- А я почем знаю?.. Какой-то придурок сидел позавчера ночью у костра - огонек, кстати, видели со стены часовые, но значения не придали, олухи, - и на досуге занимался тем, что вырезал из обломанной ветки какую-то фигню. Когда вырезал - бросил в огонь. Только вот она не до конца сгорела. И стружки остались. Ну и следы еще - сапоги, старые уже, стоптанные и неоднократно чиненные. Короче, доказательств достаточно.
Я сидел и молчал. Думал. Представлял себя на месте того дурака, который решился заночевать прямо посреди лесопарковой зоны, практически в двух шагах от кладбища. Представлял и не мог представить… Ну ни в жизнь я не стал бы так рисковать, когда есть куда более спокойные и безопасные способы скоротать ночь. Отойди на пару километров в любую сторону, и вот тебе пожалуйста - брошенные жилые кварталы. Выбирай квартирку по вкусу и баррикадируйся на ночь. Ну а если уж так приперло ночевать на открытом месте - ищи укрытие, прячься, таись, на худой конец просто лезь на дерево. Но никогда, ни в коем случае не разжигай огонь. Эта глупость как раз из разряда тех, после которых домой уже не возвращаются.
Только в стариковских байках нечисть боится огня. Враки. Не боится она… Мертвые вообще ничего не боятся, страх - это для живых.
Костер ночью видно один только черт знает за сколько километров. И любой вампир или, если на то пошло, оборотень, увидев свет, обязательно заинтересуется: что же это там такое происходит?
Этот же человек (если только это действительно был человек) не только не побоялся посреди кишащего нечистью леса разжечь огонь, но еще и ухитрился преспокойно просидеть у него целую ночь, со скуки развлекаясь резьбой по дереву… Кстати, что он там такое вырезал?
Именно этот вопрос я и задал. Просто так, не ожидая ответа, да и не нуждаясь в нем. Только чтобы не молчать. Не говоря ни слова, Ветров наклонился в сторону, выудил откуда-то из-под стола короткий обрубок деревяшки и все так же молча перебросил мне в руки. Я машинально поймал, ощутив под пальцами липкую жирную сажу.
Большая часть резьбы была уничтожена огнем. Уцелело немногое. Но и этого хватило, чтобы я мрачно поджал губы.
Ветров довольно осклабился.
- Отличный образчик, правда?.. С первого взгляда тошнить начинает.
Я вообще-то не понимал, чему тут радоваться… Но тем не менее Валерка был прав. От одного только взгляда на грубо выстроганные узоры становилось кисло во рту. Смотрелись они действительно более чем отвратно. Это ж каким умельцем надо быть, чтобы тремя-четырьмя небрежно процарапанными простым ножом линиями превратить кусок дерева в такую мерзость, что ее и в руках-то держать противно.
А может быть, все дело в том, что от этой деревяшки буквально несло тьмой. Той же самой тьмой, какую щедро изливал из себя мой надежно спрятанный под наглухо застегнутой курткой кинжал. Такой же, но… другой.
- Священникам показывали? - перебрасывая разрисованную головню обратно в руки Ветрова, поинтересовался я.
- Да, Алексей. - Шеф неопределенно покрутил головой, словно пытаясь втянуть ее поглубже в плечи. - Показывали.
- И что?
- Да ничего, - вновь влез в разговор Ветров. Шеф метнул в его сторону хмурый недовольный взгляд, но без особого успеха. Валерка его даже не заметил. - Верещали только: "А-а! Инструмент зла, орудие Дьявола! Немедленно уничтожить"… Ну да ты понимаешь.
Я кивнул. Действительно, чего тут не понять. В свое время примерно то же самое наши святые отцы говорили относительно моего кинжала… Хотя масштабы все-таки не сравнимы. Кинжал - источник силы, тогда как эта недогоревшая деревяшка - всего лишь точка ее приложения. Кто-то просто наложил Слово на это полено, позаимствовав силы у тьмы. Но для чего? С какой целью? И чем этот кто-то заплатил за возможность одолжить ничтожный клочок могущества у владыки нижнего мира?.. Впрочем, последний вопрос снимается. Ответ на него очевиден: нижний мир давно уже установил соответствующую цену за подобные услуги - душу. И никакая иная валюта Князя Лжи не заинтересовала бы.
- И что же это такое? - Пользуясь затянувшейся паузой, я обежал взглядом всех присутствующих в этом зале, перебегая глазами с одного хмурого лица на другое.
Шеф и его заместитель высказаться не пожелали. Ветров на этот раз тоже решил промолчать. Отозвался лишь Ринат Хабибуллин - начальник аналитического отдела и лабораторных корпусов.
- Кто бы знал, - нервно ерзая в кресле, тихо пробормотал он. - Кто бы только знал… В нашем отделе нет никого, кто смог бы разобрать характер наложенных на эту деревяшку чар. У церковников есть, но их спецы с нами работать отказываются… Никакого духа сотрудничества. Как я должен работать в таких условиях?.. Говорил же Дмитрию Анатольевичу - надо было все-таки того колдунишку нанять…
- Церковь бы не утвердила. - Шеф устало вздохнул с таким видом, будто повторял эти слова уже самое меньшее в тридцатый раз. - Святые отцы такой вольности не потерпят и будут правы. Бездушный в рядах организации, борющейся с нашествием Тьмы, - это нонсенс.
- Ну Суханова-то ведь они терпят. Так почему же… - Под моим пристальным взглядом Хабибуллин смущенно замолчал и постарался как можно глубже вжаться в кресло.
- И все-таки, может быть, есть какие-нибудь предположения? Догадки?
- Догадки есть. - Шеф согласно кивнул. - Но ведь это всего лишь догадки. А вот факты предстоит добыть тебе, Алексей. Узнай: что, как, зачем и, самое главное, кто.
- И заодно, - мрачно добавил Пащенко, - попробуй разобраться, что надо в тех краях зилотам. Ведь не так просто они там толкутся… Ох, чует моя задница - где-то там у них есть алтарь.
Я сумел сдержать прямо-таки рвущийся с языка комментарий. И вместо этого предельно кротко спросил:
- Кто еще идет?
- Никто… - Под моим пристальным взглядом без пяти минут новый глава Управления извиняюще развел руками. - Ну нет у меня сейчас свободных людей. Нет. Все руки нарасхват. Время сам знаешь какое, каждый боец на вес золота.
Я не стал напоминать о тех стратегических запасах драгоценного металла, что сейчас бестолково бродят по коридорам конторы, смолят на крылечке и со скуки тренируются в стрельбе по воробьям. Только хмыкнул. Не хотят давать напарника - ладно. Мне, собственно, и не надо, спросил я все равно только для проформы.
- Если хочешь, можешь пару лоботрясов у меня взять… - Скосив глаза на шефа, Ветров вздохнул. - Только они же тебе без надобности.
Я кивнул. Лоботрясы Ветрова мне действительно были без надобности. Тащить в пригороды новичков, постоянно оглядываться, следить, чтобы они (и я вместе с ними) не попали кому-нибудь на зубок… Лучше уж я один схожу. Всяко спокойнее будет.
- Еще что-нибудь?
Шеф вяло махнул рукой.
- Нет. Все свободны… А ты, Алексей, задержись на минутку.
Пожав плечами, я снова опустился на стул.
Один за другим они прошли мимо меня: недовольно прищурившийся Пащенко, откровенно ухмыляющийся Ветров, устало сгорбившийся Хабибуллин. Последними вышли так и не проронившие сегодня ни слова Данильченко и Ломакин. Негромко скрипнула закрывающаяся дверь.
Мы с шефом остались одни. Как в старые добрые времена, когда нас связывали не только холодные цепи отношений начальник - подчиненный, но еще и крепкая надежная дружба. Сейчас ее уже не было. О какой дружбе можно говорить после того, как год назад мы едва не убили друг друга? Такое не забывается.
Хорошо еще, что между нами нет ненависти. Во всяком случае, я ее не чувствовал. А шеф… Шеф - не знаю. Ему с этим труднее, чем мне. Гораздо труднее. Незаживающая рана в боку ни на минуту не дает ему забыть о том, кто и при каких обстоятельствах ее нанес.
И мое счастье, что он не держит на меня зла… Или, по крайней мере, этого не показывает.
Шеф неторопливо выбрался из своего кресла. Тяжело выпрямился, опираясь на стол. Подошел к окну. Постоял, глядя на то, как вяло копошатся на стройке рабочие.
Я молча ждал.
- Времена меняются, - после долгой паузы сказал Дмитрий Анатольевич. - Раньше все было совсем по-другому. Проще. Четче. Понятнее. Были люди, и была нечисть. Были мы, и были наши враги, наша бесконечная война, наше проклятие… Теперь все иначе. Ты заметил, Алексей?
Я промычал что-то невнятное, не имея ни малейшего понятия, к чему он клонит.
- Еще год назад добро и зло легко можно было разграничить. Можно было провести линию, сказав: по одну сторону от меня адская тьма, которая по сути своей есть чистое зло, а по другую - божественный свет, воплощение вселенского добра. Сегодня это уже не так. Мир опять изменился, Алексей. Всего лишь за год он изменился так, что я его уже не узнаю.
Я пожал плечами.
- А может быть, это мы изменились, а мир как был, так и остался прежним? Просто сменилась точка зрения, и теперь все кажется совсем другим, новым и непонятным. Страшным.
- Может быть. - Вопреки моему ожиданию шеф не стал спорить. - Может быть, и так. Но только это ведь еще хуже. Мир может измениться и помимо нашей воли. Его плоть и кровь во власти Господа. Но если изменились мы… Значит, мы этого и хотели.
- Можно оспорить.
- Можно, - вновь согласился шеф, отворачиваясь от окна. - Оспорить можно все. Но сколько бы мы ни спорили, суть останется прежней: раньше мы бились душой и телом. Добро против зла. Меч против когтя и клыка. Сила против силы. Если мы побеждали - тьма отступала, если проигрывали - шла вперед. Все было честно и просто.
- А теперь? - Я решил все-таки поддержать беседу.
- Теперь уже не так. Наши победы и поражения больше не стоят ничего. Тьма сменила тактику. Она больше не идет в прямую схватку, не выставляет своих бойцов против наших. Вместо этого зло медленно и незаметно просачивается в наши же ряды, подобно кислоте разъедает изнутри, подтачивает силы и решимость. В такой ситуации меч практически бесполезен. Сталью или даже серебром невозможно рассечь туман. А ныне тьма уподобилась именно ему. Она нигде и одновременно повсюду… И она побеждает.
Я молчал, не зная, как понимать эти слова: как завуалированное обвинение или как чистосердечное признание. Хотя, скорее всего, они не были ни тем ни другим.
- Она подобно вонючему смогу просачивается в каждую щель, душит, травит, терзает. Я чувствую ее едкое дыхание, чувствую, как она наползает на город, пожирая души и щедро разбрасывая семена грядущего зла… И уверен, что ты тоже ее чувствуешь.
- Ничего я не чувствую, - сердито буркнул я. - Ничегошеньки.
Склонив голову, шеф взглянул на меня. И в его взгляде я увидел… Что это было? Разочарование? Или смущение?
Он кивнул.
- Хотя, может быть, ты и не чувствуешь. Но разве это что-то меняет?
- Как сказал бы на моем месте любой священник, вам, Дмитрий Анатольевич, просто не хватает веры. Вот вы, заранее прошу прошения, и дергаетесь, не зная, что делать и куда податься.
- А что такое вера? - тихо спросил шеф. - Можешь ты мне, старику, инвалиду, объяснить, что такое вера и чего конкретно мне не хватает?
Я усмехнулся.
- Насчет этого вы бы лучше не у меня, а у наших святых отцов спросили. Им должно быть виднее. Вера - это в их ведомстве, не в моем.
- А разве ты сам не можешь ответить? Не знаешь?.. Как же ты тогда можешь судить о вере, если даже не знаешь, что это такое?
Мне оставалось только вздохнуть и пожать плечами.
Положительно, этот спор имел столько же смысла, как несостоявшийся дождичек в прошлый четверг.
- А зачем мне это знать? - Я растянул непослушные губы, изображая беззаботную ухмылку. Ухмылка получилась, а вот беззаботность - нет. Ну и плевать. - Что для меня вера? Весь город все равно считает меня человеком, продавшим душу в обмен на не пойми что. И, что самое плохое, я не могу утверждать, что они так уж не правы. Мне даже в церковь не войти - давит, а вы, шеф, толкуете о вере. Разве для этого вы просили меня остаться?
Довольно долго Дмитрий Анатольевич молча смотрел на меня. Потом вздохнул.
- Ты изменился, Алексей. С тех пор как… - Он недоговорил, оставив пустые слова вкупе со старыми воспоминаниями болтаться в воздухе. И просто констатировал: - Ты изменился. С каждым днем в тебе все яснее говорит тьма. Ты действительно теряешь душу, Суханов. Всюду таская с собой этот проклятый кинжал, ты медленно теряешь душу…
Я молчал, в упор глядя ему в глаза. И шеф первым отвел взгляд. Как это всегда бывало в последний год - первым.
- Если тебе так нужен напарник, - тихо сказал он, - можешь взять Водовозова. Он уже давно без дела болтается. Или еще можно Семена Лихого из отпуска отозвать… Я позвоню.
Я медленно покачал головой.
- Не нужно. Сам справлюсь. Честно говоря, мне одному будет даже проще.
Шеф не стал спорить. Просто кивнул.
- Как хочешь… Тогда иди.
Не произнеся больше ни звука, я медленно поднялся со стула. Кивнул на прощание шефу и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Эх, шеф, шеф. Как же укатал тебя прошедший год. Железный ведь был мужик. Стальной! Не боялся ни Дьявола, ни Бога… А теперь?
Или все-таки он прав и корни проблемы кроются во мне самом? В искаженном видении мира, который я вижу сквозь матовую призму овладевшей мной тьмы?..
Сквозь зубы втянув сухой душный воздух, я повернулся к переминавшемуся неподалеку охраннику. Рявкнул:
- Мой пистолет! Давай сюда! Живо!
Сидевшая за своим столом Маринка вздрогнула и сделала вид, будто полностью поглощена бумагами.
* * *
- Леха, подожди!
Я уже успел выйти из здания и спуститься с крыльца, когда меня окликнули. Я вздохнул - вести разговоры мне сейчас не очень-то хотелось, - но все же замедлил шаги, позволяя Дмитрию Водовозову пристроиться рядом.
- Ну что? - жадно спросил он. - Как побеседовали?
Я пожал плечами, машинально отметив, что наспех пристегнутая кобура все-таки немного сковывает движения. Вообще-то следовало бы поправить, но я же не собирался за периметр. А уж до дома как-нибудь дойду и так. Надеюсь, оружие мне при этом не понадобится.
- Да ничего. Нормально.
- Новое задание?
Под обреченный вздох Митяя я кивнул.
- Везет же некоторым, - обиженно проворчал он, заставив меня поперхнуться едким смешком. - А для меня, значит, опять дела нет. Сижу тут при штабе, как клоп под диваном… Куда тебя кинули?
- Юго-запад, - вяло процедил я. - Лесопарковая зона сразу же за медгородком. Помнишь еще?
Водовозов только крякнул, взлохматив пятерней затылок. Еще бы ему не помнить - после визита в те места он провалялся в больнице почти два месяца. А потом еще вдвое больше просидел в карантине, пока врачи пытались понять, почему болтающийся в крови вирус ликантропии никак не действует на этого здоровяка.
- Гадское местечко, - наконец констатировал он. - Кто еще идет?
- Никто. Я один.
- Как это никто?.. Но инструкция… Там же… - Митяй недоверчиво тряхнул головой и в упор уставился на меня. - Врешь ведь.
- Зачем? Думаешь, кому-то от этого легче станет? Один я иду. Один!
- Но почему?
- Потому что Пащенко сказал, что у него нет свободных людей, - буркнул я, пинком отшвырнув в сторону валявшуюся прямо посреди тротуара пивную бутылку. Тонкий пластик обиженно затренькал по камням.
- Нет людей, - тихо сказал Водовозов, оглядываясь в сторону уже скрывшегося за поворотом здания центрального штаба Управления. - Значит, сказал, что нет людей… Леха, подожди меня здесь - я щас быстренько к шефу сбегаю…
Я едва успел ухватить его за плечо.
- Не надо никуда бежать.
Водовозов хмуро посмотрел на меня, явно ничего не понимая. Рука застыла на полпути к кобуре. Но я проигнорировал этот инстинктивный порыв, хотя и не мог его не заметить. В конце концов, это обычная реакция чистильщика - чуть что сразу же хвататься за оружие. Служба обязывает.
- Мить, на самом деле это же просто. Поисковые миссии, дальние рейды, зачистки вампирьих гнезд. Одиночные вылазки в места, помеченные на штабных картах красным пунктиром… Почему, как ты думаешь, мне раз за разом подкидывают задания, от которых с ходу отказываются все остальные?
Он недоуменно мигнул.
- Потому что ты можешь это сделать. Потому что ты лучший.
Я позволил своим губам изогнуться в мрачной иронической ухмылке.
- Может быть… Возможно, ты прав. И Пащенко тоже прав: людей действительно не хватает. Только вот я считаю, что это не самое главное. Я, может быть, и лучший, хотя с этим тоже можно спорить, но беда в том, что я еще и ненужный. Даже более того - лишний. И в городе найдется немало людей, которые будут очень довольны, если однажды я не вернусь с задания.
Водовозов молчал целую минуту, недоверчиво глядя на меня, прежде чем его наконец прорвало:
- Леха, ты что, хочешь сказать, будто они пытаются тебя угробить?! Да ты с ума сошел!
В ответ на этот вопль души я только вяло передернул плечами. Может быть, и сошел. А может быть, и нет. В любом случае тот факт, что в этом городе у меня найдется немало врагов, сомнению не подлежал. И не то чтобы я был уверен, что в их рядах состоит также и Пащенко, но возможности такой все же не отметал.
- Не… Не, Алексей, это все ерунда. Не верю я, чтобы шеф мог на такое пойти. Ну не верю!
- А при чем тут шеф? - Я едва удержался от презрительного фырканья. - Много он сейчас решает, когда Управление фактически целиком под церковью… И, кстати, ты не забывай, что именно я наградил его той раной. Так что не будь таким уверенным. - Заметив, что Водовозов уже открыл рот, я махнул рукой, заранее отметая все возражения. - Год назад, поутру входя вместе с Ириной в город, я думал, что все закончилось, что самое худшее уже позади. Нового Дня Гнева не будет, и отныне мы будем свободны. От света, от тьмы ли - не важно. Свободными… Но, знаешь, в последнее время я все чаще ловлю себя на том, что начинаю думать: а так ли уж я был прав тогда? В конце концов, заслуживаем ли мы той свободы, за которую столь упорно боремся? И так ли уж не правы те, кто считает, что, несмотря на повсеместное засилье Тьмы, именно человек является самым опасным врагом для себя самого?
Перейдя на другую сторону улицы, я свернул под арку - во дворы. Митяй беззвучно шел рядом - угрюмая, молчаливая, думающая о чем-то своем тень, от которой почти ощутимо веяло спокойной дремлющей силой.
Расстегнув куртку, я стиснул потертую рукоять кинжала, чувствуя, как сотни ледяных игл одновременно впиваются в мою ладонь. Где-то далеко-далеко зашевелилась Тьма, безмолвно уставясь на меня мириадами слепых невидящих глаз.
Холодно-холодно-холодно. Темно и тихо. Лишь только колол душу изнутри безжалостный черный лед. Я не знал, виден ли он сейчас в моих глазах. Не знал - и больше всего на свете боялся узнать… Настолько боялся, что в такие моменты всегда прятал взгляд…
Я отвернулся, притворившись, будто мне до ужаса интересно, что происходит в дальнем конце улицы.