Один раз. Кое-как взял себя в руки, вернулся к койке, а затем сел на полу между койкой и стеной - наиболее укромное место в комнате - и попытался сообразить, что происходит. Налет отряда Освобождения, люди Райайе отстреливаются, пытаются сбить летательный аппарат.., вот к какому выводу он пришел.
Мертвая тишина. Тянется, тянется…
Свет фонаря совсем потускнел.
Он поднялся на ноги и встал у двери.
- Выпустите меня!
Ни звука.
Одиночный выстрел. Снова голоса, снова топот бегущих ног, крики. После новой долгой тишины - отдаленные голоса, шаги, приближающиеся по коридору за дверью. Мужской голос:
- Пока подержите их там.
Резкий, грубый голос.
Он поколебался, собрался с духом и крикнул:
- Я пленный! Я здесь! Молчание.
- Кто тут?
Этого голоса он никогда прежде не слышал. А голоса, как и лица, имена, намерения были его призванием.
- Эсдардон Айа. Посольство Экумены.
- Владыка Всемогущий! - произнес голос.
- Выпустите меня отсюда, хорошо?
Ответа не последовало, но дверь содрогнулась на массивных петлях, на нее посыпались удары. Еще голоса снаружи, еще удары.
- Топор! - сказал кто-то.
- Надо найти ключ, - сказал другой, и послышались удаляющиеся шаги.
Эсдан ждал. Он вновь и вновь подавлял рвущийся наружу смех, опасаясь не справиться с истерикой. Но как это было смешно! По-дурацки смешно! Перекличка сквозь дверь, поиски ключей и топоров - фарс в разгар сражения. Но какого сражения?
Он все истолковал шиворот-навыворот. Бойцы Освобождения проникли в дом и убили людей Райайе. Несомненно, у них были пособники среди полевых рабов - осведомители, проводники. Запертый в кладовой, он только слышал шумный финал.
Когда его вывели из кладовой, по коридору волокли наружу тела убитых. Он увидел, как жутко изуродованный труп одного из парней - Алатуаля или Немео - вдруг распался: по полу протянулись веревки внутренностей, а ноги остались на месте. Человек, волокший труп, растерялся и стоял, держа туловище за плечи.
- Дерьмо-о! - сказал он.
Остановился и Эсдан, задыхаясь, борясь со смехом, борясь с рвотой.
- Пошли, - сказали люди рядом, и он пошел дальше. В разбитые окна косо лились утренние солнечные лучи. Эсдан поглядывал по сторонам, но никого из домашних слуг не увидел. Его привели в комнату со скалящейся собачьей головой над камином. Там у стола стояли шесть-семь человек. Военной формы на них не было, хотя на фуражках и рукавах у некоторых желтели ленты Освобождения. Оборванцы, но подтянутые оборванцы. Разные оттенки кожи - и темный, и бежевый, и глинистый, и синеватый. Все они казались очень напряженными и очень опасными. Один из сопровождавших его, худой, высокий, сказал резким голосом (тем, который произнес "Владыка Всемогущий!" за дверью):
- Это он.
- Я Эсдардон Айа, Музыка Былого из посольства Экумены, - снова сказал он, как мог непринужденнее. - Меня держали здесь насильственно. Благодарю вас за мое освобождение.
Некоторые уставились на него так, как смотрят люди, никогда прежде не видевшие инопланетян, осваиваясь с его красновато-коричневой кожей, глубоко посаженными глазами в белой обводке и более скрытыми отличиями в форме черепа и лица. Двое глядели на него с вызовом, словно проверяя его утверждения, показывая, что поверят ему только, когда он представит доказательства. Крупный широкоплечий мужчина с белой кожей и рыжеватыми волосами - типичнейший пылевик, чистокровный потомок древней покоренной расы, очень долго смотрел на Эсдана.
- Мы здесь для этого, - сказал он.
Он говорил тихим мягким голосом движимости. Возможно, потребуется поколение, а то и два, чтобы они научились повышать голос, говорить раскованно.
- Откуда вы узнали, что я тут? Через полесеть? Так называли тайную систему передачи сведений голосом - уху, с поля в поселок, в город и обратно задолго до появления голосети. Хейм использовал полесеть, и она была главным орудием Восстания.
Невысокий смуглый мужчина улыбнулся, чуть откинул голову, но оборвал кивок, заметив, что остальные никаких сведений не дают.
- Вам известно, кто удерживал меня здесь, Райайе. Не знаю, чье поручение он выполнял. Все, что я могу вам сказать, я скажу. - Он поглупел от облегчения и говорил слишком много, разыгрывал хоровод вокруг розового куста, тогда как они играли в твердокаменность. - У меня здесь есть друзья, - продолжал он более нейтральным тоном, переводя взгляд с лица на лицо - прямой, но вежливый. - Крепостные женщины, домашняя прислуга. Надеюсь, с ними ничего не случилось?
- Возможно, - ответил седой щуплый человек, выглядевший очень усталым.
- Женщина с ребенком, Камма. Старуха, Гейна. Двое-трое покачали головами, выражая неосведомленность или равнодушие. Остальные никак не прореагировали. Он снова обвел их взглядом, подавляя раздражение и гнев. Такая напыщенность, такая идиотская игра в молчание!
- Нам надо знать, что вы тут делали, - сказал рыжеватый.
- Агент Армии Освобождения в столице дней пятнадцать назад должен был переправить меня из посольства в штаб Освобождения. На Разделе нас подстерегли люди Райайе. Они привезли меня сюда. Некоторое время я провисел в клетке-укоротке, - сказал Эсдан все тем же нейтральным тоном. - Моя ступня повреждена, и мне трудно ходить. Дважды я разговаривал с Райайе. Прежде, чем сказать что-нибудь еще, мне, как вы понимаете, необходимо узнать, с кем я говорю.
Высокий худой, который выпустил его из кладовой, обошел стол и быстро переговорил с седым. Рыжеватый выслушал и согласился. Высокий худой сказал Эсдану своим нетипично резким, грубым голосом:
- Мы особый отряд Передовой Армии Всемирного Освобождения. Я - маршал Метой.
Остальные тоже назвались. Крупный рыжеватый оказался генералом Банарками, усталый пожилой - генералом Тьюйо. Они называли свои звания вместе с именами, но, говоря друг с другом, звания не употребляли, а его не называли "господином". До Освобождения арендные редко обращались друг к другу с какими-либо наименованиями, кроме родственных - отец, сестра, тетя… Звания ставились перед именами владельцев - владыка, хозяин, господин, босс. Видимо, Освобождение решило обходиться без них. Ему было приятно познакомиться с армией, где не щелкали каблуками и не выкрикивали названия чинов. Но он так полностью и не понял, с какой, собственно, армией он познакомился.
- Они держали вас в том помещении? - спросил Метой. Непонятный человек: бесцветный холодный голос, бледное холодное лицо. Однако в нем не было такого перенапряжения, как в остальных. Видимо, он был уверен в себе, привык быть главным.
- Там они заперли меня вечером. Словно получили какое-то предупреждение об опасности. Прежде я жил в комнате наверху.
- Можете вернуться туда, - сказал Метой. - Но не выходите из нее.
- Хорошо. Еще раз благодарю вас, - сказал он им всем. - Будьте так добры, когда вы поговорите с Каммой и Гейной… - Он не стал ждать пренебрежительного молчания, повернулся и вышел.
С ним пошел один из более молодых. Он назвался задьо Тэма. Следовательно, Армия Освобождения использовала традиционные чины веотов. Что среди них были веоты, Эсдан знал, но Тэма не был веотом. Светлая кожа, выговор городского пылевика - мягкий, суховатый, отрывистый. Эсдан не попытался заговорить с ним. Тэма был на пределе, выбит из колеи ночными убийствами в рукопашной.., или чем-то еще. Его плечи, руки и пальцы почти непрерывно подрагивали, бледное лицо болезненно хмурилось. Он не был в настроении болтать со штатским пожилым пленным инопланетянином.
"Во время войны пленники - все", - написал историк Хененнеморес.
Эсдан поблагодарил своих новых тюремщиков за освобождение, но он вполне понимал свое положение. Он все еще находился в Ярамере.
И все-таки было облегчением снова увидеть свою комнату, опуститься в кресло без ручки у окна и поглядеть на утреннее солнце, на длинные тени деревьев поперек лужаек и террас.
Но против обыкновения никого из домашних слуг там не было видно, никто не вышел наружу заняться своей работой или отдохнуть от нее. Никто не входил в его комнату. Утро медленно близилось к концу. Он поупражнялся в танхаи, насколько позволяла ступня. Потом сидел, чутко насторожившись, задремал, проснулся, попытался сидеть прямо, но сидел тревожно ерзая, обдумывая слова "особый отряд Передовой Армии Всемирного Освобождения".
Легитимное правительство в известиях по голосети называло вражескую армию "силами инсургентов" или "мятежными ордами". А восставшие начали с того, что назвали себя Армией Освобождения. Не Всемирного. Но с начала Восстания он потерял постоянный контакт с борцами за свободу, а с блокадой посольства лишился и всякого доступа к информации - разумеется, кроме информации с других миров через расстояния в много световых лет. Вот в ней недостатка не было, она поступала из анзибля без перерыва. Но о том, что происходило на расстоянии двух улиц, - никаких сведений, абсолютно ничего. В посольстве он был неосведомленным, бесполезным, бессильно-пассивным. Вот как теперь здесь. С начала войны он был, как сказал Хененнеморес, пленным. Вместе со всеми на Вереле. Пленный во имя Свободы.
Он боялся, что смирится со своим бессилием, что оно завладеет его душой. Он не должен забывать, из-за чего ведется эта война. "Только пусть освобождение настанет поскорее и сделает меня снова свободным!" В середине дня молодой задьо принес ему тарелку с холодной едой - явно остатками, найденными на кухне, - и бутылку пива. Он ел и пил с благодарностью. Но было ясно, что свободы домашним слугам они не дали. А может быть, поубивали их. Он заставил себя не думать об этом.
Когда стемнело, пришел молодой задьо и отвел его в комнату с головой стайной собаки. Генератор, естественно, не работал. В исправности его поддерживала только усердная возня с ним старика Сейки. В коридорах люди светили себе фонариками, а в комнате горели две большие керосиновые лампы, отбрасывая романтичный золотой свет на лица вокруг, отбрасывая черные тени за эти лица.
- Садитесь, - сказал рыжеватый генерал Банарками (его имя переводилось, как "Чтец Писания"). - У нас есть к вам несколько вопросов.
Безмолвное, но вежливое выражение согласия.
Они спросили, как он выбрался из посольства, кто был посредникам между ним и Освобождением, куда он направлялся, зачем вообще оставил посольство, что произошло во время похищения, кто привез его сюда, о чем его спрашивали, чего хотели от него. Придя в течение дня к выводу, что откровенность послужит ему лучше всего, он отвечал на их вопросы прямо и коротко. Кроме последнего.
- В этой войне я лично на вашей стороне, - сказал он, - однако Экумена по необходимости соблюдает нейтралитет. Поскольку в данный момент я единственный инопланетянин на Вереле, имеющий возможность говорить, все, что бы я ни сказал, может быть ошибочно принято за позицию посольства и стабилей. Вот чем я был ценен для Райайе. А возможно, и для вас. Но это заблуждение. Я не могу говорить от имени Экумены. Я на это не уполномочен.
- Они хотели, чтобы вы сказали, будто Экумена поддерживает гитов? - сказал усталый Тьюйо. Эсдан кивнул.
- А они говорили об использовании какой-нибудь особой тактики, особого оружия? - Этот вопрос угрюмо задал Банарками, пытаясь не придавать ему особой значимости.
- На этот вопрос я предпочел бы отвечать, генерал, когда буду у вас в тылу разговаривать с теми, кого я знаю в командований Освобождения.
- Вы разговариваете с командованием Армии Всемирного Освобождения. Отказ отвечать может быть расценен как свидетельство о сотрудничестве с врагом. - Это сказал Метой, непроницаемый, жесткий, грубоголосый.
- Я это знаю, маршал.
Они переглянулись. Несмотря на эту неприкрытую угрозу, Эсдан был склонен доверять именно Метою. Он был невозмутим и устойчив. Остальные нервничали и колебались. Теперь он не сомневался, что они фракционеры. Как велики их силы, в каком противостоянии они находятся с командованием Армии Освобождения, узнать он мог только из случайных обмолвок.
- Послушайте, господин Музыка Былого, - сказал Тьюйо (старые привычки въедаются крепко), - мы знаем, что вы работали для Хейма. Вы помогали переправлять людей на Йоуи. Тогда вы нас поддерживали.
Эсдан кивнул.
- И должны поддержать нас сейчас. Мы говорим с вами откровенно. У нас есть сведения, что гиты готовят контрнаступление. Что это может означать сейчас? Только то, что они намерены использовать бибо. Другого объяснения нет. А этого допустить нельзя. Нельзя им позволить это сделать.
Их необходимо остановить.
- Вы говорите, что Экумена сохраняет нейтралитет, сказал Банарками. - Ложь! Сто лет назад Экумена не допустила эту планету в свой союз, потому что у нас имелась бибо. Только имелась. Достаточно было, что она у нас есть. Теперь они утверждают, что нейтральны. Теперь, когда это действительно имеет значение! Теперь, когда эта планета входит в их союз, они обязаны действовать. Действовать против бомбы. Они обязаны помешать гитам прибегнуть к ней.
- Если у легитимистов она действительно есть, если они действительно планируют применить ее и если я сумею передать сообщение Экумене, что смогут сделать они?
- Вы заговорите. Вы скажете президенту гитов: Экумена говорит: остановитесь! Экумена пришлет корабли, пришлет войска. Вы поддержите нас! Если вы не с нами, то с ними!
- Генерал, ближайший корабль находится на расстоянии многих световых лет отсюда. Легитимисты это знают.
- Но вы можете связаться с ними! У вас есть передатчик.
- Анзибль в посольстве?
- Он есть и у гитов.
- Анзибль в министерстве иностранных дел был уничтожен в дни Восстания. В первом же нападении на государственные учреждения. Был взорван весь квартал.
- Как мы можем удостовериться?
- Это сделали ваши, генерал. Вы думаете, что у легитимистов есть анзибельная связь с Экуменой? Ее нет. Они могли бы захватить посольство и его анзибль, но тогда необратимо восстановили бы против себя Экумену. Да и зачем им? У Экумены нет войск для посылки на другие планеты; - И он добавил, внезапно заподозрив, что Банарками это неизвестно:
- Как вы знаете. А если бы и были, сюда они попали бы лишь через годы. Вот по какой причине - и многим другим - Экумена не имеет армии и не ведет войн.
Его глубоко встревожили их неосведомленность, их дилетантство, их страх. Но он не допустил, чтобы тревога и досада прозвучали в его голосе, и говорил негромко, и смотрел на них спокойно, словно ожидая понимания и согласия. Простая видимость такой уверенности иногда дает желаемый результат. К несчастью, судя по выражению их лиц, он сказал двум генералам, что они ошиблись, и сказал Метою, что он был прав. И значит, встал на чью-то сторону.
- Погодите-ка, - сказал Банарками и повторил весь первый допрос: перефразируя вопросы, настаивая на подробностях, выслушивая ответы без всякого выражения на лице. Спасал свой авторитет. Показывал, что не доверяет заложнику. Он упрямо настаивал, что Райайе мог сказать что-то еще о вторжении, о контрнаступлении на юге. Эсдан несколько раз повторил, что, по словам Райайе, президент Ойо ожидает атаки Армии Освобождения ниже по реке от Ярамеры. И каждый раз он добавлял:
- Мне неизвестно, было ли правдой хоть что-то из того, что говорил мне Райайе. - После пятого раза он сказал:
- Извините, генерал, я опять должен спросить про здешних людей…
- Вы знали кого-нибудь тут до того, как попали сюда? - резко спросил кто-то из молодых.
- Нет. Я спрашиваю про домашнюю прислугу. Они были добры ко мне. Ребенок Каммы болен, ему требуется особый уход. И мне хотелось бы знать, что с ним все хорошо.
Генералы переговаривались между собой, не обращая никакого внимания на его просьбу.
- Всякий, кто остался тут после Восстания, прихвостень врагов, - сказал задьо Тэма.
- А куда они могли уйти? - спросил Эсдан, пытаясь сохранить спокойный тон. - Это ведь не освобожденная область. Боссы все еще надзирают в полях над рабами. Они все еще применяют тут клетку-укоротку. - На последних словах голос у него дрогнул, и он выругал себя за это.
Банарками и Тьюйо все еще совещались, не слушая его. Метой встал и распорядился:
. - На сегодня достаточно. Идите со мной.
Эсдан захромал за ним по коридору и вверх по лестнице. Их торопливо нагнал молодой задьо, видимо, посланный Банарками. Никаких разговоров с глазу на глаз. Однако Метой остановился у двери Эсдана и сказал, глядя на него с высоты своего роста:
- О прислуге позаботятся.
- Благодарю вас, - с теплотой в голосе сказал Эсдан и добавил:
- Гейна лечит мою ступню. Мне необходимо ее увидеть. - Если он нужен им здоровый и невредимый, почему бы и не использовать свои травмы, как рычаг? А если он им не нужен, какая разница?
Спал он мало и плохо. Ему всегда требовались информация и возможность действовать. И было мучительно оставаться в неведении и беспомощным. Кроме того, ему хотелось есть.
Едва взошло солнце, он подергал дверь и убедился, что она заперта снаружи. Он принялся стучать, кричал, но прошло порядочно времени, прежде чем появился напуганный молодой человек, вероятно часовой, а затем Тэма с ключом, сонный и хмурый.
- Мне необходимо увидеть Гейну, - властно сказал Эсдан. - Она ухаживает за моей ногой. - Он кивнул на обмотанную ступню. Тэма запер дверь, ничего не сказав. Примерно через час в замке снова заскрипел ключ, и вошла Гейна. За ней - Метой, за ним - Тэма.
Гейна приняла позу почтения. Эсдан быстро подошел к ней, положил руки ей на плечи и прижался щекой к ее щеке.
- Хвала Владыке Ками, - сказал он, - я вижу тебя в благополучии, - произнес он слова, которые часто говорили ему люди, подобные ей. - Камма и малыш, как они?
Она была напугана до дрожи: волосы растрепались, веки покраснели, но она быстро оправилась от его неожиданного братского приветствия.
- Они сейчас в кухне, хозяин, - ответила она. - Армейские люди сказали, ваша нога болит.
Он сел на кровать, и она принялась разматывать повязку.
- А с другими все хорошо, Хио, Чойо? Она качнула головой.
- Мне очень жаль, - сказал он. Расспрашивать ее он не мог.
На этот раз ногу она перебинтовала гораздо хуже. Руки у нее совсем ослабели, и ей не удалось затянуть повязку достаточно туго. К тому же она торопилась, оробев от пристальных взглядов двух военных.
- Надеюсь, Чойо вернулся на кухню, - сказал он наполовину ей, наполовину им. - Кто-то же должен стряпать еду.
- Да, хозяин, - прошептала она.
Забудь "хозяина", забудь "господина", хотел он предостеречь, опасаясь за нее. Он посмотрел на Метоя, пытаясь определить его отношение к их разговору, но не сумел.
Гейна кончила перевязывать его ступню, Метой отослал ее и отправил задьо следом за ней. Гейна ускользнула с радостью. Тэма воспротивился:
- Генерал Банарками… - начал он. Метой посмотрел на него. Молодой человек замялся, насупился, повиновался.
- Я позабочусь об этих людях, - сказал Метой. - Я же всегда этим занимался. Ведь я был боссом поселка. - Он посмотрел на Эсдана холодными черными глазами. - Я вольнорезанный. Теперь таких, как я, осталось немного.
После паузы Эсдан сказал:
- Благодарю, Метой. Они нуждаются в помощи, они ведь не понимают. Метой кивнул.