- Какая доплата? Вы что же - честный бизнесмен?
- Все, кто играет по крупному, играют по честному, - сказал Серый.
- Вы филантроп, меценат?
- Так точно. Мне не нравится, что вы вынуждены работать практически за еду. Вы - талант. Вы должны писать, - на этом месте Серый и сам удивился, что повернул разговор именно в этот тупик.
- И что же вы предлагаете?
- Я хочу дать вам своего рода грант. Давайте встретимся и все обсудим. На том же месте и в тот же время, что и в прошлый раз, идет?
Тарас согласился. Он и вправду верил в то, что на свете существуют бандиты, желающие поддержать бедных художников слова.
Дальнейшее было делом техники. Он позвонил ребятам, позвонил Бурышеву. С этого момента будто включился таймер и заработал обратный отсчет…
Когда они уже сидели в машине, отправляясь в этот странный, последний для них обоих путь, Серый вспомнил о позорном провале Влада и спросил:
- Послушай, Тарас! Что это за кальмар у тебя там занимался любовью с твоей девушкой?
- Это все фантазия. Не было никакой девушки. Никакого кальмара.
- И все же?
- Я исключил три новеллы из своей подборки. Теперь уже давно твоей. А эти три - пусть так и останутся моими. - "писатель" поднял голову, весело глянул на Серого. - Хочешь и их приобрести?
- Когда же ты успел исключить?
- Да незадолго до того, как продал вам свое писево.
Серый понял природу ошибки: он не сразу прочитал все новеллы Тараса. Когда давал ссылку Наталье, этот пресловутый кальмар еще был, когда же купил всю эту прозу оптом, автор уже успел удалить новеллы. Он подумал, что подобное может повториться, когда он уже будет, - Серый покосился на сидящего рядом Тараса, - в этом достаточно молодом и крепком теле.
- Ты только эти три новеллы удалил?
- Да, только их. Сон героя о кальмаре. Впрочем, чего это я вру? Эти новеллы ты тоже можешь взять, плюс еще штук пятьдесят, удаленных ранее. Моя книга в два раза больше той, что вывешена на Прозе-ру.
- Как это? Ты их пришлешь? - Серый знал, что Тарас уже ничего не сможет ему прислать.
- Ты просто полазай там по сайту. Удаленные находятся в специальной папке. Ты как владелец пароля можешь их увидеть. Другие - нет.
Тарас обращался к нему теперь на ты, как-то незаметно и буднично сменив стиль. Серого это немного злило. Ничего, - подумал он. - фамильярничать тебе осталось какие-то считанные минуты.
Серый зажмурился, прервав накат ленты проспекта над капотом машины, отчетливо представил вдруг собственные похороны… На поминки прибудут уважаемые люди со всей страны, имея в виду не Россию, а бывший СССР. Не для того, чтобы почтить память усопшего, но чтобы убедиться: умер действительно он. И они убедятся - да! Он будет лежать в гробу из красного дерева. Именно он, до последней своей бородавки. Лишь где-то в толпе, неприметный, с букетиком дешевых гвоздик появится и исчезнет мужчина в расцвете лет: некто Тарас Балашов, статный и загорелый, но ничуть не похожий на Влада Синеухова из Казани.
Планета-апельсин
Серый думал, что это будет выглядеть так, будто бы он заснул и проснулся: заснул в себе, а проснулся - в Тарасе. Так и Бурышев предполагал.
Все оказалось иначе, и немудрено, ведь это был первый в истории эксперимент, и никто, даже сам подколодный гений, не знал его деталей.
Серый очнулся нигде. Это была тьма, будто в катакомбах. Когда-то в юности, в то лето, когда он поступил в институт связи, который, впрочем, не закончил, отец премировал его поездкой к морю, в Одессу, и он был на экскурсии в катакомбах, и экскурсовод предложил посмотреть, как будет выглядеть настоящая тьма, и все погасили свечи…
И теперь была тьма. Истинная тьма, как в катакомбах. И тишина. Глубокая тишина, каменная, да, именно какая-то каменная, будто его залили бетоном, и во все стороны простирается глухой цементный камень.
И еще. Казалось, будто закончилось само время. Будто бы больше нет никакого движения реальности, потому что никогда не произойдет никаких событий…
Свет. Серый двинулся в сторону света, одновременно осознав, что может перемещаться в своем новом пространстве. Это казалось домом с узкими продолговатыми окнами. Нет, это глаза. Его несло к какому-то чудовищу, чьи огромные глаза светились впереди. Он не чувствовал ни рук, ни ног, но будто бы упирался руками и ногами во что-то, пытаясь препятствовать этому движению, пока не понял, что оно неизбежно.
Глаза приближались, страшные, кровавые, с красными капиллярами, и вдруг он понял, что они вовсе не огромные, а это он сам маленький, и видит он эти глаза изнутри. Так вот в чем дело… Еще мгновение, и он плюхнулся в эти глаза, будто надев на лицо маску, и в руки влез, как в перчатки, и в ноги, как в охотничьи сапоги.
Он очнулся. Прямо над ним стоял человек в белом халате. Спросил:
- Как ты себя чувствуешь?
- Это… - пробормотал Серый, с трудом овладевая чужими губами. - Я уже в нем?
Лекарь говорил голосом Бурышева, но Серый не узнавал его. Бурышев усмехнулся и достал из кармашка халата круглое зеркальце. В желтом кольце был Тарас Балашов с перекошенным, как от инсульта, лицом, узнанный лишь по кокетливой ямочке на подбородке.
- А он где? - спросил Серый.
- Там, - Бурышев указал зеркальцем в сторону, где стоял стол и большой черный компьютер. - Он там! - доктор подошел к столу и постучал ладошкой по системному блоку.
Серый приподнялся на локтях того, кто сидел в этом ящике, все же чувствуя, что эти массивные руки наливаются им самим.
- И надолго он там?
- Откуда мне знать? Я могу его просто "делит" - удалить. Но это будет убийство.
- Ну-ну.
- Что "ну-ну"? Удалить? Мне не хотелось бы.
- Не удаляй.
- Правильное решение. Он мне пригодится для экспериментов. Правда, еще не знаю каких.
В голове шумело, казалось, что там вращается, точно подогнанный под кость черепа, гладкий пластиковый шар. Будто планета, горячая, как солнце, и оранжевая, как апельсин.
Впрочем, это движение прошло, когда он увидел свое тело со стороны: жизнь, полная героизма и предательства, милосердия и насилия, благородства и лжи, - теперь лежала перед ним в образе пятифутового трупа. Или нет? Он пригляделся…
- Что такое? - чуть ли не ужасом воскликнул Серый. - Он дышит!
- Он живой, - невозмутимо ответил Бурышев. - Без разума, но кровообращение и прочее в порядке. А теперь отвернись. Я должен сделать ему инъекцию. Несколько кубиков воздуха в вену. Потом отвезем его и положим у тебя в берлоге…
- Я сам, - сказал Серый и попытался встать.
Его качнуло, он схватился за край кушетки и упал на пол. Прошептал:
- Что-то не то…
- Я все сделаю, - сказал Бурышев, помогая ему вновь взобраться на ложе своего второго рождения.
- У меня отнялись ноги! Я их не чувствую совсем, - с отчаянием воскликнул Тарас-Серый.
- У одной крысы такое было… - задумчиво проговорил Бурышев.
- И что с крысой?
- Она не умерла, - уклончиво ответил он.
- Она выздоровела? Совсем?
- Да. Но ей пришлось немного полежать в реанимации.
- Отменно! - сказал Серый, чувствуя, как в голове снова кружится шар.
- Я все сделаю сам. Отвезу тело. И укол, пожалуй, сделать надо будет уже там. Трупное окоченение, понимаешь. ли…
Это было последнее, что он слышал, всем своим существом утягиваясь в этот вращающийся огненный шар.
Глазами героя
В квартире на Соколе Серый очнулся уже окончательно, впервые за последние дни оставшись один. Он долго стоял перед зеркалом и рассматривал настоящего Тараса Балашова. Перед ним было другое лицо. Он не мог этого объяснить, но Тарас в зеркале, был не совсем тот Тарас, которого он видел раньше.
Оказывается, то, что мы видим, вообще - иллюзия, обман. Каждый человек видит мир по-своему. Бурышев был теперь немного другим, да и все лица, которые он знал - тоже. Включив телевизор, он обнаружил другого президента страны, других певцов, хотя имена у них были те же самые. Странно, что он не подумал тогда о Наталье, о том, что и она - цель всей этой операции - могла также выглядеть иначе в глазах этого нового человека…
Просто он был увлечен своими ощущениями, изучением самого себя. Не Влад, конечно, не футболист. Крепкие ноги: он на самом деле дружил с велосипедом. Лицо не смазливое, но мужественное и умное. Длинные музыкальные пальцы. Серому вдруг пришла в голову странная мысль. Он откинул крышку с пианино, доставшегося от прошлых жильцов, и просто забарабанил пальцами по клавишам. Получилась какая-то стройная мелодия. Интересно, что еще унаследовало это тело?
Медлить больше было нельзя. Влад уже наверняка узнал о его смерти. В этот самый момент он уже мог волочь Наталью в Измайлово, чтобы уверенно и спокойно, безо всяких там жалюзи…
Серый раскрыл компьютер и ответил на запрос Натальи, посланный через форму.
"Простите, что отозвался не сразу: был в отъезде. Вы вполне доходчиво объяснили произошедшее между нами недоразумение. Мне крайне неловко за грубость, которую я допустил к Вам, и я испытываю непреодолимое желание загладить свою вину. Например, бокалом хорошего вина в хорошем ресторане в самое хорошее (удобное для Вас) время. Не обращайте внимания на каламбур: оно само собой получилось. Что касается моей прозы… Вы меня просто в краску вгоняете. Неужели Вам, профессионалу, есть что о ней сказать? Так скажите же! Я в нетерпении жду.
Искренне Ваш и с глубоким почтением,
Тарас Балашов."
Вечером пришел ответ:
"Вы не представляете, Тарас, с кем я сейчас сижу в кафе. С тем самым Вашим тезкой! Хочется улизнуть, да неудобно как-то."
Серый отписал:
"Да бросьте Вы его, если он Вам так не нравится!"
Они переписывались весь вечер, пересекаясь, отвечая невпопад, не на те письма, просто взахлеб. Серый снял себя в новом облике мобильной камерой на вытянутой руке, как Волк из "Ну погоди!" и послал ей фото. Наталья сказала, что не может его посмотреть, сейчас, но тут же поедет домой и посмотрит.
Ждать пришлось около часа. Наталья написала:
"А вы мне нравитесь! У Вас умное, доброе, проницательное лицо. Теперь все встало на свои места. Именно таковым я и представляла автора столь сильных, тонких рассказов. Я уже дома."
Серый сбросил ей свой мобильный и домашний. Наталья позвонила минут через десять, по домашнему. Они говорили чуть ли не всю ночь. Серый был на пределе осторожности, даже делал в ходе разговора пометки в распахнутом блокноте, как на совещании. Голос Натальи был звонким и счастливым. Знала бы она, с кем сейчас болтает и с кем договорилась встретиться завтра.
Другая
Серый выехал из дома, испытывая, впервые за множество лет, упоительное чувство безопасности. Это просто ехал какой-то человек на какой-то машине. Жил он в какой-то квартире, имеющей весьма отдаленную связь с Орловым Сергеем Васильевичем, по прозвищу Серый, который два дня назад покончил с собой.
Дел на сегодня было по горло, включая завершающий этап - встречу с женщиной, которую он любил всю жизнь. Заказать билеты можно было бы и интернетом, но тогда ему будет нечего вручить Владу.
Он взял билеты до Казани на ночной рейс, воспользовавшись настоящим паспортом Влада. Билеты, паспорт и деньги сложил в пакет, подбросил пакет на руке: весьма увесисто, как и сумма, которой он решил отблагодарить футболиста.
Домчался до Измайлова. Влад не реагировал на звонок в дверь, тогда Серый отомкнул своим ключом.
- Простите, - сказал он. - Меня предупредили, что вы можете и не открыть, поэтому дали ключ.
Серый просидел в машине, ожидая, пока Влад, уже переодевшись в дорогу, не вышел из дому: хотел убедиться, что с ним ничего не произойдет, и он благополучно отбудет в Казань. Его немного беспокоило, что тот пожелает завернуть к Наталье перед отбытием в небытие, либо и того хуже - передумает лететь и захочет остаться со своим чудесным капиталом в Москве.
Этого не произошло, слава Богу. Через час с небольшим довольно нервного ожидания он увидел, как Влад вышел из дома, огляделся и быстро кинул что-то в кусты. Ключи от квартиры, - с облегчением подумал Серый.
Затем его подопечный завернул в магазин и вышел с небольшим пакетом. Понятно: еда в дорогу. Еще не привык к своим новым возможностям, думает о высоких ценах в аэропорту. Остановившись прямо у ступеней магазина, Влад достал из пакета бутылку коньяку, свернул пробку и сделал несколько глотков. А ты, брат, оказывается, алкаш!
Вышел на дорогу и поймал машину. По движению его губ Серый прочитал: "В аэропорт Домодедово". Все равно двинул за ним: через Измайловский парк по Главной аллее, затем - по Шоссе Энтузиастов и Третьему кольцу, и оставил их только на Люблинской, когда уже стало ясно, что машина на самом деле движется в аэропорт. Кольцом и вернулся к себе на Сокол. Теперь квартира, которую он продал Тарасу Балашову, вновь принадлежала ему, и жил в ней, как и надо, Тарас Балашов.
Времени оставалось только, чтобы принять легкий душ и переодеться. Они уговорились встретиться на перекрестке, неподалеку от ее дома. Серый припарковал машину, едва втиснувшись между "Ауди" и стареньким "Фордом", который все же блистал новыми шинами. Открыв заднюю дверь, бережно взял с сиденья огромный букет роз.
Он чуть задержался в пробке. Наталья уже ждала у киоска, посматривая вдоль улицы, наивно полагая, что ее поклонник придет пешком, с автобусной остановки.
Он подошел, выглянув из-за ее спины и сразу протянул букет. Узнал он любовь всей своей жизни, скорее, интуитивно или даже чисто логически: женщина средних лет, стоящая в этой точке пространства, в этот час… Он даже вздрогнул, увидев это лицо.
Другая. Не хуже и не лучше. Только - другая женщина.
Они сидели в ресторане, пили инкерманское, Серый не выдержал и взял потом нормального вина. Он уже давно привык к образу жизни, который простые люди называют "шикарным".
Сбылось все, что он ожидал от этого вечера, как бы наблюдая со стороны первое свидание некоего мужчины и некой женщины, которые, допустим, познакомились по переписке. В какой-то момент он чуть было не прокололся, назвавшись владельцем автомастерских, именно вспомнив Влада. Но говорить о железнодорожных перевозках было бы еще глупее: тогда бы он вляпался в покойного Сергея Орлова, в самого себя.
Она исчезла за стеклянной дверью своего дома, бросив в его сторону воздушный поцелуй. Серый отъехал квартал и остановил машину. Почему-то его разобрал смех. Он смеялся, колотя ладонями по рулю, заглядывая в зеркальце заднего вида, где маячила умная физиономия Тараса Балашова, и смех разбирал его снова и снова. Вспомнилось гоголевское, из школьной программы: "Чему смеетесь? Над собой смеетесь!"
Он и сам не мог понять, над чем и почему смеется: это было, скорее, лишь неуправляемое выражение радости и счастья, потому что не раз за этот вечер, в каких-то особых поворотах лица и мимолетном свете он все же видел в этом новом образе ее - девчонку с двумя светлыми косичками цвета и сияния спелой луны. И время вдруг схлопнулось от и до, в один миг, будто бы не было всех этих лет, взлетов и падений, красного и черного, чужой крови и собственной пустоты.
Тарас из четвертой квартиры
На следующий вечер было второе свидание. Серый ожидал он Натальи какого-то особенного, неординарного поступка, но то, что она на самом деле выкинула, было более чем сюрпризом. Предложила ему поехать в Казань и встретиться с Владом.
Отказать он не мог: слишком хорошо ее знал. Наталья бы сразу отодвинула его, если не задвинула вообще. Все, что он мог в этой ситуации, это горячо поддержать решительную и бесстрашную, приняв ее сторону.
За ужином в одной из лучших гостиниц Казани, где Серый останавливался и раньше, он сыпанул ей в бокал снотворного. Вряд ли Наталья захотела бы среди ночи прийти к нему в гости, но предосторожность не повредит.
С Владом он применил способ уже испытанный на Тарасе Балашове: позвонил и сказал, что по воле покойного ему причитается еще большее вознаграждение.
- Я тот, кто приходил к вам в Москве, принес билет и деньги. Вы правильно догадались тогда, что я исполняю волю покойного. Найдено завещание, и ваше имя туда включено. Это дополнительное вознаграждение. Я адвокат, - добавил Серый, почувствовав сомнительное молчание Влада.
- Но почему среди ночи? - спросил Влад, полагая - и надо заметить - вполне справедливо, что его хотят убить.
Вернувшись в гостиницу, Серый приложил ухо к номеру Натальи. Тишина. Утром она встала, разумеется, с больной головой, что было, увы, неизбежным последствием действия берлидорма.
Пистолет он выбросил сразу, зашвырнул из окна машины в Верхний Кабан, проезжая по улице вплотную к воде, о чем поначалу пожалел, но, когда жена Влада пригрозила вызвать полицию, это чувство покинуло его. Он и так рисковал: машину по дороге могли остановить и обыскать в качестве профилактического контроля, чего не сделали по пути туда, но все же сделали на въезде в столицу: этой трассой обычно возили наркоту.
Когда Наталья позвала среди ночи к себе, Серый сидел возле ее постели и держал руку спящей, все еще продолжая сочинять сказку о себе и о ней. В этой сказке герой совершал подвиги, становился богатым и властным, возвращался к возлюбленной принцессе в новом качестве, но она снова и снова отвергала его. Сейчас, в этой ночи, он мог спокойно и властно осуществить свою мечту. Он прикоснулся к щеке спящей женщины, тронул ее упругую бородавку, похожую на жемчужный пирсинг, осторожно провел пальцем от виска до плеча. Наталья мурлыкнула и улыбнулась во сне.
Он вспомнил свою изначальную идею: хлопнуть в ладоши, зажечь свет… Это было бы просто самое обычное насилие. С таким же успехом он мог и десять лет назад, и пятнадцать - послать ребят, скрутить ее, доставить в свой антикварный подвал. Пусть и насилие, но это была бы Наталья - Наталья глазами его самого, Орлова Сергея, а не вовсе другая женщина, в мире другого человека. Сейчас же есть то, что есть: он - это именно другой человек, и распростерта перед ним - другая. Наталья новой жизни. Пусть будет так. Пусть будет теперь она. Только не сейчас, не в этой ситуации. Он не хотел пользоваться ее страхом: пусть она сама примет серьезное и глубоко обдуманное решение. Времени у них еще много - теперь целая жизнь. Так он думал у ее постели и даже не представлял, насколько ошибочными могут быть его мысли.
Позже, когда весь событийный круг завершился, он не раз вспоминал эту ночь, когда Наталья была на расстоянии вытянутой руки, фактически - полностью в его руках…
Развязка наступила гораздо скорее, чем он думал, и совершенно неожиданная для него. Наталья потребовала отвезти ее в Измайлово. Сама не знала, чего хочет, но Серый просчитал, что она рано или поздно найдет тот самый дом. И увидит надпись на стене.
Он вдруг понял, что все упирается в эти злосчастные буквы, которые там действительно были: он проверил, когда Влад обратил на это его внимание. Но они уже ехали. Вот будет весело, если они вместе обнаружат эту надпись…
Серый выжал сцепление. Машина сбросила скорость, он вырулил на обочину. Он газовал, как могло показаться со стороны - тщетно: машина не двигалась с места.
- Что-то с моей красавицей не то, - сказал он и вышел, беспомощно улыбнувшись Наталье.
Открыв капот, он нагнулся и сбросил с аккумулятора клемму. Захлопнул крышку.