Кучер помогает Фернану выбраться из кареты. Мальчик не протестует. Он - калека, это навсегда. Без интереса он скользит взглядом по ветвям яблонь, голым и черным, по статуям грустных нимф, мокнущих под дождем, по дорожкам сада. Зябко ежась, Фернан идет к дому. Навстречу спешат слуги. Его слуги. Кланяются, гомонят наперебой. Язык незнакомый, местный. Все вокруг чужое. У него теперь даже имя чужое: Антон Францевич Пшедерецкий. Тут так принято: к имени прилагается "отчество". Если ты не простолюдин, конечно. Имя купил ему отец вместе с имением. Имение приносит доход, с которого убогий - вот беда-то, соседи! - Антон Францевич будет жить.
Дон Антон, мысленно произносит мальчик. Дон Антон. Нет, не звучит. Даже не колокол - так, колокольчик под дугой. Надо отвыкать.
- Барин! Барин приехали!
- С прибытием, Антон Францевич! Добро пожаловать!
- Милости просим!
- Не разумеют они по-нашенски…
- А с ручками-то что? С ручками золотыми?!
- Ох, горе-злосчастье!
- Не приведи Господи…
Сдобная, как калач, баба выбегает навстречу с хлебом-солью. При виде пустых рукавов барина она роняет угощение в грязь. Фернан - Антон, напоминает мальчик себе - проходит мимо с равнодушием мертвеца. На ступеньках крыльца он поскальзывается и едва не падает. Расторопный красавец Прошка, тряхнув чубом, вовремя подхватывает увечного. Рядом - облупившаяся от непогоды колонна. По штукатурке чиркает узкая тень. Шпага? Нет, всего лишь качнулась ветка яблони, с которой взлетела ворона.
В доме сыро, не топлено. Мальчик кашляет. Боль в груди. Першит в горле. Машинально он закрывает рот ладонью и промахивается. Ладони нет. Запястья нет. Со второго раза он прикрывает рот предплечьем. Надо учиться. Надо привыкать.
- Печь растопите, бестолочи! - орет Прошка.
В доме начинается суета.
- Живо! Простудите мне барина, убью!
Прошка местный, с Сеченя, но он хорошо говорит на унилингве. Вот он и повторяет для верности, чтобы барин слышал:
- Убью!
Не убьет, думает мальчик. Шутит.
- Останешься при мне, - велит он Прошке.
- Благодарствую за доверие!
- Переводить будешь. Научишь меня вашему языку.
- Все сделаю! В лучшем виде!
Мальчика вновь сотрясает кашель.
- Доктора вам надо, барин, - вздыхает Прошка. Чуб падает ниже, из-под русой пряди волос блестит синий глаз. - Велите, я распоряжусь? Из города вызовут, наилучшего!
Мальчик безучастно кивает.
- …это же ссылка…
- Изыди, бес!
- …нет, это хуже ссылки!..
- Изыди!
- Бронхитик у вас, Антон Францевич. Ничего страшного, дело поправимое. Я вам микстурку пропишу, и еще полоскания. Чаёк с малиной - непременно! Все как рукой снимет, голубчик вы мой. Через неделю здоровы будете.
Добрый доктор из сказки: уютный, домашний. Румянец с мороза, бородка клинышком, задорный блеск круглых очков-пенсне. Движения у доктора мягкие, округлые. Такой из гроба поднимет! Мальчику нравится доктор. Мальчик слабо улыбается. Тепло, покой, доктор из сказки…
Если бы доктор еще следил за тем, что говорит. Как рукой снимет…
- И вот еще, Антон Францевич. Меня, конечно, позвали не за этим. Прошу простить великодушно, но ваши руки… Думаю, вам можно помочь.
Мальчик напрягается всем телом:
- Вы…
- При нынешней медицине Ойкумены…
Отчаянно ноют мышцы спины. Мальчик до боли в пальцах сжимает кулаки… Кулаков нет!
- Вы!.. Не смейте!
Он заходится в приступе кашля.
- Да что вы, Антон Францевич! - доктор отшатывается, всплескивает руками. Руки доктора гладкие, женские. В таких шпагу не удержать. - Успокойтесь, ради бога! У меня и в мыслях не было издеваться над вами! Как вы могли подумать?! Я же врач!
- Врач?! - хрипит Фернан.
С трудом выпростав из-под одеяла уродливые культяпки, он демонстрирует их доктору.
- Биопротезы, - с твердостью, неожиданной при его внешности, произносит доктор. - Из вашего генетического материала. Они будут не хуже рук, данных вам при рождении. Может быть, даже лучше.
Волна накрывает Фернана с головой, швыряет к доктору. Мальчика выносит на гребень бурлящего кипятка, варит живьем в бешенстве седой пены.
- Это правда? Скажите: это правда?!
- Немедленно вернитесь в постель.
- Это правда?!
- Немедленно! Я запрещаю вам вставать.
Голос доктора толкает в грудь, возвращает под одеяло.
- Это правда, Антон Францевич. Но я - терапевт, это не моя, извините, епархия. На Сечене есть инопланетные врачи, есть и оборудование. Все, что я могу, это узнать, где согласятся сделать такую операцию, и сколько будут стоить услуги протезирования, включая реабилитацию.
Доктор из сказки одевается, берет стоящую в углу трость. Тень от трости превращается в тень клинка. Метнувшись по стене, она утыкается в изголовье кровати, на которой лежит мальчик. Доктор опирается на трость, и тень исчезает.
- Узнайте, - шепчет Фернан.
- Хорошо, - кивает доктор. - Выздоравливайте!
- Узнайте!
- Не извольте беспокоиться…
- Если ты меня обманул… - мальчик глядит на дверь, закрывшуюся за доктором. - Если ты солгал мне…
Увидь доктор его лицо - испугался бы насмерть.
- Он же похоронил вас! Похоронил заживо…
- Он не успел…
- Я…
Медцентр Лиги в Свято-Вознесенске. Отделение биопротезирования и нетипичной регенерации. Ларгитасское оборудование, вудуны-доктора. Реабилитация. Адрес. Контактные номера. Стоимость операции.
Ряд равнодушных цифр внизу распечатки окончательно убеждает мальчика: новые руки - реальность. Чудеса случаются на самом деле. Но чудеса стоят денег. Мысль связаться с отцом даже не приходит мальчику в голову. Сегодня дон Фернан окончательно превращается в Антона Пшедерецкого.
- Прошка! Зови управляющего!
Управляющий ломает шапку и бьет поклоны, демонстрируя младенчески розовую плешь. Полы стеганого кафтана на вате метут пол. Виновато скрипят половицы, им вторят сапоги "гармошкой", щедро смазанные дегтем. Круглое паучье брюшко на тоненьких ножках. Клочковатая пегая бороденка. Сальные глазки блестят хитрецой и опаской. Управляющий мальчику противен. Сейчас это не имеет значения.
- Барину деньги потребны! - толмачит Прошка.
Управляющий кланяется:
- А сколько потребно-то?
- Все, какие есть.
- Дык эта… - юлит мужичонка-паучонка. - Сена ить и половину не продали. На рожь цены упали, по оброку недоимки…
Прошка рявкает цепным псом:
- Сколько есть?!
Одобряю, думает мальчик. Прошка, он нюхом чует.
- Дык эта…
Управляющий, глядя в пол, называет сумму.
- Сколько?!
Антон все понимает и без перевода.
- Двадцать плетей на конюшне. После порки спрошу еще раз.
Голос мальчика звучит сухо, по-взрослому. Он не кричит, не ругается. Ему нужны деньги на новые руки. Если понадобится, он запорет вора-управляющего до смерти. Управляющий бухается на колени, бьется лбом об пол.
- Божится, что больше нет, - разъясняет Прошка. И добавляет от себя:
- Врет, сукин сын!
Два крепких парня утаскивают "сукина сына" прочь. Тот отчаянно верещит. Антон в сопровождении верного Прошки выходит на двор, идет к конюшне. Смотрит, как на рыхлой спине и жирных ягодицах возникают кровавые полосы. Конюх лупит от души, с нескрываемым удовольствием. У конюха с управляющим свои счеты.
Дворня гогочет.
- Так сколько есть денег? - спрашивает Прошка.
Управляющий, всхлипывая, называет сумму - вдвое большую, чем в первый раз.
- Еще двадцать плетей, - велит Антон Пшедерецкий.
- Пощади, отец родной!
- И пороть до тех пор, пока…
Мальчик озвучивает необходимую сумму и оставляет конюшню.
Вслед ему летят крики.
- …и ты не успеешь, бес!..
Тень рапиры скрещивается с тенью-близнецом: дон Фернан обнажил шпагу.
Небесные дворники вымели небо и надраили до сверкающей голубизны. У горизонта тают под метлой хрупкие пушинки облаков. Пахнет весной. Первая клейкая зелень вот-вот проклюнется. В сопровождении доктора Антон гуляет по дорожкам сада - голого, но уже не по-зимнему, замершего в сладостном ожидании. Позавчера мальчик вернулся из реабилитации. Время от времени он, как верующий на икону, смотрит на свои новые руки - сжимает и разжимает кулаки, пытается щелкать пальцами на манер кастаньет, крутит разнообразные кукиши. Гимнастику ему прописали врачи-инопланетники. Поначалу руки слушались плохо; чтобы оплатить дополнительные процедуры, пришлось заложить заливной луг и березовую рощу над рекой. Мальчик подписал бумаги без колебаний. Подписал - это громко сказано. Пальцы едва шевелились, так что Антон приложил ладонь к папиллярному идентификатору, где уже была зафиксирована дактилоскопическая карта протезов. Увидев зеленый огонек, он озвучил на камеру официальное подтверждение подлинности документа. Чип с данными присовокупили к закладной, как неотъемлемое приложение.
Сейчас он, пожалуй, сумел бы поставить подпись собственноручно. Утром он сам завязал шнурки на ботинках. Бантики вышли - загляденье.
- Вам нужно разрабатывать свои руки, - доктор словно подслушал его мысли. К слову "руки", говоря о мальчике, доктор неизменно добавляет слово "свои". Такое впечатление, что доктор боится: однажды пациент подумает о руках, как о чужих, и все пойдет насмарку. - Антон Францевич, голубчик! Вот, я привез вам кистевой эспандер. Гимнастика - это хорошо, это очень хорошо. Но я бы рекомендовал вам заняться спортом. Каким-нибудь подходящим видом, который развивает необходимые группы мышц, связки, ускоряет обмен веществ… Например… э-э-э…
Доктор в затруднении. Доктор в спорте не силен.
- Вчера заезжали граф Мальцов с сыном, мои соседи, - Антон приходит доктору на помощь. - Визит вежливости. Сын графа, Владимир Аркадьевич, - мальчик старательно выговаривает имя и отчество Мальцова-младшего, - был так любезен, что дал мне урок фехтования. Мы договорились еще о паре уроков. Владимир Аркадьевич сказал, что если у меня будет получаться, он порекомендует мне опытного учителя.
Вчера мальчик впервые взял в руки шпагу. Впервые - в новые руки. Блик солнца на полированном клинке. Узкая тень на дорожке. Звон стали о сталь - музыка, которую Антон Пшедерецкий готов слушать вечно. Учитель, думает он. Учитель фехтования. Где-то далеко хрипловатый голос произносит: "маэстро". Нет, Антону неизвестно, что значит "маэстро".
Антону - нет.
- О, фехтование! Превосходно! - доктор рад, что пациент помог ему выйти из затруднительного положения. - Но обязательно соблюдайте все меры предосторожности!
- Я буду осторожен, - соглашается Антон.
Когда доктор, откланявшись, убывает в двуколке, Антон Пшедерецкий возвращается в дом. Достает из ясеневого комода серебристую коробочку коммуникатора. В реабилитационном центре у него было достаточно свободного времени, чтобы ознакомиться с кое-какими преимуществами цивилизованной Ойкумены. Денег от заложенных земель хватило не только на оплату процедур, но и на ряд покупок. Мальчик набирает текст сообщения. Пальцы слушаются, да и текст краток. Антон Пшедерецкий исчезает, на его месте сидит дон Фернан, граф Эль-Карракес, достойный наследник длинной вереницы предков, чья гордыня сотрясала троны и вела на эшафот. Дон Фернан выходит на планетарный узел гиперсвязи, делает заказ: передача сообщения адресату с Террафимы.
"Не спеши меня хоронить, отец".
Это не просьба. Это угроза. Маркиз де Кастельбро должен гордиться сыном: мальчик быстро взрослеет.
- …не спеши меня хоронить…
- Будь ты проклят!..
- Приветствую вас, отец мой.
Дон Фернан кланяется - живое воплощение этикета. Его движения точны и элегантны. При церемонной отмашке белое перо на шляпе проносится на волос от навощенного паркета, но пола не касается.
- Почтительный сын рад видеть вас в добром здравии.
Маркиз де Кастельбро долго молчит, изучая отпрыска. Фернану - двенадцать. Выглядит он старше, на все четырнадцать. Этот возраст, согласно документам, купленным маркизом, соответствует возрасту Антона Пшедерецкого. Впрочем, на уроженца Сеченя дон Фернан сейчас не походит ни капли. Юноша видит себя в ростовом зеркале валансийского стекла, укрепленном за спиной отца. Одежду дон Фернан подбирал сам. Лазоревый камзол с пуговицами из перламутра. Пышные штаны узорчатого бархата подвязаны под коленями шелковыми бантами. Плетеные чулки, туфли с острыми, по последней моде, носами. Короткий плащ-капито наброшен на плечи с нарочитой небрежностью. Шпага на боку, треуголка с пером в руке: при входе в отчий дом юноша обнажил голову.
В уголках губ прячется едва заметный намек на улыбку.
- Иди за мной, - говорит маркиз.
Фернан следует за отцом. Анфилада приемных залов. Коридор. Кабинет. Что-то не так. Ах да, по пути им не попался навстречу ни один слуга. А ведь Фернан помнит: в доме всегда было полно челяди.
- Садись.
- Спасибо, я постою.
Стоя Фернан чувствует себя выше ростом. Прикажи ему отец сесть, он бы подчинился. Но отец равнодушно пожимает плечами. Маркизу все равно. Такое впечатление, что новых рук сына маркиз не заметил, а если заметил, то не придал значения.
- Я оценил твою заботу о моем здоровье. Славный намек, колкий. Узнаю нашу кровь. Ты прилетел ради разговора со мной? Говори, я слушаю.
- Однажды вы сказали: "Продолжатель рода должен быть способен защитить честь семьи. Калека не в силах этого сделать".
- Да, сказал. И могу повторить.
- Я не калека. Я никогда не был калекой!
- Ерунда. Впрочем, продолжай.
- Моя шпага готова защищать честь семьи.
Фернан достает уником, активирует голосферу, разворачивая ее в обзорник. Маркизу видна серебряная медаль и диплом: "Призеру чемпионата Сеченя по свободному фехтованию среди юношей Антону Пшедерецкому". Следом нарезкой - фрагменты поединков. Слышен шум зала: зрители взрываются аплодисментами.
Маркиз молчит. Фернан прячет уником.
- Это не разговор отца с сыном, - сквозь зубы произносит маркиз. Голос его дрожит от бешенства. Трудно понять, что именно бесит маркиза. - Это диалог из комедии Луиса Пераля, гори он в аду! Впрочем, признаюсь, я недооценил возможности Ойкумены. Обитель разврата делает щедрые подарки. Мне было легче потерять сына, чем встать на колени перед служителями порока и греха. Моя вина, моя великая вина!
Фернан кивает. Незадолго до прилета на Террафиму он выяснил: не прошло и трех месяцев после трагедии в мастерской, как сеньор Батиста утонул в реке, сорвавшись с мостков. Мастерового Фабрицио зарезали в пьяной драке. Доктор, опасавшийся, что передозировка лауданума убьет мальчика, повесился, когда от него ушла жена. Еще один мастеровой отравился тухлой рыбой. Служанка, что ухаживала за увечным, пропала без вести. Говорят, уехала к родным в деревню. Избавиться от свидетелей - для маркиза де Кастельбро это оказалось проще, чем вернуть сыну руки. В мире, в котором жил маркиз, не существовало биопротезов.
- Утешением мне, - ребром ладони маркиз рубит воздух перед собой, - будет тот факт, что у семьи де Кастельбро снова есть наследник. Дон Фернан, ваши комнаты в вашем распоряжении. Но Антон Пшедерецкий никогда не переступит порог моего дома. Фигляр? Жалкий фигляр, обнажающий благородный клинок на потеху зевакам?! Оставьте сцену потомству сеньора Пераля!
- Сцена? - Фернан изумлен. - При чем тут…
Маркиз обрывает сына:
- В нашем роду никто не развлекал шпагой чернь на галерке! Дворянин сражается на войне и на дуэли. Все! Повторяю: Антон Пшедерецкий никогда не переступит порог моего дома. Вы поняли меня, сын мой?!
От улыбки дона Фернана маркиза бросает в дрожь.
- Да, - отвечает молодой человек. - Я вас отлично понял.
- Господь милосердный! Как же вы жили все это время?
- За двоих. Завидуете?
- Это же ад…
- А вы думали, вы один в аду?!