторил я заданный прежде вопрос.
- Если под "человеком" подразумевать разумное существо - несомненно. Если же вложить в это слово смысл "смертный, имеющий определенную форму, определенные навыки и определенные свойства", - то нет. Потому что я могу менять свою форму, мои навыки совершенствуются, а свойства моего организма изменяются в разных ситуациях.
- И, конечно же, вы бессмертны?
- Все разумные существа бессмертны. Только некоторые - еще и беспамятны, - уверенно заявил Дипломатор.
И я как-то не нашелся, что на это ответить.
Дипломатор между тем потянулся в кресле, искоса посмотрел на меня и поинтересовался:
- Может быть, угостите чем-нибудь?
- Без пищи вы, стало быть, обходиться не можете?
- Могу, почему не могу? Какое-то время могу. Но пожевать чего-то всегда интересно. К тому же, нужно соблюдать законы мира, в котором воплотился. Да и вы голодны. Слишком много энергии сегодня растратили. Нужно восполнять.
Я поднялся со своего места, сделал приглашающий жест в комнату отдыха, нажал клавишу интеркома.
- Надя, пошли кого-нибудь за парой куриц гриль. Ну и овощей пусть купят, хлеба. Вас устроят курицы, Дипломатор? Или вы вегетарианец?
- Нет, я ем все, что едят другие, - ответил Дипломатор. - Хотя и считаю, что рыба - не еда. Рыбы - это наши друзья.
Последняя фраза звучала настолько бредово, что я едва не выронил электрочайник. Но потом из каких-то потаенных уголков сознания всплыла мысль, что Дипломатор, кажется, всего-навсего процитировал один из слоганов "зеленых". Я его слышал пару лет назад, на какой-то левой сходке в Москве. Поэтому развивать тему, интересуясь, являются ли друзьями Дипломатора живые куры и куры гриль, я не стал. Даже Дипломаторы могут, наверное, шутить.
- Вспоминая нашу предыдущую встречу, - начал я, включив чайник. - Если допустить, что она действительно была… Вы, кажется, утверждали, будто любое желание человека исполняется?
- Совершенно верно, - склонил голову мой собеседник.
Он уже устроился в кожаном кресле и вертел в руках чайную ложку, словно ожидая, когда ее можно будет пустить в дело. Заметив это, я достал из холодильника банку яблочного варенья. Сам я такое варенье не люблю, держу специально для гостей. Но мой посетитель приступать к еде не спешил. Ждал чая.
- Студенту вы, пожалуй, могли запудрить мозги, - заявил я, разрезая остатки батона, не съеденного Геной Лыковым, на тонкие ломти. - Он - идеалист, жил философскими категориями. Считал, что мир устроен так, как хочется ему. Но я, хоть и одного с ним возраста, понимаю, что зачастую человеку приходится делать совсем не то, что он хочет. И что мир гораздо более сложен и жесток, чем нам кажется.
- Мир действительно устроен так, как хочется нам, - с живостью, обычно не свойственной пятидесятилетнему человеку, отозвался Дипломатор. - И, как справедливо утверждал Готфрид Вильгельм, мы живем в лучшем из миров!
- Какой Готфрид Вильгельм? - переспросил я.
- Ах, ну да… Вы же не изучали профессионально философию и не помните все. Лейбниц, естественно. Готфрид Вильгельм Лейбниц.
Я перевел дух. Спокойно, Никита, спокойно! Как говорится, не перебивайте меня, я и сам собьюсь…
- С Китом вы тоже душеспасительные беседы вели? Я что-то не припомню…
Дипломатор улыбнулся, покачал головой.
- Нет. В ту плоскость вашего сознания почти невозможно попасть. Люди вокруг - ненастоящие. Сам он - ограничен в воображении. На то и Удук - чтобы человек мог в такое место беспрепятственно попасть, а потом его покинуть - безболезненно.
- Если бы я еще понял вас…
- Еще поймете… Еще поймете, - пообещал Дипломатор.
Что ж, если к тебе в гости вдруг зашел оракул или юродивый, или пророк, моментом надо пользоваться… Чтобы получать знания и опыт.
- Ладно, поговорим о лучшем из миров. Сейчас я в Думу баллотируюсь. Да и до этого повидать всякого пришлось. Вы бы пришли ко мне на прием. И послушали людей, которые живут в "лучшем из миров"! Двадцать первый век. Некоторые, конечно, жируют… И я, пожалуй, в их числе. Но сколько людей голодает! Сколько болеет! Скольким требуются немедленные, тяжелые, дорогостоящие операции! Сколько горя и страданий вокруг! Это сидя в философском кресле, легко говорить: все устроено наилучшим образом. И пока вам относительно тепло и сытно. Но выйдите на улице, дружище Дипломатор, и вы там такое увидите - волосы на голове зашевелятся!
Мой собеседник как-то смущенно откашлялся, потупил глаза, спросил:
- А что это еще за кресло философское такое? Я прежде не слышал…
- Извините, неверно выразился… Я имел в виду, сидя в кабинете для раздумий. С широким письменным столом, удобным стулом, да еще и горничной на кухне, которая готова в любой момент кофе подать…
- И не только кофе…
Дверь в мою комнатку отворилась, и Надя внесла двух куриц с аппетитной румяной корочкой, а также объемистый полиэтиленовый пакет с овощами.
- Помидоры только с рынка, и перец тоже, я помою сейчас, Никита Евгеньевич, - скороговоркой выпалила она.
- Вот так? - улыбнулся Дипломатор, кивнув вслед Наде, скрывшейся за дверью, ведущей к умывальнику.
- Именно так, - согласился я. - Что, опять ваши фокусы?
Действительно, Надя появилась слишком вовремя, чтобы показать: как раз я-то имею все необходимые удобства и даже сверх того.
- Да нет, овеществление ваших желаний, - ответил Дипломатор и запустил-таки ложку в банку с яблочным вареньем. Выудив несколько сладких яблочных ломтиков, он задумчиво принялся их жевать. Съев четыре ложки варенья, Дипломатор пристально посмотрел на меня.
- Страдания, несомненно, имеют место. И имеют свой смысл. Какой - я могу только догадываться, рассуждать… Будда в свое время считал, что цель жизни каждого человека - избавиться от страданий. Я не знаю пока, насколько верно это утверждение. Но полагаю, цель человека вовсе не в этом. Точнее, высшая цель. Избавить других от страданий - может быть. Но не путем погружения в Нирвану забвения. Сделать всех счастливыми возможно, только создав гармоничный мир. Это действительно может стать сверхзадачей. Не исключено, что путь к этому идет через страдания… И по-другому даже быть не может…
- То есть вы спорите с Буддой? И считаете, что страдать полезно?
- Иногда, несомненно, полезно. Ибо легкие страдания можно переносить, а тяжелые быстро проходят. Тоже не я придумал. Но согласен, - заявил Дипломатор.
Он оставил, наконец, в покое ложку и сел в кресле прямо, улыбаясь слишком широко. Будто бы наш разговор был совсем не серьезным. Мне захотелось сбить с Дипломатора его самодовольство.
- И вы согласны с тем, что болеют дети? Что мучаются их родители? Что люди живут без крыши над головой, роются в помойках? Что в тюремных камерах, рассчитанных на десять заключенных - совсем не по гуманным нормам - содержится человек пятьдесят? Что они спят по очереди и гниют заживо при стопроцентной влажности и сорокаградусной жаре? Что грязные подонки пытают в застенках идеологических противников? Я уже молчу о жертвах бесчеловечных преступлений…
В комнату вновь вошла Надя, неся на большом блюде свежевымытые помидоры, перец с капельками воды на зеленой кожице и даже несколько пупырчатых огурцов. На меня она посмотрела с испугом. Наверное, я слишком громко кричал.
Дождавшись, пока мой секретарь выйдет, Дипломатор ответил:
- Нет, не согласен. А вы разве согласны? Только больные люди могли все это придумать. Люди, желания которых входят в противоречие со здравым смыслом. Наша с вами цель - сделать так, чтобы всего этого не было. Ведь я, Никита, сильно люблю людей. Очень сильно. Наверное, даже больше, чем другие. Поэтому и странствую по миру, стучусь в чужие окошки. Потому что хочу понять, кто чем дышит, что нужно для счастья каждому человеку. Да и что такое это счастье… И повидал я, поверьте, гораздо больше вашего. И то, как людей живьем варят… И то, как тысячами убивают… Не на войне - в своих домах. Ни за что. Бесцельно. Хотя оправдано ли вообще какое-то убийство?
Лицо Дипломатора покрылось испариной, а я невольно остановил руку, потянувшуюся за помидором.
- Я, Никита, много чего видел и знаю. Много где побывал. Но в чем я по-настоящему уверен - так это в том, что все на свете происходит потому, что кто-то сильно этого желает. И сильное желание превозмогает слабое.
- Выходит, тот, кого в котле варили, меньше хотел не свариться, чем те, кто его туда засунул, хотели, чтобы он мучался?
- Выходит, что так, - согласился Дипломатор. - Хотя вряд ли. Часто бывает совсем по-другому. Когда совсем уж какую-то гнусность человек задумает, попадает он в свой личный ад. И нет вокруг него живых душ, открытых монад. И все те злодеяния, что он совершает, он внутри себя творит. С куклами, созданными его больным воображением. И сам вместо этих кукол мучается - потому что он только в этом мире есть, и, мучая кого-то, он себя мучает, жизнь этих кукол проживать должен. И не понимает того. И меру страданий, злобствуя, увеличивает, но хуже делает только себе. Страшней этого, думаю, ничего нет. Потому что мир наш, и правда, справедливо устроен. И наилучшим образом. Таких-то, погрязших во зле, труднее всего вызволять. Ведь только себя слышать привыкли…
Есть уже не хотелось. Я пододвинул блюдо с овощами к Дипломатору, который словно бы стал на двадцать лет старше, но тот только покачал головой, продолжил:
- И все-таки, из этого ада можно вырваться. Вы вот задумайтесь - не в таком ли аду живете? Можете ли что дать людям, которые вокруг вас? Или только у них берете да за их счет свои проблемы решить стараетесь? Может быть, иногда и пострадать полезно, отказать себе в чем-то? Потому что в этом смысл жизни и есть - выручить кого-то да к обществу приобщить. Сделать окошко своей монады пошире. Это я так себе смысл жизни сейчас вижу. А потом, наверное, и что-то более ценное постигну.
Закипел чайник. Я заварил крепкий цейлонский чай, приготовил тонкие фарфоровые чашки. Кто их изготовил, когда? Что я делаю настолько полезного, отчего у меня есть такая прекрасная посуда? Ложки серебряные, стол полированный… Яблочное варенье, которое я не люблю… А миллионам людей не то что варенья - хлеба с отрубями не хватает!
Нет, что бы ни говорил Дипломатор, жесток мир, в котором мы живем. Или весь этот мир - порождение моего сознания? А на самом деле нет ни голодающих, ни страдающих? Кому я тогда помогаю каждый четверг? Себе самому? Своей совести? Да и есть ли эта совесть, что она такое?
- Грустно, брат Никита? - спросил Дипломатор.
- Есть немного, - через силу выдавил я.
- Так ведь кому много дано, с того много и спросится! Блаженны нищие духом…
Я отхлебнул терпкого чая, взял хлебную корочку. Хоть попоститься нужно будет. С завтрашнего дня… Только кому от этого легче станет? Моей совести?
- И теперь меня с твоим УДУКом по мирам так и будет мотать? - поинтересовался я у собеседника, непроизвольно перейдя на "ты". Тем более, из семидесятилетнего старика Дипломатор плавно превратился в молодого мужчину лет тридцати. То ли не контролировал свои метаморфозы, то ли хотел что-то ими показать. - Кем я должен теперь стать? Президентом России? Или генеральным секретарем ООН? Чтобы добиваться лучшей жизни для всех?
Дипломатор неожиданно хихикнул.
- Ты для себя лучшей жизни добейся. Люди - они часто так… Для себя ничего сделать не могут, а туда же - мировые проблемы решать. Да, очень типичный случай.
- Я и так живу неплохо. По сравнению с другими.
- Ты? Неплохо? - спросил Дипломатор. - Я бы так не сказал. Разве что по сравнению… Смысла я в твоей жизни не вижу, Никита. Цели. Если заработать денег побольше целью не считать. А какая это, извини меня, цель? Не цель - мираж.