Да и что изменилось за эти тридцать или там сорок лет? Разве этот молодой человек с приятным, хотя и простоватым лицом не ждет от нее ответа с тем же напряжением, что и те, другие, чьих лиц и имен она уже не помнит? Что же изменилось тогда? Что?
О, если бы Люсин знал Веру Фабиановну так же хорошо, как Лев Минеевич… Он бы вскочил со стула и встал перед ней, как раньше говорилось, во фронт. Но нет, пожалуй, лучше бы он опустился на одно колено и склонил голову на грудь. А то и вовсе поклонился старухе в пояс…
Но он не знал ее и ничего не понял. Эти старческие сухие веки и беспощадные гусиные лапки у ее глаз ничего не значили для него, ни о чем ему не говорили. Дрогнув, опали и поднялись эти веки. Он увидел в том только согласие, не более. Да так оно, собственно, и было. Вера Фабиановна прекрасно поняла, чего он хочет, и была готова ему помочь. Вот и все. Остальное - только неосознанная дань привычке, инстинктивная, автоматическая, как застарелый условный рефлекс.
- А! - как на первом школьном уроке, произнес Люсин, широко раскрыв рот.
Веки не шелохнулись.
- Бе-е! - Он подумал, что ему здорово пригодилась бы сейчас школьная касса с буквами. - Ве-е!.. Ге-е!.. Дэ-э!..
Вера Фабиановна моргнула.
- Значит, "дэ"? - с надеждой оживился Люсин.
Она молча подтвердила.
Через три минуты он уже точно знал имя, и было оно: Д-И-А-В-О-Л.
- Вы хотите сказать, что ларец украл дьявол? - переспросил на всякий случай Люсин.
Старуха просигналила, что он понял ее совершенно правильно. Именно это она и хотела сказать.
- Так… - Он облизал пересохшие губы. - На сегодня хватит. Не буду вас больше утомлять. Отдохните хорошенько… Мы еще побеседуем.
И, стараясь не замечать пристального, требовательного взгляда старухи, которой необходимо было столько еще рассказать, он полез в свой портфель.
Великое благо грамотность! Особенно знание иностранных языков. Что бы делал без этого Люсин сейчас, в такую трудную для него минуту? Но внимательно следящий за международной прессой товарищ Люсин был на высоте. Достав из портфеля несколько заграничных газет, он аккуратно подсунул одну из них под Саскию, а другой накрыл его, как фараона в саркофаге, и быстро сварганил вполне приличный сверток.
- На предмет яда будут исследовать! - шепотом прокомментировал Лев Минеевич. Он весь так и лучился сопричастностью к высоким задачам и, само собой, пониманием величия этих задач.
Люсин взял портфель, сунул под мышку сверток и кивком вызвал Льва Минеевича из комнаты.
- Как вы думаете, она не тронулась рассудком? - Люсин покрутил рукой на уровне виска.
- Кто? Вера Фабиановна?! Ну что вы! Как можно! Она в здравом уме. Теперь я в этом не сомневаюсь.
- Тогда как это понимать?
- Насчет диавола, что ли?
- Именно?
- Вы же не дали ей договорить! То есть я понимаю, что так разговаривать очень трудно - по отдельным буквам, но все-таки надо иметь терпение. Притом у нее весьма своеобразный склад ума. Она гадалка как-никак, верит во всякие гороскопы и заговоры. И изъясняется она не всегда, как другие. Для нее все эти суккубы, инкубы и прочая нечисть вроде… близких, что ли… Уж не знаю, как вам сказать…
- А дьявол?
- Ну, не знаю… Это могло быть сказано фигурально…
- Хорошо. Я приду завтра с разрезной азбукой… Вы пока побудьте с ней, а я пришлю врача и сиделку.
"Утоплюсь. Вот пойду отсюда прямо к реке и прыгну с моста. Негоже, конечно, моряку тонуть в пресной воде… Только это и останавливает…"
Плотнее прижав локтем сверток с дохлой кошкой, Люсин пощупал свободной рукой глубокую, явно свежую борозду на стене лестничной клетки. Наверняка она была оставлена углом проклятого сундука.
Драгоценные трофеи этого нескончаемого душного дня он отвез в лабораторию. Пока объяснял, что и как, пока спорил и выслушивал мнения специалистов, подкралась гроза. За окнами потемнело, где-то вдали беззвучно вспыхивали розовые зарницы. Но ветра не было. Это предвещало длительный ливень.
Люсин не требовал от аналитиков невозможного, но расслабляющий зной и распространившаяся по территории Прибалтики и центральных районов европейской части Союза область депрессии делали свое дело. Рабочий день уже кончился, и никто не хотел брать новых заказов на завтра. Послезавтра - другой разговор. А тут еще электрический привкус летящей грозы… Тончайшие антенны человеческих нервов уже ловили сигналы ее далеких молний, а это, как известно, влияет на настроение.
И все же Люсину удалось, пользуясь привилегией особой срочности, оставить почти все свои сокровища в лаборатории. Почти! Потому что осложнения возникли из-за Саскии, которому не было покоя даже после смерти.
В Древнем Египте кошка считалась священным животным. Даже непредумышленное убийство ее каралось смертной казнью. Бальзамировщики-парасхиты проделывали с мертвой кошкой те же манипуляции, что и с почившим в бозе фараоном. Недаром современные археологи так часто находят саркофаги с кошачьими мумиями. Во всем этом был глубокий смысл. Ведь даже сейчас находятся люди, впадающие в дурное настроение при виде переходящей дорогу кошки. Поэтому можно только догадываться о той неистовой буре чувств, которую вызывала в душе древнего человека кошка мертвая. По широко распространенному в те далекие времена убеждению, она, не будучи похороненной согласно обряду, могла навлечь несчастье.
Люсин, понятно, не знал тайн парасхитов и, откровенно говоря, не собирался мумифицировать Саскию. Более того, он красноречиво убеждал людей в белых халатах подвергнуть труп священного животного немыслимому поруганию! Конечно, такое святотатство не могло пройти бесследно, и древнее проклятие сбылось.
Взять кошку на исследование отказались наотрез. Впрочем, надо сознаться, что в этом случае Люсин хотел от аналитиков почти невозможного. Увы, ему мало было обычных анализов: авторитетную экспертизу о причине преждевременной смерти Саскии он соглашался принять только в качестве программы-минимум.
Этот ослепленный гордыней человек требовал… Он даже осмелился подкрепить свои неслыханные домогательства телефонным звонком высокому начальству. И только тем обстоятельством, что начальство тоже устало и было ему, возможно, некогда, сотрудники лаборатории объяснили ту решительную поддержку, которую получил окончательно зарвавшийся Люсин. Но даже и в этом случае Саскию согласились принять только условно. Люсин не возражал. Он знал, что необходимый ему анализ удается довольно редко, в лучшем случае в отношении 1:35. Но таковы же примерно шансы сорвать ставку на номер в рулетке! А тысячи людей - Люсин знал об этом из газет - бросают свои фишки на волю куда менее вероятных событий. Те же, кто играют только на цвет, даже при большом везении получают слишком мало.
Расширенные, оледеневшие от ужаса глаза Саскии внушали ему оптимистическую веру. Сбыв его наконец с рук ("Аллах с ними, пусть хотя бы условно!"), он поднялся к себе за плащом. Первые напитанные электричеством капли уже обрушились на кусты сирени. Пыльная листва стала блестящей, а умопомрачительный запах проник сквозь двойные рамы и распространился по всей лаборатории. Его чувствовали даже в боксах качественного микроанализа, несмотря на аммиак и сероводород.
На своем столе Люсин нашел записку от секретарши, которая уже ушла домой:
"Звонили но поручению мадам Локар. Она досрочно возвратилась из поездки, потому что ей необходимо сообщить вам какие-то очень важные сведения. Просила принять ее. Я назначила на 13 часов. Если вас это не устраивает, позвоните ей". Далее следовал номер телефона.
"Устраивает. Очень даже устраивает!" - повеселел Люсин и раскрыл досье с вырезками, присланное от генерала. К нему была подколота бумажка, рекомендовавшая (две размашистые строчки наискосок красным карандашом) в первую очередь познакомиться со статьей из коммунистической газеты "Комментарии к делу Андре Савиньи". Газета дала и снимок, на котором мосье Свиньин был запечатлен в черной форме СС.
Сенсация с похищением туриста лопалась, как мыльный пузырь. Но тем важнее было его найти.
Гроза за окнами бушевала во всю мочь. Для личных дел Люсину машины по штату не полагалось. Хочешь не хочешь, а приходилось пережидать. Он пошел в буфет.
Глава 15
Мадам Локар
На общую нашу беду, Филипп привлек его к работе в Сопротивлении. Не особенно активно и без большого риска для себя он помогал нам. Через него, например, мы установили связь с русскими военнопленными. Но организовать побег не удалось. Нам это стоило многих жертв, а тех русских, на которых пало подозрение, расстреляли. Савиньи открыл нам доступ и в эмигрантские круги. Надо сказать, что мы нашли там несколько прекрасных товарищей. В живых никого из них не осталось…
В общем, как говорится, в одно прекрасное утро гестаповцы задержали Савиньи при попытке нелегально пробраться в неоккупированную зону. При нем нашли компрометирующие письма. Конечно, этого было более чем достаточно…