Здание тёмного назначения оказалось комбинатом по переработке мусора и прочих отходов человеческой жизнедеятельности. Неорганический мусор, в зависимости от вида, перерабатывали так или иначе, а отходы жизнедеятельности и органику использовали для выработки биогаза. Остатки этого производства, обезвоженные и спрессованные в тонкие плиты, использовали в гидропонике, очищенную воду сливали снова в океан. Как раз в гидропонике работал господин Ито - и она пришла в полный упадок, как говорили местные, "ещё до огня". Рива, которые перебрасывали через транспортный коридор Сунагиси свои и союзные войска, требовали больше пищи, чем могло добыть население планеты. Когда наступил настоящий голод, начальник гидропонных станций уволил господина Ито с его должности, отправив на пенсию. На место господина Ито он устроил свою родственницу. Это было вопросом жизни и смерти - жизни для неё, матери троих детей, смерти для него, одинокого старика. Он не протестовал.
Та женщина и ее дети выжили в голод, но сгинули в огне. Начальнику удалось выжить - и он сейчас жил в одной палатке с господином Ито.
Сагара поднял глаза на внимательное лицо брата Хааса и улыбнулся, чтобы немного подбодрить растерянного юношу.
- Шелипоф, бери свою "добычу", поднимайся наверх, поднимай снайк - и быстро к брату Аарону.
- Есть, - отсалютовал рутен, побежал назад к канализационному колодцу и полез наверх. Сагара оглядел остальных.
- Такой вопрос, - сказал он, показав на плане и перечислив здания, что были наверху. - В каком из этих мест может находиться автономный резервуар воды?
В Синдэн приходили очень разные люди с разным прошлым. Но общим было то, что ни один из добровольцев не знал, какое из перечисленных мест может содержать автономный резервуар.
Внезапно брат Хаас тихонько кашлянул и сказал:
- Сэнсэй… я не знаю, пригодится ли это нам, но в если в каком-то из этих мест есть бойлерная…
- Есть… что? - переспросил Сагара.
- Ну… кикансицу - нашел подходящее слово парень. - Где делают горячую воду из холодной для обогрева помещений. То есть там всегда есть автономный источник воды. Даже, два, это… кикан, и… запасной кикан.
- Очень хорошее замечание, брат, - Сагара ещё раз старательно просмотрел карту, но ни одно помещение не было помечено как бойлерная. - Ну, хорошо. Все читали сказку про Мальчика-с-пальчик?
- Да, - блеснул зубами Уэле. - Если бы у Мальчик-с-пальчик был дизентерия, он не заблудился бы в лесу, потому что птички не стал бы клевать такой след.
- Верно. Кто бы это не оставил нам такой "указатель", он не мог бы пройти и полкилометра, не присев ещё раз. Потому мы сейчас разделимся на четыре группы и снова пойдем в четырёх направлениях, искать другие… следы.
Раньше, чем они наткнулись на другой "след", сантор Сагары подал сигнал вызова с корабля.
- Да, брат Аарон?
- Я только что начал рассматривать, хм, образец Шелипофа, - сказал врач. ("Эй, это не образец меня!" - прозвучал голос на дальнем плане). - Шелипоф, заткни глотку, а то гланды вырежу. Можно сделать четуие выводы, коммандер. Кто бы это ни был, он в очень плохом состоянии. Началось разрушение стенок кишечника, но от обезвоживания он умрёт раньше, чем от перитонита. Группа крови, к слову, первая, резус-фактор положительный.
- Спасибо. Что-то ещё?
- Я бы дал этому образцу сутки, максимум полтора. Если это взрослый человек, он протянет дня с два. Если это ребёнок…
У Сагары упало сердце.
- В лучшем случае счёт идёт на часы.
- Мы поторопимся, брат. Спасибо. Ах, нам бы собаку…
- Простите, не могу… Может, вас не удивит, но последнее, что он ел - сифудо. Мелких моллюсков разжёвывал прямо со скорлупой.
- Бедный. Держите связь, брат, - Сагара ускорил ход и пояснил парням, насколько плохи дела.
Они прочесали квадрат меньше чем за три часа, раз за разом находя "следы" - всё чаще. Никакого сомнения - они приближались до чьего-то постоянного жилища. Наконец оказались под развалинами больницы.
Трубы, которые бежали вдоль стены от очистной станции, тут как будто пускали толстые побеги, идущие куда-то вверх. Сагара посветил фонариком над головой.
- Ага, - сказал Уэле, глядя туда, где свет рассеивался за границами колодца. - Там кто-то крышка снимал.
- Полезли, - Сагара закрепил фонарик на плече, отключил карту и полез по железным скобам вверх. Сквозняк, щекоча его лицо, нес тоненькие, едва ощутимые струйки знакомого смрада. Под руинами больницы тоже были мертвецы, за больницу ещё не брались. Но не тут, не в этом помещении - иначе все они уже бы задохнулись.
А может, нет? Может, тело просто такое маленькое, что… Не думать! - приказал себе Сагара - и, ощутив плечами простор, нашарил руками край люка, подтянулся и влез… в бойлерную. Потому что это помещение с двумя здоровенными металлокерамическими котлами, кучей каких-то датчиков и переплетением разнообразных труб ничем другим быть не могло.
Сканер тепла моментально показал что-то в углу. Сагара сразу же метнулся туда - и упал на пол, сваленный страшенным ударом в голову. Прямо в лоб.
- Коммандер! Отче! Что с вами? - брат Пацек тряс его за плечо.
Сагара почувствовал, как по лицу катится кровь, перед глазами мельтешили желтые пятна.
- Симатта… - сквозь зубы выдохнул он. - Я налетел головой на какую-то дурацкую трубу, так что двигайся осторожнее. Ребёнок в том углу.
- Есть, - Пацек осторожно и не спеша начал продвигаться между трубами, а тем временем наверх ворвался ещё кто-то. Судя по тому, что головы не было видно над воротом ги - Уэле.
- Что у вас случилось? - зазвенел в наушнике голос брата Аарона.
- Я неловко ломанулся вперед и рассадил себе лоб, - как можно беззаботнее сказал Сагара. - Но это ерунда. Похоже, мы нашли того, кого искали.
- Как он?
- Без сознания или спит.
- Вы подняли такой шум, что спать он никак не может, - вмешался в разговор Коннор, раскрывая медицинский кофр и светя своим наплечным фонариком Сагаре прямо в глаза. - Простите, коммандер, но вы раскроили себе башку на совесть. Чуть не до кости. Подставьте лоб, я вам его сейчас забинтую.
Сагара почувствовал, как по лбу прошла прохладная салфетка, а потом распылитель нанёс слой бинта. Разреженный шёлк моментально стянул края раны, и хотя бинт стал подплывать кровью, на лицо Сагары больше не текло.
- Вы можете сделать кое-что прямо на месте, - сказал брат Аарон. - Слышите меня, коммандер?
- Да.
- Вколите ему противошоковое, антибиотик и анапиретик из ваших индивидуальных аптечек. По полтюбика всего.
- Чёрт! - прошипел Пацек. - А, чтоб тебе провалиться!
- Что такое?
- Я не пролезаю. Мелкий чертёнок забился между двумя котлами. Я туда не втиснусь ни вдоль, ни поперёк.
- Тогда вылезай, и пускай попробует Иван, - велел Сагара.
- Что за проблема? - спросил брат Аарон. Сагара коротко пояснил ситуацию.
- У вас есть резак?
- Есть, но это последний способ. Сперва попробуем так.
Гван встал на колени, скинул ги и передал Сагаре.
- Посветите мне! - сказал он и пополз вперёд. Некоторое время возился между котлами, было видно только пятки - а потом сказал:
- Это мальчик. Худой, одни кости. И весь аж пылает.
- Кстати, - сказал в наушнике брат Аарон, - анализатор расшифровал хромосомный набор. Это мальчик.
- Спасибо, мы уже догадались, - сказал Сагара.
- Ну извините, - Кажется, брат Аарон немного обиделся.
Иван задом выбрался из-под труб, одной рукой прижимая к груди маленькое тельце. От обоих воняло, потому что ребенок под конец уже не имел сил встать и снять штаны.
- Кинсби, твоя очередь, - сказал Иван, положив ребенка и гадливо разглядывая свою майку. - Только не хватай его за ворот.
- Хватит уже, - сказал Сагара. - Кинсби, начинай.
Кинсби в миру был медбратом, потому часто помогал брату Аарону. Он достал из аптечки нужные препараты. Коннор тем временем снимал с мальчика грязное тряпьё.
- Есть, - сказал Кинсби, сделав инъекции.
- Теперь берите из кофра маленькую фляжку раствора "Ви-септима" и вливайте ему. Всю целиком. Но медленно, через тонкую иголку, чтобы, упаси Господь, не было отёка лёгких. Это займёт у вас примерно час.
Кинсби ловко наладил капельницу, фляжку прикрепил к трубе, а потом распечатал пачку гигиенических салфеток.
- Надо его завернуть в одеяло, но хочу сперва немного вытереть, - пояснил он.
- На, возьми, - Гван снял майку. - Всё одно испачкал.
- Тут должен быть вода, - Уэле начал шарить лучом фонаря по стенам. - Должен быть кран… Ох! - и Уэле вдруг взорвался потоком слов на маори. Маори Сагара не владел, но по интонациям было ясно, что это не молитва.
Фонарик синдэновца высветил человеческую руку. Одну руку, подвешенную за пробитое насквозь запястье на проволочном крюке. Рядом - ещё одну. Обе - левые.
- Мелисса Такабаяси и Питер Хираока, - сказал Сагара. - Коннор, забери это. Мы их похороним.
Коннор без единого слова достал из кармана мешок для трупов, развернул, положил на пол - потом начал натягивать перчатки.
- Я уже не выхожу без них из корабля, - невесело усмехнулся он. - Как без носового платка.
- У нас их ещё много? - спросил Сагара.
- Завались. Когда пришёл ансибль-пакет с Ходэри, сразу стало ясно, что трупов десятки тысяч. Тогда нам двадцатый отсек трюма забили этим добром под самый потолок.
Он снял с крючков отрубленные руки, положил в мешок. Потом наклонился за тем, чего не заметил Сагара - на полу была куча костей.
- Всякая глупость лезет в голову, - пробормотал он.
- Например?
- Как они так хорошо сохранились? Такабаяси и Хираока пропали две недели назад. Мы вышли охотиться на него - а этот ублюдок, выходит, сидел тут… и точил их потихоньку.
- Соль, - ответил Сагара. - Он вымочил их в морской воде. Хорошо просолил. А потом подвесил в прохладном сухом месте.
- Откуда вы знаете? - спросил Пацек.
- А ты лизни, - предложил Коннор.
- Сам лизни меня в жопу, - ответил Пацек.
- Прекратить, - скомандовал Сагара. Голова у него раскалывалась.
- А вы никогда не ругаетесь, отче, - сказал Кинсби. - Правда, что в нихонго вообще нет ругательств?
- Да, - сказал Сагара, очень радуясь, что парни сменили тему. - Эти все слова, которые считаются руганью в других языках, у нас - просто слова.
- То есть… - проговорил Хаас. - Можно сказать… простите, отче - "жопа" или там "вагина" - и это просто нормальное слово?
- Да, - усмехнулся Сагара.
- "Вагина" - это и у нас нормальное слово, - Коннор застегнул мешок. - Но ты его забудь, новиций. Если хочешь дать вечный обет, особенно. Вон, Пацек уже забыл. Помнит только слово "жопа". Настоящий синдэновец.
- Я тебя когда-нибудь убью, недоносок, - Пацек сказал это уже не шутя.
- А ну, цыц! Урусай! - гаркнул на обоих Сагара. - А то посажу обоих на хлеб и воду.
От собственного крика в голову ударила боль.
- А если хочется ругнуться - то что вы делаете? - Хаас опять отвел беседу от опасной точки.
- Ну, есть разные способы… Можно перейти на латынь или на гэлик…
- А если человек не знает других языков?
- У нас есть несколько градаций вежливости. Можно просто использовать наигрубейшую форму. Например, я сказал сейчас - "урусай!". Это значит просто "шумно" - но сказано очень грубо. Или: на латыни можно сказать только - "они". Просто "они". А у нас не так. Когда я мысленного говорю "они", например, про жителей Минато, - я про себя говорю "аноката". Это вежливое "они". А когда думаю про Рива - я мысленно говорю "яцура". Это тоже самое "они", только грубое.
- А про нас? - усмехнулся Иван.
- Зависит от момента. Чаще всего - "карэра". Тоже "они" - не слишком вежливо, но и не грубо. Нейтрально так.
- Простите, что прерываю очень содержательную беседу, - сказал брат Аарон. - Но как там ребёнок?
- Температура упала, - ответил Кинсби. - Давление тоже нормальное. Цвет кожи улучшился, но обезвоживание всё-таки страшное. И он всё ещё без сознания.
- Что без сознания - это даже хорошо, - сказал брат Аарон. - Нервный стресс - это уже лишнее в наших обстоятельствах. Дайте ему мягкое снотворное. Сколько осталось раствора?
- Полфляжки.
- Ожидайте, пока не израсходуете всё. И держите меня на связи.
Кинсби переменил позу - сел, скрестив ноги. Наверно, затекли колени. Потом снял ги и бережно, слегка приподняв ребенка, просунул куртку под него.
- Одеяло, кажется, слишком тонкое, - пояснил он свой поступок.
- Ги тоже не толстая, - сказал Сагара, снимая свою. - Возьми.
- И мою, - Уэле скинул верхнюю одежду.
- Наверно, больше не нужно, - сказал Кинсби, прекращая общее шевеление. - Тут всё-таки холодно.
Что верно, то верно. Пока они двигались и были взбудоражены азартом поиска, холода никто не ощущал. Но стоило провести несколько минут почти неподвижно…
- Я почему-то всё думаю, - тихо сказал Хаас, - и не могу перестать… он тоже ел… вот это?
- А тебя колыхает? - огрызнулся Уэле.
Сагара вздохнул.
- Ни одни из нас, - сказал он, - не знает, что такое настоящий голод. Не пост, который мы держим по своей воле и знаем, когда он закончится - а голод, от которого нет спасения. Это адские муки при жизни. И я советую вам искренне, как ваш духовный отец… Нет, я вам приказываю как офицер: никогда не касайтесь этой темы с горожанами. Ни с кем. Ни при каких обстоятельствах. Вакатта?
- Да, - отозвались все почти сразу.
- Но… я просто… - Хаас потёр затылок. - Я слышал, что человек, который хоть раз в жизни попробовал, он уже не может без этого обойтись.
- Ерунда, - сказал Коннор. - Даже бакула не вызывает такого пристрастия с первого раза. Ни один наркотик. Я не думаю, что в человеческом мясе что-то особенное. Мясо как мясо.
- Ты так говоришь, будто знаешь… - скривился Пацек.
- Даже если допустить, - сказал Сагара, - что человеческая плоть имеет какой-то особо изысканный вкус… она не может быть вкусней любой другой изысканной пищи. Представьте самое вкусное в своей жизни - и спросите себя, готовы ли вы убивать ради этого. Вот и всё.
- Мой предки был людоед, - сказал Уэле. - Давно, на Старой Земля. Ел люди из-за то, что на их островах не хватал животных. Миссионеры научил их слову Божьему и животновождению - и они оставил этот обычай.
- Сдаётся, там не только Божьим словом отучали от дурной привычки, - сказал Пацек. - Там немного пуль добавили, а?
- Не без того, - спокойно согласился Уэле.
- На тех островах, откуда родом мои предки, - сказал Сагара, - есть еда, которую готовят из рыбы фугу. Рыба содержит токсин, который в мизерных дозах вызывает очень приятное онемение всего тела. Но если повар будет хоть немного небрежен, если он плохо обработает рыбу - гурман рискует умереть. Есть присказка: "Кто ест суп из фугу - тот дурак. Кто не ест - тоже дурак". Про эту рыбу тоже говорят, что раз попробовав её, уже нельзя отказаться. Но это неправда. Я пробовал. Было вкусно, и тело приятно так будто исчезало… И было очень щекочущее ощущение игры со смертью: пройдёт это онемение через минуту - или усилится, будет паралич дыхания, и я умру? Вкус рыбы - это не главное. Люди снова и снова возвращаются к фугу ради этого щекочущего ощущения.
- Вот балбесы, - качнул головой Коннор.
- Но ведь… людоед так и смог остановиться, - не сдавался Хаас.
- Думаю, дело в том же самом, - ответил Сагара. - В ощущении власти над жизнью и смертью. В сознании того, что ты - выше других людей. Что они - звенья твоей пищевой цепи. Или в примитивной вере, что, поедая человека, ты поглощаешь его добродетели, достоинства…
- Но он же не мог в такое верить? - Гван сдвинул брови. - Или… мог?
- Когда судьба обрушивает на человека испытания выше его сил… когда обстоятельства требуют бесчеловечности… не все могут бороться. Тот несчастный сошёл с ума - но даже для нормальных людей в экстремальных обстоятельствах границы дозволенного ползут вниз. Давно, ещё до Эбера, заметили, что сознание человека цивилизованного на войне становится очень похожим на сознание дикаря. Люди начинали верить в такие вещи, которые сами же в мирное время считали бессмыслицей.
Все замолкли и долго молчали. Вдруг Кинсби спросил:
- Отче, а как с нами?
- Извини?
- Ну… в экстремальных обстоятельствах. Вы же видели нас. Вы принимали наши исповеди. Наше сознание - оно как? Тоже приближается к сознанию дикаря?
Сагара долго размышлял, прежде чем ответить:
- Да. Иногда. Точно так же, как и мое.
- А как это заметить в себе?
Сагара снова подумал.
- В такие минуты мир становится очень простым и понятным. Как будто раскалывается надвое: вот свои - вот чужие. Это - хорошие парни, это - выродки. Я, естественно, хороший парень, а выродкам вообще незачем жить. Иногда это не так уж и плохо, на самом деле. Иногда это просто помогает выжить - потому что в бою лишняя рефлексия - это смерть. Но это так удобно и соблазнительно, что некоторые начинают жить с этими принципами и вне боя.
- Простите отче, - сказал Кинсби. - Раствор уже закончился.
Сагара включил карту и переключил каналы.
- Шелипоф, где ты?
В наушнике громко вздохнули.
- Только что я был в сладком краю снов, но кто-то меня безжалостно оттуда выдернул в грешный мир.
- В этом грешном мире в семнадцатом-дэ квадрате есть колодец. Веди машину туда и жди нас.
Через несколько минут все были на поверхности. Чёрный город вокруг них понемногу таял, но в просветы между стенами и окна просачивалось небо. Шёл мелкий дождь. Уэле внес ребенка в десантный модуль и положил на колени Кинсби, который сел первым.
- Он ещё не разу не пописал, почему? - спросил он беспокойно.
- Обезвоживание, - пояснил Кинсби. - Пока он не компенсирует себе всю жидкость…
- Ага, понял, - Уэле сел. - Эй, Шел, глянь здесь. Он хорошенький, правда?
- Как обезьянка, - Шелипоф сразу развернулся к сидящим. - Ну ладно, ладно. Хорошенькая обезьянка.
Сагара не стал сдерживать смех. Мальчик действительно выглядел страшновато - волосы сбиты в сплошной войлок, худое лицо из-за недостатка влаги действительно слегка сморщилось, как обезьянье - но он всё равно был хорошенький, потому что живой. И Сагара, несмотря на всю усталость и холод, чувствовал себя счастливым. Остальные тоже выглядели так, точно каждый высидел яйцо.
- Все в сборе, - Коммандер закрыл за собой люк. Шелипоф повёл машину к океану.
- Как думаете, господин медикус, сколько ему лет?
- Не знаю, - чуть испуганно ответил Кинсби. - Может, четыре, может, шесть… Я не очень хорошо разбираюсь в детях.
- А вон горожане, - Шелипоф подал звуковой сигнал, и люди, оглянувшись, расступились, чтобы пропустить модуль. - Снова идут за своими слизняками. Зачем им слизняки, сюда же навезли гору еды?
Действительно, улицей тянулась вереница темных фигур - точно процессия теней.
- Они хотят что-нибудь делать, - сказал Сагара. - Им это нужно, чтобы не утратить смысл существования. Шел, останови.
- А, увидели городского старосту, своего дружбана, - Декурион остановил модуль.
- Я на два слова, - Сагара открыл люк и вышел к господину Ито. - Доброе утро, сэнсэй.