В заключение беседы я попросил Гига больше не зашифровывать своих невидимок. Не знаю, как у других, а мне действовало на нервы, что надо мной проносятся незримые существа, пусть даже дружественные. Древние ангелы-хранители внушают мне такую же неприязнь, как и злые духи.
Против моего ожидания, Гиг обрадовался:
- Вот приказ, который нам по душе! Если бы вы знали, ребята, как тяжела проклятая служба невидимости. К тому же и генераторы кривизны ослабли и многим из нас грозит позорная участь превратиться в туманные силуэты из добротных невидимок. А если учесть, что и гравитаторы на издыхании, то можешь вообразить, Эли, этот кошмар: невидимка перестал бы реять над толпой и толкался бы среди головоглазов и пегасов, ангелов и людей, как простое материальное тело, его пинали бы ногами, задевали плечом!.. Ужас, вот что я тебе окажу, Эли!
Я поинтересовался, не оскорбляет ли невидимок перспектива превратиться в вещественные тела в оптическом пространстве. Он великодушно растолковал:
- Что ты, адмирал! Невидимость - наша военная форма. И если мы ее носим плохо, страдает наша воинская честь. Когда же мы обретаем облик видимых среди прочих видимых, то это все равно как если бы снимали боевую броню: и удобно, и не надо следить, чтоб к ней относились с уважением.
Ромеро разъяснил мне потом, что в древности люди тоже применяли бронирование доспехами и оно тоже делало тело воина невидимым, хотя сама броня оставалась оптически на виду.
Разумеется, оптическая невидимость - штука более совершенная, чем бронирование доспехами, но отнюдь не более легкая. И старинные рыцари, как и нынешние невидимки, предпочитали ходить без брони, они называли это "носить штатское". Но если приходилось напяливать доспехи, рыцари заботились уже не столько о собственной безопасности, сколько о том, чтоб внушить уважение к своей военной форме. И называлось это так: "защищать честь мундира".
12
Пленные головоглазы светили тускло, лишь сами они неясно были видны, все остальное пропадало в черном небытии. Я намеренно употребил слово "небытие". Пропадало ощущение пространства, было лишь то, что рядом. В прошлые ночи за цепочкой огней перископов мы как-то не ощущали потерянности в ночи, а сейчас жались один к другому.
Я не знал, куда пропал Орлан, где находится Гиг, в каком месте разместились перешедшие на нашу сторону невидимки и головоглазы. Осторожный Петри намекнул, что в такой ночи легко напасть на нас, сонных. Осима возразил, что бессмысленно было помогать нам в бою против своих, если вслед за этим собирались нам изменить. Петри вскоре удалился, за ним исчезли Камагин и Осима. Тяжело махая крыльями - ему обязательно надо было пролететь над всем лагерем, - умчался к своим, на далекий шум голосов и перьев, Труб. Мы сидели кучкой на свинцовом пригорочке, Мэри и мои друзья по Гималайской школе - Ромеро, Лусин, Андре. Андре попросил:
- Расскажите об Олеге и Жанне, друзья. - Он добавил с волнением: - Вам покажется удивительным, но сходил с ума я не сразу, а стадийно. Сперва пропал внешний мир и память о Земле, потом стиралось окружающее. Долго держались мои близкие, Жанна и Олег. И последний образ, который сохранял мой мозг, погасая, был ты, Эли. По-моему, ты не заслуживаешь такой привилегии.
- По-моему, тоже. - Меня обрадовало, что вместе с разумом к Андре возвратилась его милая дружеская резкость. - Вероятно, это оттого, что я был последним, кого ты видел.
- Возможно. Начинайте же!
От семейных дел мы перешли к тому, что происходило на Земле и в космосе. Я описал сражения с разрушителями в Плеядах, первую экспедицию в Персей, работы на Станции Волн Пространства. Ромеро поделился воспоминаниями о спорах с Верой и о дискуссиях на Земле, с иронией отозвался о своем поражении, обрисовал размах перестроек в галактических окрестностях Солнца.
- Вы не узнаете нашей звездной родины, дорогой Андре. Внешний вид Плутона вас потрясет, ручаюсь!
- Меня потрясает Эли! - воскликнул Андре. - Я помню тебя талантливым зубоскалом и смелым проказником, ты был горазд на вздорные выходки, но и на ослепительные мысли и глубокие открытия. А встретил тебя адмиралом Большого Галактического флота, и за твоей спиной исследования волн пространства…
- Приходилось заменять тебя, а это было непросто, - отшутился я. - А потом, естественно, я превратил необходимость в добродетель.
- Нет, и подумать странно - ты мой верховный начальник! Придется привыкать к этому, не сердись, если сразу не получится.
- Привыкай, привыкай! Другим было не легче твоего.
- Вы ошибаетесь, другие привыкли быстро, - заметил Ромеро. - Я говорю о себе и вашей сестре. Мы без сопротивления приняли ваше верховенство - возможно, потому, что сами жаждали его.
Мэри вдруг запальчиво вмешалась в разговор:
- Сколько я помню Эли, он чаще краснел, чем иронизировал. А если случались вздорные выходки, вроде прогулок наперегонки с молниями, то их было немного. Меня, если хотите знать, временами охватывала досада, что Эли такой серьзный, я предпочла бы мужа полегкомысленней.
- Вы просто не учились с Эли с Гималайской школе, - отозвался Андре. - К тому же он в вас влюбился, - вероятно, такая встряска подействовала на него к лучшему. Серьезный, властно командующий Эли, - поверьте, это звучит очередной проказой!
Я попытался шуткой предотвратить новую вспышку Мэри:
- Мы с тобой в браке, Мэри, а в браке не до забав. И проклятое взаимное несоответствие - приходится при каждом слове и поступке с испугом на него озираться!
Она все больше сердилась:
- Наше взаимное несоответствие только в том и выражается, что ты постоянно о нем вспоминаешь!
Ромеро обратился к Андре:
- Милый друг, многие, в том числе, со стыдом признаюсь, и я, считали вас мертвым, ибо… ну, что ж, раз ошиблись, надо в ошибке каяться - ибо не было похоже, чтоб разрушители дознались до человеческих тайн. Мне представлялось невероятным, чтоб такие злодеи и не сумели от вас, живого, выпытать все, что вы знали. Но вам посчастливилось, если можно назвать счастьем такой печальный факт, как умопомешательство… Об этом, тоже возможном, выходе никто из нас не подумал.
- Я сам изобрел его! Я свел себя с ума сознательно и методично. Сейчас расскажу вам, как это происходило.
Я мог бы не приводить здесь рассказа Андре. В отчете Ромеро он изложен подробно, да и сам Андре, по возвращении на землю, не раз выступал на стереоэкране. И если я это делаю, то лишь для того, чтоб показать, какие догадки и желания вызывал во мне рассказ Андре.
Он с ужасом ожидал пыток. Смерть была бы куда лучше, но он понимал, что за каждым его движением наблюдают, старинные способы самоумерщвления - ножи, петля, отказ от пищи и питья, перегрызенные вены, - весь этот примитив здесь не действовал. И тогда он решил вывести свой мозг из строя.
- Нет, не разбить голову, - предупредил Андре наши вопросы, - а перепутать схему коммуникаций и связей в мозгу, так сказать - перемонтироваться. Конечно, мозг - конструкция многообразная, нарушение его схемы в каком-то участке еще не вызывает общей потери сознания. Но все-таки вариантов неразберихи несравненно больше, чем схем, обеспечивающих сознание, и на этом я построил свой план.
- Так появился серенький козлик?
- Именно так, Эли. Я выбрал козлика еще и потому, что разрушители наверняка не видели этого животного и понятия не имели о сказочке со старушкой и волком, тут им не за что было уцепиться. А я думал о козлике наяву и во сне, видел только его… Что бы ни происходило извне, какие бы мысли ни появлялись во мне самом, на еду, на угрозы, на страх, на уговоры, на все я отвечал одной мыслью, одной картиной - козлик, серенький козлик… Я перевел весь свой мозг на козлика, все его уголки, все тайное и явное в нем работало на одного козлика. И мало-помалу существо с рогами и копытцами угнездилось в каждой мозговой клетке, отменило все иные картины, кроме себя, всякую иную информацию, кроме того, что он - серенький козлик. Я провалился в полную умственную пустоту, из которой вывели меня уже вы!
- Как ты мучился, Андре! - прошептал Лусин. В голосе его я слышал слезы. - Таких страданий!..
- Какая сила воли, Андре! - проговорил Ромеро. - Что вы изобретательны, мы знали все, но, признаюсь, я не ожидал, что вы способны на подобное воздействие на себя!
Я задумался. Ромеро и Лусин спрашивали, была ли у Андре аудиенция у Великого разрушителя и познакомился ли он с бытом зловредов, а он отвечал, что стремился выключиться из этого мира, а не распахивал на него глаза. Потом он оказал с упреком:
- Ты не слушаешь нас, Эли!
- Прости. Я размышлял об одной трудной проблеме.
- Какая проблема?
- Видишь ли, у нас выведена из строя МУМ. И вывели ее примерно твоим способом - перепутали схемы внутренних связей.
- Свели машину с ума? Забавно! А схему запутывания схемы сохраняли?
- Боюсь, что нет. Все совершалось в аварийном порядке. Возможно, кое-что Осима и Камагин запомнили из произведенных ими команд. Но когда я спрашивал, могли ли бы они восстановить ее, они отвечали, что нет.
- Можно подумать, - сказал Андре, зевая. - МУМ, конечно, не проще человеческого мозга, но и не намного сложнее.
- Не вздремнуть ли? - предложил Ромеро. - Все мы устали после сражения, а завтрашний день обещает быть тоже нелегким.
Ромеро, Андре и Лусин разместились неподалеку, и скоро до меня донеслось их сонное дыхание.
Я лежал и думал об Астре. Все утро я нес его на руках, и он был со мной, а потом шла битва, после битвы меня отвлекли разговоры с разрушителями и Андре - и я не вспоминал Астра. А сейчас, в непроглядной черноте печи, он стоял передо мной, и я разговаривал с ним. Он жалел меня. Отец, говорил он, нам с тобой просто не повезло, вот почему я и умер. Да, нам не повезло, соглашался я, вот видишь, мы победили врагов, и гравитация ослабела, как сегодня лихо летали ангелы, что бы тебе стоило погодить день-другой - и ты бы остался жив! Я не сумел, оправдывался он, не сердись на меня, отец, я не сумел - и это уже не поправишь! Это уже не поправишь, сынок, говорил я, это уже не поправишь!
Так я лежал, мысленно беседуя с сыном, пока меня вдруг не толкнула Мэри. Я приподнялся. Она сидела рядом, до меня доносилось ее неровное дыхание. Я дотронулся до нее, она с мукой сжимала руки.
- Что с тобой? - спросил я. - Почему ты не спишь?
- Перестань! - сказала она с рыданием. - Нельзя так терзать себя.
- С чего ты взяла? Просто я размышляю…
- Спи! - приказала она. - Обними меня покрепче и спи! Это безжалостно так… пойми!.. Я ведь тоже ни о чем другом не могу…
Я обнял ее. Она прижалась ко мне, и вскоре я услышал, как она опять молча плачет. Я дал ей выплакаться, лишь тихо гладил ее волосы. Она заснула внезапно, не то на полувсхлипе, не то на полуслове. Я подождал, пока сон не стал крепким, осторожно вытер мокрые щеки и положил ее голову себе на грудь, так ей было удобнее, чем на свинце. Во мне мутно путались воспоминания об Астре с заботами завтрашнего дня.
Проснулся я, когда звезда выкатилась из-за горизонта. Ко мне, четко в ряд, двигались Осима, Орлан и Гиг.
- Колонны готовы к выступлению, адмирал, - доложил Осима.
- Я беседовал с пленными головоглазами, Эли, - сообщил Орлан. - Они по-прежнему видят во мне начальника. Я думаю, держать их под охраной не нужно, они пойдут отдельным отрядом.
А Гиг шумно захохотал всем туловищем. Жизнерадостности у этого скелета хватило бы на дюжину людей.
- У невидимок - торжество! - объявил он хвастливо. - Кто сражался вчера против, сегодня будет сражаться за. Ни сомнений, ни колебаний - за меня, своего любимого вождя, пойдут в огонь. Но ты понимаешь, Эли, раз нам разрешено снять невидимость и спуститься на грунт… Идти третьей колонной, за людьми и ангелами, как ставит нас Осима, - это не для невидимок, адмирал, нет, это не для нас!
Я утешил его тем, что поставил отряд невидимок впереди всех. Гиг отправился строить своих в дорогу и так лихо гремел скелетом по лагерю, что люди и ангелы вздрагивали, а пегасы злобно ржали. Одни флегматичные драконы спокойно держались, когда Гиг шагал мимо.
- Я положила Астра на авиетку, - сказала подошедшая Мэри. - Больше не будем нести его на руках.
- Тебе тоже нужно бы сесть в авиетку.
Она с усилием улыбнулась.
- Разве ты забыл приказ адмирала? Я вынесу все, что вынесешь ты.
13
Уже не только в бинокль, но и невооруженным глазом была видна Станция - один не то купол, не то просто холм, а неподалеку три возвышения поменьше. Иные крепости на земле с их фортами, бойницами и орудиями выглядели внушительнее.
Мы лежали на вершине свинцовой скалы, и я поделился мыслями с Ромеро, приползшим сюда вместе со мной.
- Я позволю себе указать, любезный адмирал, - возразил он педантично, - что самая мощная из человеческих крепостей не разнесла бы и обыкновенной каменной горушки, а это невзрачное сооружение свивает в клубок мировое пространство.
Я не хуже Ромеро знал, каковы функции Станции. Я сказал сухо:
- Поползли назад, Павел. Позовите Осиму и Камагина, а я подберусь к Петри и Орлану.
Орлан с Петри лежали в ложбинке, прорезавшей весь гребень. Я позвал их, и они спустились вниз. Там уже поджидали нас Ромеро с Осимой и Камагиным.
- Пустота! - сказал Осима. - Ни мы никого не увидели, ни нас никто не открыл.
- Впечатление такое, что Станция покинута, - подтвердил Камагин. - Я бы рискнул подобраться поближе.
Орлан втянул голову в плечи так глубоко, что она провалилась до глаз. Я заметил, что обо всем, относящемся к Станции, он говорит неохотно и кратко. В Империи разрушителей обсуждать дела на Станциях Метрики приравнивается к преступлению. Орлан не мог отделаться от многолетней боязни запретных тем.
- Я бы не рискнул, - сказал он сдержанно.
- Пойдемте в лагерь и устроим военный совет, - предложил я.
Лагерь был разбит километрах в десяти от Станции, и нам пришлось пошагать, пока мы добрались. На подходе мы увидели в воздухе крылатых сторожей: ангелы Труба взяли на себя патрулирование и выполняли с рвением свои новые обязанности.
Я ломал голову, как поступить дальше, но ничего не придумывалось. Станцию открыл Лусин, вылетавший в разведку на Громовержце. У Лусина хватило осторожности повернуть назад, чуть он завидел невысокие купола.
Все мы понимали, что осторожность его примитивна, а еще примитивней меры, вроде сторожевых постов на грунте, патрульной службы в воздухе. На этом настаивал Осима, а мне все это казалось излишним. Сооружения такой гигантской технической сложности, как эти космические заводы, меняющие структуру пространства, не могли не иметь и совершеннейших методов защиты. Любой человеческий звездолет лоцирует в миллионе километров простую тарелку или шляпу, посты наблюдения на Станции Метрики не могли быть хуже наших локаторов.
От нас не собирались защищаться, только поэтому мы не открыты. Значило ли это, что к нам относятся, как к друзьям? Может, все давно погибло на станции - нет ни живых существ, ни работоспособных автоматов? Предложение Камагина казалось мне естественным: если нас не уничтожили в десяти километрах, то не уничтожат и в десяти метрах, - разницы практически нет. Вместе с тем не считаться с сомнениями Орлана я не мог. Он единственный что-то знал о Станциях Метрики.
На совете Орлан повторил, что возражает против шествия к куполам. Он не понимает, что на Станции произошло, и потому не отдает себе отчета, что нас ожидает вблизи.
- Все может быть, - повторил он со зловещим бесстрастием.
- Еще одну разведку, адмирал? - спросил Осима. - Уже не вшестером, а посолиднее. Пошлем разведывательный отряд - невидимок или ангелов?
- Ангелов! - заволновавшись, воскликнул Труб. Он считал, что высота над планетой безраздельно принадлежит ангелам, и страдал, когда кто-нибудь из невидимок взвивался в воздух. К пегасам и драконам Труб был терпимей.
- Только невидимок! - возгласил Гиг.
Зная, что рассержу Труба, я отдал предпочтение невидимкам.
- Невидимкам проще подобраться к Станции. В конце концов это ваша военная функция, Гиг, - появляться незамеченными в любом месте.
- И сражаться в любом месте, - торжествующе добавил Гиг. - Невидимки - воины, адмирал!
- Не могли бы и мне создать временную невидимость? Я с охотой пошел бы, хоть пешим, с вами в разведку.
Гиг разъяснил, что генераторы кривизны подбираются индивидуально. К тому же у людей неудачная телесная структура. Если бы у невидимок и нашелся удобный для меня генератор, я не вынес бы мгновенного перемещения в кокон закрученного пространства: высокие неевклидовости не для людей.
- Нет так нет, - сказал я. - Как у вас, Осима?
Гиг побежал готовить своих, не интересуясь дальнейшим ходом совета. У невидимок дисциплина не на высоте. В этом отношении они уступают исполнительным головоглазам.
Осима в самоходных ящиках нашел два электромагнитных орудия, исправных и простых по конструкции. В твориле орудия создаются электрические заряды, периодически выбрасываемые наружу. Трасса выстрела превращается в летящий ток, а вокруг него возникают могучие магнитные поля.
После сборки орудий мы испытали их действие на золотой скале. Был сделан всего один выстрел, а от орудия до скалы пролегла выжженная траншея, в которой могла бы разместиться вся наша армия. А на месте скалы взвилось плазменное облачко, и долго еще на нас сыпалась золотая пыль.
- Хоть сейчас можем начать обстрел Станции, - доложил Осима. - И сооружениям ее не поздоровится!
Я понемногу начал разбираться в том, что внешнее бесстрастие Орлана имеет различные оттенки.
- Вам, кажется, не понравилось сообщение Осимы, Орлан?
Он разъяснил, что электромагнитные орудия - механизмы грозные, но, если дойдет до сражения, главной боевой силой станут головоглазы. Их перископы приспособлены к рассеканию и сжатию любых полей. Массированный гравитационный удар головоглазов даст больше эффекта, чем электромагнитный залп: орудий два, а головоглазов больше ста. Они, правда, ослабели от тягот пути, но на отдыхе быстро восстанавливают силы. Через неделю их организмы накопят полный запас боевой энергии.
- В сражение поведу их я сам, - сказал Орлан.
Дальнейший ход совета был прерван диким гамом и грохотом, разнесшимся по всему лагерю. Гиг с десятком отобранных невидимок выступил в разведку.
Я уже говорил, как меня смущала мысль, что кругом снуют незримые существа, безразлично - добрые они или злые. Но когда я слышал шум создаваемый воинственными скелетами в оптическом пространстве, я сожалел, что разрешил им снимать боевую форму.
- Мы готовы, - оказал Гиг, выстраивая перед советом свой отряд. - Все ребята с ощущалами выше средних. Прирожденные разведчики, можешь не сомневаться, адмирал! Разреши лететь, а?
Он гулко затрясся всеми сочленениями, и, словно десятикратно усиленным эхом, отряд невидимок повторил его грохотанье. Не знаю как у них было с ощущалами, но концерт они задавали мастерски.