Они обратились за помощью к знаменитейшим трактатам по философии и психологии, а для создания неродительских аспектов воспользовались классическими шаблонами психодизайна, которые Ольми (а точнее, его ищейка) обнаружил в незакаталогированных книгах библиотеки Третьего Зала Пуха Чертополоха. За восемь дней (почти год ускоренного времени), проведенных в городской памяти, они вместе со своими дублями скомпоновали наследуемую внешность, составили объемистые блоки родительских воспоминаний для внедрения в детское сознание на определенных стадиях его формирования, с превеликой осторожностью подогнали все это под шаблоны и сотворили личность, которую им хотелось назвать Тапи, в честь Тапи Сэлинджера, прозаика двадцать второго века, чьими книгами оба зачитывались.
Они соорудили несколько псевдожилищ, чтобы Тапи мог почти самостоятельно расти в разных исторических эпохах. Пластичность ментальной реальности была одним из чудес городской памяти; мощности большинства библиотек Гекзамона и матричная память позволяли в считанные мгновения смоделировать любую среду обитания. Исторический опыт - как документальный, так и переданный в ощущениях величайших ученых и художников Гекзамона - был доступен для Тапи, и он рос на нем как на дрожжах…
Загрузочный буфер получил разрешение, и оригинал психики Ольми подключился непосредственно к яслям городской памяти. Тапи ждал отца. Созданный им самим образ молодого человека вполне соответствовал родительской программе: задуманные Ольми глаза и губы, нос и высокие скулы Рам Кикуры - красивый парень. Последовали объятия - электрический контакт физической и психической сущностей, близость, которая в городской памяти считалась ритуальной.
Городская память позволяла обойтись без пиктографии и речи, но этим редко пользовались. Прямое общение разумов было трудной процедурой, отнимало много времени и применялось только для точной передачи информации.
- Папа, я рад, что ты пришел, - сказал Тапи. - Твоим дублям я порядком надоел.
- Вряд ли. - Ольми улыбнулся.
- Замучил их тестами. Пытаюсь выяснить, адекватны ли они тебе.
- Ну и?
- Адекватны. Но я их раздражаю…
- С дублями надо повежливее. Ты же знаешь, они и наябедничать могут.
- Ты заглянул в их память?
- Нет. Хотел увидеть тебя собственными глазами.
- И что скажешь?
- Отлично. Ты получил одобрение совета?
- Предварительное.
- Получишь. - Ольми не покривил душой.
- Как ты думаешь, Путь откроют?
Ольми ответил ментальным эквивалентом скептической гримасы.
- Знаешь, сынок, давай оставим политику в покое. Лучше обучи меня всему, что сам узнал.
- С удовольствием, папа. - Воодушевление Тапи электризовало.
- И что же ты выяснил?
Тапи изобразил прерывистую, зубчатую кривую.
- Много разрывов. Ситуация весьма напряженная. Гекзамон уже не то счастливое общество, каким, я думаю, был раньше, в Пути. Сегодняшнюю неудовлетворенность я сопоставил с психологическими профилями ностальгии по предыдущим стадиям жизни в естественно сформировавшемся гомоморфизме. По принципу "малое - модель большого". Алгоритмы показывают, что Гекзамон стремится к возврату на Путь.
- То есть "все хотят возвратиться в утробу"?
Помедлив, Тапи неохотно согласился:
- Я бы не стал утверждать так категорично…
- Мне кажется, ты отлично потрудился. Это не просто родительский комплимент.
- Думаешь, прогноз верен?
- В определенной степени.
- Я… Возможно, это глупо, но я тоже считаю, что тут скрыт большой прогностический потенциал. Так что предварительную профессию я уже выбрал. Буду изучать оборону Гекзамона.
- Наверное, ты прав на все сто. Но, если поступишь на эту службу, тебе придется подавлять свой петушиный норов. Самая трудная дорога в лидеры - через Силы Обороны.
- Да, папа, я знаю.
- В ближайшее время я буду очень занят и не смогу навещать тебя чаще.
- Ты снова помогаешь Силам Обороны?
- Нет, это личное. Но мы, наверное, будем встречаться еще реже, чем в последние годы. Хочу, чтобы ты знал: я тобой горжусь и люблю смотреть, как ты растешь и взрослеешь. Мы с мамой исключительно довольны таким сыном.
- Гордость зеркальных отражений, - произнес Тапи с оттенком самоуничижения.
- Отнюдь. Ты гораздо сложнее и совершеннее, чем любой из нас. Ты - лучшее от обоих родителей. Мои редкие визиты - вовсе не признак неодобрения. Это не от меня зависит.
Через шесть часов Ольми покинул Ось Евклида. В шаттле, что летел к Пуху Чертополоха, кроме него было всего двое пассажиров. Беседовать не тянуло, да и спутники были слишком поглощены своими мыслями, чтобы обращать на Ольми внимание.
Гавайи
Канадзава и Ланье сидели на передней веранде и любовались закатом. Солнце тонуло в океане за пальмовым берегом; склоны Барбер-Пойнта опаляло пламя, не столь испепеляющее, как то, которое полыхало в дни Погибели на мысу и на авиабазе ВМФ США. Свежеокрашенный штакетник отделял владения сенатора от японского кладбища, на котором Карен и Рам Кикура рассматривали украшенные резьбой базальтовые обелиски в форме пагод и крестов.
- Вот чего не хватает Осеграду, - заметил Ланье.
- Чего?
- Погостов.
- А тут их в избытке. Там, наверху, не мешало бы кое-что изменить. Между нами крепкие связи, но мы очень плохо понимаем друг друга. Если бы я чуть легче переносил космические полеты… Вообще-то летать мне доводилось, когда мы с тобой встречались в последний раз. И то под транквилизаторами.
Ланье сочувственно улыбнулся.
- Гарри, ты с ними работал… черт, встретился одним из первых. Кому, как не тебе, знать, что ими движет.
- Я только догадываюсь.
- Почему они ни с того ни с сего стали относиться к нам, как к бедным родственникам? Разве не понимают, что оскорбляют этим все человечество?
- Но ведь мы и есть бедные родственники, сенатор.
- Не такие уж наивные и недалекие, как им кажется. Можем еще до завтрака обмозговать много странных вещей.
- По-моему, точнее будет так: "поверить до завтрака в шесть невозможных вещей".
- Невозможные вещи! Чтобы человек вернулся из царства мертвых, или откуда-то из этих мест, - да разве такое возможно?!
- Возрожденных у нас хватает, - возразил Ланье. - Мирский гораздо загадочней…
- Оповещать землян не имеет смысла, - задумчиво проговорил Канадзава. - Ни к чему хорошему это не приведет, только усилится злость. Не любим мы своих спасителей, вот в чем беда. Не любим, потому что у нас украли детство.
- Сенатор, боюсь, я не совсем понимаю.
- Строители Пуха Чертополоха пережили Погибель и создали новую цивилизацию. Изобрели свои собственные чудеса, отправились в полет на корабле-астероиде. Мы о таком и мечтать не смели. Потом они вернулись, точно соскучившиеся по детям родители, и давай задаривать нас всякими диковинками, даже не спрашивая, хочется нам того или нет. Не позволили наделать собственных ошибок… Короче, встретив добрых самаритян с астероида, мои избиратели растерялись и приняли их за ангелов. Гость с орбитальных объектов и нынче птица редкая; его уважают и боятся. Нас бросили на Земле, будто каких-нибудь олухов из провинции.
- Может, как раз такая встряска и необходима, чтобы разбудить в людях энтузиазм.
- Не поймут, Гарри, - проворчал Канадзава. - Для них это сказки. Мифы. А в политике сказки и мифы до добра не доводят.
На следующее утро Ланье отправился гулять по берегу. Вскоре он заметил Рам Кикуру - высокая и стройная, она шагала навстречу, а над ней кружили чайки.
- Канадзава хочет собрать всех земных сенаторов и телепредов, - проговорила женщина, - которые через меня попытаются заблокировать решение mens publica. Вероятно, придется настаивать на том, что в этом случае законы Возрождения неприменимы.
- Выиграешь? - спросил Ланье.
- Вряд ли. Гекзамон уже не тот, что прежде.
- Кажется, президент отдался воле волн, - сказал Ланье. - А на словах он горячий противник открытия Пути.
- Так и есть, но что он может поделать, если весь Нексус - за? Когда корабль попадает в беду, капитан без рассуждений отправляет за борт все лишнее… Боюсь, у президента не дрогнет рука, если понадобится, оттолкнуть Землю, чтобы спасти остатки Гекзамона.
- Но ведь ярты…
- Один раз мы их отогнали, а ведь тогда тоже не готовились к войне, - перебила Рам Кикура.
- Похоже, ты этим гордишься. Что, переменила взгляды?
Она отрицательно покачала головой.
- Адвокат должен знать настроение противника.
Интересно, подумалось вдруг Ланье, почему Мирского так удивил отказ Нексуса.
- Какие шансы, что большинство проголосует против? - спросил он.
- Никаких, если в референдуме не будет участвовать Земля.
- В таком случае, почему мы здесь торчим? Я думал, от нас кое-что зависит…
Рам Кикура кивнула.
- Зависит. Мы будем путаться у них под ногами и тянуть время. Прилив уже начался, верно?
Насколько мог судить Ланье, был отлив, но он понял, что она имеет в виду.
- А что мы скажем в Орегоне? - спросил он.
- То же, что и здесь.
Они вернулись в дом. Ланье размышлял. Огонек юношеского энтузиазма угас, пришло разочарование, а еще понимание того, что можно было бы заупрямиться и драться до конца, несмотря на всю безнадежность положения. Почему-то эта мысль прибавила ему бодрости и уверенности.
Кроме того, он подозревал, что Мирский (или существа на краю времени) куда могущественнее, чем Гекзамон.
Пока Карен и Рам Кикура что-то выясняли с Канадзавой, Ланье перенес в челнок самые легкие сумки. Когда он вошел в люк, автопилот выдал красный пикт.
- Нельзя ли по-английски? - осведомился Ланье, испытывая необъяснимое раздражение.
- Полет откладывается, - сообщил автопилот. - Мы останемся здесь до прибытия полиции орбитальных объектов.
Ланье широко раскрыл глаза.
- Полиция орбитальных объектов? Не земная?
Автопилот не отозвался. В шаттле померк свет. Белый интерьер окрасился в нейтральную синеву.
- Эй, ты что, вырубился? - спросил Ланье. Ответа не последовало. Сжимая и разжимая кулаки, багровея от гнева, Ланье вглядывался в сумрачный салон челнока. Наконец вышел наружу и едва не столкнулся с Карен.
- Похоже, нас задерживают, - сказал он. Из дома появились Рам Кикура и Канадзава.
- Осложнения? - спросил сенатор.
- Сюда летят орбитальные полицейские.
У Канадзавы окаменело лицо.
- Это очень серьезно. Гарри, откуда ты…
Карен смотрела в сторону моря, над поверхностью которого вдруг возникли три корабля, ослепительно-белые на фоне сероватых утренних облаков. Они заложили вираж и, сбрасывая скорость и высоту, приблизились к дому. Воздушные волны разметали гравий и грязь на подъездной дорожке и дворе сенаторского дома.
- Господин Ланье! - окликнул усиленный динамиком голос. - Вам и вашей супруге надлежит незамедлительно вернуться в Новую Зеландию. Все старотуземцы должны возвратиться в места постоянного проживания.
- По чьему распоряжению и на основании какого закона? - крикнула Рам Кикура.
- На основании дополнений к кодексу Возрождения и по личному распоряжению президента. Будьте любезны пройти на борт вашего шаттла. Мы изменили его полетное задание.
- С вами говорит сенатор Канадзава! Требую встречи с президентом и председательствующим министром!
Ответа не последовало.
- Стойте, где стоите, - посоветовала Рам Кикура. - Мы все останемся тут. Они не посмеют применить насилие.
- Гарри, они имеют в виду всех старотуземцев? - спросила Карен. - Даже тех, кто постоянно живет на орбитальных объектах?
- Не знаю, - сказал Ланье. - Сенатор, от нас будет больше проку на нашей территории. Лишь бы обошлось без домашнего ареста… - Он повернулся к Рам Кикуре. - А ты, наверное, вернешься на Пух Чертополоха?
- Черта с два! Уж чего-чего, а этого я никак не ожидала.
- Им нелегко будет довести дело до конца, - процедила сквозь зубы Карен.
"Сомневаюсь, - подумал Ланье. - Видно, они предпочли грязную игру. И по своим правилам".
- Нельзя же стоять, точно упрямые дети, - проговорил он. - Сенатор, спасибо, что выслушали нас. Если доведется увидеться, я…
- Будьте любезны немедленно пройти на борт, - громыхнул голос.
Ланье взял жену за руку.
- До свидания, - сказал он Канадзаве и Рам Кикуре. - Желаю удачи. Расскажите Корженовскому и Ольми о том, что здесь произошло.
Рам Кикура кивнула.
Они прошли в салон шаттла. Люк медленно закрылся.
Путь, преображенная Гея
Вокруг сгущалась паутина параллельных зеленых линий - не то клетка, не то упряжь для пузыря. Линии прочерчивались молниеносно, и уследить за ними никак не получалось. Вскоре снизу, от далекой поверхности Пути, устремилась вверх новая стая линий; они сошлись над вершиной одной из дисковых пирамид и образовали конус. Овальный пузырь пошел на снижение. От его скорости у Риты захватило дух, но никаких иных ощущений полет по-прежнему не вызывал.
Мутило ее совсем по другой причине. Слишком много переживаний, слишком много впечатлений.
Вздрогнув, Рита отвернулась и поглядела вниз. Они порядочно снизились и приблизились к белой башне. Попытавшись на глаз определить ее размеры, девушка в конце концов решила, что башня никак не ниже Фаросского маяка и даже гораздо массивней. Но в сравнении с Путем оба этих строения выглядели сущими карликами.
Рита отважилась запрокинуть голову и посмотреть вверх. Далеко позади, огромная и четкая, висела в вышине треугольная призма, будто черный, с перламутровым отблеском кристалл плыл в подкрашенной молоком воде.
В глубине Пути словно замерцал бакен. Прищурясь, Рита вгляделась в подвижную искорку. Ее, как и призму, обрамляла каемка света, но искорка находилась гораздо дальше и быстро двигалась в их сторону. Вторая радужная призма! И идет на столкновение с первой. Девушка вскрикнула - призмы врезались друг в друга, как два встречных поезда на одной колее. На миг они слились в сплошную зеленую линию, затем вторая призма отделилась от первой, совершенно невредимой, и понеслась дальше своим курсом.
- Ты сама захотела все увидеть, - спокойно произнес поводырь. - Все мои "я", как правило, избегают пользоваться этой дорогой.
Пузырь пролетел сквозь гладкую стену башни, пересек замкнутое куполообразное пространство, где плавали в воздухе многогранники, затем одолел вторую стену. Сбросив доспех из зеленых линий, он пошел вниз по изумрудной, как листва, шахте к чему-то похожему на идеально прозрачную стеклянную линзу. Линза пропускала искаженные цвета: морскую синеву, небесную голубизну, светло-коричневые оттенки солнца и серые - облаков, словом, все привычные краски родины. На миг Рита задержала дыхание, безнадежно мечтая о том, чтобы кошмар все-таки прекратился.
- Это вход на Гею, - пояснил Тифон. - Здесь были открыты первые Врата. Вообще-то, наши Врата не такие узкие, но первые обычно бывают именно такими.
- А…
"До чего же ты щедр на сведения, от которых мне никакого проку", - подумала Рита.
Пока они спускались к поверхности линзы, цвет шахты сменился на красный, потом - резко на белый.
Пузырь вошел в линзу, пролетел насквозь. Внизу лежал облачный покров, а под ним - берег и серый океан в солнечных блестках.
Рита с трудом перевела дух.
- Где мы?
- Это твоя планета, - сказал Тифон.
- Где именно?
- Насколько я могу судить, недалеко от твоего дома. Я здесь ни разу не бывал. Ни в какой форме и ни в каком качестве.
- Я хочу… - Она подняла глаза и увидела синее небо и рассеянное сияние над головой. - Врата, через которые они только что пролетели. - Нельзя ли побывать на Родосе?
Тифон ответил после недолгих размышлений:
- Пожалуй, на это не требуется много энергии. К тому же проект близок к завершению. Скоро будут и результаты.
- О чем ты?
- О направлении исследований. Скоро ты нам поможешь.
- Все, что я знаю, знаешь и ты. - Рита чуть не заплакала - "Сил моих больше нет, когда же все это кончится?!" - и спросила дрожащим голосом: - Что вы от меня хотите?
- Надо разыскать тех, кто сделал Ключ. Наведи на их след. Нет-нет… - Увидев, что Рита готова возразить, он поднял руку. - Понимаю, в устройстве Вещей ты не разбираешься. И все же есть надежда, что твои действия - или хотя бы присутствие - привлекут внимание тех, кто, возможно, ищет Ключ. Только ты способна работать с ним. Поэтому в активной форме ты еще представляешь собой некоторую ценность.
- А что будет с моими спутниками?
- Переправим их сюда, если тебе так будет спокойнее.
- Будет, - кивнула она. - Переправьте, пожалуйста.
Тифон улыбнулся.
- Ваши формы социального умиротворения достойны всяческих похвал. Какая простота! И какая агрессивность под маской невинности! Я отправил заявку. Твои товарищи встретят нас на Родосе, если позволит энергетический бюджет.
- Я очень устала. Мы летим на Родос?
- Да.
Из ближайших облаков выстрелила зеленая молния, разветвилась перед пузырем, обхватила его многочисленными сверкающими кривыми. В этой новой клетке пузырь и полетел высоко над океаном. А в какую сторону, Рита могла лишь догадываться.
- До меня вы не изучали никого из людей? - спросила она.
- Отчего же? Я лично изучил множество обитателей этой планеты, прежде чем занялся копией твоего разума.
- Стало быть, вы все про нас знаете, - процедила сквозь зубы Рита, не пытаясь спрятать клокотавшую в груди ярость.
- Нет. Осталось еще немало тем, немало предметов для исследований. Но мне вряд ли позволят изучить тебя полностью. Хватает и других, более важных задач, и к ним привлечены все мои "я".
- Ты все твердишь про свои "я", - заметила Рита. - А я ничего не понимаю.
- Я не индивидуум. Я активно сохраняюсь…
- Как зернышко в бочке? - усмехнулась Рита.
- Как память в твоей голове, - возразил Тифон. - Я активно сохраняюсь в щели. Мы способны вызывать в щели резонансы и хранить огромные запасы знаний, в буквальном смысле миры информации. Понятно?
- Нет, - буркнула она. - Разве "я" не одно-единственное?
- Все дело в том, что с моего оригинала, моего "я", можно снять бесконечное число копий. Я могу сливаться с другими "я", которые обладают самыми разными формами и способностями. При необходимости для нас конструируют различные вспомогательные устройства: машины, корабли или, что бывает гораздо реже, тела. Я подключаюсь к работе, когда заняты все остальные мои "я".
- Твоя профессия - заботиться о чужаках?
- В известной степени. Я изучал родственных тебе существ, когда мы воевали с ними в Пути. В те времена я был индивидуальностью, имел биологическую основу и форму, близкую к природной.
Бабушка поведала Рите то немногое, что знала о Яртских войнах, но на молоденькую девушку это не произвело впечатления - так, еще один бессмысленный завиток в фантастическом узоре. Теперь осталось лишь упрекать себя, что она слушала софе не очень внимательно.
- А какая у тебя природная форма?